Мне сказали, тут будет торт

Рассказ Брэдбери они в итоге дочитали. Правда, заняло это неделю. Саша шевелит губами, пытаясь зеркалить Костю. - «Часы продолжали тикать и твердили, твердили своё в пустоту…» - размеренно проговаривает библиотекарь. - Ча-сы… - бормочет Саша задумчиво, - мне кажется, у меня ничего не получается. - Вам кажется, - мягко осаживает его Пушкин. Раковских отворачивается, обхватывая себя руками. У Кости возникает ощущение, что эта, по сути, невинная фраза сильно резанула маленького читателя. Парень сидит ещё так с минуту, дуется, а потом вдруг вскакивает, пододвигает высокий стул и буквально зарывается в грудь библиотекаря, глухо рыдая. - Саш, - худая рука растерянно поглаживает волосы, - я думаю, нам нужно, как минимум, переместиться. Возможно, помещение кофейни не располагает к обучению. Раковских поднимает глаза, смотрит как-то ошарашенно-радостно и тут же кривится. - У меня ничего не получается, - говорит он с непогрешимой уверенностью, - вы со мной занимаетесь, просто потому что хотите, чтобы кто-то сидел с вами рядом. Пушкин обмозговывает полученную информацию. Ему очень не хочется жалеть Сашу, жалеть в плохом смысле. Но он до неприличия сильно хочет помочь маленькому читателю. Своему маленькому читателю. Насколько громко Раковских сейчас заплачет, если Пушкин скажет: «Вы не правы»? - Саш, - имя горчит на языке, - я хочу предложить позаниматься дома. У Вас. Вы ведь…должны где-то жить? - Вам там не понравится, - мотает головой длинноволосый, - нет, сестра помогает прибираться и платить за…Как их…Коммуные услуги? Но там неуютно. Я поэтому сюда и хожу. - Хотите, я принесу плед? – неожиданно предлагает Пушкин, - просто не знаю, что у вас ассоциируется с уютом. - Клетка! – радостно вскрикивает тот. - Простите? - Ваши рубашки в клетку! А плед ведь…такой же? - Ну не прям такой же, но что-то есть, - библиотекарь тепло улыбается, - Саш, не надо комкать салфетку, она не для этого, - он осторожно берёт бумажное подобие шара из его разжатой ладони, привлекает к себе и тщательно промакивает уголки глаз. - Я красивый? Вопрос немного оглушает. Костя смотрит на всё ещё как будто залитое закатным заревом лицо, искусанные губы, волосы, лежащие рваными неаккуратными волнами, влажные, испуганные потемневшие глаза, в которых мерцает зелёный огонёк. «Конечно да. Саша, Вы впитали в себя всю красоту этого мира». - Да. Пойдёмте, пожалуйста…Дорогой. Костина смена заканчивается в девять и на пост заступает ночной библиотекарь, как будто сошедший с полотен Поля Гогена. Ещё и кофе варит на полставки. Пушкин ожидает увидеть в сашиной резиденции что угодно, но, веря, что место красит человека, предварительно успокаивается. Парень торжественно ведёт его за руку до самой двери, не выпуская ладонь даже в лифте. - Вот здесь я и живу, - Саша задумчиво оглядывает потускневшие обои, завешанные картинами из соломы и лака. На покачивающейся лампе сиротливо висит искусственный подсолнух. Стеклянный буфет завален книгами. Пушкину кажется, что такой интерьер вполне себе подойдёт для какого-нибудь антикафе, а маленький читатель, сидящий сейчас на тахте, ассоциируется с каким-нибудь массовиком-затейником, который мог бы проводить там вечера и угощать гостей сахарным печеньем на топлёном молоке. - Хорошо тут, - подмечает Пушкин и лезет в рюкзак, чтобы достать свёрнутый в несколько погибелей плед. Саша, кокетка этакая, сразу делает вид, что ему холодно, дёргая якобы продрогшими плечами. - Накинуть? – уточняет библиотекарь. Раковских думает всего одну мысль, но очень напряжённо. Не знает, выдать её на-гора или нет. Но в такой атмосфере особо не позанимаешься. Вяло улыбается и вдруг кидает: - Заверните. - Что-что? - Ну, как шаурму заворачивают, видели? А я чем хуже. - Я ничего не понимаю, Саш. Честно. Мило гневаясь, Раковских плюхается на острые костины колени. Кот, не иначе. Смотрит как на дурака, а потом закутывает сам себя в плед. - Покачаете меня? Голодные потерянные глаза смотрят с надеждой.