***
Когда я просыпаюсь посреди ночи, он обнимает меня. Обнажённые тела, прижатые друг к другу кажутся мне подобием щита от внешнего мира. Я вспотел во сне, а грудь вздымается в безмолвном отчаянии из-за образов, что проносятся калейдоскопом в голове. Мёртвые, зомби, выжившие. Все они вылились в яростный кошмарный шторм. Я видел, как тех, кого я любил, раздирают на кусочки, они кричат, взывают о помощи, которой никогда не последует. И вот я здесь, свидетель всего этого, лежу в абсолютной тишине. Леви притягивает меня ближе, как будто знает, даже не просыпаясь, что я борюсь. Он никогда не говорит о своих мечтах, своих кошмарах — будто это просто ещё одно бремя, которое он предпочёл бы не взваливать на меня. Ночь исчезает в рассвете, будто с ним не могло случиться ничего травмирующего. И часть меня, такая ревнивая, ненасытная, жаждет этой зависимости. Умоляет искать его утешения во мне, а не в луке и стрелах. Я знаю, что это самолюбиво, просить о бо́льшем человека, который и так делает для меня более, чем достаточно. Но я не могу ничего поделать с этой мыслью, зудом щекочущей моё сознание каждый раз, когда он непреднамеренно будит меня посреди ночи своим учащённым дыханием и стонами. Это отвратительно, не так ли? Хотеть этой уверенности? Знать, что ты нужен? Он крепко спит, положив голову мне на грудь, а дыхание ровными волнами касается моей кожи. Красивый. Я протягиваю пальцы, чтобы смахнуть с лица выбившиеся прядки настолько нежно, насколько только могу. Его губы потеряли очертания и до сих пор выглядят ярче от поцелуев, а на шее виднеется парочка тёмных пятен. Дыхание слегка сбивалось, но я внимательно слежу за тем, чтобы он не проснулся. Это редкие моменты, когда Леви проводит ночь, не просыпаясь. Он сказал мне, что на самом деле это не имеет никакого отношения к тому, что весь мир полетел к чертям с концом света. Сказал, что он был таким с тех пор, как себя помнит. Что даже тогда, когда он был с Изабель и Фарланом, почти не смыкал глаз. Я мог не заметить, как слегка скривился его рот, когда их имена слетели с его языка. Я стараюсь оставаться неподвижным, поскольку то, что мы пережили апокалипсис, сделало всех нас чутко спящими. Вместо этого я просто пытаюсь снова погрузиться в сон, позволить другому миру окутать мои мысли, а темноте начать стирать границы действительности. Игнорирую звук, когда сквозь сон Леви снова начинает хныкать от очередного кошмара. Просто сжимаю его крепче в своих руках. Говорю ему, что я здесь, я рядом, если он хочет меня. Что я всегда буду здесь.***
У меня никогда не было времени на то, чтобы по-настоящему подумать, могут ли ходячие что-нибудь чувствовать. Мне они всегда казались движущимися мишенями — боксёрской грушей для человечества. Или, может быть, наоборот. Я почти уверен, что нежить сейчас действительно превосходит числом живых. Как бы то ни было, я никогда по-настоящему не задумывался о том, что в зомби, которых мы считаем такими далёкими от людей, всё ещё может оставаться немного человечности. — Как ты думаешь, они вообще что-нибудь помнят? — мы сидим на ступеньках крыльца, уставившись на пару пронзённых ходячих, пытающихся освободиться, чтобы вонзить зубы в нашу плоть. Немного болезненно, что мы считаем это нормальным: наблюдать, как нежить стремится вырваться из наших ловушек, — может, они просто опьянены до отключки вирусом или что-то в этом роде? — Почти уверен, что после пары шотов мне не захотелось бы перегрызть чьё-то горло, Эрен. — Окей, стрёмное сравнение, — отвечаю, а Леви закатывает глаза и усмехается, — но я серьёзно, — оглядываясь назад, на ходячих, эта мысль поражает что-то глубоко внутри меня, — что, если они всё ещё там? — трудно представить это возможным, учитывая, что твари прямо сейчас клацают челюстями, пытаясь достать до нас. Один, в частности, почти опустился на землю, пронзённый шестом, от того, как сильно скрёб пальцами перед собой. Но потом раздаётся шорох, и я замечаю, что Леви вскочил с кухонным ножом в руке. И прежде, чем я успеваю попросить его остановиться, он глубоко вонзает нож в череп первого зомби. Я поднимаюсь, двигаясь вперёд, когда он вытаскивает нож только для того, чтобы вонзить его в глаз второго. Раздаётся тошнотворный хруст, когда он вытаскивает оружие, быстро поворачивается и трусцой возвращается в дом. — Леви, — пытаюсь начать, но он обрывает меня, протискиваясь мимо меня плечом, — Леви, — на этот раз произношу суровее, хватая его за запястье, чтобы развернуть обратно. Он не сразу смотрит на меня, но, когда поднимает взгляд, я вижу в нём огонь. Что-то тлеет за этим уничтожающим взглядом, — что ты делаешь? — это не совсем тот вопрос, на которым мне хочется получить ответ, не та мысль, что возникает у меня в голове, когда Леви прикончил двух тварей позади нас. Затем этот взгляд смягчается, превращается во что-то извиняющееся, во что-то нежное. Я ослабеваю свою хватку на его запястье, тем самым давая ему шанс уйти, не объясняться. Потому что на самом деле кто я такой, чтобы требовать от него ответов? Он скажет мне, когда будет готов, верно? Леви никогда не был из тех, кого к чему-то принуждают. — Ты не можешь говорить мне такие вещи, — наконец шепчет он. Леви отводит взгляд, окровавленная рука безжизненно повисает вдоль его тела, — не заставляй меня так думать. Не после всего этого, — одинокая красная капля падает на землю, когда он стоит там, по-видимому, ожидая, что его осудят. — Я не могу... — его слова начинают затихать, свободной рукой он проводит по волосам, зачёсывая их назад. — Леви... это было глупо, я туп... — Не... и этого тоже не говори, — он тянется, чтобы взять меня за руку, нежно обхватывая её, — я просто не хочу думать об этом. Не после произошедшего, — часть меня понимает, осознаёт, что Леви уже столкнулся с достаточным количеством демонов. Осознаёт, что у всех нас есть. И даже если эта мысль спровоцировала меня, я понимаю, что это то, что должно остаться похороненным. Что-то, что не стоит горя, когда мы всё ещё пытаемся спасти наши собственные жизни здесь и сейчас. Поэтому я не протестую, когда он ведёт нас обратно в маленький дом, отпуская мою руку, как только мы переступаем порог. Жизнь, кажется, приходит в норму после того, как он отпускает меня, Леви подходит к рюкзаку, чтобы взять одну из многочисленных банок детского питания. И потом, есть я, тот, кто хотел бы делать что-то ещё, кроме как просто стоять там. Я наблюдаю, как он наливает половину стакана в один из пустых контейнеров для детского питания. Направляюсь в гостиную, чтобы присесть, когда понимаю, что ему действительно не понадобится моя помощь. В комнате воцаряется неловкая тишина, когда он вручает мне мою порцию, садясь рядом со мной на диван. Тишину нарушают звуки того, как мы отпиваем содержимое, Леви отказывается от своих попыток вести себя цивилизованно, как только замечает, что ложки совсем не так удобны, как пальцы, когда дело доходит до того, чтобы смаковать детское питание в банках. — Я хотел спросить тебя кое о чём, — говорю я между глотками. И он осторожно косится на меня, быстро возвращаясь к своему ужину, — думал о том, чтобы после того, как сойдёт снег, отправиться на поиски моей сестры, — как только я произношу это, сразу ощущаю жёсткий взгляд. Зная, что прошу многого, я решил, что мне следует заранее поставить его в известность о своём желании. И казалось, что проще всего просто незаметно перевести разговор в нужное русло во время ужина, ну, на самом деле всё это никогда не казалось лёгким. Особенно спрашивать Леви о чём-то подобном. Но он должен был знать, что в конце концов я об этом заговорю, знать, что я бы не бросил Микасу там, где бы она ни была. Наступает долгая пауза. — Думаешь, это убьёт тебя? — это не первый вопрос, который, как я думал, он задаст. Чёрт, я даже не уверен, ожидал ли вопроса. Больше похоже на строгий пинок под зад за угрозу отказаться от того, что мы имеем здесь. Но, наверное, я знаю Леви не так хорошо, как хотелось бы верить. — Я бы умер, пытаясь, — вижу, как его губы подёргиваются при этом, знаю, что он пытается сдержать то, что, вероятно, действительно хочет сказать. Затем он заглядывает мне в глаза, все сомнения исчезают с его лица, когда он долго всматривается в них. — Хорошо, Зеленоглазка. Хорошо.***
Мы решили, что в этот раз стоит пойти на поиски припасов заранее, а не на грани голодной смерти, как было в прошлый раз. В лагере ещё осталось несколько баночек детского питания, но все они со вкусом гороха. С течением времени я узнал, что Леви может переварить многое, но, как оказалось, пюре зеленого цвета для младенцев не входит в это «многое». В прошлый раз я предложил зажать ему нос, но всё, что получил в ответ — это то, что мы оказались в этом ебучем фестивале зомби только по причине того, что пичкали этой гадостью собственных детей. Если честно, язык не повернётся с ним не согласиться. Город выглядит заброшенным, как и следовало ожидать, я полагаю. Улицы завалены мусором, вдоль них виднеются разгромленные здания. Выглядит настолько же типично, как можно было представить. Он взял с собой лук и стрелы, слабая, но всё же защита от зомби. При себе у него есть нож, на всякий случай, но я думаю, что в глубине души он гордится своим творением. Однако не похоже, чтобы он когда-либо в жизни ждал похвалы. Я просто ласково смотрю на него, и он, кажется, всегда знает, что кроется за таким действием. — Я хочу проверить это офисное здание, — говорит мне Леви, кивая головой в сторону давно забытого комплекса. Бросаю на него вопросительный взгляд, он немедленно отвечает тяжёлым вздохом, который заставляет меня почувствовать, что я должен был догадаться о его намерениях. — Торговые автоматы, — сказал так, будто это было очевидно, и это заставляет меня чувствовать себя неловко. Но мимолётная вспышка разочарования улетучивается, когда Леви начинает идти впереди меня к месту назначения. «Его Здесь Нет» — гласят большие красные буквы на стене. Своего рода тревожное предзнаменование для любого, кто может случайно забрести в этот город. Это заставляет меня чуть крепче сжать свой нож, мельком взглянув на безоблачное небо. Но тут появляется Леви, который быстро движется впереди меня, готовый ко всему, что этот безбожный мир может ему преподнести. И я отстраняюсь, сосредотачиваясь только на фигуре передо мной, а не на предсмертных пророчествах, написанных на стенах. Окна были выбиты. Стекло ярко сияет при дневном свете, я вижу наши торопливые силуэты в его осколках. Тем не менее, я следую прямо за ним, когда он протискивается через одну из оконных рам. Осколки хрустят у меня под ногами, когда я приземляюсь на пол, вытаращив глаза и перехватив покрепче нож. Не хочется расслабляться и терять бдительность в надежде, что, возможно, хотя бы эта вылазка не закончится каким-нибудь травмирующим событием. Слишком высокое требование от этого мира. Так что я держу руку с оружием высоко поднятой, готовый вышибить мозги любому, кто захочет приблизиться ко мне. Мне не пришлось долго ждать. Он шатается, тянется ко мне изодранными до костей руками. Глаза пустые, мёртвые, не выражающие ничего, кроме бесконечного голода, что терзает его уже довольно долго. Затем я замечаю серебряную полоску, что мерцает на одном из разлагающихся пальцев, которые он тянет ко мне. Должно ли меня тошнить от того, что этот зомби когда-то был супругом, любовником? Это не должно иметь значения, так ведь? Невыносимое чувство вины гложет меня при мысли о том, что эти твари когда-то были людьми. Не безмозглыми ходячими мертвецами, которыми стали теперь. Леви не даёт мне остановиться на этой мысли, вонзая стрелу прямо в череп ходячего. Затем я слышу хлюпающий звук, с которым он вытаскивает стрелу из твари. А после глухой удар от столкновения безжизненного тела с полом. То, что люди и зомби могут погибнуть одним и тем же образом, кажется мне странной иронией. Леви ни разу не оглядывается назад. Мне кажется какой-то болезненной патологией то, какими немногословными стали люди перед лицом смерти. Заставляет задуматься, насколько мучительным будет наше сосуществование в мире, когда вся нежить сгинет и мы останемся наедине друг с другом. Как мы сможем жить вновь. Нормальным образом. Почему-то мысль о мире, свободном от зомби, звучит ещё страшнее. — Думаю, где-то здесь должен быть один, — он выглядывает из-за угла, не оставляя меня далеко позади. Быстро исчезая за поворотом, я следую за ним в разгромленную комнату, в которой стулья хаотично валяются на полу, а стол прижат к закрытой двери. Но Леви оказался прав, здесь в самом деле стоит вендинговый автомат у бледно-белой стены. Будто Фортуна решила не ненавидеть нас так сильно сегодня, как она делает обычно. Я вижу, как Леви закидывает свой лук со стрелами за спину, наклоняется поближе, чтобы рассмотреть автомат, и то, что он прижимается щекой к стеклу, заставляет меня приподнять бровь в недоумении. — На некоторых из них стоит сигнализация, — объясняет он, — просто хочу убедиться, что мы будем в безопасности, когда я разобью стекло, — что-то мне подсказывает, что у Леви есть определённый опыт в подобном и он получил его задолго до начала апокалипсиса. Он поворачивается ко мне, отталкивая рукой подальше от себя. Я делаю пару шагов назад, ощущая небольшой холодок вдоль позвоночника от нахлынувшего дурного предчувствия. Леви же не теряет времени даром: хватается за ближайший стул и разбивает стекло, защищающее содержимое от кого-то вроде нас. Сигнализации нет, но звук бьющейся поверхности и разлетающихся осколков кажется достаточно громким, чтобы привлечь несколько десятков зомби. — Ты что, блять, с ума сошёл? — спрашиваю я, подбегая, чтобы помочь сложить найденное в вендинге. — Не переживай. Мы съебёмся раньше, чем эти твари успеют даже подумать о том, чтобы пожевать наши косточки, — не особо успокоило, но ладно, я продолжаю набивать рюкзак, — эй, я нашёл твоё любимое, — посмотрев в сторону, я замечаю, как он протягивает мне «Баунти», и мне почти хочется обвить ладонями его шею как можно крепче. Ебучий кокос. — Ха-ха, очень смешно, придурок, — во всяком случае, пусть скажет спасибо своим шуткам, теперь я точно не стану делиться с ним найденной пачкой «Доритос». — Как думаешь, надолго нам этого хватит? — Если будем умны, то где-то на месяц, думаю. — Я думал, мы всегда были умными, — на это он резко оборачивается в мою сторону, от чего я не могу сдержать ухмылку. Теперь у меня так легко получается вывести его из себя, думаю, это преимущество нашего с ним совместного выживания. Так удивительно, как далеко нам удалось зайти вместе, да? Мысль о том, что это тот же самый парень, что чуть ли не убил меня, должна быть ошеломляющей. Но, эй, не то чтобы я тоже был с ним ласков в первое время. А теперь... какой я? Я отложил размышления об этом, пытаясь засунуть слова в самый дальний угол своего сознания. Не могу представить, в какой ужас я ввергну нас обоих, если озвучу их. Но сейчас в этом мире слишком много вещей, которых нужно бояться. И любить кого-то — совсем не должно относиться к этому списку. — Леви, — говорю я тихо, пиздец как стараясь не бояться. И он поворачивается ко мне, глаза смотрят чуть ли не в самую душу, будто он сам пытается достать из меня слова. — Я просто... — как же нелепо; я не могу найти в себе силы отвести взгляд. Что-то тянет у меня в животе, подталкивает просто сказать, просто покончить с этим. Должно ли это случиться подобным образом? Разве не предполагается, что эти три слова произнести будет легко? Я беру его за руку. — Я хочу сказать тебе, что... чёрт, я хочу... — Эрен? — он нежно пожимает руку, побуждая продолжать. — Я... И в тишине ничто не звучит так громко, как щелчок спускаемого курка пистолета. — Эй, не останавливайтесь из-за меня. Я наслаждался шоу, — говорит стрёмный тощий мужчина с зубастой, скользкой улыбкой, направив пистолет в мою сторону. И я пугаюсь, сжимая руку Леви в своей, когда мужчина делает шаг вперёд. — Ты стал бездумным, да? — волна замешательства захлёстывает меня, когда я осмысливаю повисшие в воздухе слова, понимая, что он обращается к Леви, а не ко мне. — Я мог бы выстрелить тебе прямо в затылок, если бы захотел, да? — Леви застывает рядом со мной, и я пытаюсь не дать страху отразиться на моём лице. — Мы думали, что ты сдох. Подождите, что? — Так и будет, если ты не уберешь эту ёбаную пушку от моего лица, — говорит он с усмешкой, и, кажется, это не имеет никакого смысла. Как этот человек знает Леви, как Леви знает его. Не поймите меня неправильно, я не занимался самообманом, думая, что Леви выживал только со мной. Это не так. Он был с Фарланом и Изабель, с той бандой. Той бандой. Это поражает меня, как тяжёлое пробуждение. Что этот мужчина может быть из той группировки, в которой раньше состоял Леви. Той, с которой мы чуть не столкнулись у того, что осталось от моего дома. Той, от которой он старался меня защитить. Но ничто в этом мире не вечно. Особенно если вы хотите сохранить это подобным образом. — Ты совсем не изменился, да? Такой же ёбаный урод, только теперь у тебя есть кое-кто, кто сосёт тебе член, — голова мужчины поворачивается в мою сторону, и я физически чувствую, как Леви напрягается, продолжая сжимать мою руку. Но пистолет теперь направлен на белую плитку, а не в мой лоб, — я просто не могу поверить, что босс реально не ошибся, когда сказал, что мы найдём тебя здесь. — Он здесь? — Конечно, он здесь, тупица. Босс — это главная причина, по которой мы здесь. Не мог себе представить, что оставит тебя здесь такого бедного и беззащитного, как только мы увидели тебя там, в Шиганшине, — улыбка мужчины кривая и холодная. Мне так хочется убежать, но перед этим схватиться за нож и воткнуть его прямо между глаз урода. А потом сбежать в наш маленький домик в лесу и сделать вид, что всё в порядке. Всё в порядке, всё в порядке, всё в порядке. — Класс, можешь пойти к нему и сказать, что я послал его нахуй, — в воздухе раздаётся смех, резкий и леденящий душу, когда мужчина откидывает голову назад. Леви пользуется возможностью, чтобы встать передо мной и оградить от всего, что может произойти. — Ты не изменился, — говорит он, вытирая выступившие от смеха слёзы, — нет, совсем не изменился, — мне нужно бежать. Нам нужно бежать. Вонзить нож в толстый череп этого монстра прямо сейчас, — но я думаю, вы меня неправильно поняли, — пистолет снова поднят в воздух, полый ствол в другой мир смотрит прямо на нас. — Ты возвращаешься со мной. Единственный выбор, который перед тобой стоит — это целыми ли останутся твои коленные чашечки, — я пытаюсь как можно тише дотянуться до ножа, зажатого между джинсами и курткой, но треск стекла под ботинками выдаёт меня. — Босс сказал мне, что у тебя есть питомец, — я вижу, как его палец движется к курку, чтобы прицелиться прямо в меня. — Скажи мне, насколько хорошо ты умеешь отсасывать, парень, и, может быть, я замолвлю за тебя словечко. — Иди нахуй, — процедил я сквозь зубы, проталкиваясь ближе к барьеру в виде спины Леви. — О, я понял, почему ты держишь его при себе, — усмехается мужчина, — у твоей маленькой шлюхи есть пыл, да? И милое личико, — но затем мужчина делает паузу, прищуривает взгляд, разглядывая меня, — подожди, — он делает маленький шаг ближе, — я видел тебя раньше. — Я пойду, — перебивает Леви, отпуская меня и делая шаг вперед. — Оставь его, и я пойду. Но мужчина не дрогнул: — Эти глаза, я бы их не забыл, — и я в ужасе, не из-за того, что ублюдок подкрадывается ближе, не из-за пистолета. Но Леви, который отпустил мою руку, тем самым оставляя меня. Оставив меня здесь одн... — Зеленоглазка! — что? — Ты тот парень из супермаркета, да? Который отправился в ад с продуктовой корзинкой? — я не могу дышать, — этот план полетел ко всем чертям, да, Леви? — Заткнись, — говорит он. Я никогда раньше не слышал, чтобы его голос звучал так. — Что, ты никогда не говорил ему? Думал, что сможешь умолчать и жить «долго и счастливо»? — мужчина усмехается, — может быть, ты всё-таки изменился. — Я сказал заткнись. Но мужчина не слушает. В конце концов, это у него в руках пистолет. — Видишь ли, мальчики хотели немного поразвлечься. Мы нашли твою группу, точнее тебя, Зеленоглазка. Не помню, кто именно придумал эту кличку, но она тебе подошла. Подумали, что ты хорошо проведёшь время, если мы получим тебя в свои руки. Привели зомбарей в тот супермаркет, думая, что сможем подрезать тебя на выходе, но хуй нам, да? — мне так хочется отрицать услышанное. Что Леви, этот Леви, в которого я влюблён, мог иметь к этому какое-то отношение. Что он убил Марко. — Маленькие засранцы разбежались, когда мы попытались их поймать. Тебя там даже не было. Блять, мы решили, что тебя сожрали живьём, так ведь, Леви? — он не отвечает до того момента, пока мужчина не наводит пистолет прямо ему в лицо. — Ты, блять, не жилец. Человек, который замешан в гибели Марко. Подождите. Разбежались. Разбежались. Разбежались. Меня поражает, будто ударом грома: так вот, почему Армин отделился от остальных. Вот почему Армин сошёл с ума. Вот почему Армин умер. Леви убил его. Леви убил его. Леви убил его. — Но мы поймали одного из них. Он продержался недолго. И не был таким милашкой на лицо, — я бы хотел, чтобы он никогда не нашёл меня. Я хотел бы умереть в той грёбаной лачуге. — Думаю, что оставлю тебя. Уверен, твой дорогой Леви не будет возражать. Собственность принадлежит нашедшему, все де... — его прерывает эхо выстрела. Кровь. Крик. Сколький звук ножа, вспарывающего плоть. Я стою там в оцепенении от всего произошедшего. Что ещё может удивить меня после такого? После того, как я узнал, что спал с волком в овечьей шкуре? Я снова возвращаюсь к этой мысли, как только Леви встаёт и поворачивается ко мне с окровавленным ножом в руке, а ткань его рубашки пропитана малиново-красным. — Эрен, — пытается начать он, протягивая руку, чтобы взять в неё мою. — Не трожь меня, — шепча, отступаю назад, наконец встречаясь с ним взглядом. — Не прикасайся ко мне, мать твою, — всё внутри меня дрожит, я так хочу убежать — всегда хочу убежать прочь, прочь, прочь от него, от всего этого. — Ты монстр, — слова болезненно срываются с моих губ, звучат так ядовито. — Всё. Всё было ёбаной ложью. И он чувствует эту желчь, я точно могу это сказать. Пытается сделать шаг ближе, но я сразу же отступаю от него. Его рука, что всё это время находилась в воздухе, с глухим стуком падает на бедро. — Ты, блять... а-аргх! — я зарываюсь руками в волосы. Всё кажется неправильным, неправильным, неправильным. Так не должно было быть, Эрен. Кожу головы начинает покалывать от впивающихся в неё ногтей, но я не могу остановиться. Нужно очнуться от этого проклятого кошмара. Так не должно было быть, Эрен. Ты любишь его, верно? Внезапно меня охватывает холодный озноб, и я опускаю руки по швам. Это было так. Я любил его. Я сделал бы для него всё, всё, что угодно. Для человека, который убил моих друзей. Он убил их, Зеленоглазка. Я дрожу, когда поднимаю глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. Движимый не страхом. Гневом. Гневом и предательством. Я вкладываю в него все, блять, чувства, что полыхают сейчас праведным огнём внутри меня. А также отвращение. Отвращение к самому себе за то, что я не увидел этого раньше. Глупый, глупый, всегда такой глупый. — Пожалуйста, — говорит он тихо, напуганно. — Пожалуйста. Я делаю ещё один шаг назад. — Я должен убить тебя, — и он смотрит мне прямо в глаза, я замечаю, как слёзы начинают проступать в уголках его глаз. Никогда не видел, чтобы Леви плакал. — Я должен проткнуть тебя этим ёбаным ножом и позволить тебе истечь кровью, чтобы ты обернулся. Это то, чего ты заслуживаешь, — тяжёлые солёные капли начинают струиться по его щекам, прокладывая мокрые дорожки через грязь и пыль на коже. Хорошо, пусть почувствует что-то ещё, кроме этой долбаной апатии. — Эрен, — зовёт он сквозь слёзы, — не делай этого, прошу тебя. Позволь мне объяснить всё там, в доме в лесу. Сухой смех — это всё, на что я способен сейчас. — Ты серьёзно думаешь, что я вернусь туда с тобой? Ты... боги, ты думаешь, я всё ещё хочу тебя? — он снова пытается подойти, но я направляю нож в его сторону. — Я ненавижу тебя, — мой голос дрожит, когда я произношу последние слова, будто сам не хочу в них верить. Я смотрю, как они обрушиваются на него тяжелейшим грузом, физически заставляя страдать. Он окончательно перестаёт контролировать себя и даёт слезам выход. — Пожалуйста, — шепчет он. — Я хочу, чтобы ты нахуй умер. Затем я бегу. Слышу, как он кричит моё имя сквозь ветер от быстрого бега и приближающиеся стоны мертвецов. И только тогда меня начинает мутить. Понимаю, что должен сделать паузу, когда земля приближается ко мне. Когда слёзы, которые я думал, затуманят только лицо Леви, начинают литься по моему. Когда вопли срываются с моих губ, плач и стенания, будто единственный мир, который я знал последние несколько месяцев, только что рухнул у меня на глазах. Но так оно и есть, верно? Рухнул, когда я оставил его совсем одного в том офисном здании. А потом меня тошнит, рвёт в кусты рядом по близости, где я сворачиваюсь калачиком. Дыхание сбивается, а сердцебиение бешено колотится. Всё кончено, да? Стоны становятся громче, и первое, о чём я думаю, это о том, что Леви разрывают на части. Он кричит, умоляет меня о помощи, пока я нахожусь здесь и смотрю на кровавый дождь. Это побуждает меня желать возвратиться к нему, что за зависимость. А затем вернуть его в дом в лесу, а ненависть оставить на потом. Я должен, да? Ненавидеть его до глубины души и желать ему смерти. Но у меня нет времени на размышления. Не из-за приближающихся ходячих, а человека в потрёпанной шляпе, который в данный момент нависает надо мной с пистолетом, направленным мне прямо в лицо. — Привет, Зеленоглазка.