Противостояние

— Знаешь, в Барбе практически нет преступников, — тихо произнёс фамильяр, забравшись обратно в дроги. — Но это не значит, что там безопасно. Хотя горожанам не грозят демоны и прочая нечисть, убийцы, насильники и воры имеют место быть. Я молчу про бытовое насилие, которому подвергается до тридцати шести тысяч женщин и до двадцати шести тысяч детей. Согласно независимому источнику, за прошедший год в Барбе погибло семьсот пятьдесят шесть мужчин и триста четыре женщины. Если перевести эту цифру в процент, получиться, что семьдесят процентов от числа жертв подвергались по крайней мере одной форме гендерного насилия — физическому, психологическому, экономическому или сексуальному, — холодно ответил Венсан. (При этом внешне он выглядел так, словно только, что препарировал лягушку — ни один мускул не дёрнулся на лице, лишь взгляд сделался пустым, словно стеклянным.) — И всё же, процент преступности в Барбе не так высок, как в Гильбе, — заметил Дюран. — В Гильбе каждый выживает, как может. В Барбе у людей нет необходимости носить с собою оружие. Центральное Управление города обеспечивает жителей всем необходимым. Гражданам мегаполисов, по типу Барбы, даже думать не надо, где и как раздобыть монет. Но ярые фанаты свободы и в таких условиях видят нарушение человеческих прав. Ради своего извращённого хобби, появившегося за счёт получения мнимой свободы, они заключают контракты с демонами. И создают группы, пытаясь отжать у более слабых алхимиков их фамильяров, — парировал Дюбуа. — И хотя Отдел Внутренних Дел пытается взять действия несанкционированных групп под контроль, им это не всегда удаётся. — И поэтому алхимики создают фамильяров? — уточнил Дюран. (Раннее пёс не задавался вопросом: за каким надом его отправили в услужение?) — Думаю, да, — неуверенно ответил алхимик. — Вообще, появление фамильяров в нашем мире — странное явление. И я часто думаю: почему фамильяр, а не гомункул? — Эй! Ты хочешь сказать, что фамильяры хуже гомункулов?! — ушам не поверил Дюран. — Что за бред? Я в жизни гомункулов не видел. Так что за выводом не ко мне, — фыркнул в ответ Венсан. Откровенно говоря, Венсан не любил разговоры о высшем. Он внутренне чувствовал себя ущербным. Понимая, что полученное образование не позволяет ему ответить на интересующие вопросы, юноша падал духом. «Вот бы стать умнее», — думал он время от времени. ...Собственно, не только Венсан не слышал о кем-то созданных гомункулах. Хотя, слухи ходили о прорыве и великом будущем, да только всё быстро замялось. И разговорчики о создании человека путём науки, так и остались красивой сказкой. — Никогда не понимал, как можно было допустить открытие Врат для демонов, — внезапно поделился мыслью Дюбуа, сжав кулаки. — Неужели Великий Мастер не знал к чему это приведёт? Дюран в ответ молчал. (Он, конечно, был свидетелем многих сцен, но в Параллели речи о демонах не вели. По крайней мере в пределах лаборатории его создателя.) Однако пёс был солидарен с хозяином: он не видел смысла в смерти людей. «Если только она не из удовольствия», — поправлял себя фамильяр. Будучи демоническим псом, Лефевр понимал ту нечисть, которая устраивала «Охоту на лис». Охотник-дичь… И никаких жертв. (Если относиться к людям, как к добыче.) Однако всё это не имело смысла, если ты являлся представителем со стороны смертных. «Возможно, у меня даже есть душа, если я смею так рассуждать, но, по-прежнему, остаюсь рядом с этим цыплёнком», — думал Дюран. (И ведь многие фамильяры разделяли его позицию. Опросы среди помощников из Параллели, показывали, что у восьмидесяти процентов фамильяров охота на людей, как вид спорта, вызывает лишь интерес, не пробуждая при этом жестокости или жажды крови. Однако ни один фамильяр так и не вызвался поучаствовать в «Охоте на лис» с участием человека, из чего последовал вывод: несмотря на убеждения, фамильяры несклонны проявлять жестокость и насилие на уровне демонов, хотя при этом фермент МАО-А (*Моноаминоксидаза А или просто ген убийц — в частности, серийников) в их ДНК имеет место быть.) Венсан же не относился к Лефевру, как к вещи или рабу. В первую очередь, он считал его личностью. А во вторую — по меньшей мере, союзником. Да и внешний вид фамильяра не позволял алхимику сомневаться в его верности. (Ведь принято считать, что собака — лучший друг человека.) Не видя причин для дальнейших споров, юноша глубоко вздохнул. Он пристальным взглядом посмотрел на помощника, подтверждая своё личное мнение. Его тонкие губы растянулись в довольной улыбке. И внезапно на загорелых щеках вспыхнул румянец. Лефевр в действительности мало походил на существо, живущее с учётом собственных желаний. В нём сидело нечто похожее на хищника, но при этом игриво виляющее хвостом. «При желании он и руку облизать может», — мысленно хихикнул Дюбуа, расслабленно вытянув ноги. Вот только одомашненным зверем Дюран не являлся. Он был бесстрастным, если речь касалась работы. Холодным, если от этого зависела жизнь. И бесстрашным в глазах противника. От него тянуло силой и спокойствием. И Венсан называл это: «инстинктом». (В академии Трисмегисто со взглядом Лефевра предпочитали не сталкиваться, боясь спровоцировать. Сам же Лоран относился к фамильяру, как к цепному псу. Поэтому мысль о побеге не покидала тёмной головы. Но Венсан не замечал давящей угрозы, принимая силу и способности помощника за данность. «А вообще, дарёному коню в зубы не смотрят», — убеждал себя он, когда Дюран начинал тянуть цепь.) — Мы скоро прибудем, — подал голос возница, слышащий каждое слово попутчиков. — Спасибо вам, — поблагодарил юноша и, вынув пару монет, вложил их в мозолистую руку мужичка. — Кек! — крякнул тот, не ожидая награды. — Так это… Втроём-то веселее. И в этом возница не лукавил. Гужевые повозки нередко грабили, если не было попутчиков. И хотя в дрогах, по факту, не было ценностей, возница боялся за жизнь. А тут ему повезло подобрать алхимика с фамильяром! На такую компанию не полезет даже самый наглый бандит. Дюран, понимая, что их пригласили в дроги в качестве телохранителей, лишь глаза закатил, увидев оплату. «Наивный идиот!», — мысленно фыркнул он. И тут же себя поправил: — «Весьма милый наивный идиот.»