Противостояние

…После того, как Венсан и Дюран покинули Гильбу, здоровье юноши восстановилось. И хотя их планы существенно поменялись, всё ж было видно, что переезд сказывается на алхимике лучшим образом. Нет, он по-прежнему быстро выдыхался и не имел больших объёмов сил, но блеск его глаз стал более живым, как и речь. И порой даже казалось, что юноша стал набирать в весе. Более того, он стал чаще улыбаться и делиться своим мнением. — Чего застыл, пёс? — как-то спросил Готье, размешивая свой кофе. — Созерцаю, — просто ответил Дюран. И действительно, в ту минуту фамильяр любовался хозяином. (После того разговора, он стал вести себя более сдержано. Стараясь не смущать Венсана, Дюран словно держался на расстоянии. Но даже дурак бы почувствовал химию, которую творили они.) В это утро юноша хлебом кормил голубей. Он не пытался усадить их себе на руку, всё ещё опасаясь пероедов и конъюнктивита. Однако, выбора у него не было — в Патрисе уток не водилось. Но, несмотря на то, что с птицами развлекался Венсан, более счастливым казался Дюран. «Словно душой радуется», — подумал тогда Готье. (Вот только это и было странным, потому что фамильяры души не имели.) Но лезть в отношения алхимика и его помощника медик не хотел. Он занял место зрителя, сжигаемого любопытством, потому что ранее такого Готье не видал. (Оно и понятно. Не было в известной ему истории случаев, когда фамильяр действовал сам по себе, имея собственные желания и амбиции. Более того, глядя на связку Лефевра и Дюбуа, пса можно было назвать самостоятельной развивающейся, анализирующей личностью.) Все слова фамильяра не были просто любезностью, заложенной параметрами. Он был искренним в желании помочь своему хозяину. И это умиляло Готье. Сам же мужчина тоже воспрянул духом. С появлением этих двоих на пороге, его жизнь обрела смысл. И это избавило его от отчаяния и пустоты. Готье больше не тяготило прошлое. Он его отпустил. И теперь медик сам создавал условия для собственной жизни, искоса поглядывая на странную парочку. Порой он даже пугался, испытывая нечто, сравнимое со счастьем. Но именно поэтому медик и не лез с советами в плане отношений, напоминая о субординации. Он просто не хотел рушить этот странный, но тихий мирок. Однако, занятия Венсану давались тяжко. Он не был гением. И после таких учений просто ничком падал на кровать. Каждый раз после практики юноша чувствовал холод, его била дрожь, голова раскалывалась, отдавая болью в висках. И как только он закрывал глаза, сознание начинало плыть, вызывая приступы тошноты. — Это нормальное явление, — уверял Готье. — У вас с фамильяром нет синхронизации. С ним ты используешь больше сил, чем можешь себе позволить в действительности. Вот организм и бастует. Увеличишь объём, эффект выкрученности пройдёт. А Дюран в это время, приняв форму пса, шагами мерял углы. (Он намеренно принимал форму животного, чтоб руки не распускать.) В его памяти стояли непостижимо-синие глаза хозяина, упрямо вздёрнутый подбородок во время решения сложных задач, упёрто поджатые губы, румянец на уже недетских щеках... «Я действительно хочу его», — билось в голове Лефевра в такие минуты, истомой отдавая в пах. …Вечерами пса буквально бросало в жар, заставляя сердце бешено колотиться в груди. И это не было сном или иллюзией. Так же это не было параметрами, требованиями, программой. От осознания Дюран действительно чувствовал себя живым. Впервые, за всё время своего существования. Раньше он был среди толпы, а перед этим — в колбе, и всё, что его заботило тогда — это свобода. Теперь же он свободы не желал. Напротив, словно прикипев, фамильяр хотел забраться Венсану под кожу, чтоб всегда находиться рядом. Сегодняшнее утро исключением не стало. Спустив ноги с кровати, фамильяр первым делом посмотрел на хозяина. Но того в кровати не оказалось… Вот только Венсану было не до романтики. Конечно, он не отрицал своей влюблённости, однако… Встречу с братом перенести было нельзя. Да и тела, лишённые душ, беспокоили сильно. (Порой размышления доводили парня до тошноты намного быстрее, чем практика с кровью. И, как ни странно, отвлечься от всего этого помогали птицы.) — Венсан? — время от времени окликал его Готье. — Ты в порядке? — Да? — неуверенно отвечал тот. — Что же такое терзает тебя, что ты вечно в облаках витаешь? — интересовался медик, пока Дюран кусал губы. (Ему так же было тревожно за Дюбуа.) — После связи с братом, ты выглядишь, как дохлая рыба. Но мне кажется, что дело даже не в этом. — Тогда в чём? — удивился пёс, поразившись ходу мысли алхимика. …Венсан нервно выдохнул. Ему было не по себе. Но волновать Готье и помощника парню совсем не хотелось. — Меня тревожат эти похитители душ. Да и в целом, вся эта отчуждённость Патриса. Не лучше было бы подключить спецгруппу, а не поручать дело административным работникам? — Кстати, да, — кивнул в ответ фамильяр. — В новостях, между прочим, тоже тишина. И это действительно было странным. Напуганные жители лишний раз не покидали домов и рабочих мест. И по сути, лучшим способом было бы внести хоть какую-то ясность, чтоб успокоить или предупредить своих граждан. Но администрация и прочие управленческие чины просто отмалчивались, посылая на улочки опустевшего Патриса патруль. «Неужели в этом замешано само управление города?» — размышлял юноша, понимая, что суёт нос не в свои дела. — «Но факт остаётся фактом: их смерть была неестественной.» Вся эта внезапность не поддавалась объяснению. Но она идеально подходила для новостей. (Людей всегда интересовала информация о смерти. И журналисты неплохо делали карьеру, раскручивая подобные дела. Так почему они молчат сейчас?) Венсан покачал головой. Ему не хотелось привлекать внимания, но все эти странности не давали покоя. Конечно, общаясь с патрулирующими группами, юноша рассказывал придуманную Готье историю, и даже не заикался о душах. Более того, он и об алхимии не говорил, даже тогда, когда его откровенно провоцировали. Парень умело притворялся, прикидываясь наивным дурачком. Не делая акцентов на том, что заметил опустевшие улицы, закрывшиеся заведения, участившееся патрулирование и прочее, он отвечал по базе. Но при этом его инстинкт самосохранения просто вопил об опасности. Однако, действовать по своей прихоти Венсан не спешил. Он терпеливо следовал установленным правилам, предоставляя возможность Дюрану тихо вынюхивать. (Тот так же выполнял предписание, составленное Готье. Рациональное мышление, здравый смысл и опыт медика их не подводили.) Вот и в этот раз, когда речь зашла о подобном, Дюбуа сделал глубокий вдох и досчитав до десяти, выдохнул. …Венсана слегка потряхивало, но лезть в авантюру он не спешил.