Противостояние

Венсану стало легче, когда фамильяр проявил к нему своё участие. Ну, или так подействовал «антипохмилин». В любом случае организм алхимика перестало крутить узлом, и можно было вынести тазик. Хозяин лавки — сердобольный господин Бонне — сразу позаботился об этом. Равно, как и о том, чтоб приготовить юноше порцию лёгкого куриного супа. И Дюран, наблюдая за действом, терялся в чувствах. Лоран Дюбуа не бывал в таком состоянии. Каждый день, даже после самых лютых тренировок, он казался невозмутимым. И свысока глядя на менее успешных собратьев, не расслаблялся. Правда, были ли у Лорана Дюбуа боевые товарищи, Дюран не знал — фамильяр ни разу не видел, чтоб кто-то заботился о нём. Но долго думать об алхимике, который призвал его, демонический пёс не мог. Внимание постоянно соскальзывало к новому хозяину. «Слабый, почти немощный, с крупицей магического потенциала», — размышлял Дюран, положив лоснящуюся чёрную морду на лапы. — «Как он вообще выживает?» И это действительно было загадкой. (Дюран многократно превосходил Венсана по силе и возможностям. И, будь Дюран в связке с Лораном, то оба получили бы нехилый карт-бланш. Но он — демонический пёс — умудрился стать фамильяром немощного цыпушки, и теперь не знал, что делать дальше.) *** Дюран затруднялся ответить в какой момент началась его реальность, однако своё зачатие относил к практическим опытам преформистов, воплощающих в жизнь теории нативизма. (Но такое мышление удивительным не было, ведь фамильяры не могли существовать в этом мире без связи с алхимиком. И всё ж гомункулами они не являлись.) «А ведь людишкам всё ж удалось перешагнуть свою голову», — широко раскрыв пасть, зевнул демонический пёс. — «Столько теорий нагородили, тезисов наставили, а погляди ж! Создали нас. Даже без помощи философского камня. А всё Мифистофель со своей дружбой.» Не желая размышлять о столь высокопарном, как связь Мефистофеля с Фаустом, Дюран закрыл глаза. И, предавшись дрёме, не слышал, как затих Венсан. *** Венсан по определению был слаб, потому не проходил философского учения, касающегося тем создания фамильяров. О великом и ужасном алхимике Фаусте он так же не знал. (Единственное, на чём базировалось его осведомлённость — это на практическом формировании элементов из природы духовных сил. Ну и на беглом ознакомлении книги Таинств, втихую позаимствованной у одного подвыпившего куратора.) И теперь, лёжа на старенькой кровати, пропахшей потом и псиной, он едва переводил дыхание. «Отчего так плохо-то?», — мысленно выл парень, приложив холодные пальцы к своим щекам. — «И в груди болит…» Венсану было невдомёк, что сердце щемит по вине Дюрана. Проверяя цепь на прочность, тот драл духовные нити хозяина, из которых создавались звенья. Сам же фамильяр этой боли не чувствовал. Однако если бы тот сорвался с привязи, в тот же миг сработал бы главный закон алхимии: Материя — основа, корень — едина (!). И фамильяр вернулся бы в первоначальную форму, начиная свою эволюцию на клеточном уровне. Он растёкся бы по полу подобно манной каше, лишившись не только чувств, но и сознания. Его клетки бы обратились в исходную форму, а после иссохли. Ветер унёс бы их в поле, туда, где был создан алхимический круг, скрепивший цепью две души. И как только частицы коснулись бы преобразовательного поля, он бы исчез из этого мира. А там, в Параллелье, Великий Мастер вновь бы поместил его сущность в прозрачную пробирку. И, будучи неразумным эмбрионом, похожим на скрюченную креветку, он бы снова формировал своё тело. Великий же Мастер творил бы свои чудеса, вкладывая в заново созданную черепную коробку познания, которые сводились лишь к одному: «У тебя есть всё, что есть в Великом. У тебя есть то, что имеет Малое. Всё, что есть на небе, то есть в человеке. Всё, что есть здесь — имеется в тебе.» Лелея заповедь, как часть души, Дюран бы вновь дожидался Призыва. Того самого, который бы высвободил его из пробирки. Но, как только бы фамильяр принял своё исходное состояние, похожее на жидкую кашу, сердце Венсана Дюбуа прекратило бы ход. И так бы погиб ещё один неразумный алхимик, который решил перешагнуть свою голову. *** А в это время в академии Трисмигисто, получившей название в честь великого алхимика Гермеса, вверх таращился Лоран Дюбуа. Генератор, выставленный по минимальной, тихо гудел за дверью, питая пять казарменных комнат. Но это ни сколь не мешало юноше созерцать белоснежный квадрат потолка. Одетый в тёмно-бежевую рубашку и синий свитер, Лоран был эталоном мужской красоты. (Его маленькая смазливая мордашка, украшенная кокетливой родинкой под глазом, притягивала взгляд. Светлые волосы, мягкие и послушные, блестели в свете ламп. Ноги, обтянутые чёрной джинсой, были стройными, но сильными. А от белых носков исходил запах стирального порошка с яркой отдушкой плюмерии.) Но не каждый выдерживал тяжёлый взгляд его синих глаз. — Ты сегодня холоден и мрачен, — разбил молчание Дин Равье — боевой сотоварищ Лорана. — Тухлячком тянет, — ответил Дюбуа. — Думаешь, Уильям снова курицу стухлил? — приподнявшись на локтях, уточнил широкоплечий алхимик. — Не. Иначе бы нас снова навестили тараканы. Я о том, что кто-то прихабарил моего фамильяра, — пояснил Лоран. — Это точно не наши, — отмахнулся парень, не придав словам особого значения. Но как только до него дошёл смысл сказанного, тот пустил в голос петуха: — Что?! — Найду гниду, иссушу до смерти! — прорычал алхимик, сжав кулак. И поток воды хлынул на чистую простынь. — Эй-эй! Казарму не топи, — одёрнул того Дин, потеряв сон. — Слушай, перезаключить контракт ведь нельзя… — Знаю! — рявкнул Дюбуа, саданув кулаком по стене. — Я того урода всё равно иссушу, чтоб другим неповадно было моё имущество трогать. *** Состояние Лорана Дюбуа было понятным — алхимик лишь раз в жизни мог использовать технику призыва. А, чтоб достичь уровня, позволяющего взять под контроль искусственно созданное существо, требовалось приложить немало усилий. Более того, парень был честолюбив, чтоб довольствоваться низкоуровневым фамильяром. Лоран Дюбуа свои кости ломал и в бурных водах захлёбывался, чтоб повысить свой боевой скилл. И в результате, отточив множество навыков до совершенства, оставив на своём теле десятки белеющих шрамов, он умудрился промахать годный экземпляр. (Демонические волки на дороге не валяются, если так-то. Хотя…) «Я жопу рвал, чтоб выбить из старика фамильяра покруче», — с досадой думал он. …А помимо этого он скрупулёзно выстраивал прочную цепь из духовных сил и воды. И каждое воскресение отлаживал параметры своего будущего помощника. (Предоставив отчёт об успеваемости, пройдя ещё раз тестирование на коэффициент жестокости и объём сил, подтвердив природу, он внёс в получившийся состав нужные ингредиенты, отвечающие за параметры будущего фамильяра. И вот, «дядя с того берега», получив пробирку с нужным составом, отправил ему демонического пса. Правда, и в этом вышла накладка — Лоран Дюбуа требовал самку, и сок спатифиллума тому был прямым доказательством.) Вот только вместо очаровательно скалящей зубки суки явился горделивый кобель. Впрочем, Лоран Дюбуа был истинным ценителем красоты. И, оценив внешние данные демонического пса в десятку по десятибалльной шкале, решил, что жизнь к нему всё ж милосердна. — Хоть не зелёный гоблин, — в голос рассмеялся Дин, увидев в комнате обнажённого, жутко злого пса. Но Лорану было не до шуток — отказ в соитии был подобен оплеухе. И стояк, натянувший штаны, как парус, ситуацию совсем не красил. — Я из тебя послушного щенка сделаю! — пообещал фамильяру алхимик. (И с этого дня для Дюрана настали дни, полные чёрных полос.)