-----
Прошло уже больше года с тех пор, как Изуку регулярно общался в социальных сетях, хотя он утверждал, что случайных светских разговоров, которые он заводил с кассиром в магазине на углу, было достаточно. Сказать, что Изуку плохо справлялся с социальными ситуациями или вообще с людьми, было бы преуменьшением. Поэтому, когда он попытался успокоить девушку, на которую чуть не напали, Изуку не знал, что сказать. Было около двух часов ночи, когда совершенно не-линчеватель столкнулся с попыткой нападения. Лысеющему мужчине, явно пьяному, удалось прижать женщин к стене закрытой закусочной в переулке. Судя по женской униформе, он предположил, что она работала в упомянутой закусочной и только что закрылась на ночь. Изуку удерживал равновесие на краю ближайшей двухэтажной крыши, когда услышал хнычущий крик, за которым последовали невнятные требования. Он не мог разобрать точных слов, которыми они обменялись, но было очевидно, что внимание со стороны мужчины было нежелательным. Как бы он ни хотел вмешаться и разрядить ситуацию, он решил, что лучше всего будет подождать, пока он не узнает, что женщине угрожает непосредственная опасность причинения вреда. Лишь через несколько мгновений Изуку увидел сигнал, когда пьяный мужчина схватил женщину за воротник униформы и поднял кулак, словно собираясь нанести удар. Изуку, не задумываясь, спрыгнул с крыши и приземлился прямо на плечи мужчине. Они оба отступили, когда мужчина потерял уже несуществующее равновесие. Тем не менее, Изуку быстро поднялся и использовал пьяное состояние мужчины в своих интересах, связав его запястья за спиной и лодыжки тросом и стяжками. Он не осознавал до тех пор, пока мужчину не связали, что из-за алкоголя и возможного легкого сотрясения мозга мужчина потерял сознание. Изуку поместил его в положение для восстановления, опасаясь, что нападавший может проснуться с тошнотой от выпивки и сотрясения мозга. В конце концов, никто не должен умирать, захлебываясь собственной желчью. Быстро оценив связанного нападавшего, Изуку обратил внимание на женщину, которая прижала руки к груди с широко раскрытыми глазами и трясущимися ногами. — Эм-м-м. Вы в порядке, мисс? — нерешительно спросил ее Изуку, скручивая руки. Женщина просто посмотрела на мальчика и прищурилась, словно не совсем была уверена, что он настоящий. — …Вы в порядке? — Он попытался снова. Внезапно женщина расплакалась, одной рукой прикрыв рот, а другой дрожащей рукой потянулась в карман за телефоном. Изуку не совсем знал, как справиться с ситуацией. Он хотел утешить ее, но мог сказать, что она не хотела бы, чтобы кто-то был рядом с ней, не говоря уже о незнакомце. Он заметил телефон, сжатый в ее руках, и указал на него головой. — Мне очень жаль… Вы можете позвонить в полицию, если считаете, что можете. Эм-м-м. Если нет, я могу сделать для вас? Вам решать? Извиняюсь. Женщина кивнула, затем обрела голос и пробормотала — Д-да. Полиция. Я позвоню им — прежде чем выскочить из переулка, не оглядываясь. Изуку постоял секунду, слегка озадаченный, прежде чем начать свой путь из переулка. Он не успел уйти слишком далеко, когда почти бесшумный звук шуршащей ткани привлек его внимание, прежде чем фигура упала прямо позади него. Изуку не подпрыгнул на два фута от удивления, и если бы кто-то сказал иначе, он бы солгал. Обернувшись, Изуку увидел хмурое лицо… растрепанного мужчины? Потратив полминуты на то, чтобы осмотреть человека перед собой, мальчик решил, что этот человек, вероятно, не был бездомным. Нет, он был слишком чистым и собранным. Растрепанность, казалось, исходила от полнейшего истощения, исходящего от него волнами. Мешки под глазами тоже не помогли. Прежде чем Изуку успел об этом подумать, мужчина начал говорить низким и хриплым голосом. — Попытка сразиться со взрослым в три раза больше тебя была довольно безрассудной, малыш. Это тоже было незаконно. — Человек в черном сделал шаг вперед, его глаза сузились, глядя на мальчика, который лишь моргнул в ответ. — Эм, — начал Изуку, слегка нервно переминаясь с одной ноги на другую. — Вообще-то, сэр. Э-э, я не пытался его вывести. Я в-вытащил его. Изуку медленно указал на упавшего пьяного мужчину, связанного ногами мужчины в шарфе. Кто носил шарф в такую погоду? Изуку не мог толком судить, так как был одет в толстовку с капюшоном. — Кроме того… если я могу спросить. Извиняюсь. Но как это незаконно п-помочь кому-то? Дама могла… могла пострадать. Он видел, как раздраженно дернулась бровь мужчины. — Слушай, паршивец. Ты мог пострадать. И вот уже несколько месяцев ты носишься, играя в героя. Хотя ваши намерения могут быть хорошими, это все равно считается актом линчевательства и, следовательно, незаконно, — медленно сказал мужчина, словно пытаясь убедить Изуку понять вес его слов. Пока он говорил, мужчина слегка пошевелился, и из-под его шарфа появились желто-золотые очки. Вместо того, чтобы сказать то, что он хотел, Изуку разумно объявил — О! Ты Сотриголова! — Брови героя нахмурились одновременно от удивления и подозрения, но мальчик проигнорировал это и продолжил. — Ты один из моих любимых героев! Вы не так сильно полагаетесь на свою причуду, как другие герои, поэтому вы действительно хороши в рукопашном бою! Я видел пару видео в Интернете о некоторых ваших боях! А шарф, который ты носишь, это предмет поддержки, верно? Он супер уникален, и ни у одного другого героя нет ничего подобного! — Прежде чем Сотриголова успел осознать внезапную перемену в поведении ребенка и, откровенно говоря, пугающее количество знаний, которые он имел о подземном герое, Изуку обратился к своему предыдущему обвинению. — А я знаю, что такое линчевательство, Сотриголова, сэр. Но я не мститель, — объявил Изуку. Голова-ластик на мгновение собрался с мыслями, потер переносицу, прежде чем обернуться на стоявшего перед ним ребенка. — Ребенок. У вас есть целое дело в полицейском участке с записанными действиями линчевателя. Почти каждый офицер знает имя Мотылек, потому что они месяцами пытались поймать тебя. — …Мотылек? — Твой псевдоним линчевателя, да. — Сотриголова собирался продолжить свою лекцию о безрассудстве мальчика, когда этот ребенок прервал его. — Это дурацкое имя. Почему Мотылек? Кроме того, при всем уважении, сэр, я никогда не собирался быть линчевателем и не знал о каких-либо проблемах с полицией. Насколько я знаю, д-даже если бы я искал преступление, меня нельзя обвинить в самосуде, — сказал Изуку. Затем тихо добавил — Извините, если я… я тратил время каждого. Я не это имел в виду. — Герой Стирания уставился на него, явно недовольный. — Во-первых, тебя зовут Мотыльком, потому что ты тянешься к преступлению, как мотылька к огню. — Изуку посмеялся над этим. Не его вина, что он всегда сталкивался со злодеями. Он живет в квартале красных фонарей, это не редкость. — Во-вторых, почему вы так уверены, что ваши действия за последний год не совпадают с актами самосуда? Я понимаю, тебе всего девять… — 11… с половиной, — вставил Изуку. Герой лишь усилил свой взгляд. — Как я говорил. Независимо от того, считаете ли вы себя линчевателем или нет, с моей точки зрения совершенно ясно, что ваше участие в преступной деятельности не только чрезвычайно опасно, но и незаконно. — Изуку задумался над словами героя. Его голова задумчиво наклонилась, и Сотриголове пришлось остановить себя, прежде чем он слишком внимательно рассмотрел сходство между мальчиком и потерянным котенком. — Гм. Сотриголова, сэр. Каково определение бдительности? — спросил Изуку. Он задумчиво поднес палец к подбородку. Герой скрестил руки на груди и вопросительно посмотрел на Изуку. — Акт совершения героических подвигов, в частности задержания злодеев, без надлежащей лицензии на использование причуды. Даже полицейские не могут использовать свои причуды против злодеев. — Незаконное использование причуды для борьбы с преступностью? Выполнять работу героя без использования лицензии, позволяющей героям публично использовать свои причуды для защиты гражданских? — Глаза Ластика сузились. — В яблочко. — Это хорошо! Тогда это означает, что в глазах закона я не могу быть линчевателем, — уверенно сказал Изуку. Сотриголова чувствовал начало головной боли, и ему отчаянно хотелось пойти домой и выспаться вместо того, чтобы спорить о законности самосуда и героической работы с ребенком. Вместо этого он провел рукой по лицу и застонал. — Хорошо. Рассмеши меня. Почему вы так уверены в своей невиновности? — Потому что я никогда не использовал причуду, — ответил Изуку, пожимая плечами. — Исходя из определения, которое вы мне дали, у меня будут проблемы из-за самосуда, если я незаконно использую причуду против преступников. Но я этого не сделал. Ластик собирался бороться с логикой ребенка, пока не обнаружил, что у него нет подходящего аргумента. Это было правдой, технически ни один человек, свидетель или злодей, не сообщил Мотыльку, используя какую-либо причуду, вместо этого он вырубил своих противников каким-то столбом и тросами. Конечно, было много предположений о его причуде. У Мотылька могла быть пассивная причуда или просто причуда без четкой видимости — Цукаучи клянется, что у него есть исчезающая причуда, — но без надлежащих доказательств технически не было оснований обвинять ребенка в бдительности. Очевидно, что герой Стирания не собирался просто отпускать мальчишку. Мотылек все еще подвергал себя серьезной опасности с частыми огорчениями, и кто знает, на что похожа домашняя жизнь ребенка, если его постоянно видели бродящим по улицам в одиночестве глубокой ночью. Ни один хороший родитель не позволит своему ребенку сделать хобби из борьбы с преступностью. Глубоко вздохнув, Сотриголова бросил многозначительный взгляд на стоявшего перед ним не-совсем-линчевателя. — Ты прав, — начал он, заметив, что Мотылек, кажется, перестал беспокойно ерзать. — Однако… — и ерзание вернулось. — Я могу привлечь вас за неоднократное нарушение комендантского часа. За это вас не арестуют, но ваши родители должны быть проинформированы. Изуку задумался, его взгляд вернулся к все еще лежащему без сознания мужчине на земле. — Если это так, то прости, Сотриголова, — взгляд Изуку упал, его вина ясна в том, как он свернулся калачиком. — Было очень приятно познакомиться с вами, но, к сожалению, нельзя оставлять пойманного злодея без присмотра. Собственный взгляд Сотриголови скользнул вниз к человеку у его ног, прежде чем вернуться к Мотыльку, но к тому времени, когда он поднял глаза, парень уже начал выбегать из переулка. Герой выругался и бросил конец своего захватного оружия, чтобы поймать беглеца, но у Мотылька было преимущество в том, что он был достаточно близко к выходу из переулка, и ему удалось свернуть за угол, куда шарф Сотриголовы не мог точно добраться. Ластик сам быстро выбрался из переулка, но Мотылек каким-то образом исчез. Да будет известно, что Сотриголова любил, когда логика использовалась как инструмент, но ненавидел, когда ее использовали как инструмент против него. Быть перехитрившим проклятым ребенком, который каким-то образом знал правила не оставлять места преступления без присмотра. Подземный герой был бы впечатлен, если бы не был так зол. Он не ждал звонка, который должен был сделать Цукаучи. — Этот чертов ребенок.-----