You Try (even when the world doesn't want you to)

По комнате раздался стон. Толчок. Рвота. Брызги воды. И... Черт, он больше не мог этого делать. Если никто еще не понял, у Сюйси был ужасный день. Конечно, «хорошие дни» уже не входили в его словарный запас, но этот день был просто особенным, совершенно ужасным. Он тяжело вздохнул, пропуская волну тошноты и головокружения, полоска слюны повисла у него на губах, медленно падая в воду в туалете. Он забыл, что такое рвота. Естественная рвота, то есть. Оказывается, это сильно отличается от чистки. Когда он засовывал пальцы в горло и рвал, пока все калории не выходили из организма, у него был контроль, странный вид контроля, но все же контроль. А это? Это было похоже на утопление, на задыхание и нехватку воздуха. Он ненавидел это. Из коридора послышались торопливые шаги, и кто-то присел рядом с ним. Сюйси не поднял глаз, его взгляд уперся в мерзкую воду под ним. – Привет, – тихо сказал человек. Тэн, узнал Сюйси. Он не осмелился ответить, боясь, что если откроет рот, то единственным звуком, который вырвется, будет болезненный всхлип, а он не только не хотел смущаться еще больше, но и был уверен, что его горло не готово к такому издевательству, как плач. Поэтому он просто поднял голову, молча поблагодарив другого парня. Было очевидно, что Тэн был разочарован. Последние три часа они сидели за столом в надежде, что Сюйси доест свою еду. Это явно не удалось, если судить по гнилостному запаху, наполнявшему ванную комнату. Он пытался, правда пытался, но как только он проснулся в тот день, он понял, что ничего хорошего из этого не выйдет. Его желудок сводило, его раздувало и тошнило, и он винил в этом своих мемберов, заставивших его поесть накануне вечером. Сюйси объяснил все это остальным. Рассказал им, как ужасно он себя чувствует и что если он попытается положить в рот хоть кусочек этого проклятого яблока, то его тут же вырвет. Они не слушали его, потому что «Тебе нужно поесть», и, возможно, они были правы, говорила логическая часть его души, та часть, на которую он не обращал особого внимания. Другая, сильная, эмоциональная и, осмелюсь сказать, драматическая часть его кричала, что если бы они не впихивали ему в рот калории, этого бы не случилось. «Я же говорил тебе» – хотел он сказать Тэну. Конечно, он этого не сделал, потому что не был полным засранцем, но мысль об этом не покидала его. – Ты же знаешь, что так будет лучше. И, да, вот оно. Он знал, ясно? Он знал, что ему нужно есть, он понимал, как опасно продолжать ограничивать себя в еде, он понимал это. Но легче от этого не стало. Доктор говорил точно так же. Говорил красивые слова и простые решения, как будто знание того, сколько людей выздоровело от таких расстройств пищевого поведения, как у него, что-то облегчит. – Лучшее лечение газообразования, боли и вздутия живота – это продолжать есть через регулярные промежутки времени, – говорила она. Потому что это так просто. По сути, она сказала ему «просто ешь», выражаясь вычурными словами. Он знал, что это так просто. Просто ешь. Если бы он мог хоть что-то есть и не чувствовать себя дерьмово в течение нескольких часов после того, как положил еду в рот. Они вдалбливали ему в голову, что надо есть, как только он открыл глаза в больничной палате, но что толку, если половина еды, попавшей в рот, все равно изгоняется? Разве это не хуже? И да, он был уверен, что отчасти это было вызвано абсолютной психологической пыткой, в которую превратился прием пищи, но физическое воздействие, которое оказывало на него это «выздоровление», не стоило того, чтобы так переживать, если быть честным. Он, конечно, не мог этого сказать. Оказаться в стационарном лечебном центре было последним, чего он хотел. И вот, держа слова на языке, но не в силах довести их до конца, он вышел из ванной. Его зубы были недавно почищены, а усталость тащила его каждый шаг, Тэн шел позади. Ноги сами принесли его в гостиную, и, к своему позору, он обнаружил остальных мемберов с машиной, которую он предпочел бы никогда больше не видеть. Кун сидел, скрестив ноги, на одном из бежевых диванов в комнате, на его ногах лежала маленькая сине-белая машинка. Дрожь пробежала по позвоночнику Сюйси, когда он стоял и смотрел на демоническую штуку, внезапное желание повернуть назад и убежать одолело его, но он не сделал этого. Он не побежал. Он не двигался. Отчасти потому, что Тэн держал его за плечо с большей силой, чем нужно, отчасти потому, что в глубине души он знал, что это необходимо. Отчасти потому, что он не хотел больше разочаровывать остальных. Но это не означало, что он добровольно полезет в волчью пасть. Он подождет, пока волк не завоет и позовет, и только тогда двинулся в путь. Волк позвал быстрее, чем он ожидал. – Иди сюда, Сюйси, – сказал Кун. Его тон был мягким, но глаза были усталыми, каменно-холодными, и Сюйси понял, что ничто не спасет его от неминуемой смерти. Драматизировал ли он? Да, на все сто процентов. Можно ли его винить? Наверное, нет. Вздох вырвался из его губ, и он медленно двинулся к месту, где ждали остальные. Он почувствовал, как Кунхан провел рукой по его ноге, и хотя это должно было его утешить, он просто почувствовал, как стены стали смыкаться быстрее. Наконец, он сел рядом с Куном, нервно теребя подол его рубашки. Сюйси уставился на синий насос, затем на пластиковую трубку, маркер, коробку сока, которая, как он знал, была с формулой, но «причудливая коробка сока» показалась ему более подходящей, и прозрачный пластиковый пакет, который лежал на центральном столике. Он уставился на капельницу, стоявшую рядом с ним, на чашку с водой, которую держал Де Цзюнь, на соломинку внутри нее... и смирился с тем, что сейчас произойдет. – Могу я хотя бы спросить, почему? – сказал он, его голос звучал более устало, чем ему хотелось. На лице Куна появилось сочувственное выражение, прежде чем он заговорил. – Ты сам сказал, Сюйси, ты ничего не держишь в себе, – сказал он, не так ли? Он был глуп. – Мы не можем продолжать в том же духе, – старший сделал небольшую паузу, чтобы проанализировать лицо Сюйси, прежде чем продолжить. – Ты не добираешь необходимое количество калорий, и у нас нет никакого прогресса, – Сюйси слегка вздрогнул при этом. Упоминание о калориях заставило его мозг бежать со скоростью километра в минуту. Мысли о цифрах, поздних ночных рыданиях и, о боже, сколько же калорий в этой формуле?! Его мысли прервал Тэн, нежно погладив Куна по голове и прошептав что-то на ухо старшему. В глубине души он знал, что все устали от него, разочарованы тем, что он не может сделать самый минимум. Это только подтвердило это. Он просто все испортил. – Сюйси, – позвал Кун, снова остановив его мысли. – я не должен был так говорить, прости, – рука легла ему на ногу. – мы очень гордимся тобой, что ты стараешься, но это необходимо, и я точно знаю, что ты знаешь это так же хорошо, как и я. Однако желание убежать не исчезло. Даже когда он кивнул. Даже когда Кун и Винвин встали, один открыл сумку, в которой лежала трубка, другой взял из рук Де Цзюня чашку с водой. Оно не исчезало, не уходило, поэтому он просто сидел и смотрел, как парни, которых он называл семьей, перемещаются по комнате. Подошли Кун и Винвин. Старший из них протянул ему трубку. Вздох вырвался из губ Сюйси, когда он уставился на пластиковый предмет в своих руках. Он взял трубку, измерил ее от кончика носа до кончика мочки уха, от кончика мочки уха до места между пупком и грудной костью, как их учил персонал больницы. Кун отметил это место синим маркером в своей руке и отпустил трубку. Все было очень... роботизировано. Как будто эти движения отрабатывались тысячу раз, хотя на самом деле это был всего лишь второй. Дрожь пробежала по позвоночнику, когда Винвин опустил кончик пластика в воду, и вскоре Кун уже держал его перед своим лицом. Лидер сладко улыбнулся, пытаясь успокоить его нервы. Это, конечно, не сработало. Невозможно было «успокоить нервы», когда он чувствовал, как эта чертова штука проскальзывает в его нос. Когда она достигла самой верхней части, потребность вырвать ее из носа достигла крещендо, и если бы Сюйси не знал лучше, он мог бы поклясться, что трубка входит в его мозг. Винвин стоял рядом с ним с чашкой и красной соломинкой, из которой Сюйси жадно глотал воду. Ему хотелось рвать, кашлять и вырвать эту дурацкую штуку из своего тела. Он хотел, чтобы Кун перестал давить на него. Он хотел иметь возможность открыть глаза без ощущения, что их царапают изнутри. Хотел... Черт, он много чего хотел. У него не было ничего, но человек мог мечтать. Кун остановился, в конце концов, после того, как ему показалось, что прошли века, когда он достиг синей метки. Руки Сюйси вытирали слезы, навернувшиеся на глаза, пока Кун держал трубку на месте. Он вдохнул раз, два, три раза, наслаждаясь тем, как воздух входит в его легкие. Когда ему стало немного легче, он взял шприц, предложенный Винвином. Сюйси подсоединил его к концу питательной трубки и оттянул назад, пока коричневатая жидкость не заполнила его, подтверждая, что он действительно не поместил эту штуку в легкие или что-то в этом роде. Винвин с честью вылил отвратительную жидкость, Сюйси ему точно не завидовал. И снова все казалось роботизированным, отработанным, ничего особенного, мы всю жизнь ставили газоотводные трубки. Это было странно – подумал Сюйси. Прошло не больше месяца, а они все здесь, со стоическими лицами и практической непринужденностью, и Сюйси подумал, не он ли это драматизирует ситуацию. Конечно, это его нос и горло атаковал пластиковый предмет, но все же спокойствие, наполнявшее комнату, было тревожным. Ему это не нравилось... но, впрочем, ему не нравилось почти все, так что какая разница, что ему не нравилось. Никакой. Это был ответ. Никакой. За своими размышлениями он не заметил, как Кун наложил пластырь на его правую щеку. Он также не почувствовал, как мальчик закрепил трубку еще одним куском ленты. Наверное, ему стоит рассказать об этих «эпизодах». О плавающем чувстве, которое сопровождало его. Тот факт, что иногда он не помнил, что делал большинство вещей. Он проснулся, моргнул, оказался в гостиной. Возможно. Но он бы не стал. Он хотел убежать. Он встал. Дверь была заманчивой, свобода всего в 10 метрах от него. Но он не побежал в ту сторону, его целью была ванная комната. Мысль о том, что у него сейчас есть телохранитель, была не очень привлекательной, поэтому он быстро пробормотал: – Дайте мне минутку, – и бросился в белую комнату. Оказавшись там, его маленький мир потерял еще один кусочек. Он посмотрел на зеркало, на свое отражение, на впалые глаза и щеки, а главное – на ленту, украшавшую одну из них. Он слегка усмехнулся при виде этой ленты. Ян Ян выбрал цвета и рисунки, пытаясь поднять ему настроение, и он должен признать, что желтые и оранжевые собаки на ленте были довольно милыми. Но важна была не лента, а трубка, которую она держала. Та, что выходила из его носа, та, которую можно было увидеть в горле, если бы он открыл рот. Трубку, которую ему пришлось использовать, потому что он был бесполезен. Потому что он так испортил свой разум, так повредил свое тело, что оно больше не могло принимать пищу. Потому что он не был идеальным и никогда им не станет. Потому что он не был достаточно хорош, и он почти умер, пытаясь стать таким. Он никогда не будет достаточным, и это только доказывало это, потому что какой айдол не может даже есть без помощи машины?! Он хотел бежать. Бежать как можно дальше, чтобы больше никому не мешать. Чтобы он перестал быть обузой, и чтобы его мемберы снова были счастливы. Бежать, потому что все комментарии были правильными, и он не должен быть здесь в первую очередь. Он должен просто бежать и никогда не возвращаться. Стук в дверь вывел его из задумчивости, и когда он повернулся, его встретило лицо Кунхана. – Ты в порядке? – спросил парень. Сюйси, должно быть, очень похож на другого. Слезы текли вниз, а желто-оранжевые собаки, которые уже не казались такими милыми, прилипли к его щеке. Он подумал о том, чтобы солгать. Сказать «да» и хоть раз перестать быть обузой. Но образ Кунхана, плачущего рядом с его кроватью, не дал словам сорваться с губ. Поэтому он покачал головой и дал волю слезам. – Нет, – прошептал он, потому что в глубине души знал, что это не поможет. Он знал, что в глубине души это только причиняет боль другому. Кунхан обнял его, даже когда он почувствовал, как слезы мальчика пропитали его рубашку, даже когда боль, которую все это причиняло Хендери, была очевидна, он обнял Сюйси. Почему? Сюйси не знал. «Потому что им не все равно» – был бы отличный ответ. И конечно, он знал, что им не все равно, иначе зачем бы они тратили 24 часа из 7 дней недели на заботу о нем, но в то же время он знал, что их «забота» станет причиной их гибели. Никто не может заботиться о том, кому не становится лучше. В конце концов, они устанут и уйдут. Он надеется, что этот день наступит скоро. Он не хочет видеть, как другие уничтожают себя ради него. Кунхан, похоже, думал иначе, так как крепко держал Сюйси. – Я знаю, что это трудно, – преуменьшение года. – Но я горжусь тобой, – проговорил Кунхан. Он дал Сюйси несколько минут тишины, прежде чем снова заговорить. – Мы должны вернуться, чтобы подключить насос и вкусную, фантастическую и удивительную ванильную формулу, которую выбрал Ян Ян, – эта фраза вызвала улыбку на лице высокого мальчика. Идея была нелепой, правда, тот факт, что у них были ароматизированные формулы для НГ-трубок, когда вы даже не могли почувствовать их вкус. – И..., – эти слова вытащили Сюйси из философской ямы, в которую он провалился. – Бэкхён и Тэмин сонбэнимы здесь, – да, нет, для Сюйси это уже не важно. Если он размышлял над идеей побега, то теперь настало время воплотить ее в жизнь. Он пришел к выводу, что вселенная определенно ненавидит его, когда Кун позвал его из конца коридора, разрушив тем самым все шансы убежать в свою комнату и не видеть свет по крайней мере следующие 72 часа. Увидев на его лице выражение чистого отчаяния, Кунхан слегка усмехнулся. Ему показалось обидным то, что он считает свои страдания смешными. И опять же, драматизировал ли он? О да, на все сто процентов. Неужели они не могут прийти завтра? Или в любой другой день, когда ему не придется быть привязанным к дурацкой машине? Он решил, что нет, не могли, потому что Вселенная его ненавидит. Вдох и выдох становились обычным явлением, но он решил, что дышать гораздо лучше, чем бежать. Он вышел из комнаты во второй раз за этот день. Кунхан шел рядом с ним, а Сюйси пытался убрать следы его маленького срыва. Оказавшись в гостиной, он обнаружил не одну, а две ужасные вещи. Первая - насос. Вторая – Бэкхён и Тэмин, оба с залитыми слезами лицами. И тут его осенило. Это его изображение, это было воплощением слабости, точнее, его слабости. И у них были места в первом ряду. Для его мемберов это было нормально. Они видели его в самом низу. Они очищали его простыни от рвоты, видели, как он ломается при виде гамбургера, плачет при мысли о еде, видели его голое и ужасно костлявое тело. Они участвовали во всем этом. Черт, именно они нашли его в тот день в крови. Но они? Тэмин и Бэкхён? Они не видели этого. Их образ «Лукаса» был не таким. Они встретили сильного, самоуверенного и здорового парня, который когда-то жил в его теле. Не сломанную версию, не версию, которая жила в боли, потому что не была достаточно сильной, чтобы контролировать себя. Он не хотел, чтобы они знали эту версию. Он боялся каждый день смотреть в зеркало и снова обнаружить, что мальчика на фотографиях в Google больше нет. – Я не могу этого сделать. Это было все, что он сказал, прежде чем пошел в свою комнату, сел на кровать, пластик свободно свисал с его носа, и засмеялся. Это был маниакальный, безумный смех, который в конце концов перешел в кислые рыдания, раздирающие горло и заставляющие трубку неудобно двигаться. Он хотел остановиться, потому что ему хотелось многого. Он хотел, чтобы Тэмин и Бэкхён ушли. Хотел, чтобы трубка исчезла. Чтобы не было его мемберов. Он хотел остаться один, как он того заслуживал, потому что слабые люди не заслуживают любви. И снова парень мог только мечтать, потому что неважно, как сильно он хотел, он не мог. Но все было хорошо. Все будет хорошо. С ним все будет хорошо. Все было хорошо. Он был в порядке. Его руки потирали колени, пока он повторял эти слова. Как будто они спасут их. Как будто они были ответом. Как будто они могут помочь. Он не был в порядке. Сюйси уже давно не был в порядке. Винвин вошел, в конце концов, после нескольких часов, в течение которых ему казалось, что его горло разрывается на части, и сел рядом с лежащим Сюйси. Они сидели в тишине, пока всхлипы Сюйси не перешли в икоту, а слезы не превратились в тени. Только тогда он заметил на руках Сычэна насос и смесь. Он совсем забыл, что в мучительном процессе с трубкой для кормления есть что-то еще. Сюйси посмотрел на старшего мальчика, тот в ответ посмотрел на Сюйси. У Сычэна на глаза навернулись слезы, руки затряслись, глаза опухли. Все из-за Сюйси. Он прильнул к Сычэну, положив голову на плечо старшего мальчика в знак «прости». Сычэн в ответ провел пальцами по тонким прядям волос младшего мальчика, поглаживая каштановые локоны. Они снова сидели в тишине. Момент был спокойным, не было необходимости в бездумных разговорах или бесполезных беседах, все было хорошо, в такие моменты. Все было хорошо, пока они оба сидели в тускло освещенной комнате. – Могу я подключить это? – Спросил он, указывая на насос, шепотом, только для них. Сюйси кивнул, сдвинув голову с плеча. Работа была быстрой. Соединить одну трубку с другой, наполнить прозрачный пакет, вставить насос в капельницу, нажать кнопку здесь и там, и все готово. При этом Сычэн напевал какую-то песенку, как в тот раз, когда Сюйси считал точки на стене. Это было знакомо. Ему нравилось. – Никто на тебя не сердится, – сказал Сычэн. Сюйси сомневался, что это правда, но промолчал. – Бэкхён хён уехал. Он сказал, что вернется в другой день, – вздох облегчения вырвался из уст Сюйси. – Тэмин все еще здесь, он сказал, что хочет поговорить с тобой, – это не прозвучало зловеще. Сычэн снова сел рядом с Сюйси. – Думаю, мне хватит срывов на неделю, – сказал он, и на его лице появилась небольшая улыбка. Старший рассмеялся. Это был звук, которого он давно не слышал, поэтому он наслаждался ощущением счастья, которое излучал друг, хотя бы на секунду. – Да, да, я тоже так думаю, – сказал Сычэн, прекратив смеяться, но призрак его улыбки все еще присутствовал. – Но я думаю, тебе стоит поговорить с ним, а если он будет слишком назойлив, просто позвони мне, и мы выгоним его за тебя. Я даже воспользуюсь твоей капельницей в качестве оружия, – на этот раз очередь смеяться была за Сюйси. Образ Сычэна, гоняющегося по дому за Тэмином с капельницей в руках, он, вероятно, не забудет еще долго. Когда он перестал смеяться, то заметил, что Сычэн смотрит на него. Странное выражение лица украшало его черты, Сюйси сказал бы, что это было удивление, но в то же время счастье, грусть и еще куча эмоций, которые он не был готов распаковать. Поэтому он спросил. – Ты в порядке? Сычэн кивнул, вытирая слезу, скатившуюся по щеке. – Да, – сказал он. – я просто очень счастлив. Улыбка, искренняя, красивая улыбка появилась на его лице, и Сюйси солгал бы, если бы сказал, что он не был немного смущен. Но он не высказал своего недоумения, а просто улыбнулся. Это было больше похоже на изгиб его губ, но он надеялся, что это все же можно считать улыбкой. – Хочешь, я скажу Тэмину, что он может войти? – Сюйси хотел, но не мог найти ответ на этот вопрос. С одной стороны, он знал, что должен сказать «да», с другой стороны, он не хотел говорить «да». В конце концов, его убедил образ того, как его капельницу используют в качестве оружия. – Да, – тихо сказал он. Сычэн слегка сжал его руку, после чего встал и вышел из комнаты, чтобы вскоре вернуться с Тэмином на буксире. – Привет, – сказал старший, когда Сычэн ушел. – Что ты хотел мне сказать? – ответил Сюйси. – Просто, – Тэмин сделал паузу, словно обдумывая ответ. – просто хотел сказать, что я здесь ради тебя. Очевидно, это было не то, что следовало сказать, так как Сюйси почувствовал, как поднимается его настроение. Он не понимал, почему это так разозлило его, так разозлило то, кто просто хотел помочь. Возможно, дело было именно в этом. Мысль о том, что ему нужна помощь от всех. Может быть, дело было в уязвимом чувстве в его груди. – Мне не нужна твоя помощь, – это было холодно, возможно, даже грубо. Ему было все равно. Он хотел, чтобы Тэмин ушел. – Мне никогда не требовалась твоя помощь, так что можешь идти, – он подумал о том, чтобы встать, чтобы оправдаться. Если бы только он не был так измотан, возможно, он бы так и сделал. – Я..., – старший выглядел потрясенным, не привыкшим к холодным и грубым ответам обычно кипучего мальчика. – Я знаю тебя, Лукас, и я... – остановил он его, прежде чем тот смог продолжить. – Нет! Нет, ты меня не знаешь! Ты знаешь Лукаса и его идеальные улыбки, и бесконечный смех, но этого мальчика больше нет! – Он чувствовал, как слезы собираются у него на глазах, но он не останавливался, не мог остановиться. Он должен был заставить Тэмина понять, что он больше не заслуживает любви ни его, ни других членов SuperM. – Разве ты не видишь? – Он встал, показывая на все свое тело, и винил в этом адреналин, который заставил усталость исчезнуть: – Я сломан. Я больше не могу даже танцевать, нет, черт, я больше не могу даже ходить на большие расстояния, ты понимаешь это? – Его голос сломался на последнем слове, но он не остановился. Ни из-за своего слабеющего голоса, ни из-за разбитого сердца Тэмина. – Я больше не заслуживаю быть членом какой-либо группы, поэтому ты можешь просто уйти, – вздохнул Сюйси, прежде чем снова заговорить. – Не трать свое время на сломленного мальчика, – на этом все закончилось. Он приготовился к шагам, выходящим из комнаты, и к закрывающейся двери. Но... их так и не последовало. Тэмин неподвижно сидел на кровати. Сюйси был зол. Злился на то, что его хён не понимает, что он пытается объяснить, злился на то, что он не уходит. Злился, злился, злился. – Просто уходи, мать твою! – кричал он, указывая на дверь, трубка в его горле неловко двигалась. – Лукас, мы просто пытаемся помочь! – сказал Тэмин, теряя свое спокойствие. – Хватит меня так называть! – Сюйси закричала в ответ. – Мне не нужна ваша помощь! – Слезы текли по его лицу, смачивая дурацкую ленту на правой щеке. Его глаза встретились с глазами Тэмина, и он увидел в них жалость. Уродливую, отвратительную жалость. И на секунду, всего лишь на секунду, на мгновение, ему захотелось вырвать эти глаза. Он был зол. Он был разочарован. Ему было грустно и отчаянно, и он хотел, чтобы все перестали относиться к нему так, будто он сделан из стекла. Поэтому он закричал. Слова, наполненные яростью, пронизывали воздух вокруг них. – Я не Джонхён! Он пожалел об этом в ту же секунду, как это вырвалось у него изо рта. Его рука зажала рот, не давая вырваться новым отвратительным словам. Сюйси не мог смотреть на Тэмина в этот раз. Он не был готов встретить предательство в этих обычно добрых глазах. Он не был готов к разочарованию, которое он чувствовал в глазах старшего. Поэтому он не поднял глаз. Он был слишком труслив, чтобы увидеть то, к чему он привел. Сюйси сделал шаг назад, затем еще один, чуть не споткнувшись о дурацкий шест для внутривенных вливаний, прежде чем его спина ударилась о стену. Он не мог посмотреть вверх. Не хотел смотреть. Даже когда пара ног зашагала по ковру перед ним. – Сюйси , – вздрогнул он. Шепот был слишком громким в тихой комнате. – Эй, – снова прошептал старший. – посмотри на меня. Он не хотел. Он действительно не хотел чувствовать себя хуже, чем он уже чувствовал, глядя в эти полные боли глаза, но голос Тэмина звучал печально, так отчаянно нуждаясь во внимании Сюйси. Он был бы просто чудовищем, если бы позволил своим страхам отказать своему хёну в простом желании. Поэтому он поднял голову. Достаточно, чтобы увидеть слезы на лице Тэмина, прежде чем его глаза вернулись на ковер. Пробормотанные извинения сорвались с его губ, а из глаз потекли слезы. Сюйси почувствовал руку на своем плече, и в следующее мгновение перед ним возникло размытое изображение Тэмина. Старший присел на пол перед ним, и теперь от его глаз не было спасения. – Я не злюсь на тебя. «Лжец» – подумал Сюйси. Как он мог не злиться после того, как такие обидные слова сорвались с его губ? – Мне жаль. Почему... Почему ему жаль? Сюйси должен была стоять на коленях и просить прощения. – Прости, что толкнул тебя, – сказал Тэмин. – Я не должен был этого делать. Сюйси не понимал. Он был просто засранцем, который не мог принять помощь, так почему?! – Я знаю, что ты не Джонхён, – слова парня были лишь шепотом, но Сюйси расслышал их отчетливо. – Я... – Тэмин вдохнул, затем выдохнул, успокаивая себя. – Это было неправильно с моей стороны пытаться втолковать тебе свою помощь только потому, что я чувствую, что не мог помочь Джонхёну, – слезы струились по щекам старшего, стекая по его фарфоровым щекам. – Я больше никогда этого не сделаю, – в этом заявлении была решимость. – Прости меня. Сказать, что Сюйси был ошеломлен, было бы преуменьшением. В течение последнего месяца он чувствовал, что его жизнь внезапно перестала быть его жизнью. Он будет первым, кто признает, что это его вина, что его жизнь закончилась таким образом... но от этого не легче. Как будто каждый его шаг контролировался другим существом, а его мнение было неважным. Он чуть не пропустил тот момент, когда все пошло прахом. Но теперь, когда перед ним стояла фигура Тэмина, которая говорила ему, что его чувства обоснованы, он чувствовал себя немного более контролируемым, чем последние полтора года. Сюйси позволил своему телу сползти вниз по стене и сел перед Тэмином. Старший мальчик слегка улыбнулся. Его добрая, милая улыбка появилась на лице. Сюйси тоже не мог не улыбнуться. Не такой доброй, не такой милой, шаткой и наполненной слезами, но все же улыбкой. Он вытер слезы, стекающие по лицу, и провел рукой по куску ленты, приклеивающей трубку к его лицу. На его лице появилось мрачное выражение, но он все равно заговорил, боясь, что если он не сделает этого сейчас, то у него никогда больше не хватит смелости говорить. – Мне кажется... – слова застряли у него в горле, зажатые волками, которые разрывали его на части. Он не мог этого сделать. Он не мог объяснить, почему это так беспокоит его, почему он так расстроен. Он не был достаточно храбр. Рука опустилась на его колено. Большой палец ободряюще погладил его кожу. Он... попытается. – Это реально, – он знал, что это не имеет особого смысла, он просто... ждал. – Что реально, малыш? – Сюйси ожидал этого вопроса. Он, конечно, не ожидал, что его назовут по имени, но жаловаться не стал. – Это... – вдох, затем два, и он продолжил. – Это, – сказал он, указывая на себя. – То, что я сделал с собой, – его голос сломался на последнем слове, но он должен был продолжать. – Теперь это не просто идея, застрявшая в моем мозгу, теперь все... – дрожащий вздох вырвался из его губ. Он почувствовал, как на глаза снова навернулись слезы, а в груди появилось неприятное чувство стеснения. – Все кажется намного реальнее, когда я ношу это, потому что это означает, что я не могу делать то, что делают все остальные. И почему?! Потому что я был… – нерациональным, идиотом, глупым, неправильным, очень неправильным. – Я был... черт, – его руки переместились к волосам, дергая их в отчаянной попытке заставить все перестать болеть. – Я был в бреду, – вот это слово. Бред. И теперь, когда фокус закончился, когда бред рухнул у него на глазах, от него не осталось ничего, чем он был раньше. Он продолжал. Слова выходили из его рта, как переполненная река. – Насколько я должен быть глуп, чтобы не уметь есть, черт возьми! – Сюйси заводился, он знал. Но он не знал, как это остановить. А вот Тэмин, похоже, знал. – Ты не дурак, – сказал он, обнимая младшего. – Люди в интернете такие, они злые, бессердечные и... – он сделал паузу, чтобы успокоиться, вдохнуть и выдохнуть, и продолжил. – И они причинили боль многим людям. Они обидели и Джонхёна, они говорили ужасные вещи и никогда не были удовлетворены, и они глупые, такие глупые, – он фыркнул, не в силах контролировать эмоции, выплескивающиеся из него. – Но ты не такой, – он обнял Сюйси чуть крепче, чтобы убедиться, что он никуда не денется. – И да, сейчас ты не можешь делать все, что могут другие, но... Сюйси посмотри на меня, – сказал он, отстраняясь от младшего, чтобы сесть прямо перед ним. – Ты сможешь. Ты сейчас так стараешься, и я так горжусь тобой. Все так, так гордятся тобой, потому что, хотя это было очень трудно, ты все равно стараешься. Так что не... не чувствуй себя хуже, потому что ты должен использовать что-то, что поможет тебе продолжать бороться, – сказал он с мягкой улыбкой, рукой медленно убирая волосы Сюйси с глаз, пока руки самого мальчика отделялись от каштановых прядей. – Ты самый сильный человек, которого я знаю, – сказал он и после паузы добавил. – Ты самый сильный человек на этой планете. Ты самый сильный человек на этой планете.