It's Time For Punishment

Крепко держа мальчика за волосы, Элис сердито смотрел в глаза своего пленника, мимолётно теряющего былую уверенность в своих намерениях. Несмотря на то, что произошедшее немало позлило Купера, тот даже гордился Мастейном, тем, каким тот был — маленьким, безбашенным, отбитым наглухо и сильным во всех понятиях, раз решился такое провернуть. Впрочем, больше он, конечно, был возмущён таким поведением со стороны непослушного подопечного и истекающими из его поступков последствиями. От удара о плитку заболела спина, но виду Элис не собирался подавать — станет ещё тогда эта мелочь шутить, мол, вольтареном помажьте, спросит, помнит ли он, как упал вообще, а то ведь старость — злая вещь, маразм — не оргазм, а деменция — не эрекция и тому подобное в этом роде. К слову, об эрекции... мальчишка и тут не проявил никакого уважения и не дождался обоюдной кульминации, но вместо этого быстренько сам спустил, измазал ему малафьёй живот и рёбра и сел потом довольный собой, ну что за поросёнок маленький? — Иди убирай за собой, — потянув Дэйва за волосы, Элис направил его голову к лужице спермы на собственном теле и ткнул в эту лужицу носом, как котёнка в обоссанные тапки, — давай живее. Мастейну ничего не оставалось делать, кроме как смириться с тем, как его будут унижать, и подчиниться. Один раз робко лизнув сперму языком, мальчик скривил лицо от вкуса. — Моя тебе понравится больше, — хихикнул Элис, с интересом наблюдая, как Дэйв, недовольно косясь на него, выполнял неприятное поручение, — я к нему со всей душой, — обратился к кому-то Купер, вновь заставляя Дэйва подняться, а затем лечь на кровать с перпендикулярной стороны, частично стоя на коленях, — а он вот что выдумал, неблагодарный! Одной рукой всё ещё придерживая роскошные волосы Мастейна, Элис замахнулся и звонко шлёпнул рыжего по заднице, да там, что тот аж вздрогнул и что-то прошипел сквозь зубы, прямо как он сам, когда оказался внезапно на полу, даже слово примерно то же. — Только начало, Дэйв, — предупредил Купер, ослабляя хватку. Перестав тянуть Мастейна за волосы, мужчина всё же не отстал от его шевелюры и теперь запустил пальцы к корням, массируя кожу — он не хотел, чтобы у Дэйва болела голова, а то ведь никому такой тип боли не по душе, даже мазохисты тут кайф не ловят. Второй рукой он едва-едва придерживал непредсказуемого любителя внезапно сбежать за шею и, как оказалось, не зря — почувствовав свободу, подросток оттолкнулся от рук и чуть было не вскочил обратно. — С тобой и ни на минуту не забудешься, — сильно зажав шею Мастейна, Элис убрал руку от его головы и указал на угол кровати, где лежала песочно-белая смирительная рубашка, — это вариант, если тебя наручники не устраивают, — Дэйв тут же помрачнел, убрал ухмылку с лица и просяще замотал головой, — ну вот, не хочешь? Тогда лежи смирно, будешь это делать? — рыжий кивнул и отвёл взгляд куда-то под кровать, высматривая, что же там лежало. Такой забавный, любопытный — вечно ему всё надо знать. Долго злиться на такую прелесть было попросту невозможно. — Ах, Дэйв, — Элис нагнулся к затылку подростка и поцеловал того сначала за ухом, потом в щёку и напоследок, в порыве чувств — в губы. К удивлению Купера, Дэйв тут же принялся отвечать, заставил врача тоже приоткрыть рот, укусил пару раз его губу и... сплюнул ему в рот собственную сперму! Конечно же, пришлось проглотить — дальнейшие манипуляции с субстанцией были бы уже попросту мерзкими, вот и опешивший Элис сделал то, что приходилось, — вот паскуда, я и не ожидал такого! — от удивления голубые глаза мужчины стали ещё больше, — смешно ему, да? Сейчас не до смеха будет, — он встал, всё через плечо поглядывая на обещавшего смирно лежать Мастейна (вдруг убежит или же его вздумает в эту рубашку одеть, а то и ещё что-то нежданное учудит), пошарился под кроватью и достал наверняка уже примеченную Дэйвом чёрную плеть, — посчитай давай, сколько ударов заслужил. — Два, — тут же ляпнул Дэйв, не думая. Или же, напротив, тщательно все взвесил за доли секунды и отнюдь не наобум предложил такую цифру. — Тебе по математике, — закончил за него Элис, вопреки своей роли нежно гладя Дэйва по спине. Теперь, когда Мастейн не отбивался от каждой попытки к нему прикоснуться и допустил врача ближе к себе, почти так же близко, как Джеймса, тот никак не мог нарадоваться этому разрешению, и когда рыжий в очередной раз позволял себя погладить или поцеловать, Элис ощущал себя ребёнком с коробкой конфет в глубине души. В жизни же он, конечно, только одними глазами радовался, а лицо держал серьёзное, даже когда давал себе и Дэйву минутное послабление, — по пять раз за каждую твою выходку, итого — пятнадцать, — уже строго изрёк Купер, убирая руки от спины Дэйва. — Не дохуя? — вполголоса удивился Мастейн. Быстренько кончив и с тех пор и особо не напрягаясь, рыжий открыто отдыхал и даже чуть ли не уснул под ласками Элиса. — Значит, ещё пять, — добавил тот, улыбаясь Дэйву. Тот тоже улыбался в ответ — совсем уже засыпал, что ли, его же бить будут, чего весёлого? Может, не воспринимал теперь Купера всерьёз, думал, что тем можно бесстыдно манипулировать, как всеми остальными вокруг? — Итого двадцать, Дэйв, — услышав столь большое число, коим являлось количество не чего-то мягкого и приятного, а самых настоящих ударов плетью по голой заднице, Мастейн удивлённо посмотрел на Элиса и даже собрался как-то возразить, — но тогда на тебе живого места не останется, — мужчина подхватил взгляд подростка, мол, да знаю я, что много, всё я знаю, —оставляю десять, я сегодня добрый. — Ага, сама благодетель, — усмехнулся Дэйв, и ответ на эти слова не заставил себя ждать — тут же подросток получил по руке плетью. Бить Элис сильно не собирался —мог, конечно, но не стал, ещё не время, —осталось девять, мистер Купер? — Десять, — покачал головой тот и посмотрел на Мастейна уже совсем без прежней жалости. Да, налюбоваться рыжим мальчиком он сможет потом, когда они оба кончат и лягут вдвоём на кровать, сейчас же — время для совсем других чувств. Купер замахнулся и с силой хлестнул Дэйва по заднице, с удовольствием слушая, как тот забил ногами по полу и закричал — не слишком громко, чтобы его было слышно на всю больницу и окрестности по району, но и достаточно, чтобы Элис мог оценить, как менялся в этот момент голос рыжего. Актёрство чистой воды, ещё бы и слезу пустил для полного счастья; не так больно он и бил, просто любит же Мастейн устраивать шоу, как и, впрочем, он сам. “Тяжела и неказиста жизнь народного артиста“, — в голове как никогда кстати всплыло одно пресловутое высказывание, донельзя подходящее к настоящему положению Дэйва, а за ним и другая его вариация, которая, наверное, была ещё более уместной, ведь подросток, в его случае, определённо предпочёл бы сказать “простого онаниста“… из-за собственных помыслов в голове, смешок непроизвольно сорвался с губ именно в тот момент, когда Купер, примерно пару мгновений назад тут же переставший выглядеть в глазах Мастейна тем кокетливым, на вид слегка экстравагантным и чокнутым дядькой, но до сих пор, только лишь, невероятно привлекательным, без малейшего отлагательства снова нещадно стегнул его по ничем не защищённой, до отчаяния хрупкой и чувствительной бледной коже ягодиц, тут же приобрётшую слабо-розовый оттенок, но, как мог утверждать рыжий, через ещё несколько таких заходов однозначно готовую окраситься в глубокий пурпурный цвет. И несмотря на то, что всё это — преходящее, как и жгучая боль, которую он испытывал сейчас — осознание этого никак не обнадёживало, ибо даже несмотря на всю ту наигранность, что он с охотой выказывал до этого, теперь лицо парня действительно выражало неприкрытый испуг, а веки потихоньку начали блестеть от слёз, вызванных самым натуральным способом. Да и, ко всему прочему, вряд ли бы кто-то обрадовался, позже обнаружив в зеркале то, что два его полушария имеют невероятную схожесть с задницей бабуина — вот и Дэйва такого рода будущность не устраивала. Что же, он сам обрёк себя на подобные надсадные издевательства над собственным телом, соответственно, он должен был пройти через это и стерпеть каждый удар с достоинством, показав мужчине, что он в жизни не только языком чесать умеет (хорошо, что он тогда ему не отсосал, всё таки, иначе бы сейчас эта фраза имела двойное значение), но в голове всё же проскальзывали смутные сомнения насчёт того, что он сдастся до положенного момента, в этот раз по-настоящему расплачется перед врачом, взмолится о завершении кары над ним и, если тот вообще посчитает нужным проявить участливость, в итоге просидит вместе с Элисом в утешительных объятиях до того момента, пока они, по обыкновению, не разойдутся. Следующий раз рыжеволосый воспринял чуть более выдержанно, но всё равно недостаточно для того, чтобы полностью свыкнуться со своей участью — серия шлепков по одному и тому же месту при любом раскладе ощущалась кожей крайне болезненно, поэтому Дэйв и здесь не стал пытаться держать себя в руках, судорожно вдохнув сквозь стиснутые зубы и рывком дёрнув себя за волосы, стараясь заглушить одни тягостные ощущения другими такими же. Купер, в свою очередь, воздействовал чуть по-другому, периодически отвлекаясь от столь угнетающего происходящего — именно поэтому после он бережно приобнял его рукой, подбираясь к тонкой шее и кротко целуя в кадык, чтобы потом, конечно же, с таким же успехом продолжить свою томительную деятельность дальше. Но и тут произошло некоторое замешательство — брюнет, судя по всему, собрался на время оставить его многострадальный зад в покое, решив перейти на менее остро восприимчивую зону, говоря точнее, на плечи, секундами позже обнаружив на одном из них порезы, кривоватой дорожкой тянующиеся практически вплоть до ключицы, приблизительно до того места, где находится плечелопаточный сустав. Почуял неладное Дэйв только тогда, когда до него дошло, что тот вовсе не зря слишком подозрительное количество времени оглаживает его руку, попутно пытаясь внимательно там что-то выглядеть. — Я перестану, честно, — парень виновато опустил глаза, успев порядком абстрагироваться от нынешней обстановки, заместо этого зациклив своё внимание на этом позавчерашнем недоразумении, совершенно внезапно замеченным Элисом на его руке. Естественно, он безусловно рад тому, что учтивый психолог не стал поддаваться порыву чувств, как часто позволял себе делать Мастейн, вследствие чего избежал удара плёткой по самому уязвимому, в силу обстоятельств, месту на его теле, ибо если бы он всё таки позволил себе хлестнуть подростка, в чём тот сильно сомневался, — кровотечение бы возобновилось, из-за чего ему в очередной раз пришлось бы прерваться и заняться оказанием первой помощи, и хоть Дэйв был бы и не против опять оттянуть момент наказания, оно бы и так рано или поздно состоялось вне завимимости от различных непредсказуемых причин. Ну, в конце концов, следы селфхарма временами замечал и мистер Хэтфилд, что вполне ясно, и даже не отчитывал толком, а просто молча перебинтовывал и переводил тему, только вот что-то рыжему подсказывало, что теперь контроль над его действиями только усилят, в том числе и попрячут разнообразные колюще-режущие предметы, но и это не спасёт — в один из дней при желании он всё равно найдёт подходящее средство. Чёрт, да почему же так невовремя? Увидел бы тот позже — они бы уже затянуться успели, хотя бы. — Твои оправдания ничего не значат, лапушка, — интонация, вроде как, была вполне себе ласковой, что противоречило самой реплике, но Дэйв всем своим нутром чувствовал, что просто так он это не оставит — возможно, они обсудят это сразу после процесса свершения правосудия. Тем временем, хлыст вновь соприкоснулся с кожей, причём, как показалось кареглазому, с ещё большим усердием, чем до этого, и вскрикнул он в тот момент больше из-за неожиданности, чем от, что было бы закономернее, боли. И тут начинаются странности — Мастейн слегка сбился со счёту, неотчётливо предполагая, что это был уже чётвертый раз из десяти обещанных, позже обратив внимание на не менее интересную вещь, произошедшую меньше секунды назад, что довольно важно, которую он сам не мог растолковать. Плеяда мурашек накрыла тело тогда, когда Элис в очередной раз беспристрастно треснул его плёткой по левой ягодице, но рыжеволосый не испытывал чувства испуга ещё с того момента, как оказался на кровати — оно со временем улетучилось, уступая место, скорее, покорности и лёгкому возбуждению перед каждым ударом, которые вытесняли его. А вот о возбуждении сейчас и речь — если в первом случае имелось в виду, в наибольшей мере, чувство предвкушения, как раз с вытекающей из него бурной реакцией в ответ на готовность к последующим ощущениям, то сейчас подразумевалось конкретно то чувство, о котором мы привыкли думать чаще всего, уж в данном случае точно. Стоило также видеть то, как он отклянчил задницу аккурат после шлепка, сначала скинув это на то, что движение вышло неосмысленным, но со стороны-то это наверняка выглядело совсем иначе! — О боги, — озадаченный голос мужчины сумел вывести его из собственных мыслей, уже прямо указывая на то, что тот точно так же не до конца сообразил, почему же столь малосимпатичная процедура воспитания подростка, изначально несущая в себе цель путём насилия вложить в него хоть малость порядочности, теперь провоцировала его на подобные неопределённые действия, — так тебе это ещё и доставляет, малолетний извращенец? — по окончанию предложения Мастейн дёрнулся, и даже невзирая на то, что вопрос мало того, что был риторическим, так ещё и очевидно имел иронический подтекст, — это если делать вывод, смотря на многозначительную улыбку Купера во все тридцать с чем-то там у него зубов, — то Дэйв, как бы то ни было, застрял на этом вопросе, не в состоянии подобрать правоверных доказательств в свою сторону. Поначалу он действительно не мог объяснить всех этих подёргиваний при каждом взаимодействии голубоглазого с ним, в том смысле, исключая то, когда мужчина замахивался для нового шлепка, но принимая к сведению вообще любой незначительный жест с его стороны — лишь потом всё смогло проясниться. И да, добросердечный Элис это, конечно, тоже здорово, но вот рассерженный… бархатный голос будто бы проникал в глубины подсознания, электрическим разрядом проходя путь через всё тело, заставляя Дэйва вздрагивать всякий раз, как только тот повышал тон голоса, становясь безжалостным в своих намерениях — всё в совокупности значило лишь то, что подросток и сам не заметил, как наказание вдруг стало поощрением. — Вы, смотрю, тоже потом пристрастились, когда я Вас наручниками-то связал, — самовлюблённая натура рыжего и здесь не позволила ему промолчать, — так блаженно что-то выстанывали под тканью… Констатация факта, видимо, Купера не очень порадовала, и Мастейн не был уверен, послужило ли его едкое замечание причиной для следующего удара, но, впрочем, с недавнего момента для него это стало сплошным удовольствием. Негромко ахнув, кареглазый крепче сжал простыни, понемногу чувствуя, как жар ниже живота только усиливается, наряду с тем, что преобладал также в районе ягодиц. — А смелее можно? — Дэйв не отважился произнести это до стыда развратное “жёстче“, чтобы окончательно упасть не только в своих глазах, но и, вероятно, в чужих, вместе с тем вспоминая, что в комнате помимо него находился только Элис. Зато теперь у него были все основания для того, чтобы вывести врача из равновесия, и одна лишь мысль об этом раззадоривала ещё больше — к тому же, вышло так, что вопрос был задан, как только мужчина осторожно приложил ладонь к отлупленной тут и там коже, мгновенно вспыхнувшую огнём после этого невесомого прикосновения, — что Вы как девчонка, в самом деле? Руки не привыкли до сих пор, что ли? — и ещё один строгий, точный шлепок, в этот раз чуть повыше излюбленного места, — Ай, блядский рот… уже лучше… кстати, много Вы мне под кровать накидали? Будет повод почаще проверять — вдруг там уже чёрная дыра образовалась. — Совсем скоро ты сможешь это лицезреть, — не успел тот задуматься над тем, какие же ещё чудеса БДСМ индустрии психолог хранит под одной лишь не особо внушительных размеров койкой, как тут же почувствовал кратковременный, обжигающий прилив в области поясницы, — а вот выражаться никто не разрешал. — О, ну да, мне, может, крестиком начать вышивать вдобавок? — Дэйв договорил, и опять последовал обжигающий удар туда же — видимо, он значил согласие, — Ай, с…! — вспомнив о вышеупомянутом запрете, парень почему-то осёкся, после чего сморщился и расставил ноги немного шире, вытягивая спину, а затем вяло захохотал, уткнувшись лицом в белоснежное одеяло, из-за чего последнее заменённое словосочетание, довольно схожее по началу с предыдущим нецензурным словом, которое рыжий хотел произнести изначально, прозвучало невнятно, — Собака бешеная… Если Мастейну не послышалось, то Купер в последний момент сдержал смех — в общем-то, не удивительно, что его это позабавило. А вот ему себя сдерживать стало гораздо труднее, только в другом направлении — настолько, что он совершил попытку отхватить себе побольше приятного, дотронувшись пальцами до члена, уже достаточно времени возбуждённого до предела, но, к сожалению, момент выдался неподходящий, так как Элис среагировал молниеносно, чуть наваливаясь сверху и придерживая смышлённого подростка за обе руки, не давая осуществить задуманное. — Два осталось… — с долей тоски бросил он, пытаясь, вероятно, выразить в словах всю несправедливость, проявлённую брюнетом по отношению к нему этим поступком, но и его можно было понять — рыжий-то его вообще сначала не дождался, за что, к слову, уже ответил самым нестандартным способом, предпочитая об этом не вспоминать, всё-таки. — Верно мыслишь, — вкрадчиво прошептал Купер, специально приблизившись к чужому уху поближе, и секундой позже отстранился, — ну, готов? Это за многочисленные шутки про анаконду, — хлыст, чуть более отлично от предыдущих разов, влетел в бедро с чрезвычайной силой, заставляя парня под ним протяжно застонать, — а это за радикулит, — тут он, наверное, решил сжалиться, ибо заключительный удар вышел смазанным, и Дэйв лишь слабо взвизгнул напоследок, но надо же ведь — всего их было десять, а длились все вместе так, будто бы в три раза больше. Послышался еле слышный хлопок, видимо, звук удара упавшей на пол плети — виновницы всего торжества, которую Элис только что бросил, следом нагинаясь к рыжему и заботливо целуя того в щёку, как бы обозначая, что теперь всё точно закончилось, — вот и умница… мы наконец подобрались к самому интересному. Мастейн, только что при помощи неимоверных усилий перевернувшись на спину, поражённо стал изучать мужчину взглядом. — Ч-чего? — парень продолжал гадать, что же тот мог иметь в виду под своими словами, что было задачей не из лёгких, так как всё, что он наблюдал на его обычно невозмутимом лице — заговорщическая ухмылка, ни о чём толком не говорящая. Да, вышло так, что наказание впоследствии выполнило не то значение, которое должно было быть, но неужели он приготовил ещё одно? С тем же выражением лица темноволосый живо присел на корточки, точно так же потянувшись к нижней части кровати, откуда некогда вытащил ту самую обладающую дурной славой плётку, какое-то время покопошился там, после этого с некоторым энтузиазмом показав Дэйву таинственный бутылёк, в котором последний позже разглядел смазку. “Твою мать…“