***
Дни неумолимо бежали друг за другом, оставляя события того ужасного вечера позади. Но практически каждую ночь во снах Драгомира невольно возвращалась в то самое подземелье, которого всячески сторонилась на яву. Раз за разом она убивала закованного в цепи человека, с наслаждением слушала его поверхностное дыхание, вызванное простреленными легкими, смотрела на собственное отражение в безжизненных стеклянный глазах. А потом появлялся он. Том, чьи руки по локоть были покрыты кровью убитых им родственников, привлекал Драгомиру к себе и буквально набрасывался на ее губы с диким поцелуем. Он отдавал солью и металлом. Они беспощадно терзали друг друга, словно не были способны на нежность. Не могли иначе. Просто не знали, каково это, потому что такие, как они, познавали истинное удовольствие через причинение боли. После пробуждения Драгомира не испытывала ужаса, как это часто бывает после пережитого ночного кошмара. Ни участившегося пульса, ни слез, ни неуемной дрожи в теле. Ничего. Словно образы из ее ночных грез были чем-то совершенно нормальным. И это до чертиков пугало. Нередко она доводила себя до изнеможения, лишь бы забыться крепким сном без сновидений. Однако многочасовые занятия с волшебной палочкой и тяжелые тренировки редко давали ей желаемое. Единственной отрадой для нее была Аделин, в чьей компании Драгомира проводила большую часть свободного времени. Они вместе принимали пищу, прогуливались по саду мэнора, лучше узнавая друг друга за беседами о прошлом, кормили павлинов, которых Абраксас подарил супруге на первую годовщину свадьбы. Более того, Аделин даже занялась обучением Драгомиры, когда та вскользь упомянула, что из-за низкого уровня владения английским чуть было не отправилась в тюрьму, будучи не в состоянии объяснить охранникам, что она не преступница. За время их общения Драгомира успела выяснить, что ее новоиспеченная подруга приходилась кузиной Раинеру. Именно он познакомил ее с Абраксасом, когда та в компании родителей приехала в Великобританию на юбилей дяди. Несколькими месяцами позже два древних чистокровных рода объединились, связав узами брака своих наследников. Это был настоящий праздник для обоих семейств. Однако Аделин, перебравшаяся из родного дома в Уилтшир, не выглядела слишком-то счастливой: даже спустя два года жизни в другой стране ей так и не удалось почувствовать себя на своем месте. Она редко выбиралась из поместья, да и идти ей толком было некуда и не к кому: все ее немногочисленные друзья остались в Париже. Местное же окружение в большинстве своем составляли донельзя стервозные и напыщенные благородные дамы, чье общество, со слов самой Аделин, она могла терпеть лишь на редких раутах и не минутой больше. Если сперва Драгомира боялась показаться слишком навязчивой, то теперь начала думать, что Аделин была только рада ее обществу, ведь прежде она чувствовала себя как никогда одиноко. Но даже ее компания перестала оказывать на Драгомиру успокаивающий эффект, когда в середине месяца Антонину зачем-то потребовался флакончик ее крови. А вскоре после этого Том, которого она так и не видела со дня аукциона, запретил ей присутствовать на грядущем собрании Пожирателей смерти. Драгомира не то чтобы рвалась туда, однако сам факт того, что ее появление на встрече было под запретом, навевал неутешительные мысли. Беря во внимание их конфликт с Реддлом, складывалось впечатление, что ее нынешние соратники обсуждали план ее убийства. Однако разлука с Лордом продлилась недолго: одним ясным мартовским днем, когда Драгомира практиковалась в магии, расположившись на застекленной веранде, ярко освещаемой лучами солнца, Том наконец напомнил о себе. — Собирайся, ты пойдешь со мной на деловую встречу, — с порога заявил он, окидывая одетую в брюки и блузку Драгомиру оценивающим взглядом с головы до ног. — И надень что-нибудь более подходящее: та, кому мы нанесем визит, весьма консервативна и не приемлет, чтобы девушка носила мужскую одежду. Это было последним, что она ожидала услышать после двух недель полного игнорирования ее персоны. Да и после случившегося на аукционе ей думалось, что Реддл, наученный горьким опытом, больше никогда и ни за что в жизни не возьмет ее ни на какое задание. — Какой от меня прок на этой встрече? — осторожно спросила Драгомира, вернувшись из своих покоев в сдержанном пудровом платье до колен, спереди украшенном золотистыми пуговицами. — Твоя задача — отвлекать одного докучливого человека, который может помешать мне заключить сделку на выгодных условиях. Больше денег этому глупцу нравятся разве что красивые девушки, — с невозмутимым видом констатировал он, тогда как ее щеки мгновенно вспыхнули, стоило осознать смысл сказанных Томом слов. Пускай это и не было комплиментом в привычном его понимании, Драгомира все равно испытала легкое смущение, когда он отметил ее красоту. Это было приятно. Больше, чем она могла себе представить. Больше, чем было допустимо, учитывая, от кого шла эта похвала. Достав из внутреннего кармана пиджака палочку, Том провернул несколько несложных манипуляций, возвращая Драгомире тот внешний вид, в котором она появлялась на недавнем аукционе. Когда со всеми приготовлениями было покончено, они трансгрессировали к порогу роскошного поместья из темно-красного кирпича, окруженного лиственным лесом. Раскинувшийся перед домом сад был густо засажен деревьями и душистыми цветами, чей сладкий запах витал в воздухе и кружил голову. Помимо этого то тут, то там стояли небольшие статуи различных волшебных животных, некоторые из которых время от времени шевелились. Поправив галстук и пригладив волосы, Том трижды постучал в дверь, оповещая хозяев об их прибытии. Не успели они и глазом моргнуть, как та отворилась, и на пороге показался домовой эльф, склонившийся в поклоне так низко, что почти касался лбом пола. — Похлеба рада видеть мистера Реддла и его сестру, — пропищало худощавое существо, когда Том вошел внутрь, жестом веля спутнице не отставать, — прошу, идите за мной. Хозяйка уже ждет вас. Босые ступни Похлебы звонко шлепали по светлому ламинату коридора, в котором, точно в музее, были выставлены старинные вазы, декоративные скульптуры, рыцарские доспехи, оружие, картины, набитые драгоценностями сундуки и прочие антикварные вещи, представляющие историческую ценность. Миновав арочный проем, они вышли в просторную гостиную, которая, как и коридор, больше напоминала выставочный зал. В центре комнаты располагался круглый стол, за которым сидели женщина почтенного возраста и молодой мужчина лет двадцати с небольшим. Драгомире не потребовалось много времени, чтобы вспомнить, что она уже видела эту пару на аукционе. — Мисс Смит, несказанно рад нашей встрече, — остановившись возле полной дамы в пышном розовом платье, делающем ее похожей на шарик растаявшего клубничного мороженого, Том запечатлел на тыльной стороне ее ладони легкий поцелуй. Круглое лицо Хепзибы в тот же миг зарделось, а черные крошечные глаза, смахивающие на поросячьи, заискрились как бенгальские огни. — Вы прекрасно выглядите. Впрочем, как и всегда. — Вдвойне приятно слышать это от такого очаровательного юноши, как вы, Том, — не осталась она в долгу, деланно поправляя рыжие локоны, уложенные в чудаковатую прическу, горой возвышающуюся над головой. Ей наверняка пришлось вылить на волосы не одно ведро лака, чтобы удержать их в таком положении. — Прошу, присаживайтесь, — указала она рукой на два свободных стула, когда Том и юноша, которого Хепзиба представила как своего кавалера Филиппа, обменялись рукопожатиями. Выражение их лиц при этом было взаимно неприязненным. Глаза Драгомиры чуть было не полезли на лоб, когда она услышала, в каких именно отношениях состоят мисс Смит и Филипп. Этой женщине непременно следовало поразмыслить над своим поведением: роман с человеком, годящимся ей в сыновья, если не во внуки, не слишком-то вязался с консервативными взглядами, которых, со слов Тома, она придерживалась. Между тем на белой скатерти появилось четыре расписных блюдца с ложками и чашками, а также два металлических чайника и пиалка с белым и коричневым кусковым сахаром. — Чай или какао? — учтиво предложила хозяйка дома, с полными обожания глазами смотря на Тома. На остальных она, казалось, даже не обращала внимание. Пропади сейчас Драгомира и Филипп из-за стола, и Хепзиба наверняка не заметила бы их отсутствия. — Не откажусь от чая, — обольстительно улыбнулся Реддл, и стоящая перед ним чашка тут же наполнилась ароматным черным чаем, струйкой хлынувшим из тонкого носика чайника, взмывшего в воздух по велению палочки мисс Смит. Когда напитки были налиты и остальным, Драгомира сделала небольшой глоток из своей чашки, наблюдая за тем, как госпожа Хепзиба кладет в какао три кубика сахара. При виде этой картины у нее аж зубы свело. По всей видимости, эта женщина решила не ограничиваться внешней схожестью с клубничным десертом, а буквально стать им, пустив по венам убийственную порцию сахара. И как только она еще не обзавелась диабетом? На протяжении следующего часа Том всячески обхаживал падкую на лесть женщину, стараясь выкупить у нее некоторые артефакты, о которых та упоминала прежде. Что же касается Драгомиры, то поводов для скуки у нее не было: Филипп не оставлял попыток разговорить ее, задавая один вопрос за другим. Он был до того настырным, что даже односложные ответы с ее стороны не заставили юношу отступиться от расспроса. Желание заткнуть ему рот заварным пирожным, лежащим в плетеной корзинке, с каждой минутой становилось все сильнее. Однако Драгомире хватило лишь одного случайного столкновения взглядами с Лордом, чтобы похоронить эту идею за семью печатями. В его темных глазах читался безмолвный приказ, ранее прозвучавший в Малфой-мэноре: она во чтобы то ни стало должна отвлекать Филиппа. Драгомира не намеревалась вновь подрывать его доверие, потому как боялась, что этот раз может оказаться для нее последним. В конце концов ей пришлось наступить на горло собственным принципам и сделать вид, будто она очарована Филиппом ничуть не меньше, чем он ей. Осознание того, что ему наконец-то удалось расположить к себе собеседницу, моментально ударило в голову, как хмельной напиток, посему юноша пододвинулся ближе к Драгомире, позабыв о мерах предосторожности. И дураку было понятно, что привлекли его в Хепзибе исключительно внушительное денежное состояние и коллекция дорогих артефактов, удобно совмещенные с пожилым возрастом и отсутствием наследников, которым бы это все могло достаться. Для типичного альфонса сложно было представить женщину идеальнее. Хотя смертельное заболевание, вне всякого сомнения, сделало бы ее стократ краше в глазах молодого любовника. Когда казалось, что хуже быть уже не может, флирт Филиппа перешел на новый уровень: Драгомира чуть было не выплюнула чай в лицо сидящей напротив Хепзибы, когда почувствовала руку юноши, опустившуюся на ее ногу выше колена. Слава Роду, никто, кроме нее, не обратил внимание на его неприличный жест. В противном случае мисс Смит уже задушила бы ее одной из многочисленных фатиновых юбок платья. Ну или же Том, чьи переговоры вновь оказались бы сорваны, выпустил в нее убивающее проклятие, избавляясь от бестолковой Пожирательницы смерти. И, по правде говоря, ни один из этих вариантов не приходился ей по душе. Чтобы не устраивать сцену, Драгомира мило улыбнулась своему настойчивому ухажеру и как бы между делом закинула ногу на ногу, отчего Филиппу все же пришлось убрать руку, дабы ту не заметила его дама сердца. — Я сообщу мистеру Горбину о том, что вы согласны заключить сделку, — кисть Тома легла поверх морщинистой ладони Хепзибы, и сердце женщины замерло в груди. Невольно думалось, что она вот-вот свалится без чувств. — Не перестану повторять, как я благодарен вам за оказанное доверие. Ваша коллекция — лучшее, что я видел в жизни. — Постойте, — вдруг попросила Хепзиба, когда Том и Драгомира синхронно поднялись со своих места, намереваясь уйти, — я хочу показать вам кое-что особенное. По прошествии нескольких минут запыхавшаяся мисс Смит вернулась в гостиную, бережно держа в руках шкатулку. Стоило ей поставить ее на стол и поднять крышку, как Том сразу же изменился в лице. Впервые в жизни он выглядел абсолютно ошарашенным. Драгомира все ждала, что он возьмет себя в руки и спрячет переживаемые эмоции за ничего не выражающей маской, но этого так и не произошло. Вот только она понятия не имела, что же такого особенного было в этих вполне обычных на вид предметах. Филипп смыслил в этом немногим больше нее самой, однако учуял, что дело пахнет большими деньгами, поэтому принялся внимательно следить за происходящим, дабы дорогостоящие реликвии не увели у него из-под носа. — Откуда это у вас? — тоном проводящего допрос блюстителя закона спросил Том, кончиками пальцев пробегая по чаше и медальону, находящимся на дне шкатулки. Он смотрел на них так, как глубоко верующий на снизошедшего на землю бога: с благоговением и трепетом. — Реликвия Пенелопы Пуффендуй досталась мне по наследству, — с гордостью объявила она, стараясь произвести на юношу еще большее впечатление. Но Том даже не смотрел в ее сторону. Никто и ничто не представляло для него большего интереса, чем лежащие перед глазами предметы. — Что же до медальона, то это была самая настоящая удача: какая-то оборванка отдала его Горбину почти за бесценок. Очевидно, умом она не блистала, потому что распрощаться с такой вещаю за десять галлеонов могла только настоящая дурочка. Конечно, мне пришлось выложить за медальон гораздо большую сумму, но реликвия Салазара Слизерина стоила абсолютного каждого потраченного на нее сикля. Челюсти Тома угрожающе сжались от вспыхнувшего в груди гнева, а в темных, как ночь, глазах зажглась без труда распознаваемая ненависть. Судя по желвакам, играющим на бледных скулах, он из последних сил сдерживался, чтобы не сорваться с места и не сцепить пальцы вокруг толстой шеи мисс Смит, тем самым заставляя ее пожалеть о сказанном. Однако было совершенно непонятно, почему ее слова так сильно задели его за живое. — За сколько вы могли бы их продать? — Ах, мой дорогой, ни за что и никогда. Эти реликвии — жемчужины моей коллекции. Тому ее ответ не слишком-то понравился. Даже до очарованной его природным обаянием Хепзибы постепенно стало доходить, что ситуация начала принимать дурной оборот. Решение завершить встречу было принято незамедлительно, поэтому она осторожно попыталась забрать у юноши медальон, в который тот вцепился мертвой хваткой. Уголки ее губ, изогнутых в улыбке, заметно подрагивали: охватившая женщину тревога била ключом, все больше и больше просачиваясь наружу. — Мисс Смит, — с угрожающим спокойствием в голосе окликнул ее Том ни с того ни с сего. — Да, дорогой? — испуганно сглотнув, она застыла в арке и нехотя обернулась через плечо, из последних сил стараясь сохранить внешнюю невозмутимость. — Та женщина, которую вы назвали оборванкой, знала, какую ценность представляет собой медальон: он был ее наследием. Потребность в деньгах вынудила ее распрощаться с ним, — поделился Том известной ему информацией, повергая присутствующих в шок. — И для справки: она была моей матерью. В комнате тотчас воцарилась гробовая тишина. Моментально побелевшее лицо госпожи Хепзибы наконец-то отразило переполняющий ее ужас во всей его красе: крохотные глаза с густо накрашенными ресницами округлились, а тонкие губы, покрытые слоем блестящей розовой помады, задрожали. Несмотря на высокую температуру в помещении, ее тело прошиб холодный пот. — Авада Кедавра, — никто даже не понял, в какой момент Том успел достать палочку, но смертоносный зеленый луч весьма быстро настиг жертву, лишая ее необходимости размышлять над этим вопросом. Ныне безжизненное тело грузно рухнуло на пол, сшибая с рядом стоящей тумбы белую орхидею. Глиняный горшок разбился вдребезги, и черная земля рассыпалась по светлому ламинату. — Боже всемилостивый… — нетвердым голосом промямлил Филипп, резво вскакивая на ноги и роняя позади стоящий стул. В попытке защититься он, хоть и не с первой попытки, вытащил из из кармана палочку и направил ее на Тома. Охватившая тело дрожь перешла на волшебное древко, отчего Филиппу никак не удавалось взять врага на мушку. Реддл, в свою очередь, подошел к почившей хозяйке дома и без сожалений вырвал из ее мясистых пальцев, увешанных кольцами, заветную шкатулку. Ему совершенно не было дела до глупца с трясущимися коленками, который стоял позади и пытался строить из себя героя, вместо того чтобы спасаться бегством. Драгомира махом скинула с металлического подноса полупустые чайники и наотмашь ударила им Филиппа по лицу, когда тот все же открыл рот, чтобы произнести заклятие. Юноша взвыл от боли и, сделав оборот вокруг своей оси, в последний раз пошатнулся на месте, после чего рухнул на пол, попутно ударяясь головой о край стола. Из свежей раны на его лбу тут же хлынула струйка крови, капля за каплей падающая на персидский ковер. — Ты убил ее, — неверяще проговорила Драгомира, роняя из рук поднос и смотря в широко распахнутые глаза Хепзибы Смит, чье необъятное тело, покрытое розовой тканью, перегородило путь в коридор. — Твоя привычка говорить очевидные вещи начинает порядком раздражать. Быстро оценив обстановку и определившись с планом дальнейших действий, Том схватил Драгомиру за руку, и они трансгрессировали в ее покои в Малфой-мэноре. Но не успела она толком опомниться, как он исчез, оставляя ее с ворохом вопросов, которые так и рвались с языка. И, как назло, ответить на них мог только он и никто больше. Время шло, но Реддл так и не появлялся. Да и маловероятно, что он вообще стал бы это делать. Уж точно не ради того, чтобы успокоить ее и объясниться за содеянное. Бурлящий в жилах адреналин не давал ей усидеть на месте, поэтому Драгомира беспокойно мерила шагами комнату, неустанно прокручивая в голове случившееся. И от этого становилось только хуже. В какой-то момент ей и вовсе показалось, что ее вот-вот стошнит от пережитого стресса. Но сводимый спазмом желудок перестал хоть сколько-нибудь ее беспокоить, когда позади раздался отчетливый хлопок трансгрессии. На удивление, Том все-таки вернулся к ней после устранения следов их пребывания в поместье госпожи Хепзибы. Вот только это был не тот человек, каким она его помнила. Драгомире было сложно объяснить, в чем именно заключалась его непохожесть на прошлую версию, потому как внешне Реддл казался все тем же. Однако она остро чувствовала, что эти самые изменения затронули его духовную составляющую, повлияли на что-то фундаментальное. Они в корне изменили его «Я». И изменили далеко не в лучшую сторону. — Похлеба… — опасения за судьбу домового эльфа заставили ее заговорить. — Я не убил ее, если ты об этом, — холодно отозвался Том, когда та самая шкатулка, ради которой он пошел на убийство, растаяла в его руках, подобно призрачному миражу. — Живая она принесет куда больше пользы, чем мертвая. То, что должно было успокоить тревогу Драгомиры, возымело обратный эффект. Сомнений быть не могло: участь, на которую Реддл обрек бедного домовика, была стократ хуже смерти от убивающего заклятия. О судьбе Филиппа, который, откровенно говоря, волновал ее в последнюю очередь, узнать так и не удалось: внимание молодых людей привлек знакомый женский голос, доносящийся из угла комнаты. «Блюдце», — быстро сообразила Драгомира и, в несколько шагов оказавшись возле туалетного столика, взяла с него волшебный предмет, встречаясь взглядом с отражением Елизаветы. Щеки той пылали румянцем, дыхание было сбившимся, каштановые волосы растрепались во все стороны, а на лбу выступила испарина. Это было совершенно не в духе Альбединской: опрятный внешний вид был для нее делом первой важности. — Ну наконец-то, — облегченно выдохнула Лиза, наталкивая Драгомиру на мысль, что это была далеко не первая ее попытка выйти с ней на связь. — Времени у меня немного, поэтому скажу вкратце: госпожа Ягиня хочет встретиться с тобой во время празднования Комоедицы. Мы с Ирой будем ждать тебя у старого причала и принесем шапку-невидимку, чтобы ты могла добраться до пещеры незамеченной. Подумай над нашим предложением. Я свяжусь с тобой после Прорицания. Выпалив все это чуть ли не на одном дыхании, Елизавета отключилась, предоставляя Драгомире возможность взвесить все «за» и «против» и принять верное решение. — Когда мы выдвигаемся? — деловито поинтересовался Том, понятия не имеющий, что такое Комоедица и когда ее празднуют. — Мы? — вопросительно изогнула бровь Драгомира, искренне недоумевая, почему вдруг Реддл загорелся желанием составить ей компанию в путешествии, на которое она пока что даже не согласилась. — Да, мы. В свете последних событий мне будет полезно на какое-то время залечь на дно. К тому же, не могу отказать себе в удовольствии посетить СССР.Глава 15
9 октября 2023 г. в 20:31
В темнице Малфой-мэнора стоял удушливый запах затхлости и сырости, который сильно бил в нос, вызывая непреодолимое желание как можно скорее оказаться на свежем воздухе. Зажженный факел, вставленный в железный держатель на стене, слабо освещал просторное помещение, оставляя большую его часть в тени. Однако сидящего на полу немца, закованного в толстые цепи, было видно столь ясно, как днем.
Его светлые волосы были взлохмачены, а на белом бескровном лице то тут, то там появились гематомы, полученные во время недавнего сражения. Некогда безупречно отглаженная форма превратилась в покрытые засохшей грязью лохмотья, отчего можно было подумать, что этот человек самый обыкновенный бродяга.
Вдруг заржавевшие петли двери протяжно заскрипели, раздражая слух всех тех, кто находился поблизости. Даже пребывающий в бессознательном состоянии немец начал потихоньку приходить в себя, о чем свидетельствовал звон прикрученных к стене кандалов, раздавшийся в тот момент, когда он предпринял попытку пошевелиться.
— Черт бы побрал эту дверь, — выругался вошедший в темницу Антонин, потирая виски в надежде избавиться от приступа пронзительной боли.
Еле-еле волочащиеся ноги и стойкий амбре из перегара и сигаретного дыма лучше любых слов говорили о том, что он пребывал далеко не в лучшем своем состоянии. Впрочем, оно и неудивительно, ведь Драгомира потревожила его покой, вынуждая отложить сон на кушетке Малфоев до лучших времен.
К слову, разбудить его оказалось не так то уж и просто: Долохов не приходил в себя ни от активного тормошения, ни от громкого храпа уснувшего в кресле Раинера. Привести его в чувство помог только стакан холодной воды, вылитый прямиком на голову. Не самый тактичный, зато крайне действенный метод.
— Принес? — в нетерпении спросила Драгомира.
После недавнего разговора с Реддлом она все еще испытывала тревогу, из-за которой тело, а в особенности руки, била мелкая дрожь. Стараясь скрыть это, она приобняла себя за обнаженные плечи, напряженно сжимая их пальцами.
— Да, — рассеянно похлопал себя по карманам Антонин, смотря на два натертых до блеска револьвера и палочку, лежащих на каменном полу неподалеку от Драгомиры. — Я смотрю, ты времени зря не теряла, — верно подметил он, переключая внимание на пленника, чьи карманы были вывернуты наизнанку.
Немец тем временем приоткрыл слипающиеся глаза и обвел темницу невидящим взглядом. Его потрескавшиеся губы едва заметно шевелились, однако ни единого звука с них так и не сорвалось.
Забрав у Антонина бутылек с сывороткой правды, Драгомира на мгновение замялась, после чего все же подошла к пленнику и присела перед ним на корточки. Ее пальцы легко вытащили мелкую пробку и, откинув ее куда подальше, сжались на квадратном подбородке, вынуждая мужчину повернуть голову.
— Was zum Teufel…— выразил негодование немец, давясь бесцветной жидкостью, хлынувшей ему в горло.
Предвидя попытку выплюнуть сыворотку правды, Драгомира закрыла ему рот ладонью и зажала распухший от удара нос между большим и указательным пальцами. Это точно должно было вызвать у него вспышку острой боли.
В ответ на это мужчина принялся активно брыкаться из стороны в сторону, стараясь сбросить с лица ее руки, но те будто намертво приклеились к коже, не сдвигаясь ни на миллиметр. Тяжелые цепи грохотали о стены, подошвы кожаных сапог беспомощно скользили по каменному полу, а из горла рвались приглушенные немецкие ругательства, которые своим звучанием больше напоминали проклятия.
В конце концов, когда его лицо приобрело нездоровую багровую окраску, а глаза готовы были вылезти из орбит, мужчина сдался и позволил безвкусной жидкости стечь по его горлу.
— Прежде чем ты уйдешь, я попрошу еще об одном одолжении, — через плечо бросила Драгомира стоящему позади Антонину, — используй на нем переводящие чары, иначе я ничего не пойму.
— Уверена, что мне не стоит остаться? — настороженно спросил он, после того как выполнил ее просьбу. К слову, он более не производил впечатление человека, страдающего от сильного похмелья.
Долохов обладал удивительной способностью собирать себя по кусочкам даже в те моменты, когда это казалось невозможным. Для этого ему требовалась лишь веская причина, коей сейчас выступала возможная опасность, которая будет грозить всем присутствующим в доме в том случае, если планируемый допрос пойдет не по плану.
— Да, — незамедлительно отозвалась она, попутно снимая замшевые лодочки, которые были безвозвратно испорчены после погони за Кённингом. — Мне бы хотелось поговорить с ним с глазу на глаз.
Стоило ее голым ступням коснуться пола, как тело накрыло волной удовольствия: камень приятно холодил кожу, успокаивая гудящую боль в ногах.
— Будь осторожна, — дал ей напутствие Антонин, прежде чем скрыться за дверью, которая вновь застонала, словно раненый зверь, бьющийся в предсмертной агонии. — Если что — зови. Я буду неподалеку.
Драгомира была готова поспорить, что он так и останется стоять за стеной, чтобы в случае чего своевременно среагировать на угрозу. Но она была не в праве винить его за излишнюю бдительность.
— Понятия не имею, кто ты, но будь уверена, я выпотрошу твою тушу, как только выберусь отсюда, — в сердцах пообещал немец и, смотря на Драгомиру исподлобья, плюнул ей прямо под ноги.
Учитывая то, что сыворотка правды уже должна была начать действовать, в искренности его намерений можно было даже не сомневаться.
— Что Кённингам нужно от Баженовых? — в лоб спросила Драгомира, совершенно не впечатленная брошенной в ее адрес угрозой: многие пленные разбрасывались столь громкими обещаниями, но лишь единицы из тех, кому удавалось спастись, отваживались претворить их в жизнь.
Его серые глаза, особенно выделяющиеся на фоне лопнувших капилляров, резко сузились. Пристальный взгляд несколько раз прошелся по телу Драгомиры, изучая его на предмет изменений, затронувших ранее запомнившуюся внешность.
— Неужто это ты, та самая беглая дочь Бориса? — наконец пришел он к верному умозаключению.
— Отвечай, — решительно настояла на своем Драгомира, не позволяя ему соскочить с темы.
— Понятия не имею, — рявкнул он и подался корпусом вперед, намереваясь броситься на нее из последних сил. Однако в какой-то момент крепящиеся к стене цепи натянулись, ограничивая его в движениях, и мужчина сокрушенно привалился спиной обратно к стене. — С недавних пор Адалрикус мало кого посвящает в свои планы. Но он обещал, что союз с Баженовыми поможет нам добиться главной цели.
— Какой? — поинтересовалась Мира, своим вопросом зацепляя в нем нужную нить и вытягивая наружу таящуюся на другом конце правду.
— Порабощения маглов, — послушно огласил он, будучи не в силах противиться действию сыворотки правды. — С помощью тайного оружия мы наконец-то поставим их на колени и заставим прислуживать волшебникам, высшей расе, незаслуженно находящейся в тени на протяжении стольких лет.
Обсуждение планов Кённинга зажгло нездоровый огонь в его глазах. Такой мог наблюдаться лишь у фанатиков, безоговорочно верящих в идеи, продвигаемые в массы их лидером. Жертвы с промытым мозгом в большинстве своем готовы были пойти на что угодно и даже поставить на кон свою жизнь во имя достижения великой, по их мнению, цели.
— Где Адалрикус держит моего брата? — голос Драгомиры заметно дрогнул, когда разговор коснулся темы, волнующей ее больше всего.
— В своем замке в Баварии. Но спешу расстроить: тебе его там уже не найти, — растоптал он ее надежды, непрозрачно намекая на то, что после минувшего нападения Кённинги оставили свои владения и перебрались в другое место.
— Куда они могли отправиться?
— Хотел бы я знать, — картинно развел он руками, громыхая цепями. — У этой семьи столько домов, что и вовек не сыщешь.
Обдумывая следующий вопрос, Драгомира устало потерла лицо ладонями, совершенно позабыв о туши, нанесенной на ресницы. Черная краска тотчас размазалась по коже, оставляя под глазами разводы.
— Знаешь, а ведь в тот день я тоже был в вашей усадьбе, — ни с того ни с сего поделился он, в ответ на что Драгомира мгновенно распахнула глаза, позабыв обо всем на свете. — Жаль, что с твоей матерью так вышло: уж больно красивая была. За годы войны я много русских женщин повидал, — мечтательно облизнулся немец, всем своим видом давая понять, что одними разглядываниями дело не ограничилось, — но такой, как она, никогда не встречал. Я просил Адалрикуса подарить ее мне за хорошую службу, но уж больно не угодила она твоему отцу. Может, оно и к лучшему: проблемная баба хуже чумы.
Не отдавая себе отчета в собственных действиях, Драгомира не глядя схватила с пола револьвер и взвела курок, отчего тот зловеще щелкнул. Секунда, и она спустила практически весь барабан в грудь злорадно смеющегося мужчины, оставив последний патрон для контрольного выстрела в голову. Свинец вошел в его череп, как нож в масло. Из небольшого отверстия между потухших серых глаз тут же хлынул ручеек крови. Белокурая голова безвольно поникла, подбородком падая на более не вздымающуюся грудь, которая сейчас больше напоминала решето.
Грохот выстрелов эхом отскочил от стен и обрушился на нее оглушительной волной, от которой зазвенело в ушах. Ее дрожащая рука медленно опустилась вниз, а пальцы сами собой разжались, и еще дымящийся револьвер камнем рухнул к босым ногам.
До сих пор слыша в голове отвратительный мужской смех, Драгомира шагнула ближе, с упоением наблюдая за разрастающейся темно-бордовой лужей, собирающейся возле бездыханного тела, повисшего на цепях, как марионетка на веревочках.
Опустившись на колени, Драгомира протянула руку к крови, словно умирающий от жажды путник к свежей прохладной воде. Она как загипнотизированная наблюдала за тем, как теплые капли растираются между ее пальцами, пятнами застывая на подушечках. Она сама не знала почему, но это зрелище завораживало ее.
Пролитая кровь врага была сродни наркотика, который привел ее сознание в состояние неописуемого экстаза. Она с наслаждением вдыхала железистый аромат, втирала жидкость в кожу, готова была пустить ее по венам. Все что угодно, лишь бы усилить это приятное чувство. Чувство свершенного возмездия.
Не будь Драгомира опьянена умопомрачительным удовольствием, которое испытала в ту самую секунду, когда с губ немца сорвался последний вздох, то пришла бы в ужас от самой себя. Она выглядела как самое настоящее чудовище: юбка ее платья намокла от продолжающей увеличиваться в размерах багровой лужи, лицо выглядело пугающе блаженным, а сраженное неизвестным недугом сознание ликовало, подначивая вновь искупать руки в крови убитого человека.
По неведомой причине произошедшее спустило с цепи нечто темное и опасное, что таилось в глубине ее души, поджидая своего часа. Она буквально чувствовала, что ее разумом управляет кто-то другой. Тот, кто достаточно могущественен, чтобы заставить ее взглянуть на происходящее под другим углом. Увидеть прекрасное в том, что любой нормальный человек счел бы ужасным.
Драгомира ни о чем не жалела: будь у нее возможность обернуть время вспять, чтобы исправить содеянное, она бы не раздумывая расстреляла немца вновь. Разве что в иной раз подошла бы к делу с умом и растянула его мучения, целясь в не жизненно важные органы.
Она не знала, как долго просидела в темнице, наблюдая за хладным телом, но в какой-то момент горящий за спиной факел погас, и комната погрузилась во мрак.
«Все еще считаешь, что мы похожи?», — воспоминание о нем пришло с наступлением темноты. Он и сам в некотором роде был ее порождением.
Драгомира была более чем уверена, что здесь не было никого, кроме нее и почившего охранника Кённингов, однако проникновенный голос Тома звучал в ее мыслях столь отчетливо, что казалось, будто он сидит прямо перед ней. Щека вновь вспыхнула от фантомного жара его дыхания, а губы приоткрылись от неуемного желания, которое порождала близость их тел. Пробудившаяся в ней тьма рвалась наружу, чтобы встретиться с его собственной.
— Да, считаю, — в пустоту ответила Драгомира, невесомо дотрагиваясь до губ кончиками пальцев, окропленных кровью человека, чье убийство доставило ей колоссальное удовольствие.