Ответственный подход к шпионажу

      Наконец безголовый очнулся. Ему очень давно не снилось подобное. Биение Искры ускорилось настолько, что внутри стало что-то капать. Нужно успокоиться! Все в порядке... Со Старскрим все в порядке...       Однако Шоквейв не почувствовал знакомого тепла рядом, перепугавшись. Но потом он решил посмотреть на время. Очень поздно... Она должна была давно встать и, видимо, не захотела будить консерву, что наконец нормально уснул.       Ученый встал на сервоприводы, еще сильнее ощутив последствия критической активности Искры.       Безголовый вышел в лабораторию, подойдя к боксам с белковыми. Они совсем не привлекали внимания и нельзя было сказать, что сейчас там бьются в агонии крохотные существа.       Шоквейв вспомнил про обещание, которое дал Мико. Это могло капельку отсрочить предстоящие зверства.       — Пройди в лабораторию, — исследователь связался с одной из своих жертв.       — О, вижу, ты настроен серьезно! — по голосу было слышно, что белковая все еще злится на него.       — Это моя работа.       Одноглазый отключился, а пока ждал, начал возиться с системами жизнеобеспечения. Это могло бы стать рутиной, но с каждым днем подобным становилось заниматься все более мерзко.       Мико вошла в тот самый момент, когда Шоквейв избавился от отходов.       — Классическая больничная атмосфера! Ну, что безумный ученый, что планируешь делать?       — Тебе нужна матка? — безразлично спросил он, готовясь к операции.       — Ты удалял людям половые органы?!       — Они им больше не пригодятся... — ученый понимал, что уже потерял ее. Мико видимо все это время не понимала, кто он такой. Шоквейв притворялся, хотел предстать перед белковой в лучшем свете, но сейчас все посыпалось.       — Я не понимаю, зачем ты это делаешь? Приступ садизма, или за этим что-то стоит? — фемка была настроена серьезно, а ученый не знал, как выкрутиться из этой ситуации так, чтобы его перестало разрывать изнутри. — Я тебя слишком мало знаю? Так? Ты пытаешься уберечь меня, но что-то мне подсказывает, что я единственная здесь нахожусь по собственной воле. Можешь вынуть у меня хоть все органы, если это приблизит мир, то я согласна, но почему ты калечишь других?       Можно было рассказать все как есть про шантаж, но Шоквейв понимал, что ответственность полностью лежит на нем. Не Мегатрон свежевал людей, а он сам.       Но сказать хоть какую-нибудь правду нужно было, как бы глупо она не звучала:       — Видимо, я такой же, как те автоботы — хочу защитить тебя. Знаю, что ты не ценишь свою жизнь, но она стала ценной для меня и видимо для твоих прошлых друзей. Возможно, тебе было бы лучше с реальным психопатом.       — С твоей стороны защищать меня было эгоистично.       — С твоей стороны пытаться умереть эгоистично! — Шоквейв поднял голос, тут же пожалев об этом.       — Наши интересы противоречат друг другу.       — Почему ты считаешь, что должна умереть? — ученый глубоко провентилировал. Лезть с помощью к существу, что в этом не нуждается, было нелогично.       — Потому что я умру. Умру в тысячу раз быстрее, чем вы, и ничего не сделаю за свою жизнь. Можете запереть меня на мои сто лет в душную комнату, дать скрипку или фортепиано, чтобы мне не было скучно. Я могу умереть, как хомячок в клетке, а могу, как существо с Искрой. Ни один кибертронец это не поймет. Ты не понимал, но и не мешал мне, сейчас в тебе, видите ли, проснулась совесть. Но я уже не прощу тебе то, что ты сделал с представителями моего вида.       Шоквейв схватился за грудь и, чуть ли не падая, оперся искалеченной рукой на стол.       Вся злость Мико мигом пропала:       — Что происходит?! Мне позвать на помощь?!       — Нет, все в порядке. Извини. Подобное отношение к тебе было ошибочным.       — Я... Мне тоже не стоило ругаться на тебя... Наверное. Я все еще не понимаю, что происходит.       — Мегатрону нужна армия, я ничего не могу ему сделать. У него есть на меня рычаги давления.       — Старскрим... — догадалась фемка. — Просто дай мне силу, я наваляю тупым автоботам без лишних жертв, война закончится и вам больше не нужно будет бояться этого урода. А если что, я и ему наваляю.       — Чтобы открыть свой настоящий потенциал, ты должна пройти через крайнюю степень боли. Думаю, с твоими врожденными характеристиками нас ждет хороший результат.       — Ладно.       Мико не выглядела обеспокоенной, зато обеспокоенным был Шоквейв.       — Ты можешь раздеться? Температура в лаборатории стабилизировалась после вчерашнего дня.       — Ага, только мне не нравиться твоя ладонь. Она должна быть красной?       — Нет, не должна, но она скоро остынет... — хотелось бы в это верить.       — А теперь подробности операции.       — Мне придётся без анестезии удалить тебе большую часть органов. Чтобы поддерживать жизнедеятельность, тебе придётся постоянно употреблять темный энергон. Ты больше не будешь воспринимать реальность как раньше, и твоя жизнь существенно сократиться.       — Сколько мне останется?       — Максимум пятнадцать земных лет.       — Ну что ж, не сегодня! Как говориться.       — Ты все еще можешь отказаться, твое существование превратиться в смесь боли, галлюцинаций и жажды разрушения. Ты больше не будешь собой. Ты умрешь... Сегодня.       — Пф, напугал! Мне говорили, что будет то же самое, если я не поступлю в университет.       — Ты не поступила в университет. Все логично.       Шоквейв дождался, пока рука остынет, после чего попробовал взять ей белковую. Судя по ее реакции, ладонь все еще слишком горячая, но ожоги не самое страшное, что ее сегодня ожидает.       — Будешь скучать по мне? По-моему, я слишком невыносимая для этого.       — Ты будешь жить еще какое-то время. Не в том виде что раньше, но... Переходя на сторону десептиконов, ты рассчитывала именно на это.       — Все верно. Я выдержу, зная, что защищаю друзей. То есть тех, кому не плевать на мои интересы.       Странное существо. Ладно, Шоквейв начнет с чего-то не серьезного. Возможно, она сама передумает и попросит его остановиться.       Ученый не знал, что для него будет тяжелее — резать ноунеймов против их воли, или близкого, но исходя из его желания.       Он осторожно уложил крохотное тело на платформу, а после зафиксировал его уже привычным образом. Мико оставалась абсолютно спокойна.       — А как вы целуетесь, если ваши лица... Твердые?       Шоквейв не совсем понял вопроса.       — Прикасаемся губами? А потом начинаем работать глоссами...       — Знала, что ты не психопат и тебя может задеть этот вопрос. Но потом у меня, возможно, не было бы возможности его задать. А ты вообще целовался?       — Нет.       Внутри снова все нагрелось.       — Ты снова болеешь?       — Наверное.       Ученый уже практически подготовился к операции. Эмоции снова пытались прикончить его.       — А у вас типа секс такой же, как и у людей?       — Почти.       — Типа ваши половые органы твердые?       — Да, но состоят из подвижных сегментов.       — Пипец вы странные!       Наконец все было готово.       — Ты уверена? Не думаю, что человеческая жизнь настолько плоха, как ты ее видишь. Я не понимаю, как ты можешь отказываться от частей себя.       — Мое тело не является частью меня! Это всего лишь оболочка!       — Возможно у людей это и правда так.       — А разве может быть как-то по-другому?       — Может.       Шоквейв начал обеззараживать кожу на животе. Мико вздрогнула от холода. На ее теле были видны красные пятна, на которых стали набухать волдыри. Придя в себя, ученый вколол в обработанный участок темный энергон. Глаза белковой вспыхнули фиолетовым. Пока небольшая доза.       Безголовый потянулся к скальпелю.       — Эй, не переживай! По-моему, ты волнуешься больше меня!       Безголовый кивнул, уткнув лезвие в мягкую кожу. Глубоко провентилировав, он начал делать первый надрез.       У Мико была не такая сильная реакция, как у остальных. Однако было видно, что ей безумно больно.       Шоквейв уже хорошо понимал, что делает. Он успел подробно изучить человеческую анатомию вдоль и поперек, он знал о людях даже больше, чем сами люди. Их устройство было гораздо проще, чем устройство кибертронцев, со своими подводными камнями, но уже на молекулярном уровне.       Как бы мерзко не было на Искре, но процесс затягивал все сильнее и сильнее. Возможность покопаться в органах существа с кардинально отличным строением была очень привлекательна.       Шоквейв даже впал в исследовательский транс, позволяющий немного успокоиться и скрыться от тревожных мыслей. Постепенно он даже перестал слышать сдавленные крики.       Разве что иногда слуховые датчики улавливали то, как Мико начинала вслух говорить с Юникроном.       Все шло по плану. Все было в порядке.       Ученый понял, что теперь чувствует себя гораздо лучше, чем когда он пытал других людей.       Внезапно Шоквейв услышал крик. Он резко обернулся, увидев ту, кого сейчас хотел увидеть в последнюю очередь.       Старскрим стала пятиться назад. Ее вытаращенные глаза бегали от вскрытого тела Мико к до смерти напуганному ученому.       Тот даже не сразу заметил, как у него подскочила температура. Мягкие пальцы не смогли удержать скальпель и он упал внутрь инопланетного тела вместе с каплями раскаленного метала.       Шоквейв опомнился лишь тогда, когда реагировать уже было поздно. Были повреждены жизненно важные органы и состояние фемки стало критическим. А ученый в панике пытался понять, что можно сделать с еще не застывшим, растекающимся по всем внутренностям металлом.       Мико поняла, что случилось что-то непоправимое, но ее эмоции было сложно определить, да и было не до них.       Пытаясь помочь в таком состоянии, безголовый сделал только хуже — его пальцы заклинило и с них все ещё продолжало капать.       Белковая потеряла сознание, а Шоквейв все еще пытался ее реанимировать, пока не завис. Температура в груди продолжала и продолжала подниматься. Процессор не был способен контролировать тело, ведь панически пытался упорядочить нелогичные, пытающиеся мысли.       Ученый пришел в себя только когда понял, что умирает. Рядом уже была Старскрим.       — Какого Юникрона ты сделал?! — она пока не понимала, насколько все критично.       — Убил ее... — колени подкосились и безголовый чуть не упал всей своей массой прямо на партнершу.       — Зачем?!       — Обещал ей...       — Ты поехавший!!!       Сбоившей оптикой Шоквейв увидел, как Старскрим каким-то образом испугалась еще сильнее.       — Только держись! — сикерфем заметалась, а потом опустилась на колени. Она ударила консерву током, однако интерфейс система не среагировала на это. Благо ученый сумел сделать это сам.       — Я убил ее...       — Только успокойся!       Когда открылась грудная клетка, по лаборатории разнесся тошнотворных запах гари. Все тело стало мягким, а внутренности превратились в кашу. Шоквейв не понимал, как все еще оставался жив.       Он уже ничего не видел. Весь его мир сомкнулся на сгоравшей Искре. Он уже вряд ли сможет почувствовать спасительные прикосновения, и даже так вряд ли сможет себя успокоить, зная, что случилось.       Некоторые модули процессора отключились от критического перегрева. Оставшиеся практически ничего не соображали. Все что осталось — это смертельный ужас и ожидание конца.       Внезапно разум исчез.       Шоквейв оказался в полнейшей глухой пустоте, где не было ничего. Только его бушующие эмоции. Это и есть конец?       Маловероятно. Ученый уже был в этом месте.       Его Искру пронзил знакомый свет, согревая и обволакивая. Ему было так же страшно как и Шоквейву, но все что он пытался сделать — это успокоить, поглотить боль от потери и разделить ее.       Одноглазому все еще было очень плохо. Его пожирал стыд и ненависть к себе, своей беспомощности и своему исследовательскому безумию.       Старскрим все это видела. Изначально она испытывала злость, но вскоре она бесследно исчезла, уступив место состраданию. Одна была готова на все, лишь бы Искра, объединившаяся с ней, не потухла навсегда.       Постепенно Шоквейв и правда стал успокаиваться. Он не ожидал такой сильной поддержки. Боль не исчезла, только перестала испепелять дотла. И Шоквейв смог увидеть... Скрим прекрасна. То, что когда-то казалось отталкивающим, сейчас стало всем для ученого. Он хотел смотреть на этот свет вечно, даже в подобной форме изучая его многогранные переливы.       Но единение не могло длиться вечно. Исследователь снова испугался, что может уже больше никогда не увидеть это. Что он уже мертв.       Свет погас.