It's Time For Punishment

Дэйв, до этого будучи более-менее расслабленным и довольным происходящим, тут же встрепенулся и удивлённо посмотрел на Элиса, будто совсем догадываясь, что же его ждало дальше. — Эй, а может, не надо? Купер аж удивился. Он ведь ожидал если уж не бурной радости, то хотя бы воодушевления от мальчишки, а тот мало того, что говорил неохотно, отводя взгляд, так ещё и обращался к нему таким уличным, бескультурным образом. — Не забывай о манерах, Дэйв. Не "эй", а мистер Купер, ну или Элис, если уж так хочешь... И что за "не надо"? - мужчина отчитывал его мягко, особо толком не ругая, а будто лишь предупреждая о возможных последующих проблемах, — тебе уже хорошо, а мне? — Рука в говне, — фыркнул Мастейн, сразу же отзывающийся на такие предупреждения самым что ни на есть противоположным от ожиданий образом, — мистер Купер, — с издёвкой прибавил он, хихикая. Элис покачал головой и посмотрел на Дэйва, прищурившись. — Да ты вроде нормально всё там помыл, —Купер не стал оставаться в долгу — раз Дэйв находит наглости его смущать, то почему же он не может сделать так же в ответ? — эх, всё-таки двадцати ударов было бы достаточно, — задумчиво протянул он, нагибаясь за плетью. Реакция от Дэйва, едва услышавшего о уже причинившего ему достаточно боли адского орудия пыток, последовала незамедлительно. Подросток тут же повернулся, прикрыл рукой и без того изрядно побитое мягкое место и жалобно посмотрел на врача. Глаза у Дэйва сделались большие, грустные даже — а ведь секундой назад в них плясали чертенята и весело горели огоньки. — Мистер Купер, не надо, — Дэйв опустил голову и вжался в стену, — я больше не хочу... не хочу, чтобы было больно. Элис не мог с собой ничего поделать. Да, наказать сорванца определённо стоило, даже за эту попытку взять его своими чарами надо наказать, только вот сопротивляться им у Купера получалось хуже, чем ему хотелось. Похоже, прошлого наказания им обоим было достаточно — и он сам удовлетворил все свои потребности и воплотил в реальность часть своих тёмных желаний, и Дэйв своё получил, и даже что-то из его желаний, судя по всему, тоже исполнилось. А теперь, когда Мастейн едва ли не засыпал от усталости, а Элис уже ожидал достойного завершения их акта любви, пора было остановиться, пока не стало слишком поздно. — А ну лёг ровно, — внезапно Купер достал плеть и погрозил подростку. Тот устало мотнул головой, но всё же послушался, обиженно стреляя глазами в сторону своего мучителя. Элис замахнулся. Дэйв тут же повернул голову, тщательно следя за движением чёрной рукоятки. Кожаный хвост прорезал воздух. Дэйв зажмурился. С приглушённым звуком плеть ударилась об одеяло в миллиметре от бедра Мастейна. Мужчина откинул плеть под кровать и столь же внезапно замахнулся и звучно шлёпнул только-только закрывшего глаза подростка. Не ожидавший подставы, Дэйв вскрикнул. — Тише, солнышко, — Элис нагнулся к Дэйву и попытался его поцеловать, но тот увернулся и лёг к стене, поджимая ноги. — Я же просил меня больше не бить, — невнятно пробурчал под нос Мастейн, открыто демонстрируя обиду. — А я просил вести себя подобающе, — отозвался Купер, присаживаясь на кровать. От скрипа пружин Дэйв вздрогнул, но даже и смотреть не стал в сторону врача. Рыжий поначалу напрягся, недовольно вздохнул, да и вовсе попытался в сторону отскочить, когда Элис запустил руку в его волосы, словно ожидая, что тот за них потянет или ещё как-то сделает ему больно вопреки просьбам, но тот просто погладил подростка по голове без каких-либо сюрпризов и внезапных действий. — Тс-с, всё хорошо, малыш, — врач чмокнул Дэйва в щёку, продолжая медленно гладить его волосы, — с болью на сегодня покончено, я обещаю. — Прям обещаете-обещаете? — Мастейн повернулся. Глаза у него были совсем уставшими, а уголки губ подрагивали от эмоционального напряжения. Да уж, натерпелся бедняга сегодня, уже даже еле дышать может ровно. Долго он ещё будет вспоминать этот день, очень, очень долго. — Обещаю-обещаю, — Элис даже слегка покраснел, стыдясь своего обмана. Но иначе ведь к Дэйву не подступиться, а то ведь, гляди, прямо сейчас передумает, попросит передать свою одежду, уговорит ещё и сигарету стрельнуть, а затем для полного счастья упросит полежать с ним, пока будет засыпать, как бы это всё в совокупности не противоречило его классической неугомонной сущности. Элису даже подумалось, что он явно перегнул со своими представлениями, и для интереса он решился спросить, — если хочешь, можем прямо сейчас одеться и больше ничего не делать. Только кончить я тебе не разрешу, понятно? — Ещё чего!… мистер Купер, — прибавил в конце Дэйв, отбрасывая руку врача, — Вы это... Вы меня не слушайте, начатое закончить надо! — вставил уже увереннее Мастейн, ложась на центр кровати, — Давайте, пока я не передумал. — Вот это настрой! — со стороны Элиса последовал новый поцелуй, на этот раз нашедший ответа. Услышав призыв к действию от переменчивого в своих планах Дэйва, Элис тут же встал с кровати, чтобы залезть на неё заново, но уже совсем по-другому, а, проще говоря, не на кровать эту несчастную он лезть собрался, а на Дэйва, в самых серьёзных намерениях будто только этого и ждущего. Увидев над собой тень от чужого тела, а вскоре и ощутив, как Купер коснулся грудью его спины, Мастейн замер и задержал дыхание, с испугом примиряясь с действительностью. — Ну чего ты снова напрягся, радость моя? — Элис привстал на локтях и поцеловал окаменевшую шею опять забывшего о расслаблении подростка, — детка, что тебя тревожит? — Да почему меня обязательно что-то тревожить должно? — с небольшим раздражением оборонил Дэйв, — это Вас будет тревожить, что давление поднимется... просто, — Мастейн осёкся на полуслове, поворачивая голову к Элису, чтобы кинуть весьма смущенный взгляд через плечо, — мы никогда ещё не были так близки, мистер Купер. В буквальном смысле, сэр. И правда: практически лежать на Дэйве Куперу доводилось в первый и, как он надеялся, не в последний раз. Чувствуя под собой сильное и здоровое, но ещё юношеское тело, Элис сам замечал, как у него сбивается дыхание в предвкушении того самого момента. Что уж говорить о том, что чувствовал Мастейн, вопреки своей напускной уверенности вновь напрягший абсолютно всё тело, вплоть даже до ягодиц, одну из которых слегка касалась "анаконда" Элиса. И сразу жарко стало, несмотря на то, что из окна дует, и время опять замерло, и, как казалось им двоим, прошла целая вечность с этого момента до того, как Купер поднялся и, стоя на коленях, в третий раз обратил взор на тумбочку, где стоял уже знакомый Дэйву флакончик. — А стойте, — вдруг предложил чем-то воодушевлённый Дэйв, шевелясь и меняя позу, — можно я сам? — Да лежи уже, — Элис положил ладонь на мускулистую спину Мастейна, призывая того смиренно ждать дальнейших действий, а не участвовать в их осуществлении, — никак не успокоится, смотри какой заводной! От тебя требуется только одно — расслабиться, а ты и этого сделать не можешь! — Могу, почему бы и нет, — пожал плечами Дэйв, ложась обратно, — я это... не могу себе места найти, так как хочу, чтобы это случилось поскорее, хочу потому что... Вас хочу. И это была последняя капля. — И я тебя хочу, детка, — Купер тут же схватил смазку и щедро вылил полную пригорошню слабо пахнущего алоэ геля. Дэйв всё же опять повернулся, чтобы поглазеть на довольное лицо врача, когда тот растирал лубрикант по своему члену, полностью покрывая блестящей жидкостью гордо стоящий орган. Долго возиться с этим делом Элис не стал — вздрочнуть он всегда успеет в одиночку, а тут его ждёт Дэйв — вечно торопливый, жаждующий, предвкушающий, его красивый рыжий Дэйв, наконец-то подаривший ему своё благословенное согласие. Да, ради такого стоит и ускориться маленько, а то ведь заждётся его красивый рыжий Дэйв, начнёт терять интерес, отвлекаться, а затем и совсем передумает, скажет, чтобы шёл он лесом со своим сексом, слоупок недоделанный или что-то наподобие того, кто эту молодёжь с их слэнгом знает? — Давайте уже, мистер Купер, — в подтверждение мыслей попросил ещё раз Дэйв, приподнимая бёдра. И не стеснялся, смотри, вообще уже ничего не стеснялся, потому что правда хотел, искренне хотел. Элис даже не стал переспрашивать, готов ли Мастейн — да, чёрт возьми, сто тысяч миллионов раз готов, его одного и ждёт и совсем ему уже не терпится. Вот теперь можно и приступать. Купер стоял на коленях, поставив свои ноги между мастейновских, одна его рука лежала на ягодицах Дэйва, в другую он взял "анаконду" и направил к слегка покрасневшему входу. — Люблю тебя, Дэйв, — шепнул ему в ухо Элис и толкнулся внутрь. Смазки было много, больше лить уже некуда, только вот всё равно проникновение удавалось с трудом, немалыми моральным усилиями расслабленные мышцы сами собой напрягались, не желая принимать в себя продолговатый посторонний предмет, — терпи, солнышко, — крепкой хваткой взявшись обеими руками за бёдра Мастейна, сжимая их, Купер всё же вошёл, хоть и для начала лишь наполовину — пускай привыкает, он ведь в шоке сейчас от того, что произошло, ещё даже не отреагировал никак, только губу поджал и простынь руками схватил, едва не раздирая ткань ногтями. — Мистер Купер, прекратите! — вдруг крикнул Дэйв, должно быть, до этого собираясь с мыслями и тщательно взвешивая все доводы "за" и "против" этого крика. Так вот, почему, он молчал вначале — всё решался, определялся, — я не могу, это слишком больно, — Мастейн заговорил быстрее, на эмоциях начиная чуть ли не тараторить, — пошли оденемся и всё, пожалуйста, давайте на этом закончим, умоляю! Элис приподнялся и посмотрел на Дэйва, повернувшего голову в ответ. Подросток жмурился от боли, часто-часто дышал и всем своим видом показывал, что ему сейчас далеко не так хорошо, как обещал Купер ещё тогда, когда они вдвоём только шли сюда, совсем не так, как надеялся он сам, ложась на эту кровать без одежды, вовсе не так, как было в журналах — нет, всё не так, не так! Да, а ведь тогда ещё, в процедурной Элис успешно заверил его, что всё будет хорошо, а сейчас что, получается, обманул? По Дэйву казалось, что так и есть — тот едва не плакал, колотил ногами по кровати, почти рвал руками простынь, сдавленно постанывал через сжатые зубы — в общем, никак не мог примириться с новой болью, острым ножом прорезавшей плотное полотно хороших впечатлений. — Мистер Купер, прошу, — взмолился подросток, просяще смотря на Элиса. Теперь взгляд у Мастейна был уже недовольным — как это так, его не слушаются? Но вот только Купер и вправду не собирался на этот раз отступать, что бы из себя Дэйв ни строил и как бы ни делал вид, что вот-вот расплачется. — Ну кто у нас там капризничает? — прекращать, как просил Мастейн, Элис и не думал, но дать тому минутную передышку был вполне согласен, — устал, мой мальчик, правда, устал? Лишнее движение означало новую боль для Дэйва, поэтому врач насколько мог дотянулся до головы подростка и, стараясь держать всё остальное тело в прежней позиции, погладил того по волосам. Дыхание Мастейна стало ровнее, и голос даже зазвучал увереннее: — Да, устал, — пожаловался Дэйв, довольный, что его слушали, — а мы сейчас уже закончим, да? — Даже не надейся, — от этих слов Мастейн широко распахнул глаза и попытался вылезти из-под Элиса, тут же вернувшего ладони на бёдра подростка, — ты мне сам сказал, что начатое дело надо закончить, это во-первых, сладенький, а, во-вторых, я тебя просто так не оставлю, ясно? Так что соберись и потерпи немного, — Элис оставил жёсткий тон и мягко произнёс, склоняясь над Дэйвом, — ты уже почти со всей болью справился, осталось совсем чуть-чуть. Ты же у меня и не такое терпел, так что и тут справишься, если захочешь. — Ну ладно, — Мастейна такие слова, видимо, воодушевили, и он если уж не согласился, то хотя бы отбросил попытки пойти против неизбежного. Он опустил голову, расслабил всё, даже руки и ноги, — можете продолжать, мистер Купер, я потерплю, — устало пробормотал Дэйв, не поведя ни единой мышцей лица, когда Купер его снова схватил за бёдра и медленно двинулся вперёд. Правда, когда "анаконда" оказалась внутри целиком, Дэйв снова зажмурился, зашипел от боли и ещё сильнее потянул на себя простынь — ещё немного, и та с треском порвалась бы, если бы Элис не положил свои ладони на побелевшие от напряжения пальцы подростка. — Вот умничка, — незамедлительно похвалил его врач, зная, что лестные слова — то, в чём сейчас, да и, в целом, всегда нуждался Мастейн, неспособный и дня прожить без похвал и восхищений его персоной, — молодец, Дэйв. Рыжеволосый улыбнулся, довольный тем, что его хвалили, и опять опустил голову. На этот раз он уже настроился терпеть, и терпел, не теряя лица, без слёз и вскриков. Элис двинул бёдрами, частично выходя из отданного ему в подчинение подростка. От новых движений Мастейн оживился, снова неровно задышал и глухо застонал сквозь стиснутые зубы. Элис шумно выдохнул одновременно с Дэйвом — внутри было так тесно, что кончить хотелось прямо сейчас, прямо внутрь этого засранца, строящего из себя хрен пойми кого. Новый толчок, новая череда вдохов и выдохов, новый стон боли, издаваемый красным от напряжения Мастейном — Элис успел насчитать сделанные лишь три полноценные фрикции, а казалось, что на это был потрачен целый час, а то и два. Да, трудно шло дело, и любой бы другой не смог бы попросту получать удовольствие, видя страдания партнёра под собой, но Элис всё же получал, и дело было отнюдь не в эгоизме или же сходных ему проявлениях. Он просто знал, был абсолютно уверен, что и сейчас Мастейн должен войти во вкус, приноровиться к боли, к жжению и режущему жару внутри, что вскоре и тот словит свою долю кайфа, и будет просить ещё и своей задницей красивой будет подаваться вперёд, и... Элис отвлёкся и подумал женском трупе в морозилке, детально всё вообразил, и запах, и пятна трупные, и холод, чтобы отвлечься — нельзя представлять столько всего сексуального, когда ты и так возбуждён, тут и до оргазма недалеко, а если спустить раньше времени, то Дэйв явно безоговорочно и по существу обидится. Как он там, к слову? А Дэйв всё лежал ни жив ни мёртв, всё терпел и терпел, только дышал громко, да и всё, больше себя никак не проявлял теперь. Новый толчок вперёд, новый шлепок тела о тело, новый мастейновский выкрик сквозь поднесённую ко рту руку, новый выдох со стороны Элиса — всего-то четыре или пять раз он успел побывать в теле Мастейна до самого конца "анаконды", а такое чувство, что они тут мучаются уже немало времени, и что скоро Мастейн опять подгонять его начнёт своими "а долго ещё?". Одетая в перчатку рука Элиса легла на шею Мастейна, подобралась к подбородку и легонько направила голову подростка, будто бы давая намёк, что её нужно повернуть. Дэйв, до этого дышащий, наконец, ровно, вздрогнул, словно бы его отвлекли от чего-то важного и повернулся. От долгого вдавливания головы в простынь волосы взъерошились и хаотично разметались, торча во все стороны, лицо у Мастейна было всё ещё румяным, из прокушенной губы шла кровь, а глаза... глаза Мастейна были такими довольными, каких Купер у него ещё никогда не видел. Мальчишка глядел на Элиса весело и радостно, и пускай лицо его всё ещё выглядело измученным, эти счастливые глаза разом меняли всё восприятие. Уже понимая, что же от него ждал Дэйв, Купер вышел почти полностью и резко толкнулся внутрь уже более-менее податливого отверстия. Рыжий шумно выдохнул, снова зажимая руками рот. Элис тут же перехватил запястья подростка и так и держал, выполняя одно ритмичное движение бёдрами за другим. — Не стесняйся, золотце, — Купер резко толкнулся вперёд, и Мастейн, не выдержав, громко застонал на выдохе, — я хочу услышать твой прекрасный голос. — Мы же не в чёртовой порнухе, — в некоторой мере неуместно выдал Дэйв, всё пытаясь посредством бестолковой беседы с брюнетом придержать бесчисленные распутные вздохи, так как его партнёр, увы, был непреклонен, впоследствии чего телодвижения рук были в мгновение тактично перекрыты, и приходилось таки по неволе осуществлять над собой контроль, плотно сомкнув вдоволь искусанные губы, — ещё нелепее это делать, когда мои стоны похожи на вскрики больной лошади. — Лошадиное порно неплохое, — в свою очередь бесхитростно заметил тот, и даже если в голове Мастейна после такого суждения пронеслась сдержанная идея, чтобы полюбопытствовать насчёт того, откуда у врача имеется опыт с подобным неординарного рода творчеством, необходимость в её оглашении отпала через несколько несчастных секунд, ибо, как подразумевал рыжий, в словах явственно прослеживалась ирония, — и что ты имеешь в виду под “чёртовой“ порнухой? Это, типа, где черти ебутся? — Мистер Купер, в конце всех концов! — с претензией — скорее наигранной и, впрочем, безосновательной, ибо Дэйв не имел ничего против любого действительно подобающего юмора, кроме тех донельзя уморительных шуток про мать, естественно— возгласил кареглазый ровно в тот момент, когда мужчина в очередной раз с существенным усердием протолкнулся вперёд в сопровождении с тонким выкриком со стороны, после чего по невыясненной причине, кажется, осёкся, поубавил прежней грубости в действиях и продолжил рядом размеренных, плавных толчков. — Да нет, ещё не в конце, — судя по всему, не собираясь останавливаться на высказанном в спонтанно затеянной комедии, парировал темноволосый, — и даже не всех концов. — Мой конец уже близок к концу, — поддержав всю затею, парень, почти ухмыляясь до ушей, в довольно подходяще выдавшийся момент попытался дотронуться до своего члена в минуту беглого отвлечения Элиса, ослабившего хватку рук на его запястьях, и вот, собственно, в конечном счёте уже даже получилось вскользь провести ладонью вверх от основания, вполне вероятно, и повторно прокатило бы, если бы крайне бдительный Купер не поспешил тут же предотвратить недоразумение, причём, задуманное не впервой. — Так, ну-ка убрал свои ручки шаловливые, — в этот раз бескомпромиссно выпалил тот, будто машинально сбрасывая костлявую руку подростка и отводя её в сторону, но после отнюдь не совершая попытки подавить дальнейшие вероятные действия в виде того, чтобы придержать его, например — таким образом Мастейн посчитал, что тот пока лишь предупреждал, сместив всю ответственность на него, хотя рыжий и сам предугадывал допустимые последствия, терялся в догадках того, как его на совесть вытрепут в результате следующего непослушания, которое порой прельщало Дэйва превыше самой смерти, необратимо влекло за собой, и, чёрт бы побрал, первостепенная заслуга в этом по большей части возлагалась на его подлое любопытство, селившееся в нём на протяжении нескольких лет к ряду, — сейчас мало того, что меня не дождёшься опять, так ещё и семенем всю кровать загадишь. Тут рыжеволосый собрался всерьёз воспротивиться, при желании, может, выдал бы под ситуацию остроумную реплику, на что способен был предостаточно, однако мог бы и вовсе отмолчаться, уклонившись от ответа, что, наверное, было бы толково, если пораскинуть мозгами, но для его достоинства попросту непозволительно — так или иначе, последний вариант в конечном итоге оказался в положении более выгодном, но без конкретного вмешательства самого Дэйва, потому как он по велению судьбы был осмотрительно заткнут, причём, весьма нестандартно, ведь вовлечься в диалог ему помешала не, как могло бы быть очевидно, рука Купера, с усилием прижавшаяся к его рту, а два пальца правой руки, вставшие аккурат поперёк приоткрытых губ, тем самым слегка касавшиеся верхнего ряда ровных зубов. Подросток и сам толком не дошёл умом до того, как он вообще смекнул, на что настаивал мужчина столь недоверчивым жестом, прежде чем те же пальцы умело проскользнули внутрь впоследствии шире раскрывшегося рта и разомкнутых зубов. Вряд ли последующие манипуляции, включая и этот ряд действий со стороны, можно было наименовать интуитивными, так как интуиция Мастейна к этому никак не располагала — ближе к этому он бы начал противостоять в попытке уберечь ротовую полость от нежелательных процедур, битый час упирался или, в крайности, вовсе попросил убрать их от греха подальше, конечно, не соблюдая при этом и малейшей вежливости. Тем не менее, зрелище до невозможности унизительное и постыдное, уж в особенности-то для такого человека, как он, заставило непосредственно позже приноровиться к процессу — как следствие, поначалу немного вяло, а затем уже значительно проворнее розоватый, тёплый язык орудовал вокруг двух уже порядком смоченных, свободно скользящих во рту пальцев, в то время как Элис, видимо, по стечению обстоятельств сбившись с поначалу упорядоченного ритма, неравномерно двигался внутри, понемногу ускоряясь. — Видишь, из тебя вполне может получиться послушный мальчик, — мягко проронил голубоглазый, как бы похваливая, нерасторопно придвинул пальцы ближе к верхнему нёбу, с удовольствием уловив то, как тягуче, почти просяще промычал что-то Дэйв в тот момент, когда обороты и глубина толчков изрядно поубавились, несмотря на то, что до конца не было ясно, пытался ли тот донести до него определённые слова или всего-навсего так с трудом постанывал, — возможно, потом в рот ты будешь брать нечто повнушительнее, — сразу же после врач не слишком охотно вынул влажные от слюны пальцы, огорчившись тем, что созерцать подобное не было дозволено бесконечно — впрочем, благодаря безотбойным додумкам, посвящённым тому, что ещё Дэйв мог бы так старательно вылизывать своим восхитительным языком, пришлось на время отбросить все настойчиво просящиеся в голову сюжеты, приближающие его к долгожданному оргазму, время которого он, по правде, теперь совсем не желал оттягивать ещё дольше. — Пожалуйста, — упавшим голосом взныл рыжий, вновь подавшись бёдрами назад, совсем еле следя за прерывистыми стонами, к собственному удивлению. — “Пожалуйста“ что? — Элис приостановился, точно в открытую издеваясь, — над собой, по-видимому, тоже, — хотя медлить в данном случае было просто невыносимо, теперь, что не странно, в обоюдном отношении. Брюнет неявственно предполагал, какая просьба может смутить в своём опыте неискушённого Дэйва, беря в соображение то, что тот робел даже из-за собственных вскриков удовольствия — стоило ему единожды не сдержать своего, как разумел Купер, прелестного стона, такого желанного, всякий раз мягко ласкающего слух, щёки юноши тут же неконтролируемо приобретали пунцовый оттенок. — Глубже, — как бы то ни было, подростку всё-таки хватило духа превозмочь все первенствующие стеснения, до этого сковывающие его и в самых банальных движениях, но в настоящее время резонно отодвинувшиеся на второй план — сам врач собственной персоной заверил его в том, что чувству скованности сейчас места нет, и с этим, если попробовать сообразить, вполне можно было примириться и сойтись на согласии. При всём том, не он ли, Дэвид Скотт Мастейн, гроза всего корпуса психиатрической клиники, бывший уголовник, почти прибегнувший к посягательству на человеческую жизнь, славился в его мелком окружении совершенно беззастенчивым, неотёсанным дебоширом, отроду не ведавшим и каждый раз беспрекословно исключавшим любую застенчивость? — Не понимаю, что ты бормочешь, малыш, — видно, найдя для себя довольно занятную долю в процессе потешания, мужчина преднапеременно покамест приостановил движения бедёр, предвидя ожидаемый шквал негодований со стороны рыжего парня, досконально успел домыслить себе то, как этот сукин сын станет нетерпеливо подвигаться в обратную сторону, как бы самостоятельно насаживаясь на орган, как усердно закусит и без того настрадавшуюся нижнюю губу, как беспомощно в попытке отдышаться начнёт поскуливать под ним, вытягивая непристойные просьбы… — Мистер… твою мать… — слова оставили предложение незаконченным, оборвавшись в начале, по причине чего вместо целостной речи их перехватил отрывистый вздох Мастейна, продолжившийся протяжным стоном в ответ на ловкое, поначалу невосомое прикосновение к его напряжённому члену, впоследствии ощущаемое как несколько полноценных шевелений по направлению от нижней части плоти к верхней. Кареглазый охотливо толкнулся навстречу руке, на мгновение прикрыв глаза, следом поймав ушами частично взволнованный стон темноволосого сквозь беспробудно сжатые зубы, отчётливо доказывающий, что тот был пределе не меньше его самого, только вот отчего-то жалость за него брала даже — он-то всё терпел, в то время как Дэйву, пусть в свою очередь тоже пережившему не самые блестящие ощущения, в пике сексуального наслаждения не препятствовали, стараясь по-всякому избежать допустимости испытания неугодных для случая чувств. К тому же, всё бы ничего, а слышно-то, к слову, было, что Купер таки тоже старался воздерживаться от своих стонов, испытно так старался, по всей видимости, в глубине души всё же опасаясь, затормаживаясь перед внутренним препятствием под заведомо скрытым предлогом. — С утра вроде Купером был, — сумел выговорить мужчина прежде, чем уткнулся носом в хрупкую шею подростка, вслед за этим установив до этой поры неизведанный для рыжего безбашенный темп, вследствие которого пришлось резким взмахом руки безотчётно прикрыть рот ладонью, что было безошибочным решением даже по мнению сперва протестовавшего Элиса — не хотелось же, чтобы весь персонал сбежался в эту тесную палату в корпусе, дабы выявить источник таких пронзительных воплей. Опаляющее шею дыхание голубоглазого, его приглушённые воздыхания, шумные шлепки и чувствительные импульсы от них внутри — с этим обширным перечнем, после продолжительного стона на выдохе с вибрацией в голосе парень излился в чужую руку, плотно образовавшую пальцами кольцо, за этим бессильно рухнув на многократно смятые простыни, постепенно предвкушая заключительные толчки, — боже мой… В дальнейшем кончил и тот, только в течение — почти в буквальном смысле — завершения дела потребовалось времени преимущественно больше, ибо подвергался терпению брюнет тоже гораздо длительнее, чем Мастейн — тем самым, заблаговременно выйдя из ненаглядного тела, судя по всему, побоявшись выплеснуть всю субстанцию внутрь, через пару-тройку секунд белёсая жидкость обильно стекала по фалангам пальцев его левой руки, и теперь-то оба их конца, вопреки тавтологии, в полной мере подошли к концу, и оба владельца этих концов изнурённо валялись друг на друге с суматошным, как следует сбитым ритмом дыхания, восстанавливаясь после всего насыщенного произошедшего, потратившего все некогда имеющиеся силы. Скорее всего, врач очнулся первым делом, вероятно, даже раньше, чем успел это сделать Дэйв — по крайней мере, так предполагал он сам, как оно, впрочем, и было, но, невзирая на это, мужчина учтиво выждал того этапа, когда и он придёт в осознанное состояние. Особо томительным ожидание не оказалось — спустя чуток времени, подросток, заваливаясь на левый бок, со скрипом привстал на койке, всё ещё рассеянным взглядом выглядев то, как Купер жестом растирания рук намекал на то, чтобы тот подал ему салфетки, так как в отличие от рыжего, оставшегося нетронутым и по-прежнему опрятным, его руки были чуть ли не целиком вымазаны в сперме. — Охренеть… — лаконично, но с чувством подытожил рыжеволосый, глазами обнаружив на той же тумбочке упаковку влажных салфеток, которая засчёт не унявшегося подрагивания рук чуть с успехом не полетела на пол, когда тот любезно протягивал её голубоглазому. Несомненно, без конца он будет припоминать этот день в самые непредсказуемые промежутки своей безрадостной жизни — иначе и быть не может, ведь ему довелось достичь апогея всех своих чувств, соединённых воедино, подобных цветастым узорам в калейдоскопе, в то время как в обычные дни цветовая гамма этих чувств могла быть отдалённо сродна разве что осеннему небу после дождя, а может, тотчас после раскатистого грома. Послышался тягостный вздох со стороны темноволосого, донёсшийся как раз когда тот принялся сосредоточенно избавляться от следов их же совместной деятельности. — Доволен? — вроде как саркастично поинтересовался Элис, в следующую же секунду подобравшись к нему со спины, до странности заботливо кладя обе протёртые ладони на чужие плечи, — А мне ради оргазма пришлось пережить падение с кровати, да ещё и упрямства твои. — Всё-таки больно, да? — будто бы и впрямь не на шутку озаботился Мастейн, основательно так распереживался, даже следом рукой бережно прислонился к спине, поглаживая область поясницы, и только врач собирался было удостоверить проникшегося виной — совершенно достойно, надо отметить, но этого он внушать ему уж точно не планировал — мальчика в том, что беда не столь велика, что осложнений с отделом позвоничка у него до сей поры не наблюдалось, и жить ему это в дальнейшем никак не помешает, как его былой трепет тут же стремительно улетчился, позволяя без трудностей просечь, в чём же дело, — Всё будет хорошо, давайте гепариновой мазью обработаем… — Началось, япона мать, — Купер демонстративно закатил глаза к потолку, в то время как напускная взволнованность Дэйва тут же развеялась, уголки губ спешно поползли вверх, ввиду чего уже через мгновение тот разразился завилистым смехом, теперь уже звучащим искренне, — а тут-то я что смешного сказал? — Да так, — угомонившись, попытался отделаться рыжий, не особо стремясь объявлять о том, что бранился тот и вправду, как старушка, что казалось даже пугающим со знанием того, что Элису приблизительно под сорок и было, — я вот вымотался ужасно. Мы не должны после всего лечь в обнимку спать или что-то вроде того? — Опрятные люди душ сперва принимают, солнышко, — умилённо пояснил тот с выдержанной улыбкой на лице, позабавившись наивности подростка, — и ты оглянись — мы тут бедлам навели полнейший, как ни крути, придётся убирать, — мужчина взмыл рукой вверх, проводя ей по периметру комнаты и невольно указывая на беспорядок в некогда прибранной палате Мастейна, вид которой взаправду доказал то, что потрудиться в ближайшем будущем придётся на славу, к чему, по правде, кареглазый подготовлен не был — он и с постели элементарно изо дня в день встать не мог, соответственно, о чистке помещения подавно речи не шло. — Скучно, — лениво пробормотал тот, для пущего эффекта облокотившись на грядушку рукой и затем подперев ей же щёку. Наводить порядок он со всей откровенностью не желал и не изъявил бы желания ни при каких условиях, а вознамеривался прямо сейчас только ради врача, — вдруг у старика мышцу сведёт, когда нагинаться станет, в конце концов, — за этот день сделавшего для него больше, чем Джеймс или непременно услужливый Эллефсон с их отзывчивыми жестами и клятвенными обещаниями, которыми парень был вдоволь напичкан — ни разу не хотелось изъясняться подобным образом касательно двух, как-никак, близких ему людей в этом дрянном, лишённом человеческого счастья месте, но в данном случае, увы, звучала горькая истина; этот тоже со своими причудами, конечно, но внимания от него к Дэйву поступало выше крыши, да и проявлял он себя с ним словно совсем иначе, будто временно покидая собственное тело, выходя из эпатажного образа и представляясь ему совершенно божим одуванчиком, — не, до процедурной в этот раз я точно не дойду. — С некоторой помощью дойдёшь, — благостно оспорил тот, вовсе не скрывая готовности оказать пользу, а позднее и вовсе, недолго думая, добавив, — с процессом выполнения необходимых процедур тоже помочь могу, не переживай, — будто стремясь утвердить свои слова, темноволосый слегка потрепал мальчика по и без того взъерошенным волосам. — Ага, резиновую уточку не забудьте, — отчего-то язвительно отозвался рыжеволосый, хотя изначально ни капли не собирался действовать против того, чтобы принять душ с Элисом на пару — может, сработал внутренний предохранитель, что вполне могло быть правдой, ибо он мало того, что никогда столько заботливости, самого подлинного неравнодушия к даже самым обыденным его действиям со стороны не получал, более того, его вплоть до этого точно не озадачивали такого рода предложениями, казавшимися дикостью для того, кому ранее не удосуживалось полоскаться под водой при участии другого человека, — как в пять лет, ёпта. — Тебе правда она нужна? — мужчина произнёс это с настолько непритворной серьёзностью, что Дэйв даже опешил. — Вы рофла не понимаете, мистер Купер? — вымученно протянул он, понадеясь на то, что его старший собеседник с лёгкостью поймает суть вопроса — всё-таки, неприметное, почти утратившее прежний шарм сленговое словечко среди нынешней молодёжи было на устах уже немалого количества людей, но нет же, и тут Мастейн почти мометально почуял на себе недоумевающий взгляд, — Ну, рофл — это шутка… я прикалываюсь, сэр. — Ясно… — уже более осмысленно, но с тем же изумлением в голосе произнёс голубоглазый, — рофл, не рофл — а в душ сходить таки надо. Давай, Дэйв, живее, потом я нам ужин организую. — Так бы и сказали сразу, ну, — без раздумий объявил подросток, набравшись воодушевления после одного лишь упоминания о еде, ибо за длительный промежуток времени, проведённый в забытье, он успел вычеркнуть из памяти банально саму функцию этого слова, как и его ценность, конкретно сейчас ввиду чересчур разыгравшегося аппетита возросшую до немыслимых масштабов. Полный энтузиазма, тот вихрем вскочил с кровати, — сейчас сгоняю по-быстрому. — Куда ты сгоняешь? Провести тебя опять надо, не дай Божé заблудишься, — приняв излишне воспитательный тон голоса, брюнет чуть менее бойко поднялся с кровати с целью найти одежду их обоих среди всего комнатного переполоха, где сам чёрт ногу сломит, в то время как рыжий, в качестве ответа укоризненно взглянув на него, начал даже сожалеть о том, что всё же утаил домысел о его поразительной схожести с женщиной старших лет, предпочтя не оглашать своё личностное мнение, — не к спеху, котёнок.