***
Уже несколько часов не могу перестать пялиться в одну точку. Каждый раз, когда я почти погружался в сон, передо мной возникали глаза пасмурного неба. Это мучительно, ведь значит только одно — я предаю свою арахисовую визави. Зовите меня кем угодно, но беседы с неодушевлёнными предметами приятны. Они не пререкаются, не смотрят на меня как на идиота, не пиздят моё оружие. Да, это до сих пор гложет, и я чувствую себя отвратно. В темноте палатки почти ничего не видно и с трудом можно разглядеть Ханджи, которая не оставляет своих попыток занять прежнее положение распростёртой орлицы. Были условия и похуже. Никогда не забуду, как нам с Жаном пришлось запереться в одном шкафу во время вылазки за продуктами. Уфф, это были шесть долгих часов чистой агонии. Внезапно в поле моего зрения мелькает рука Ханджи. Бляздец! — За что??? — вскрикиваю я, хватаясь за лицо. Тёплые струйки стекают по нему, а вкус железа оседает на языке, когда кровь попадает в рот. Фан-сука-тастика. Прижимаю тыльную сторону ладони к носу в попытке остановить кровотечение и пытаюсь сбежать из этого цирка, ныне известного как «спать с Ханджи». Когда я вылажу из палатки, прохлада встречает меня, посылая рой мурашек по телу. Всего пара месяцев и вокруг всё будет покрыто снегом. От костра остались тлеющие угольки, поэтому сложно разобрать, кто сейчас находится на вахте. Когда я подхожу ближе, понимаю, что никого нет. Что? Оборачиваюсь на лязг металла и красноречивые стоны. Так, дежурный отошёл позаботиться об… этом. Кстати, говоря о заботе. Я отчётливо чувствую, как пульсирует место удара и кровь продолжает стекать между моих пальцев. — Эй, болван, какого хера ты тут забыл? — слышу уже привычный ласковый тон Леви откуда-то позади. Как же удачно сложились карты, что он пошёл на пересменку прямо сейчас. И опять я в везунчиках. Из-за крови в горле и носу я с трудом могу произносить слова: — Хан же дава мн в нз, — удивлюсь, если он смог бы понять меня, не пытаясь сложить два плюс два. Факт, что я выбрался из палатки Ханджи и её сонные повадки. Ему не нужно претендовать на звание Шерлока Холмса, чтобы восстановить цепочку событий, и когда его тонкие брови изгибаются в недоверии, я понимаю, что он справился. — Планируешь продолжать истекать кровью и откинуться здесь? Херовый выбор, — заключает он. М-да, ну как бы нет. Вообще-то, я как раз собирался сделать с этим что-нибудь, пока не объявился ты, клоун. — Й ж знмюсь этм, длбйб, — пытаюсь передать весь свой гнев через мимику, учитывая, что голосом сделать это не в состоянии. — Даже с кровью из носа справиться не в состоянии? — он быстро шагает ко мне, а под ботинками хрустят листья. Прежде чем я успеваю что-либо ответить, слегка прикрытие серебристые глаза пробегаются по моему лицу, — убери руки, гений, — не могу сдержать и кривлюсь от боли, убирая руки от всё ещё кровоточащего носа. Похоже, Ханджи ударила куда сильнее, чем мне показалось сначала, — поразительно, она умудрилась сломать тебе нос. Чего? — Ммчго? Леви тяжело вздыхает, показывая своё раздражение: — Ты понимаешь русский язык или мне нужно добавить словарь в список необходимого для следующей вылазки? — предпочитаю ничего не отвечать и сверлить его смертоносным взглядом. Конечно, ублюдок абсолютно не впечатлён моими жалкими попытками. Он достаёт из кармана брюк уже знакомый носовой платок и схватив меня за подбородок, начинает мягко промакивать кровь с лица. Удивительным образом прикосновения такого холодного человека обжигают. Он так сосредоточен и пристально рассматривает меня, запятнанного в крови. Действует так нежно и аккуратно, и я теряюсь, потому что привык к противоположному отношению от этих рук. Быстрым движением он отстраняется, а затем переводит взгляд снизу вверх, прямо в глаза, небрежно склонив голову набок. От этого у меня пересыхает во рту и учащается пульс. Неспешно поднимает обе руки и касается ими моих щёк, мягко поглаживая. Я вновь рыбка, вновь просто стою и таращусь. Боже мой, что происходит? Он не сводит с меня глаз, обводя большими пальцами линию скул, движется к переносице и… — Блять!! — кричу во весь голос, когда нос возвращается на место с громким хрустом. Я резко отстраняюсь от его рук, — вот же сволочь, — бормочу еще слышно, сложившись вдвое и продолжая зажимать место удара. Леви слегка посмеивается. Я даже не удивлён, что моя боль забавляет его. Урод с садистскими замашками, помните? Вдали шуршат палатки и вскоре к нам присоединяются другие. — Что произошло? — Эрвин звучит взволнованно, будто готовый к худшему. Должен признать, слегка невовремя. Я, согнувшийся, держась за нос от явной боли, и Леви, выглядящий как кот, проглотивший канарейку. Эрвин быстро разбирается, в чём дело и обвинительно смотрит на Леви в ожидании объяснений. — Ханджи сломала ему нос, — говорит Леви совершенно безэмоционально. Эрвина это не убедило. С раздражением он добавляет, — причиной крика, который вас разбудил, действительно был я, потому что кто-то должен был вправить ему нос. Я не причинял ему вреда. Намеренно. Не верите мне — спросите у него. Уверен, он с удовольствием бы повторил свои приключения с Рэмбо. Все взгляды обращаются к женщине, которая больше не выглядит шальной, а скорее растерянной. — Я... Эрен, я так... подожди, — маниакальное выражение возвращается к ней, — как это было? Он уже заживал, прежде чем Леви его вправил? Могу ли я сломать его снова и посмотреть? Я, должно быть, выгляжу перепуганным. — Я думаю, с этого идиота хватит за одну ночь, Ханджи, — в кои-то веки я благодарю Леви за сообразительность. Она в отчаянии вздыхает и возвращается в палатку. — Эй, чокнутая, твоя очередь дежурить. Она высовывает голову из-за створок: — С чего это? У меня есть ещё как минимум час сна. — Был до того, как мне пришлось иметь дело с биологическими жидкостями засранца, — смирившись, Ханджи бредёт на своё место у догорающего костра. Он оборачивается ко мне: — Давай, Зеленоглазка, время идти на боковую, — зеленоглазка? С трудом сглатываю. Новая кличка заставляет что-то шевельнуться в моей груди и сжать челюсти. Когда Леви направляется в мою сторону, Эрвин останавливает его, положив руку ему на плечо. — Я думаю, лучше ему пойти к Майку, Леви. — Да, ведь это не ему пришлось соприкасаться с тем кровавым месивом, — сквозит раздражением Леви и уходит. Майк хмыкает и подходит, одобрительно кивая мне. Майк, похоже, предпочитает невербальное общение, так что не задаю вопросов. Чувствую, будто за мной следит Леви, пока иду к палаткам и решимость спадает. Я оглядываюсь, но лишь обнаруживаю, как он изучает землю у своих ботинок. Ловить нечего, поэтому продолжаю идти. Я молча молюсь, чтобы Майк был лучшим компаньоном во сне, чем Ханджи. С другой стороны, даже медведь был бы лучшим соседом, чем эта женщина. Как и ожидалось, Майк ничего не говорит и тогда, когда мы занимаем наши спальники. Он просто отворачивается на свою сторону палатки и всё. Несколько секунд я ворочаюсь, а затем замечаю, что он уже спит. Вздыхая, перекатываюсь на другой бок. Похоже, Ханджи подтолкнула развитие фобии партнёра по постели, потому что теперь я не могу расслабиться и просто уснуть. Храп Майка на удивление расслабляет, но прежде, чем я успеваю погрузиться в царство Морфея, слышу знакомый голос, эхом раздающийся за пределами палатки. — Я не прикасался к нему, Эрвин. Леви? — Почему-то кровь, стекающая с его лица, заставляет меня усомниться в твоей искренности, — в обычно ровном голосе Эрвина есть что-то ещё. Беспокойство? Когда Леви не отвечает, Эрвин вздыхает, — послушай, Леви, я просто волнуюсь. Ты знаешь, что произошло во время последней поездки. Я не могу больше прикрывать тебя. И если у Эрена действительно есть иммунитет, то он мог бы решить эту проблему. Нам нужно, чтобы он был на нашей стороне, и лично я не верю, что избиение мальчика до полусмерти поможет убедить его. — Я, блять, не трогал его, Эрвин. Веришь ты мне или нет, мне плевать, — наступает неловкое молчание, затем Леви продолжает, — плевать. Я иду спать, — слышу, как под ботинками шуршит листва, когда Леви удаляется в сторону своей палатки. Эрвин снова вздыхает, его шаги отдаются эхом, и он тоже уходит. Эрвин сказал мне, что заботится о каждом члене своей команды, но его внимание всегда кажется чем-то особенным. Весьма предусмотрительно, так он всегда в курсе, когда кто-то расстроен или зол. Но разговор, который он сейчас завёл с Леви, не казался частью этой хитрой схемы. В голосе Эрвина звучало искреннее беспокойство за Леви. Я поворачиваюсь на бок, гадая, что же такого он мог сделать, чтобы заслужить такое отношение Эрвина. Чёрт возьми, во время последней вылазки был кто-то, посмеявшийся над его ростом, и он всадил пулю в голову несчастного? О чём я думаю? Мое воображение опережает меня… или так оно и было? Не прошло и двадцати четырех часов с тех пор, как Леви ударил меня тупым предметом по голове. Насколько я знаю, это было сделано с намерением убить. Я пробегаюсь кончиками пальцев по затылку. Если бы он не обратил внимания на укус, он бы точно убил меня. Я дрожу от мысли возвращения в чистилище. Знакомый вопрос снова всплывает у меня в голове. Что с тобой случилось, Леви? Когда мои веки наконец закрываются, последнее, что я вижу перед тем, как провалиться в сон — это пара дымчатых глаз.***
— Быстро утречко настало, яиц и бекона не стало! Голос Ханджи похож на скрежет ногтей по графитной доске. Я ни разу не жаворонок и обещание несуществующих яиц на завтрак не способно это изменить. Я потягиваюсь и сладко зеваю. Когда присаживаюсь, замечаю, что Майка уже нет в палатке. Странно, что я не проснулся, учитывая мой чуткий сон. Либо я был правда не в себе, либо этот человек — ниндзя. Полагаю, что всё же ниндзя, потому что Майк кажется одним из тех молчаливых, но смертоносных типов. Выхожу на улицу и вижу, что солнце только поднимается над горизонтом. Глядя на свои (Эрвина) часы, отмечаю, что уже чуть больше пяти. Почему мы должны вставать ни свет ни заря, я никогда не узнаю. — Доброе утро, Эрен, — голос Эрвина звучит слишком бодро для того, кто, как я знаю, спал примерно столько же, сколько и я. В ответ на его приветствие я киваю головой. Мне трудно формировать связные предложения, когда я только просыпаюсь, поэтому избавляю себя от смущения. — Хорошо спалось? Ханджи перебивает, прежде чем я успеваю еще раз кивнуть головой: — Оу, Эрен, я хотела извиниться. Знаю, что у меня тревожный сон, но я ещё не ломала никому нос. — Все норм, — бормочу я. При мысли об этом у меня снова начинает пульсировать в носу. Это также напоминает мне... — Леви? — Эрвин и Ханджи посмеиваются над моей неспособностью быть последовательным. — Он с Майком на охоте, скоро вернутся, — Эрвин отвечает. Итак, вот почему мы встали так рано. Ну, вот они встают так рано. А почему я? Решаю вернуться обратно, но Ханджи останавливает меня. — Эрен, я знаю, ты, наверное, устал, но я разбудила тебя, чтобы мы могли поговорить о твоей... эм, ране, прежде чем мы отправимся дальше, — я подозрительно смотрю на неё, потому что это могло бы подождать, пока мы не доберёмся до лагеря. — Пожалуйста? Тебе даже не обязательно рассказывать мне, как это произошло, если ты не хочешь… Я просто хочу знать, что произошло после этого. Мне действительно любопытно, и… — Ханджи, может быть, нам стоит дать Эрену еще немного отдохнуть? Не думаю, что он сейчас в состоянии общаться нормально, — я упоминал, что мне действительно нравится Эрвин? Нет? Мне действительно нравится Эрвин. — О, да ладно тебе, старина. По-моему, он не спит, — Ханджи, похоже, с такой же вероятностью даст мне поспать, как и сменить тему. Вздыхаю, опускаясь на землю. — Ура! — как она только не умудрилась привлечь сюда всю популяцию зомби? — Хорошо, так ты хочешь рассказать всё сам, или ты хочешь, чтобы я просто задала несколько вопросов? — пожимаю плечами, мой мозг всё еще не готов к вербальной коммуникации. — Хммм, окей. Как это произошло? — я совсем не хочу отвечать ни на какие вопросы. Как ведро холодной воды на лицо, воспоминания мелькают у меня перед глазами. Крики, кровь, боже, грёбаная кровь. Я пытаюсь сказать, пытаюсь сделать хоть что-нибудь, кроме того, чтобы бездумно смотреть на полёт воображения. Однако горло сжимается от огорчения. Я не смог бы выдавить из себя ни слова, даже если бы пришлось. Скажи ей правду, Эрен. Расскажи ей, как ты не смог его спасти. Расскажи ей, как это произошло. Ханджи ждёт моего ответа, затаив дыхание, не подозревая о моём дискомфорте. Эрвин, с другой стороны, улавливает это почти сразу, как только его глаза встречаются с моими. — Я думаю, тебе следует задать другой вопрос, Ханджи, — твёрдо заявляет Эрвин. — Что... почему? — спрашивает его Ханджи, переводя взгляд на меня. Я чувствую его на периферии, он прожигает дыры в моём мозгу. Ковыряет и ковыряет, пока, наконец, не сможет извлечь информацию. Я, блять, не могу этого сделать. — О, эм, хорошо, сколько времени тебе потребовалось, чтобы понять, что у тебя иммунитет? — этот вопрос не менее неприятен, потому что теперь вместо лица Марко, заполняющего мой разум, я вижу дуло пистолета. Я помню, как близко я был к тому, чтобы покончить со всем этим. — Я.… — слова не складываются, — я.… не понял, — Ханджи выглядит смущенной моим ответом. Я хочу рассказать ей, как я провел два дня, убегая от ходячих, думая, что в любую минуту присоединюсь к ним в их безжизненном существовании. Как остаток жизни я планировал провести, ожидая своего часа в какой-то ветхой лачуге в ожидании конца, который так и не наступил. Как я начал обращаться к неодушевлённым предметам за неимением общения, потому что я был так... так чертовски отчаянно нуждался в ком-то. Однако я ничего из этого ей не говорю. — Я не знаю, — и это правда. Честно говоря, я не понимаю, почему они все так легко поверили, что я не обращусь. Это, должно быть, Эрвин. Он верит в меня, так что остальные следуют его примеру. Доверие — это последняя вещь, которой стоит раскидываться в наши дни. Казалось, что как только люди принялись есть друг друга, человечество погибло. Это звучит как глупость. Конечно, человечество пропало, когда появились ходячие. Но дело не в этом. Живые люди потеряли свою человечность. Всё потеряло смысл, когда люди поняли, что это не учебная тревога. Что это всерьёз. Итак, почему доверие имеет такое большое значение? Доверие означало две вещи: жизнь или смерть. Другой альтернативы нет. Если кто-то доверяет тебе, ты жив. Однако, если кто-то вам не доверяет, это делает вас не лучше зомби, поедающих останки на улицах. Мне даже не потребовалась неделя этого ада, чтобы понять это. После... чёрт. Так почему же Эрвин так охотно впустил меня? Что я сделал, чтобы заслужить такую веру? Я всё ещё не был уверен. Может быть, это было потому, что у меня был «иммунитет», как они это называют. Доверял ли я ему? Верил ли я в кого-нибудь из них? В этом я тоже не был уверен. Пока я думаю обо всём этом, Леви и Майк возвращаются с завтраком. — Bon Appétit, засранцы, — Леви бросает перед Эрвином только что убитого кролика. — Возникли какие-нибудь проблемы? — спрашивает Эрвин, доставая нож, чтобы начать разделывать кролика. — Не больше, чем обычно, — отвечает Майк. — Рад слышать. Эрен, Ханджи, почему бы вам обоим не начать разбирать палатки? Леви, вы с Майком можете проверить список того, что нам нужно будет поискать во время вылазки, пока я заканчиваю готовить кролика. — Что? Я... — моя речь прерывается, когда Ханджи хватает меня за запястье и начинает тянуть меня в направлении моей неизбежной гибели. Она наконец отпускает меня только тогда, когда мы доходим до палаток, и я понимаю, что до сих пор не знаю, как это работает. Я стою там, как идиот, перебирая пальцы. — Не беспокойся, можешь просто постоять рядом и продолжать отвечать на вопросы, пока я не закончу с палатками. Согласен? — нет. Никаких больше вопросов. Ни капельки. Не. Согласен. — Наверное... — Отлично! Так как твой нос? — М-мм, это пиздец как больно, — Ханджи тихо посмеивается. Может быть, Леви здесь не единственный социопат, — ты действительно сломала его, в курсе? — осторожно потираю нос. — Эй, я извинилась, так что с меня хватит, общительный мистер. Её прозвище немного ранит. Возможно, я недостаточно благодарен, ведь они буквально вытащили меня из полной жопы. Неважно, по каким именно причинам. Самое меньшее, что я могу сделать для них — это благодарность, а я даже не пытался. Всё, что я делал, это тратил их припасы, спал в любезно предоставленном спальнике и пререкался с Леви. — Прости, — пробормотал я, — я признателен, что вы нашли меня, — Ханджи, похоже, не ожидала этих слов и выглядит совершенно сбитой с толку. — Не будь глупым, глупышка! Во всяком случае, мы должны быть рады, что ты присоединился к нам. Итак, заявляю это от имени всей нашей могучей кучки, сэр Эрен, — она отвешивает реверанс, и я не могу не засмеяться. — Итак, нос заживает быстрее, чем обычно? — она поднимает голову, на ее лице расплывается улыбка. — Никогда раньше не ломал нос, но я не думаю. Укус же заживает, как у нормальных людей. Если это вообще можно назвать нормальным, — я осторожно опускаю взгляд на уродливую отметину, след от зубов, отпечатавшийся на моей руке. Ханджи сворачивает одну из палаток. Реально работы для двоих тут мало. Эрвин, должно быть, хотел получить ответы так же сильно, как и Ханджи. — Хм, это интересно. Значит, это действительно просто твоя кровь? Тебя не кусал никакой радиоактивный паук в юном возрасте? Плавал в какой-нибудь светящейся жиже в последнее время? Не сдержав улыбку, произношу: — Ханджи, вряд ли я отношусь к категории супергероев, — эта женщина воистину уникум, — и твоя теория о радиоактивном пауке идёт лесом. — То есть купался в химических отходах? Надо записать. — Чего? Нет, я имел в… — Я просто шучу, Эрен, — Ханджи посмеивается. Не могу перестать улыбаться всё то время, пока она разбирается со второй палаткой. Оказывается, если Ханджи не увлечена чем-то, то ведёт себя вполне как обычный человек. Почти.***
Не припомню, что сейчас за месяц, но сентябрь точно позади. Месяцы слились друг с другом вскоре после начала апокалипсиса. Тебе уже давно до лампочки, воскресенье сейчас или четверг. Единственное, что заботит, это доживёшь ли ты до следующего восхода солнца. Ветер холодит моё тело, и я обхватываю себя руками в попытке согреться. Я не брал с собой что-то тёплое, когда мы отправлялись на вылазку, поэтому всё, что у меня есть — это те шмотки, что уже на мне. К сожалению, в этот раз это рваные тонкие брюки карго, что совсем не греют. Ханджи замечает, как меня пробивает дрожь. — Когда мы доберёмся до лагеря, достанем тебе немного горячего шоколада. И куртку, — ласково улыбается она. По-хорошему, я должен поблагодарить её за верхнюю одежду, но она сбила меня, когда я услышал два слова. «Горячий» и «шоколад». — У вас есть горячий шоколад?? — её щёки растягиваются в улыбке, — ещё бы! Он и чай. Леви не смог взять его с собой в этот раз, поэтому и ведёт себя более озлобленно, чем обычно. — Я буквально стою рядом с тобой, идиот, — язвит Леви. — Эй, это правда, и ты это знаешь. Когда Леви не реагирует, Ханджи продолжает: — У нас в лагере довольно хорошая атмосфера. Наш командир нашёл этот покинутый город спустя пару недель, как началась эпидемия. Его отряд соорудил вокруг него нечто вроде заграждений. В основном это просто хлам, сваленный в кучу. Я знаю, это звучит не так уж классно, но пока это защищало нас от ходячих. — Ты думаешь, он просто позволит мне присоединиться без всяких вопросов? На этот раз отвечает Леви: — Просто будь готов ко всему, — теперь я замечаю, что он идет рядом со мной. Это первый раз, когда он заговорил со мной со вчерашнего вечера и я солгал бы, если бы сказал, что не рад этому. — Хорошо, — смущенно отвечаю я. — С тобой всё будет хорошо, малец, — с недоверием отношусь к его словам, ведь они как-то пустили Леви в группу. Ладно, мне не следует беспокоиться. Беспокойство ни к чему хорошему не приведет, — но один совет, — продолжает Леви, — не будь мудаком и не прячь укус. Чёрт, как я мог забыть? Достаю бинты из рюкзака и собираюсь замотать себе руку, прежде чем Леви останавливает меня. — Остановись, бестолочь, это выглядит ужасно, — он вытаскивает нож из-за пояса и хватает меня за руку. Я вздрагиваю, не зная, чего ожидать. — Я не собираюсь отрубать тебе руку, — говорит он с опасным блеском в глазах, — хотя, возможно, мне бы и хотелось. — Господи, ты можешь просто покончить с этим? Леви цокает языком, хватает меня за рукав рубашки и проводит по нему ножом, разрезая рукав чуть выше места укуса. Когда я смотрю на него в замешательстве, он говорит мне: — Это для того, чтобы на твоей рубашке не было очевидной дырки от укуса, — о, это имеет смысл. Затем он хватает меня за руку и начинает перевязывать мою рану. То, с какой заботой он это делает, напоминает мне о том, как Микаса перевязывала меня после каждой драки на школьном дворе. — Готово, — я смотрю вниз, и моя рука полностью обёрнута в марлю от запястья до локтя. Я снова вопрошающе смотрю на него, — как бы это выглядело, если бы я просто перевязал твой укус, а? Это и так уже выглядит подозрительно, — произносит он, оставляя щелбан на моей забинтованной руке, — подумай хоть раз этой горошиной, которую ты называешь мозгом. Сволочь. Не могу не закатить глаза. Всё бы отдал, чтобы хоть раз у нас с Леви состоялся адекватный разговор, не пропитанный ядом и оскорблениями. Постойте, что? Мне нужно ещё немного поспать. Из-за Ханджи у меня возникают эти глупые смысловые цепочки, не надо было ей меня будить так рано. Кстати о ней, прямо сейчас она идёт вприпрыжку. Ей точно не двенадцать? — Эрен! Эрен, смотри! — я поворачиваюсь туда, куда она показывает и вижу. Стены, которые должны быть высотой не менее пяти метров. Это то самое место, о котором говорила Ханджи? — мы здесь! Разве это не захватывающе? Что ж, а вот и ответ на мой вопрос. — Кричи ещё погромче. Я не думаю, что все ходячие смогли расслышать, — ворчит Леви. — Перестань быть таким брюзгой. Я уверена, что не одна так радуюсь. — Да. Дом, блять, милый дом. — Леви. Ханджи, — твердость, звучащая в голосе Эрвина, заставляет их замолчать. Вскоре стены становятся чётче, и я вижу, что Ханджи была права. Они сделаны из обломков. Машины, металл, это похоже на забор на свалке. Так же замечаю, что к конструкциям прикреплены металлические острые пластины. Умно. Рядом ошивается парочка зомби, но прежде, чем мы успеваем к ним подойти, какая-то неизвестная мне сила заставляет их убраться. Затем одна из стен раздвигается. Эрвин поворачивается ко мне: — Добро пожаловать в Стохес, Эрен.