Давай, попробуй изменить меня

Неудачные дни, когда настроение падает ниже некуда, бывают у каждого без исключения. Насколько бы жизнерадостен ты ни был, придёт время, когда все в окружении будет раздражать, а даже самые добрые слова будут вызывать сомнения и агрессию. Бывает, просто устаёшь от всего, хочется послать все и всех в Бездну и закрыться в себе, не подпуская к себе ближе, чем на пару километров. Люмин не исключение, такой сложный период затрагивал и её, но крайне редко. Всегда доброжелательная и безотказная Люмин в один момент не могла больше улыбаться, а хорошее отношение других людей походило за лицемерие и эгоизм. По сути, многие, кто просит её о чем либо — действительно эгоисты. Никто никогда не думает о самой путешественнице, лишь бы им хорошо было и на этом с них хватит. В такой период даже верная спутница вызвала неудержимые раздражение и Люмин часто срывалась на бедной Паймон, которая просто попадалась первой под горячую руку. Фея обижалась, дулась, но потом поняла и научилась определять, когда путешественница на грани срыва, стараясь в это время быть где-нибудь подальше от мечницы. Ведь неизвестно, что будет, если Люмин вдруг выйдет из себя и к какой катастрофе это приведёт. В такие моменты ей нужно было побыть одной и не подпускать к себе ни одну живую душу. На плечи Люмин свалили слишком тяжёлый груз и заставили идти с ним самостоятельно до самого конца. Мало кто хотел разделить его с ней, мало кто пытался хоть как-то помочь девушке в её настоящей цели, мало кто просто искренне интересовался ею. Настоящей Люмин, а не то, что она показывает на людях. Пока во всем Тейвате было лишь три существа, которым она хоть немного рассказала о своей судьбе, но и их видеть она не хотела. Одиночество — вот её спасение от всей мирской суеты. И если Паймон, зная, что наступит тот самый редкий случай, когда к путешественнице лучше не подходить, уже давно улетела к Нилу. У феи в каждом регионе было место, куда она с радостью летела и где всегда была рада остаться. А вот Странник о Люмин не знал. И фея его на зло не предупредила, давая очередной повод поссориться. Зная взрывной характер Сказителя и Люмин, которая говорит то, что думает — эти двое после ссоры больше видеть друг друга не захотят. Девушка могла наговорить такого, что даже самого стойкого сможет задеть. К собственному удивлению, настроение Странника было как нельзя лучше с ранним пробуждением, нельзя было сказать, что юношу тянуло на глупые поступки и бесполезные милые улыбки, которые он мог бы дарить окружающим. Он просто проснулся с ощущением того, что этот день пройдёт для него идеально, если он успеет встретиться с Люмин и напроситься на поручение, однако в прошедший день Паймон уж слишком подозрительно бросала опасливые взгляды на путешественницу, и, как не странно, молчала, хотя обычно их встречи не проходили гладко, а потом фея и вовсе куда-то пропала. Ему же было лучше. К счастью, юноше не пришлось искать путешественницу, он наткнулся на неё сразу же, стоило выйти в коридор. Правда девушка одарила его таким взглядом, что, возможно, не будь он собой, держался бы подальше от Люмин. Однако, за время их совместного путешествия, Странник хоть немного, но стал понимать путешественницу, научился различать её эмоции, стал разбираться в том, как она себя ведёт в тех или иных случаях. Не то, чтобы он намеренно наблюдал за ней, просто один раз заметил, да так в голове и осталось. В этот день, кажется, что-то определённо было не так, ведь Люмин по утрам чаще всего улыбалась, не важно, настоящая улыбка или фальшивая, но улыбка с её лица сходила редко, она всегда старалась выглядеть для всех позитивно, как бы плохо не было. Скарамучча ещё удивлялся, как это она может терпеть изо дня в день, притворяясь, играя роль, которую сама для себя придумала, ведь никто ее об этом не просил. Он помнит, какая она, когда настоящая, когда хоть немного позволяет заглянуть в себя и узнать, что она чувствует на самом деле. Их откровения на Утесе Звездолова довольно долго не давали покоя Сказителю, уж слишком устало она выглядела, уж слишком было заметно, какая тяжёлая ноша образовалась на её хрупких плечах. Странник очень надеялся, что такую Люмин видел только он и ревностно относился даже к мыслям, что девушка могла ещё с кем-то говорить так же открыто, обнажать свою душу, искренне смеяться, как с ним в ту ночь. — О, ты все ещё здесь? — неожиданный вопрос вогнал брюнета в ступор, он не сразу понял сути. — Ч-чего? — Настройки сбились, со слухом стало не в порядке? Нет, я, конечно, знала, что ты других слышать и слушать не хочешь, но не до такой же степени, чтобы не понимать прямого обращения к тебе? — То, с какой злостью и пустым взглядом девушка произнесла, заставило Скарамуччу вздрогнуть. Это словно была не Люмин вовсе. Девушка, которую он знает, такого тона не позволила бы себе, разве что нужно было постараться и вывести из себя, но на это он способен лишь наполовину. — Не понимаю Нахиду, почему именно я должна выступать в роли твоей няньки, ведь ты порой настолько несносен, что хочется стереть с тебя эту наглую ухмылку и забыть страшным сном. Что ты, что Паймон, каждый день маячите перед глазами, я уже устала. Она постоянно треплет мне нервы из-за тебя раз по десять на день, и нет бы ты просто молчал в ответ на её детский лепет, так обязательно нужно отвечать, — девушка закатила глаза. Явно что-то не так. — Всё сказала? — Не то, чтобы ему было обидно, он действительно ведёт себя не как примерный мальчик, но ему казалось, что Люмин давно привыкла, раз не вышвырнула ещё в первый день. — Нет. Конечно нет, века не хватит, чтобы сказать, насколько ты невыносим... Хотя, к чему это я, такой бездушной кукле, как ты, не понять живого человека. Ни души, ни сердца, ничего, что бы делало тебя живым, — девушка едко усмехается. Раньше Скарамучча не обращал внимание на что-то такое, да и к чему было реагировать на такую глупую провокацию? Ему было все равно, он был слишком высоко, чтобы обращать внимания на жалкие попытки вывести на эмоции, но почему-то её слова что-то тронули в нем. Нет, не так. От её слов стало слишком больно, ведь ей он доверял, думал, что она понимающе к нему относится, считал, что она достойна того, чтобы видеть его настоящим. — А теперь все сказала? — Голос прозвучал холодно, но в танзанитовых глазах горел огонь. Да что эта девчонка о себе возомнила? К счастью, он не ребёнок, чтобы вестись на такие жалкие провокации и бежать в слезах от обиды. Да, её слова задели Сказителя. Да, ему неприятно, что именно Люмин говорит ему такое. Да, он не уйдёт, оставив её в таком состоянии. То, что она скрывает за злостью, за колкими словами — он видел. Усталость в её глазах, намеренная грубость, лишь бы оттолкнуть, лишь бы остаться одной. Он сам был таким же, ведь не хотел, чтобы видели его слабым. — Я ведь сказала, что и века не... — Я ещё раз повторяю, все сказала? — Он делает резкий шаг вперёд и Люмин в испуге ступает назад, однако не успевает озвучить то, что хотела, как оказывается в крепких объятиях. — А теперь плачь, — он прижимает её к себе, носом утыкаясь в пшеничные волосы, пахнущие цветами. — Отпусти, мне этого не нужно! — Отрицание. Девушка пытается вырваться, но явно не прикладывает всю силу иначе он давно бы уже отлетел. Но юноше приходится держать крепко, он не позволит ей сейчас уйти. — Слушай, ты...! — Гнев. Кажется, ругаться Люмин за всю жизнь только и училась, и пусть половины он и не понял, но звучало грубо и угрожающе. — Я... Она больше ничего не произносит, замолкает, не двигается, ему даже кажется, что она дышать перестала. Раздаётся первый всхлип и её плечи вздрагивают. Скарамучча ослабляет хватку, но не отпускает её, продолжая прижимать к себе. Зарывается пальцами в светлых волосах, поглаживая и слушая, как все чаще звучат всхлипы, как сильнее подрагивают её плечи. Всегда быть сильным невозможно, у каждого есть свой предел, и Люмин только что его достигла. В такие моменты остаться одной — было лучшим решением, чтобы привести себя в порядок, чтобы не показаться всем слабой и беспомощной, ведь она герой, а герои не должны быть слабыми. Может она была не права, может слишком перестаралась, когда выстраивала свой образ, который будет нравится всем. Устала. Как же она устала от всего, что её окружает. Она так тщательно пыталась все скрыть, так яро отталкивала от себя, лишь бы не показать то, что чувствует. В какой-то момент они оказались на полу. Странник укачивал её на руках, словно ребёнка, пока Люмин продолжала лить слезы и, кажется, одежда Странника уже вся промокла. Он молчал. Просто молчал и ничего не говорил. Не пытался читать морали, не пытался давать наставления, не осуждал, а просто молчал. И, кажется, именно этого молчаливо присутствия ей не хватало, ведь в свой тяжёлый период она не одна и от этого на сердце становилась все легче и легче, и дышать стало сразу как-то свободнее... Юноша продолжал гладить Люмин то по спине, то по голове, не отпуская от себя ни на секунду. В какой-то момент её дыхание стало спокойным и равномерным. Она наконец-то уснула.

***

По пробуждении его ждала удивительная картина. — Прости меня, — тихо говорит она, когда он открывает дверь, запуская к себе в комнату. Немного лохматая, с покрасневшими глазами, в одних шортах да топе, перед ним предстала Люмин. Выглядела она ещё немного уставшей, но не удивительно, после такой истерики, однако глаза её были так чисты и светились золотом, что он понял — все сработало, как нужно. — Не слышу, у меня же со слухом не все в порядке, — едко комментирует он, ухмыляясь. Пришла его очередь ехидничать. — Повторишь? — Прости меня! — Более громко говорит девушка, смотря прямо на Сказителя. Её глаза горят золотым светом. Это...завораживало. — Я же бездушная и бессердечная кукла, куда мне до прощения и эмоций живых людей, я не знаю, что это такое, — снова колко говорит он и Люмин краснеет ещё больше. То ли от злости, то ли от стыда за собственные слова, но продолжает упрямо смотреть на него. — Один поцелуй — и я прощу тебя, или такая бездушная кукла, как я, не заслуживает такого снисхождения от великой и неповторимой путешественницы? Конечно же, все было шуткой и он не имел ввиду то, что хотел на самом деле. Сказитель подумал, что Люмин как всегда не воспримет все в серьёзе и найдёт способ отказаться. Наблюдать за тем, как она ещё больше краснеет и как блестят её золотые глаза от негодования — было тем ещё развлечением. — Но разве это не то, ну...это же настолько личное... — А разве мы уже не на этом "личном" уровне? Не хочешь, как хочешь, — он лукавил; отвернулся, скрестил руки на груди и закрыл глаза. Дразнить Люмин — то ещё удовольствие, ведь теперь между ними, казалось бы, больше нет никаких границ. Уж что, а последующих действий он никак не не ожидал. Его резко схватили за плечо и повернули всем корпусом, он едва успел открыть глаза, как Люмин коснулась его щёк обеими ладонями, соприкасаясь губами с его. Он опешил и едва ли до него дошло, что именно произошло, как Люмин уже отстранилась, убирая руки. — А теперь? — Спрашивает она, но он совсем не понимает, о чем, как и сам вопрос. Девушка делает пару шагов назад. Она его поцеловала. Люмин. Его. Медленно, он касается пальцами своих губ. Убирая, смотрит на них, будто должен что-то увидеть. Языком проводит по своим губам, вперев взгляд в раз покрасневшую путешественницу. Сладко. — Эй, ты о... Нет, Люмин не успевает озвучить то, что хотела. Странник, подобно самому быстрому ветру, оказывается рядом с ней, впиваясь в губы новым поцелуем. Ему было мало. Слишком мало, чтобы её распробовать. Юноша закрывает глаза, располагая одну руку на тонкой талии, а вторую — на щеке, большим пальцем так нежно поглаживая мягкую светлую кожу. Он делает шаг назад, она следует за ним, и так до тех пор, пока они не достигают кровати. Сказитель садится, утягивая за собой и Люмин, при этом продолжает целовать. Жадно, напористо, без всякой нежности он сминал её губы, пока руки девушки блуждали по груди, вызывая мурашки по всему телу. Казалось бы, простое прикосновение, кожа к коже, но сколько эмоций это вызвало — словами не передать. Ему хотелось ещё и ещё, не отпускать её до конца своей жизни, целовать каждый день и быть тем, кому её поцелуи будут доставаться. Она только его. Он слишком жаден и если сейчас не остановится, то потом с ним проблем не оберутся. Скарамучча ненадолго отстраняется, пытаясь выровнять дыхание и позволяя Люмин немного отдохнуть. Юноша смотрит в её полуприкрытые золотые глаза, отмечая, что она явно не против. Ещё раз целует, в этот раз нежнее сминая податливые пухлые губы, проводит по ним языком, углубляя поцелуй, не находя и капли сопротивления. Как же ему сейчас хорошо. Он все не мог ею насытиться, продолжая целовать до тех пор, пока Люмин слегка не давит на грудь, будто отталкивает. Девушка испытывала волнение, что обжигающе растеклось по венам, подобно лаве. От тяжело дыхания грудь высоко вздымалась, что не могло не привлечь внимание бывшего предвестника. Правда, он почти сразу же отвёл взгляд в смущении. — А теперь? — М? Сквозь затуманенное сознание он не сразу осознает, что обращаются к нему. Для него произошедшее — подобно сну. — Ты простил меня? Юноша делает вид, что задумывается, а потом отрицательно качает головой. — Нет, ещё пару раз... — Он улыбается и ловит возмущенный взгляд её глаз. Но как бы девушка не хмурилась, послушно тянется к его губам, невесомо касаясь их. — Ты невыносим. — Стараюсь, — шепчет ей в губы, оставляя ещё один поцелуй. — Ты тоже, — ещё поцелуй. — Невыносима, — ладонью гладит щеку, не отводя взгляд от губ, а затем лбом прижимается к её лбу. — Эй, ты ведь понимаешь, что я теперь тебя не отпущу?