За день до...
РАКАНА (Бывшая ОЛЛАРИЯ)
400 год К. С. 16-й день Зимних Скал, ближе к полудню
Сердитый Дикон шёл галереей. И никого не волновало, что вместо этого ему хотелось спуститься в зал и утянуть оттуда монсеньора, свалив на него все свои проблемы. Спустишься тут. Поговоришь. Не дадут. Пристанут и не отцепятся. Потому и приходилось почти бежать, проигнорировав очередного (а кто это был-то?) соисканта внимания новоназначенного цивильного коменданта. Хорошо было с эром... монсеньором, поправился Ричард. Эр — это ворон. Эр Рокэ. А его эр — это монсеньор Рокэ. Не перепутать при встрече, иначе Ричард... Воспоминание о вепрёнке, который вместе с вороном, с самым настоящим вороном, приходили в особняк на улице Мимоз, сперва вызвало улыбку, но потом свалились и не просто горестью, а самой чёрной хандрой. Твёрдой и незыблемой, как гора на гербе. Окделл остановился, сам удивившись такому сравнению. Постоял, похлопал глазами, потер пальцами лоб и переносицу, вздохнул и медленно поплёлся встречать кардинала Левия. Встретил наверху лестницы, рассеяно поприветствовал и едва не прошёл мимо, но вовремя опомнился, резко развернулся, удержавшись на самом краю ступеньки. — Вы несколько рассеянны, герцог Окделл, — недоумённо произнёс кардинал, — на лестнице это чревато падением. Ричард тепло улыбнулся низенькому, даже мельче Карваля (вчера этот тип всё спрашивал о делах и вассалах Ричарда, словно они друзья или равные), священнику: — Не стоит беспокоиться, Ваше Высокопреосвященство, я вырос в горах, — Ричард улыбнулся ещё шире. — Я так счастлив вас видеть. — Я вижу это, — столь же тепло улыбнулся в ответ кардинал Левий, поправляя символ ордена Милосердия, эмалевого голубя. — И вновь убеждаюсь, сколь был прав преосвященный Оноре в своём предположении, что герцог Окделл не умеет скрывать своих чувств. — А?.. Во время всего пути в Олларию герцогу Окделлу приходилось общаться с Левием, но он ни разу не вспоминал о епископе Оноре. Да и как преосвященный мог говорить с Левием, когда Оноре был убит, не успев добраться до Агариса? — Мы с епископом принадлежали к одному ордену, — пояснил невысокий кардинал. Левий редко не смотрел в глаза собеседнику. Дик полагал, подобная привычка возникла из-за невысокого роста эсператистского священника, Эстебан спорил, но признавал, эсператист не достанет Ричарду даже до подбородка. — Я был против его талигойского визита, но преосвященный вполне мог позаимствовать девиз Окделлов, он поехал и погиб. К счастью, один из спутников Его Преосвященства уцелел, и я его расспросил. Молодой человек не очень умен, но память у него хорошая. — И он сможет опознать напавших на преосвященного Оноре? — обрадовался Дикон. — Вы поэтому и пришли? Как же это хорошо, что вы здесь! Ему захотелось в радостном порыве обнять кардинала. Есть свидетель. Свидетель, который докажет, что его эр невиновен. И эра Рокэ отпустят! — Я могу чем-то помочь, отвести вас к гуэцию, к обвинителю, к Аль... Тут юный герцог вспомнил вчерашнюю беседу и замолчал. Знал бы, заранее спросил совет у Хуана, у него же филин, которого даже ворон Рокэ уважает и Ричард, или с Эстебаном поговорил. Окделл вздохнул и постарался разобраться сам. Вчера. Вчера он мельком из-за плеча анакса смог заглянут в список свидетелей обвинения. Кто же там был, вспоминал список Ричард: «Графиня Дженнифер Рокслей, граф Август Штанцлер, советник Маркос Гамбрин, казарон Бурраз-ло-Ваухсар из рода Гурпотай, барон Глан, барон Вускерд, барон Капуль-Гизайль, теньент Артюр Рюшен, капрал Джереми Бич, Фердинанд Оллар, Раймон Салиган и...» Было ещё несколько имен, но имени уцелевшего спутника спутника святого Оноре не было. А потом супрем спросил про Джереми. Джереми... Бич (и это не принимая во внимание ложь этого человека о спасении им Дикона, словно тот не знал, кто на самом деле спас его в первый выходной на службе у Первого маршала Талига!), присягнул на верность ему, герцогу Окделлу, а после попытался предать, когда узнал, что Ричард не желает отказываться от своей клятвы монсеньору — хорошо, что кэналлийцы были рядом. И он был прав, когда взял их в городскую стражу. Правда, пришлось, как и в Агарисе, выдать их потомками эсператистов, проповедовавших в Багряных землях, сбежавшими от проклятых язычников. Дик отдал одному их них свою семилучевую эсперу и найденную в библиотеке Алвы (Хуан сказал, что эр-монсеньор не рассердится) Эсператию на старогальтарском. Значит, никто не сможет уличить во лжи, а обман не считается грехом, в отличие от клеветы. А на Алву КЛЕВЕЩУТ! Вздохнув, Ричард вернулся к разговору. — Я не собирался приезжать на суд, — пояснял Левий. — Герцог Алва — олларианец, и не мне судить его, но до меня дошло, что здесь прозвучит правда об Октавианской ночи и гибели Оноре. Мой долг — при сем присутствовать. — Но вам не подготовили соответствующего места, — растерялся Дикон. Понимание, что Его Высокопреосвященство пришёл не ради установления справедливости, огорчало. Кардинал, по-своему расценив слова Ричарда, поспешил того успокоить: — Не стоит переживать, я сяду среди ординаров, ведь по меркам Эрнани Святого я и есть агарийский ординар. — Есть более удобные свободные места в посольском ряду, я могу проводить, — обрадовался попытке оказаться ближе к монсеньору и, возможно, поговорить Дикон. — Я не посол, — покачал головой Левий. — Приняв сан кардинала Талигойского и Бергмаркского, я обрел новое отечество. Послы думают о выгоде своих держав, а не о бедах и радостях талигойской. Мне среди них не место, но вас ищет ваш офицер… «Ищет». Нашёл уже и ждёт, окончания беседы с кардиналом. — Прошу меня простить, я должен проследить за порядком. — Надеюсь, вам удастся его сохранить, — наклонил седую голову Левий. — Когда люди становятся толпой, они преступают заветы Создателя, заповедовавшего милосердие и сострадание. Дикон смотрел, на улыбку низкорослого священника, в ней явно проступало что-то недоброе. Оноре, о котором вспомнил кардинал Талигойский, и смотрел, и говорил иначе. Жаль, кардиналом стал не он, а Левий, чьи слова показались колкими и обидными. — Второй Доры не будет, — отрезал Ричард, — и второй Октавианской ночи тоже. Ваше Высокопреосвященство может не беспокоиться. Легко сказать, а попробуй сделай. Теньент передал пожелание Альдо срочно увидеть Ричарда. Увидел. Хмурый герцог Окделл стоял в кабинете анакса и пытался вникнуть в содержание одного из двух совершенно одинаковых писем от Инголса, адвоката Алвы. Вникнуть не получалась, он путался в цифрах и заумных терминах, отсылках к кодексам, неизвестных Дику. Отвлекал Альдо, требовал от Кракла и Вускерда объявить о задержке заседания, но так чтобы никто из зрителей не покинул Гербовый зал, терпеливо ожидая продолжения фарса. Супрем попробовал пояснить, что ожидал от адвоката ссылок на разницу между кодексами, гуэций рассказывал, как пытался говорить об этом с Эпине, но Та-Ракана (а удачно обозвал Суза-Муза, удачно!) убедить в его неправоте было нереально. — Но как мне объяснить причину задержки? — растерялся экстерриор, в недоумении глядя на своего сюзерена. — Дипломаты могут не понять... Но глотку Вускерду зажал приказ идти и объявить о небольшой задержке. — А вы скажите так, чтобы поняли. — Альдо сдерживался из последних сил. — Вы экстерриор или конюх? Упомянутый Краклом Эпинэ дочитал письмо и посмотрел на своего короля. — Вам ясно? — негодовал Не-Ракан. — Оказывается, и клятвы судей недостаточно, и наше личное вмешательство требуется, и дело нуждается в дорасследовании и обязательно с присутствием представителей всех стран Золотого Договора и кардинала Левия. Попавший под недовольный взгляд сюзерена прокурор попытался успокоить Альдо: — Адвокат ничего не оспаривает по существу дела, Ваше Величество, — пояснял своему королю Феншо, — Инголс всего лишь пытается затянуть процесс. Но обвиняемый и в самом деле повинен в смерти родственников судей, опровергнуть этот довод не получится. Взгляд анакса добрым явно не был. — Мы уже слышали это, — довольно сурово произнёс Не-Ракан и обернулся к Окделлу. — Что скажешь? — обратился он к Ричарду. Дикон иного, кроме «Нельзя держать эра Рокэ в Багерлее», сказать не мог, вдохнул и промолчал, зато Робер предложил перенести суд. Дик снова вздохнул и пожалел, что никак не выйдет и заикнуться о возможности отменить суд, а эра-монсеньора выпустить. Ракан-не-Ракан на предложение отложить суд разозлился, правда, при чём здесь умение держать или не держать слова и ... ЧТО? — И ведь как исхитрился! Обвинение до последнего держали в тайне, а он с другой стороны зашел. Хорошо, Эпинэ отреагировал быстрее Окделла: — Подождите, как держали до последнего? Адвокату же нужно подготовиться, — Робер поморщился, произнеся свои слова, пока Ричард рассеянно и беззвучно шевелил губами. Кракл, уныло глянувший на Повелителей, пояснил: — В Гальтаре обвинение оглашалось в день суда. — В день суда? — растерянно прошептал Ричард, глядя, как Альдо выгоняет из кабинета Феншо и Кракла. — Разумеется, в день суда. Адвокатов мать Лорио Второго в дела эориев впутала. Ты с письмом ознакомился? — просветил непутёвого Повелителя Скал Ракан-Не-Ракан вовсе. — Да, — закивал головой Дикон, опомнился и, махнув письмом, уточнил. — Мне придётся давать показания? — Нет. — Но... здесь написано, что я... должен... — стал подбирать слова Ричард, встряхивая письмом, словно доводом, за который можно спрятаться. — Ты никому ничего не должен, — Альдо нахмурился и заговорил, на взгляд Окделла, слишком похоже на стиль мэтра Инголса, — и меньше всего этому бумагомараке, но, да будет вам известно, он завалил своей писаниной Посольскую палату. Ричард закивал, засовывая письмо адвоката в рукав, где комкались вместе с носовым платком два письма от Сузы-Музы, ему и Придду. — Перенеси процесс, — вновь предложил Робер, глядя на Альдо. — Я могу переговорить с этим мэтром… Сюзерен буквально рявкнул на своего Первого маршала: — Чтобы он тебя вконец запутал? Думаешь, если ты разогнал дюжину разбойников, то управишься с одним крючкотвором? Закатные твари, я не могу отказаться от суда эориев, не могу! В Талигойе должны понять: эории не чета остальным. Что бы они ни натворили, судить их могут лишь равные. — Можно сказать, что открылись новые обстоятельства, — продолжал настаивать Роберт, — мы ведь не должны ни перед кем отчитываться. В конце концов, месяц ничего не изменит. «Не изменит»? А эру Рокэ в Багерлее сидеть. Месяц. Ну, знаете!.. И тут принесло Спрута. Альдо тотчас переключился на одетого в траурный серый бархат Придда. — Валентин, вы знаете о выходке адвоката? Невозмутимый Спрут выверенно поклонился, поправил воротничок, достал сложенный лист бумаги правой рукой, придерживая левой фамильный меч, а после всех действий ответил: — Да, я только что получил прошение. А адвокат молодец, никого не забыл. Почти. Дикону не написал. — И что вы об этом думаете? — От Инголса следовало ждать чего-либо подобного, — равнодушно сообщил Придд. — Признаться, я был удивлен, узнав о его назначении, но Кракл объяснил, что у обвиняемого должен быть шанс. Что ж, мэтр свою репутацию оправдал. Валентин знаком с адвокатом монсеньора? И молчал. А почему? Эпинэ это тоже заинтересовало: — Вы знаете Инголса? Откуда? А Роберт поседел, заметил Ричард мелькнувшую в волосах Иноходца седую прядь. В Сагранне у него седых волос не было. — Мой покойный отец длительное время был супремом, — вежливо ответствовал Придд, почти незаметным жестом коснувшись пальцами левой руки серого рукава, то оскорбляя, то ли траур подчёркивая — Он говорил, что Инголс берет самые безнадежные дела и самую высокую плату. Два года назад по настоянию отца у мэтра отобрали мантию, но тот с помощью Манриков ее вернул. Нашей семье ссора обошлась очень дорого. Альдо помрачнел ещё больше. — Почему вы молчали? Мы должны были это знать. И правильно делал. Непонятно из каких побуждений, но правильно. Ричарду даже поблагодарить эту глыбу льда и невозмутимости захотелось. А зря. — Я признал свою неправоту в отношении прокурора, — серо-голубые глаза Спрута смотрели спокойно, он пожал серыми плечами, продолжив спокойно и невозмутимо, — и потому не стал повторять ту же ошибку в отношении защитника. К тому же я опасался услышать о том, что Повелитель Волн сводит счеты с адвокатом. Вот ведь... вот... Ледяная тварь! — Вы были не правы, умолчав об Инголсе, — отрезал Альдо, — а мы ошиблись, не задумавшись над вашими словами. Феншо не оправдал нашего доверия. И хорошо, что не оправдал. Все бы так! И Ричард счастливым взглядом воззрился на Та-Ракана. — Это весьма прискорбно, — довольно мягко высказался Не-Ракан. Он сам вчера признал, что если речь идет о судейских, к Придду следует прислушиваться. А потом потребовал прекратить ссору между Повелителями Волн и Скал, самое время показать свою верность и послушание (Колиньяр каждое утро напоминает). — Герцог Придд, — Ричард старался говорить спокойно, — вы можете что-нибудь посоветовать? И крепко-крепко сжал кулаки, уставившись на Спрута. Валентин с вечно невозмутимым лицом посмотрел на бывшего однокорытника по Лаик, проигнорировав или не заметив его взгляд и руки, сжатые кулаки. — Боюсь, мэтр Инголс обвинит меня в сведении личных счетов не только с ним, но и с Домом Ветра, — улыбнулся одними губами Спрут. — Но я бы спросил Алву, нуждается ли он в защитнике и желает ли переноса суда. Леворукий и!.. Прости, ты не при чём. И кошки тоже... А делать что? Они ж спросят... А?.. О! — Едва не забыл — у кардинала есть свидетель Октавианской ночи. Левий поэтому и пришёл, — а теперь быстро своего свидетеля. — Можно вызвать «навозника» (Молодец, Дикон! не показывать хорошего отношения к Эстебану, нельзя) Колиньяра, — и зачастил, не позволяя никому себя перебить. — Эстебан Колиньяр был оруженосцем Людвига Килеан-ур-Ломбаха и до сих пор носит траур по своему эру (и неважно, что серый Эстебан носит для медвежонка, которому одежда такого цвета больше нравится)! — Колиньяры, — скривил губы Не-Ракан, — сторонники Олларов. Он — в Багерлее? — Нет, — невозмутимо ответствовал Спрут, переведя свой холодный взгляд с Повелителя Скал на Альдо Ракана, — Эстебан Колиньяр, насколько я знаю, отсутствовал в Олларии, когда в столицу входили войска анакса. Мне неизвестно, где он сейчас. Вот же скользкая гадина! Ричард неприязненно взглянул на Валентина. — Ты еще скажи, будто он Манриков поддерживал. — Нет. Но, насколько я знаю, он восхищался Алвой. А твой брат... Дикон сжал кулаки, досчитал от четырёх до нуля. Желание дать Валентину в глаз не пропало. Но нельзя. И на дуэль нельзя. Ответить-то что? Сам бы Эстебан как выкрутился? Улыбнулся, ехидненько, — Ричард невольно повторил колиньяровскую улыбку, — и сказал бы... Именно это бы и сказал: — А значит, знает о нём больше! Э... — Ты знаешь, где он? — кажется, Альдо заинтересовался. — Да. Остановился в таверне... И неважно, что там только сундук со старыми тряпками «живёт». — Доставить на суд. — Служу анаксу! И хоть бы они забыли слова Спрута об адвокате и Первом маршале. Не забыли. Это монсеньора Рокэ забыли, а, скорее, намерено оставили сидеть в зале суда весь перерыв. И он сидел, небрежно поигрывая цепью, рассматривая витражи. По бледному лицу скользили то синие, то красные солнечные зайчики, но Алва не щурил глаза, глядя на цветные стекла увлеченно, игнорируя появление в зале и зрителей, и судей (Вот какой из Дика судья, где он — где список законов!), супрема и гуэция с обвинителем и, конечно, явление Альдо, театральное и вычурное, как сказал бы монсеньор. Подождав, пока его сюзерен усядется в символизирующее трон кресло, гуэций объявил: — Ваше Величество, Ваше Высокопреосвященство, господа Высокие Судьи, прежде чем предоставить слово обвинению, Высокому Суду предстоит рассмотреть прошение, поданное адвокатом герцога Алва мэтром Инголсом на высочайшее имя короля нашего Альдо Первого Ракана, а также на имя членов Высокого Суда герцога Окделла, герцога Придда, герцога Эпинэ, графа Карлиона. Взгляд герцога Алва лениво переместился с витража, на зрителей, проигнорировав ложу с судьями и Не-Раканом на троне, и наконец Рокэ обратил внимание на Кракла. — Упомянутый мэтр Инголс, адвокат подсудимого, просит перенести дело и отводит четверых судей как имеющих личные счеты с подсудимым. Он также полагает следствие незавершенным и настаивает на участие в оном Его Высокопреосвященства и представителей держав Золотого Договора. Медленно поднялась бровь на лице Рокэ. Кракл отвёл взгляд и продолжил: — Считаю своим долгом напомнить, что утром в присутствии обвиняемого было подчеркнуто, что суд ведется в соответствии с законами Эрнани Святого, при котором посредникам между обвиняемым и Судом, между эориями и государем не было места, — смотрел при этом гуэций в сторону ложи, где сидели в красных креслах три Повелителя, несколько избранных, а вернее. выбранных Та-Раканом вассалов, да на белом вызолоченном и явно изображающем трон кресле восседал сам Не-Ракан в своих белых с золотой вышивкой одеждах, с позолоченной перевязью. — Посему, прежде чем принять решение, Его Величество король Талигойский Альдо Первый Ракан и Высокий Суд желают услышать, действительно ли герцог Алва не доверяет чести Окделлов, Приддов, Эпинэ и Карлионов? Алва поправил волосы, осмотрел правый рукав черного мундира и вновь обратил внимание на витраж. Краклу подобное поведение подсудимого не понравилось. — Герцог Алва, — потребовал он — отвечайте! Первый Маршал Талига обратил внимание на гуэция и попенял ему: — Барон, вы столь непоследовательны. Вспомните, несколько часов назад, в этом зале, вы говорили о ненужности посредников между мной и королем, но, посмотрите, короля здесь нет, — Рокэ обвёл рукой зал. — Кому, по-вашему, я должен отвечать? — его синие глаза посмотрели на гуэция заинтересованно. — Я не знаю другого короля, кроме Его Величества Альдо Ракана, — возвысил голос Кракл, — и не желаю знать. — Ох, барон, — доверительно понизил голос герцог. — Сказать такое... И когда. Ричард подобрался: сейчас будет выпад! И угадал. Всё тем же искренним, любезным тоном Рокэ продолжил: — Осмотритесь, Вас слушают послы, если не ошибаюсь, четырех королевств. Они донесут своим королям, что барон Кракл о них ничего не знает, чем и гордится. Теперь синие глаза смотрели на старейшину Совета провинций печально и укоризненно. А Ричард сел поудобнее: чего бы ни хотели добиться обвинитель и супрем, но эр Рокэ и без адвоката размажет их по всему залу, — жаль, фигурально, а не физически, — и Дикон приготовился наслаждаться этим зрелищем. Зрелище заслуживало внимания. Заслуживало, несмотря на то, что монсеньор отказался от адвоката. А, возможно, именно благодаря отказу Алвы от помощи профессионала и стало таким. Только сердитый Ричард косился на невозмутимого Придда и уговаривал себя не сорваться, не броситься на Повелителя Волн. Все равно задушить Спрута не удастся! И чего он добился, когда монсеньор при всех отказался от услуг мэтра Инголса? Кого он пытался защитить этим: себя и брата? Не Талигойю, в самом деле — на неё Валентин плевал! Порадовал адвокат, который напоследок напомнил и герцогу Алва, и всем в зале, что при Эрнани Ракане обвиняемые защищались самостоятельно, сами, и эр Рокэ имеет право требовать обвинительный акт, задавать вопросы, заявлять протесты, сомневаться как в правомочности улик, так и в добросовестности свидетелей. Тишина после ухода юриста стала такой, что Ричард расслышал шорох аккуратно перекладываемых Феншо бумаг, но тут гуэций непонятно зачем потряс колокольчиком, разрывая тишину, чтобы той самой тишины и потребовать. Потребовал. Тише не стало, послышались странные покашливания, но Кракл обратился к прокурору, и Феншо стал зачитывать свою обвинительную речь, навешивая на Алву покушения на Альдо и его слуг, охоту кэналлийцев за Робером (а кэналлийцы, интересно, об этом знают?), Октавианскую ночь и убийство епископа Оноре (в сговоре с Дораком, само собой, а Леворукого не приплели лишь потому, что не уверены в его реальности), заговор против всех Людей Чести Талига (и главных ызаргов государства!). В конце речи шла всякая чушь и обвинение в убийстве, в восьмой день Осенних Волн, Симона Люра Килеана-ур-Ломбаха, якобы маршала Талигойи. Ричард пожалел об отсутствии под рукой заряженного пистолета, десятка надёжных людей при оружии и скривился от огорчения. Тем временем Кракл сообщил о вызове первого свидетеля, и пристав по его слову впустил некого Артюра Рюшана. Слушая его, Дикон не выдержал и с размаху приложил себя ладонью по лбу, услыхав рассказ о том, как обвиняемый не смог ни попасть в цель (а ею был небезызвестный анакс), ни переправиться через узенький, неглубокий ручеёк на месте брода, чтобы покончить с этим самым анаксом. С полусотни бье, из трёх выстрелов не попал! Рокэ Алва! — Вам плохо, юноша? — осведомился тот самый Рокэ. — Может, самоотвод возьмёте? — А?.. Я?.. Вы?.. — растерялся Ричард. — Пчёлы? — не менее заботливо продолжил эр. — Где? — не понял Дик, оглядываясь в поисках неизменных спутников медвежонка. Наткнулся на суровый взгляд Карлиона. Родич по материнской линии неодобрительно сжал губы, став похож на Мирабеллу Окделл. Дик насупился и сел ровно. — Тараканы, наверное, — сочувственно обратился к присутствующим Алва, — развелись, на голову падают. Разъярённый Альдо подскочил, но вовремя спохватился, снова усевшись на трон. — Сами вы, — обиделся Ричард, так и не вникнув, что хотел сказать ему монсеньор, но сообразил, как едва не проговорился, смутился и покраснел. — Я? — изумленно переспросил Алва, перебирая звенья цепи, сковывавшей его руки. — Помилуйте, юноша. Вы же весь красный, руками размахиваете. — Не размахиваю я руками, — надулся Ричард. — По лбу себя бьёте... — Да я один раз! — Окделл огляделся и пояснил, нахохлившись, как Эр Рокэ, ворон, когда сердился на непонятливых людей. — Случайно. Дядюшка Ангерран со значением кашлянул, но Карлиона проигнорировали. — Случайно, — повторил эр Рокэ и обратился к законникам. — Господа гуэций и супрем с прокурором, зачем вы ребёнка в судьи вытащили... — Я не ребёнок, — обиделся Дикон, даже вскочил с своего судейского кресла, обитого красной тканью. — Я — цивильный комендант Раканы. Рокэ обречённо прикрыл глаза. — А с предыдущим что случилось? — лениво, словно только для поддержания разговора, поинтересовался Первый маршал Талига. Ричард почесал голову. Колиньяр пересказал ему события, о которых узнал, но голова Окделла было в тот момент занята проблемой, как в особняке Алва разместить надорцев, чтобы те не встречались с кэналлийцами. Не до того было. — Уолтер Айнсмеллер был выдан нашим уважаемым анаксом на растерзание толпе, — любезно пояснил Придд, — и поскольку достойных кандидатов на должность не находилось, в тот же день цивильным комендантом назначили Повелителя Скал. Точнее, вечером того дня. — И?.. — с интересом спросил соберано Кэналлоа. — На празднике погибло много гражданских, — столь же невозмутимо ответствовал Валентин Придд, — поэтому новоназначенный комендант набрал добровольцев для проведения спасательных работ. Сам Валентин прислал своих людей в помощь, но об этом Придд предпочел молчать. Рокэ бросил презрительный взгляд в сторону Альдо и снова обратился к Спруту: — А вы не в курсе, чем этот свеженазначенный комендант платил людям за работу? Надеюсь, не обещаниями? — Конечно, нет, — вскинулся Ричард, — я заплатил продуктами из вашего погреба. А ещё он под видом рабочей силы выпустил арестованных Айнсмеллером гражданских и забрал узников из Багерлее, но не кричать же об этом при Та-Ракане. — Так вы живете в моём доме, юноша, — констатировал Алва. Но Дикон не растерялся, поскольку репетировал подобный разговор, разговор при свидетелях, с Эстебаном, то есть Эстебанами, поскольку медвежонок тоже пришёл на кухню и помогал неодобрительным ворчанием «верю-не верю». — Вас лишили прав на него, и особняк на улице Мимоз Его Величество Альдо Первый пожаловал мне! И я имею полное право и продуктами распоряжаться, и медвежонка в библиотеке поселить! — А медвежонок, небось, Колиньяр по имени. — Эстебан Колиньяр, разумеется, — гордо произнес Ричард, проигнорировав удивленные взгляды Робера и Берхайма. Этот тип, между прочим, кровный вассала Окделлов, как и Ангерран, граф Карлион и герцог Дэвид Рокслей, тоже присутствовал в ложе, представляя по задумке Альдо верных вассалов Дома Скал. Таких верных, что никто Надору при Олларах не помогал. Тверды и прямо незыблемы. Дикон тихонько фыркнул и покосился на своего эра, тот вновь с интересом изучал витраж, новый, специально вставили, спешили успеть ко дню суда; Окделл вспомнил рассказ маркиза Сабве (или Эстебан теперь герцог?). Монсеньора бы спросить... А его монсеньор помолчал, пылинку с узкой чёрной штанины стряхнул, печально посмотрел на украшенные ветками туи перила балкона, на судей, покачал головой и посоветовал: — Вам, юноша, следует не делами столицы заниматься, а отдохнуть, отправиться с друзьями за город, в гости к кому-нибудь, на день рождения. — Не дождётесь, — искренне возмутился Ричард, — Сперва — суд, потом — развлечения! — И добавил, догадавшись: Рокэ не в курсе, что твориться вокруг, — Тем более, за городом Савиньяк с армией. Нет! Не пойду. Здесь моё место! Ясно? Хотелось рассказать о сгоревшем пироге. Они с Эстебанами всё точно по рецепту делали. Но сначала в муке испачкались, потом тесто из таза выползло, от рук не отдиралось, медвежонка еле отмыли! А пирог получился чёрным и несъедобным! Алва посмотрел укоризненно, махнул рукой и обратился к прокурору: — Граф Феншо, если вы закончили со своим свидетелем, могу я у него узнать, как именно он опознал меня в стрелявшем? — Чёрный конь, мориск, его аллюр, — откликнулся теньент Рюшан. — И чем же чёрный мориск, увиденный вами, отличается от других вороных коней той же породы, а его ход от аллюра других морисков? А заодно, раз вы признали во мне всадника только в зале суда, то хотелось бы узнать, по каким признакам. — Вашего коня ни с каким не спутаешь! А ваша фигура и своеобразная посадка в седле... Я её запомнил. Алва нарочито громко вдохнул. Дикону стало грустно. Понятно, что ни свидетель, ни Альдо никогда толком не видели, как Рокэ держится в седле. Они не подозревают и о том, насколько точно он стреляет. Стало понятно, что свидетель принял за Алву неизвестного стрелка, скорее всего, кэналлийца, увидев в ночи всадника в темной одежде на вороном мориске. Надеяться, будто другие свидетели скажут что-либо иное, не стоило, что и подтвердил прокурор довольным тоном: — Ваше Величество, Ваше Высокопреосвященство, господа судьи, мои помощники опросили всех, кто был в эскорте Его Величества. Они подтверждают показания теньента Рюшана. Должен ли я их пригласить? Не пригласят. Ни за что не пригласят. И Ричард оказался прав. — До тех пор, пока обвиняемый прямо признает либо не признает свою вину, нет необходимости в заслушивании всех свидетелей, — заметил супрем. — Закон не обязывает заслушивать всех свидетелей, если они утверждают одно и то же, — поддержал Кортнея Кракл. — Рокэ Алва, признаете ли вы, что в пятый день Осенних Волн стреляли в Его Величество Альдо Первого? — Отвечайте на вопрос, подсудимый, — велел прокурор. Алва, окинул взглядом Феншо, заинтересованно посмотрел на гуэция, развернувшись к нему всем телом, и уточнил: — А вы потом будете спрашивать, не я ли в восьмой день Осенних Волн прорвался к эшафоту? — Подсудимый, не пытайтесь увести слушание в сторону, а отвечайте прямо на поставленный вопрос: признаёте ли вы свою вину в покушении на Его Величество Альдо Первого в пятый день Осенних Волн! — сурово потребовал Кракл. — Это не увиливание и не праздное любопытство с моей стороны, барон, — мягко, словно неразумному оруженосцу (да, Ричарда подобным образом в Варасте отчитывали за скачки к призрачной башне... стыдно было), высказал Рокэ. — Поскольку мы с вами вступили в гальтарские дебри и отпустили мэтра Инголса, должен же кто-то исполнять его обязанности. Итак, утверждение о драке под эшафотом остается в силе? На лице монсеньора отражалось чистое, почти детское любопытство. Как так можно! Он же лучше всех понимает происходящее. Дикон вновь недовольно насупился. — Разумеется, это обвинение остаётся в силе, — удивился вопросу гуэций, — но поскольку ваши преступления рассматриваются по степени их тяжести, то покушение на персону Его Величества, как более тяжкое, нежели убийства маршала, офицеров и солдат, рассматривается первым. Алва в раздумье свел брови, потом покачал головой: — Не годится, — решительно объявил он. — Если так называемых военных убил я, то при описанных вами обстоятельствах я не мог не прикончить присутствующего здесь молодого человека в белых штанах. А если я не сумел его убить, то тем более не мог умертвить перебежчика с красной перевязью и иже с ним. Будьте любезны определиться с тем, что я сделал, а до тех пор разговор представляется бессмысленным. Обвинитель растерялся, Кракл тоже, однако супрем сообразил быстрее: — Прибавляя к уже свершенным преступлением публичное оскорбление Его Величества, — напомнил он, — вы лишь отягчаете свою участь. Монсеньор сел поудобнее — похоже, он снова добился желаемого результата, но Дик никак не мог сообразить, какого. — Вот и хорошо, — живо откликнулся Алва. — Кстати, раз уж зашел разговор об оскорблениях. Почему вы столь настойчиво напираете на то, что он — законный король? Нет, я понимаю, что он вам нравится, но законности в нем не больше, чем во Франциске Олларе, которого вы величаете узурпатором. Терпеть не могу вмешиваться в судейские дела, но вы проявляете ужасающую непоследовательность, а юриспруденция подобного не терпит. И супрем в попытке доказать права Альдо на трон попался в ту же ловушку, что и гуэций в начале дневного заседания. Начался спор с попыткой доказать права на трон Альдо Ракана, с воспоминаниями о Раканах и их правах анаксов, постепенно, на взгляд Ричарда, скатившийся в теософию, где судейские пытались доказать происхождение власти рода Раканов от Создателя, а Рокэ их опровергал, предлагая обратиться к кардиналу за разъяснением, пройдясь по сомнительной верности судейских власть имущим. И заметил же Рокэ Левия в числе зрителей. Дик нахмурился, поставил локти на подлокотники, подпёр кулаками подбородок и недовольно засопел. Темнело. А он так и не смог придумать способ переговорить с монсеньором. А тут супрем опомнился. — Господин прокурор, — обратился он к Феншо, — мы отвлеклись от главного. Суду не нужен теологический спор. Суду нужен ответ, покушался ли лично герцог Алва на жизнь Его Величество Альдо или же нет? — Хорошо, — устало сказал Алва, — дайте мне заряженный пистолет, коня, означенного Альдо, опять-таки с конем, и какого-нибудь капрала. Если именующего себя Раканом господина что-то спасет, то я признаюсь в убийстве капрала и лошади, а заодно и в Создателя уверую. Феншо всё ещё сохранял самообладание и быстро переспросил: — Но убийства в восьмой день Осенних Волн вы признаете? Герцог внимательно посмотрел на обвинителя. — При условии, что мне прекратят навязывать бездарную пальбу у ручья.— ответил Алва. Кракл повернулся к Кортнею, тот едва заметно пожал плечами, Феншо сошел с кафедры и присоединился к совещанию. Рокэ прикрыл глаза. И сидел так, покуда супрем, гуэций и прокурор совещались, поглядывая в сторону анакса. Внесли свечи. Пробили шесть часов. Сменилась стража. Стража... Ричарду в голову пришла идея. Он довольно выпрямился в кресле, покосился на Альдо, на выход, бесшумно похлопал ладонями по подлокотникам и довольно посмотрел вниз, в зал суда. Монсеньору, видимо, тоже надоело затянувшее совещание юристов. Он открыл глаза, осмотрел зад и учтиво осведомился, не случилось ли что-нибудь у судейских. Юристы вздрогнули, супрем глянул на гуэция тот на супрема, а Феншо принялся тщательно изучать бумаги, разложенные на столе перед ним. — Господин обвинитель, вы располагаете доказательствами нападения подсудимого на находящегося при исполнении своих обязанностей маршала Килеана-ур-Ломбаха? — все-таки судейскую сноровку нельзя недооценивать. Феншо вновь забрался на свою кафедру. — Располагаю, — уверенно провозгласил прокурор. — За Рокэ Алвой с момента его появления и до взятия под стражу наблюдало более тысячи человек. Ошибка исключена. Алва одарил прокурора преданным взглядом, словно упрашивая продолжать. Кортней согласился с обвинителем, добавив: — В случае признания обвиняемого в содеянном допрос свидетелей необязателен. Герцог Алва, на этот раз вы не можете отрицать свои… деяния. Изумленный взгляд синих глаз и уточняющий ответ от герцога: — Килеана-ур-Ломбаха я убил, Кортней, но не маршала, а генерала, и не при исполнении, а на дуэли, — пожал плечами Алва, — это я, разумеется, признаю. — Вы прекрасно понимаете, что имеется в виду, — вмешался супрем. — Мы говорим об убийстве маршала Талигойи Симона Килеана-ур-Ломбаха, последовавшего в восьмой день Осенних Волн. И вы это уже признали. — Вы ошибаетесь насчет маршала, — не преминул любезно уточнить Рокэ, — последним действующим маршалом Талигойи был Эктор Придд, и все. Что до Люра, то Его Величество Фердинанд распорядился о казни изменника, что и было исполнено. Но, каюсь, не удержался, воспользовался своими полномочиями и уничтожил ещё нескольких изменников. — То есть вы не отрицаете свою вину? — задал вопрос обрадовавшийся Кортней. Алва удивлённо приподнял бровь: — В убийстве на дуэли? — вкрадчиво уточнил он. — В убийстве маршала Талигойи. Рокэ Алва тяжко вздохнул: — Да что ж происходит? То с логикой у прокурора непорядок, то супрем историю не знает, а виноват я. Поясните, как я мог убить кого-нибудь из маршалов Талигойи, если последнего из них убил мой предок Рамиро Алва-старший, и произошло это в 399 году Круга Молний? Пояснений не последовало. — Подсудимый, не юродствуйте, — не выдержал Кракл, — отвечайте на вопрос. Алва пожал плечами, глядя на гуэция: — Если господин гуэций настаивает, признаюсь. В убийстве моим предком Рамиро Алва маршала Талигойи Эктора-Фридриха-Иоганна Придда не участвовал. С балкона зрителей послышались смешки. Рядом закашлялся Валентин Придд. Ричард подумал, про сквозняки, тянущиеся от окон, и решил: Спрут простудился. Алва тем временем развлекался спором с судейскими. Спор превратился в перечисление маршалов Талигойи, с обсуждением вопроса, можно ли считать убийство Рамиро Алвы убийством маршала и кем при этом считать Алана Окделла. — Тогда так, — подвёл итог спору Рокэ, — вы объявляете пресловутого Алана Окделла изменником, а не святым, и признаёте покойника маршалом при исполнении. — Оглядел юристов и уточнил. — Прецедент получим. — Какой ещё прецедент? — сорвался гуэций. И пока они с подсудимым вновь спорили о чём-то совершенно непонятном Ричарду, но явно интересном для Спрута. Валентин даже сдвинулся на краешек кресла и наклонился вперед, к украшенным ветками туи перилам ложи. Робер с печальным видом стоически сидел в соседнем кресле. Альдо злился. Феншо что-то искал в своих бумагах. — Герцог Алва, — перебил прокурор Рокэ на обещании отправиться в Закат в компании Святого Алана, признай того нынешний суд и все присутствующие в помещении преступником, — царствование Его Величества Альдо Ракана начинается с момента отречения Фердинанда Оллара. Соответственно, Симон Люра являлся действующим маршалом Талигойи. В отличие от вас. — Меня разжаловали? — изумился Рокэ. — Когда? И почему я ничего не знаю о подобном приказе моего короля Фердинанда Второго? — Оллары, в отличие от Раканов, никогда не были законными королями, — вставил Кракл. Алва воззрился на гуэция с осуждением во взгляде: — И чем вы обосновываете подобное высказывание? — Тем, что Раканы тысячи лет правили Золотыми землями, тогда как марагонский бастард благодаря силе и предательству вашего предка захватил трон, — решил помочь Краклу супрем. — Да вы это серьезно? — изумился соберано Кэналлоа, заложив ногу за ногу. — И вас, барон, нисколько не смущает, что в таком случае получается: все золотоземельские монархи, кроме кана холтийского и моего друга Бакны, — узурпаторы, присвоившие себе то, что им по праву не принадлежит? Вспомните, Раканы владели не только нынешним Талигом, но и Гайифой, и Приморской Дриксен. Господин в белых штанах намерен вернуть эти территории? Ричард едва не закивал головой: именно такое намерение Альдо и высказывал, говоря о своих планах, — а эр Рокэ, подобно другому Эру Рокэ, который ворон, догадался о планах Не-Ракана и озвучил свои предположения. В зале повисла тишина, которую нарушил Кракл, сообразив, к какому скандалу может привести дальнейшее обсуждение вопроса о правах Олларов на трон и правах Раканов на Золотые Земли, и попробовав успокоить послов: — Его Величество Альдо Ракан никоим образом не претендует на бывшие провинции империи. Нынешний статус Золотых земель подтвержден Его Святейшеством и подписанными договорами. — Договорами? — вкрадчиво утонил Алва, ловко выворачивая слова гуэция против него. — Но Оллары последние четыреста лет тоже подписывали договоры, включая оба Золотых, и вовсю роднились с династическими домами, даже в Агарисе послов держали. Оллары столь же законны или же незаконны, как и любой из династических домов. И усмехнулся, глядя на судейских. — Господа, — супрем затряс колокольчиком Кракла, — успокойтесь! Подсудимый, ваши выпады неуместны. Господин прокурор, суд настаивает на том, чтобы вы строго придерживались обвинительного акта. У вас остались вопросы к подсудимому? Феншо опомнился, бросаясь в бой: — Обвиняемый герцог Алва, почему вы из всех присутствовавших в восьмой день Осенних Волн на площади… избрали маршала Люра? — Почему? — переспросил Алва, задумавшись на мгновение. — Стоял ближе. Не подходит? — снова задумался и предложил новую идею. — Покойный производил на меня впечатление человека, которого следует незамедлительно убить, и у него была такая притягательная перевязь… То, что я узнал о нем позже, подтверждает, что душевным порывам иногда стоит следовать. Помолчал немного с серьезным видом и поинтересовался: — Что-нибудь еще? Рассвирепевший Альдо поднялся с кресла, не позволив никому из юристов ответить. — Гуэций, — на Алву государь даже не глянул, — отведенное вам время истекло. Мы обещали послам, что в шесть часов пополудни они будут свободны, и мы не можем задерживать их дольше. И, не глядя ни на кого, покинул зал суда. Ричард вскочил и поспешил к выходу, но оглянулся от самых дверей, почувствовав чей-то взгляд. — Что-то случилось, Ричард? — обеспокоенно спросил Эпинэ. — Ерунда, — отмахнулся Окделл, — показалось, будто кто в спину зло смотрит. Помолчал, прикидывая, варианты. — Но не Ворон. Точно. — Да, он на нас почти и не смотрел, — согласился Робер, — только когда с тобой разговаривал. — Ага, — закивал головой Ричард, — и с Приддом. В разговор влез Мариус Берхайм, не давая ответить Валентину, зато выказывая своё негодование и возмущение: — Наглец. Меня поражает великодушие и долготерпение Его Величества. Негодяя следует немедленно четвертовать. Какой суд?! Какие доказательства?! Он оскорбляет государя и великую Талигойю! — Я вижу в этом определенную пользу, — сощурился Придд, глядя почему-то на Окделла, — теперь никто не усомнится, что Рокэ Алва находится здесь. Слухи о том, что флотом марикьяре командовал Ворон, стихнут сами собой. Ричард пожал плечами. Стихнут, не стихнут... Тут бы монсеньора вытащить. И спрятать. У Зверя! Ой! Он же спешил. — Простите, спешу. Дела. Охрану усилить надо. Кареты, тюремной. Приношу извинения. И помчался по коридору, не оглядываясь и не слушая разговор за спиной. Главное — успеть, пока карета с его монсеньором не отправилась обратно в Багерлее. А граф Берхайм пусть Спрута с дядюшкой Ангерраном разговорами развлекает. Или Рокслею негодование высказывает. Ему же некогда. И Ричард бежал, запоздало думая о том, что мог бы попросить дядюшку отправить человека с Соной вслед за тюремной каретой. Или лучше не надо? Карлион точно матушке напишет. Пожалуется. Он успел. Даже успел перехватить одного из своих истинных багряноземельских «эсператистов» и отдать распоряжения. А потом залезть в карету к своему монсеньору, демонстративно высказавшись о слабой охране и предотвращении побега. Алва молча в удивлении поднял бровь. Ричард выдохнул и улыбнулся.