Давай, попробуй изменить меня

«Я люблю тебя.» Он слишком просто сказал это ей, слишком просто признал это для себя, но после этих слов стало легко на душе. И все же, ощущение, что все идет неправильно, что все должно быть по-другому не покидало его. Для него любовь всегда была лишь сущей глупостью, чем-то, что он никогда не получит и не отдаст в ответ. Для куклы вроде него, жившей сотни лет одной лишь ненавистью и жаждой мести — все, в данный момент, казалось слишком нереальным, прекрасным сладким сном, сказкой, но никак не реальностью. Разве может он быть счастливым? Разрешено ли ему то, что он сейчас делает, что чувствует? — Скара, — прохладная ладонь скользит по его щеке, и он вздрагивает. — Не думай ни о чем, — Люмин оставляет невесомый поцелуй на губах юноши, обнимая за шею. Всем своим телом прижимается к нему, вовлекая в еще более глубокий поцелуй. Он перестает походить на статую и отвечает на поцелуй , проникая в мягкость ее рта, исследуя языком каждый желанный миллиметр. Да, не время отвлекаться. Время дать волю тому, что пожирало его изнутри, толкая на несвойственные ему поступки, слова и действия. Время наконец-то узнать, что значит быть любимым и что значит любить самому. С приходом Люмин его жизнь разделилась на «до» и «после», и он безмерно благодарен Дендро Архонту, что позволила жить, дала шанс на счастливое будущее, дала возможность понять, что он кому-то нужен, что и его могут полюбить, несмотря на все грехи совершенные в прошлом. Он благодарен миру, что в его жизни появилась эта несносная упрямая звездочка, которая словно свалилась с небосвода ему в руки. Страннику кажется, что ее он не заслужил, если только в качестве наказания... — Я люблю тебя, — шепчет Люмин и от каждого признания внутри что-то горит, каждые ее слова любви выбивают весь кислород из легких. — Ты сошла с ума, раз полюбила такого, как я. Я утяну тебя на дно. — Если в Бездну, то только вместе, — и глаза сияют такой уверенностью, что впору дивиться: глупа ли она, иль слишком отважна? В этом вся ее суть — помогать всем, кто в помощи нуждается, отдаваясь без остатка. А он нуждался в ней. Скарамучча делает шаг вперёд, Люмин ступает назад, пока не натыкается ягодицами в тумбу. Сказитель целует в этот раз мягко, однако руки его скользят по талии уверенно, очерчивая привлекательные изгибы тела. Девушка несильно прикусила его губу, стоило скользнуть ладонями под черный топ. Наглец. Он усмехнулся в поцелуй, получив еще один слабый протестующий укус. Ему хотелось быть ближе, ощущать кожей ее кожу, касаться везде, где только можно и где раньше было запрещено. Девушка в ответ обнимает за шею, не давая выбраться из плена ее губ, отвечает на поцелуй со всей страстью, лишает их обоих кислорода до головокружения, но отстраняться не хочет, не желает упускать момент. Чувствует, как его ладони скользнули ниже, к бёдрам, затем снова на талию. Он приподнял ее, усаживая на небольшую тумбу; ногами Люмин обхватила стройную талию Сказителя, не позволяя тому больше отстраниться и на сантиметр. Ее маленькие ладошки сжали плечи, потянув на себя. Он соврет, если скажет, что давно вожделел ее тело, наверное, эти мысли стали возникать у него после случая у озера. Раньше он не интересовался этой стороной человеческих страстей, ему было совершенно не интересно удовлетворять свои желания таким способом, считая недостойным и грязным. Но он ошибался. Во многом раньше ошибался, многое упускал и терял столько интересных возможностей. И все же, сделать это в первый раз именно с ней...вызывало какой-то странный трепет внутри. Но самое восхитительное было то, что она ему доверяла, что и показывала на данный момент. Юноша упускает тот момент, когда маленькие девичьи ладошки проникают под одежду, оглаживая живот, поднимаясь выше до крепкой груди и снова опускаясь. Места, где касались ее руки горят, кровь в венах вскипает от их близости, от осознания, что сейчас они пересекут ту грань, и между ними больше не останется барьеров, которые хоть как-то еще могли сдержать их. Поздно отступать. Граница стерта. Юноша подхватывает девушку под бедра и ступает назад, в спальню, спиной толкая дверь. Он не разрывает поцелуй, его глаза полузакрыты. Когда девичьи руки в очередной раз прошлись по животу, Странник издал тихий стон. Кажется, сейчас все его тело — один сплошной нерв, которой с удовольствием откликается на каждое прикосновение Люмин. — Я хочу тебя, — шепчет Люмин ему в губы. У нее перед глазами все плывет от нахлынувшей страсти, свет в комнате кажется приглушенным, но путешественнице сейчас было не до обстановки в помещении. Все её внимание сосредоточено лишь на красивом лице Странника, на его потемневших глазах, напоминавших грозовое небо, на его руках, что так смело касались нежной кожи бедер, сжимая до ярких отметин. А как он хочет ее... Всю, без остатка, но сказать не может, не привык к громким словам, предпочитая им действия. Она казалась восхитительно податливой, отвечала на каждую ласку, и Скарамучча просто не мог не думать о том, что желает спрятать это сокровище от всех, уберечь от невзгод и печали. Люмин подарила ему новый смысл жизни — сама стала им. Скарамучча помнил, как Люмин ценила свободу, но со своими собственническими наклонностями никак не мог бороться. Он не хотел, чтобы кто-то еще касался девушки так, как касается он, чтобы видели ее такую, какую он видит сейчас. Поздно отступать, момент упущен с тех самых пор, как они были вынуждены жить под одной крышей. Этого ли хотела Нахида, когда отправляла Странника на попечение к путешественнице? Такой ли исход в итоге видела? Таким ли образом хотела показать ему, что он от человека совсем не отличается? Странник аккуратно опускает Люмин на кровать, разрывая поцелуй; попутно развязывает пояс на шортах, а затем стягивает тонкую черную тунику, оставаясь по пояс нагим. Из-под полуприкрытых век девушка смотрит на него, отмечая, что на теле не было ни шрамов, ни родинок, лишь татуировки, линии которых она очертила, проводя кончиками пальцев. Однако, ее руки быстро остановили, заведя за голову и крепко держа за запястье. На его лице царила безмятежность, но горящие глаза говорили о всем его желании, как и торопливые действия. Поцелуи становились все глубже, несдержаннее, а свободной рукой юноша бесстыдно скользил по животу, поднимаясь все выше, задирая черный топ, обнажая небольшую грудь. Люмин вздрогнула, когда прохладные пальцы коснулись соска, ей отчего-то было стыдно, но она старалась отогнать лишние эмоции на задний план, отдаваясь во власть страсти и желания наконец-то почувствовать его внутри себя, унять изнывающий снизу живот. Он оставляет в покое ее губы, переключая внимание на тонкую шею, на которой пару мгновений спустя уже расцвела первая красная отметина. Не обделяет вниманием и выпирающие ключицы, оставляя на них не сильный, но ощутимый укус. Всегда ли было в комнате так невыносимо жарко? Все тело будто горело, а каждое прикосновение Странника ощущалось слишком четко. Затуманенный разум уже не был способен на здравые мысли, Люмин не могла больше думать о чем-то, кроме этих невыносимо трепетных губ, что оставляли отметины на ее шее, кроме этих рук, что так осторожно ласкали грудь. Сказитель ненадолго отстраняется, отпуская руки путешественницы; садится, чтобы восстановить сбившееся дыхание, унять невыносимый жар во всем теле, хоть немного успокоить безудержный поток мыслей. Он взглянул на нее, словив молящий о продолжении взгляд потемневших золотых глаз. Довольно усмехнулся, заметив проявляющиеся следы на шее от его поцелуев. Она принадлежит ему. Только ему. Поздно отступать, Люмин должна понимать, с кем связалась и что теперь эту связь никто не разорвет, никто не посмеет встать между ними. Никто. Он сглатывает, едва ли сохраняя здравый рассудок. Это люди называют страстью? Если да, то ему нравится. Кладет руки ей на талию, ведет выше, к груди, несильно сжимая в меру упругие полушария. Ему интересно изучить каждую клеточку ее тела, интересно увидеть реакцию на каждое его прикосновение. Люмин приходится немного подняться, чтобы избавиться от мешающего черного топа. Странник склоняется к ней, целует уже припухшие губы, нагло проникая в рот языком. Девушка же не знает, куда ей деть руки. То зароется в темные волосы, то гладит торс, следуя линиям светло-голубого тату. Как же ей было хорошо, настолько, что мысли о том, что их могут услышать, ушли уже даже на третий план. Мягкими поцелуями юноша спускается от губ к шее, затем к груди, задевая сосок, несильно прикусывая. Правда этого, казалось бы, невинного действа хватило, чтобы Люмин вздрогнула всем телом, закрыв себе рот ладонью, сдерживая рвущийся на волю стон. Юноша усмехнулся, довольный результатом; проделал то же самое с другой грудью, получив мгновенный отклик. Ладонь девушки зарылась в темных волосах, потянув те назад. — Не нравится? — Неужели у него был такой хриплый голос? Люмин не отвечает. Язык не слушается, да и Странник не дает ответить, возвращаясь к искусной ласке. Поцелуями спускается к низу живота и в последний раз смотрит ей в глаза, убеждаясь, что она действительно не против, что готова упасть с ним в бездну, готова принять его без остатка и принадлежать лишь ему. Люмин понимала, на что шла. И была не против. Странник видит в ее глазах ответ и спешит вернуться к тому, на чем остановился. Отступать некуда. Ни ему. Ни ей. Дорога только вперед, пути назад нет. С ее позволения стягивает белые шорты, убирая куда-то на край кровати. Перемещает руки на девичьи бедра, заставляя раздвинуть ноги в стороны. Люмин понимала, что сейчас должно было произойти; ей было стыдно и она хотела остановить... Но с ее губ срывается громкий стон, стоило Страннику сделать первое движение языком. — Ст.. Не нуж-а-ах, — вторая попытка терпит неудачу и тело будто пронзает током, когда он повторяет действие. Люмин кажется, что все ее тело сейчас сплошной нерв, содрогающийся от каждого движения языком. Для нее это было слишком пошло, слишком смело, неожиданно, однако сил и желания протестовать не было. Ладони юноши смещаются под колени, сжимая их так сильно, что невозможно было сдвинуть и на пару сантиметров. Он настойчиво проникает глубже; Люмин стонет громче, поджимая пальцы на ногах, комкая простыни руками. Пик удовольствия уже вот-вот должен был накрыть ее с головой, но в самый последний момент юноша отстраняется, чем вызывает недовольный стон. Дыхание тяжелое у обоих, желание наконец-то довести все до конца еще не исчезло, и Люмин отчетливо чувствует его возбуждения у своего бедра. Сдержанный стон разлетается по комнате, когда Странник наконец-то входит. От неожиданности Люмин выгибается в спине, сказав что-то, но не понимает, что именно; протяжно и бесстыдно стонет. Он роняет голову ей на плечо, упираясь лбом, пытается свыкнуться с необычным чувством, сдерживает себя, чтобы не застонать в голос. Ему было хорошо. Чертовски хорошо ощущать, как сильно она его сжимает, как тесно оказалось внутри нее. Юноша делает пробное движение, и весь воздух вышибает из груди. Слишком узко, слишком чувственно, слишком горячо. Он сам от себя не ожидал такого страстного отклика. Ее тело было как никогда податливым, принимало его без остатка, отзывалось на каждый толчок легким подрагиванием. Он переплетает их пальцы, целует приоткрытые уста со всей страстью, лишая и так сбитого дыхания. Люмин обнимает ногами его талию, смело подаваясь вперед, в такт его движениям. Из них двоих сейчас ведет он и мечница не смеет не повиноваться, не смеет даже думать о том, чтобы он остановился. Движения становились все быстрее, его дыхание участилось, ему едва ли удавалось сдержать себя, лишь бы не стонать так же бесстыдно громко, как Люмин. Она принадлежит ему. Только ему и никто не посмеет позариться на его сокровище. В какой-то момент она сжимает его слишком сильно, что двигаться становится не просто, дышать слишком тяжело. Он не сдержался, простонал ее имя громко, протяжно, мысленно проклиная все на свете. Слишком хорошо, слишком ослабло его тело. Движение, еще одно. В один момент Люмин, кажется перестает дышать, резко вскинув бедра вверх. Он отпускает ее руки и она сразу же хватается за его плечи, оставляя красные росчерки на бледной коже. Все внутри нее словно загорелось яркой вспышкой столь желаемого удовольствия, она издает последний сдавленный стон, который Странник заглушает поцелуем, кое-как удержавшись на в раз ослабевших руках. Тело Люмин пару секунд содрогается от накрывшего ее оргазма. Лишь спустя некоторое время она расслабляется, дыша все еще тяжело и шумно. Он вышел из нее, позволив наконец-то расслабиться, поддаться лености и патоке, что растеклись по его телу от долгожданного окончания. Скарамучча ложится рядом, утыкаясь куда-то в шею девушке, переплетая их ноги и обнимая за талию. Люмин же улыбнулась, зарывшись руками в темные слегка влажные волосы. Они молчат еще некоторое время. Никто не спешит обсуждать произошедшее, да и не нужно было. Их тела сказали все за них, не нужно было лишних слов. Но было одно, что ее беспокоило. — Ты довольно опытен. Скарамучча лениво поднимает голову, хмыкает чему-то, но отвечает: — Просто ты читаешь странные книги. Люмин почти сразу же вспоминает Лизу, которая решила помочь путешественнице обставить библиотеку и добавила на книжные полки пару книг от себя, приговаривая: “они точно тебе пригодятся, Милашка. Такой красивой девушке, как ты, необходимо много знать„. Тогда, краснея и дико смущаясь Люмин прочитала лишь половину, а затем спрятала несчастные книги так глубоко, что даже Паймон их не нашла бы. — Мне их подарили, — краснея, отвечает Люмин. Надо было все-таки ей их сжечь. Девушка ерзает, пытаясь выбить себе хоть каплю свободы, но явно делает только хуже: хватка на талии становится сильнее, а дыхание у уха громче. — Прекрати так бездумно двигаться, женщина! — Он был взволнован, смущен и явно повторно возбужден. Ее нагое тело ощущалось слишком отчетливо. Странник привстает, опираясь на руки и возмущенно смотрит на развеселившуюся мечницу под ним. Правда, веселье словно ветром сдуло, когда она подается чуть вперед, целуя Сказителя. Кажется, он забыл, что хотел сказать. Вся неловкость исчезла сразу же, стоило ему ответить на поцелуй. Ее руки плавно скользнули по мужской груди, плечам, животу... — Ты с ума меня сводишь, — он смотрит ей в глаза и готов клясться, что в омутах золота этих невозможных глаз он утонет. — Я люблю тебя. Девушка загадочно улыбается, утягивая юношу в очередной глубокий поцелуй. У них много времени. И абсолютно все равно, что сегодня им нужно было на поручения, что малышка Паймон могла их услышать... Все равно, даже если весь мир пойдет против них, они будут вместе.