***
i tried — always never
В другой день, в особняке, Тэхён выходит во время их с Нэылем беседы, показавшись с лестницы, и предлагает вместе отужинать, поскольку время подходящее, да и за пищей разговор пойдет куда приятней. Нэыль с ним неожиданно соглашается, обычно не жалуя гостей в своей обители, если это не деловые партнёры, хотя и те задерживаются ненадолго. Но сегодня делает исключение и, будто не видя очевидного, играет под дудку двоих так, как выгодно им. Должно быть, правда слеп или настроение не столь скверное, как обычно. В любом случае, не им об этом думать, когда, пока стол сервируют на трёх персон, омега устраивается в предсказуемо бордовом шёлковом халате (Чонгук старается не думать, что оно может быть накинуто на нагое тело, как и старается не смотреть на аппетитно выглядывающие тонкие ноги, когда ткань спадает с них при закидывании одной ноги на другую) рядом с мужем на диване и имеет полный обзор на Чона, считывая каждое движение кадыком, каждое нервное сглатывание и нахмуренные сосредоточенно брови при вникании в разговор с альфой. Возбуждающее зрелище, Ким даже облизывается раскатисто, пользуясь тем, что на него слева не смотрят, и чувствует прилив хорошего настроения, слыша деликатное откашливание альфы напротив. Издеваться над ним при муже — подобно расслабляющему медленному массажу: так же успокаивающе, так же пуская по телу приятную волну не то дрожи, не то нарастающего возбуждения. Но для последнего не время и не место, к сожалению. Уже за столом, когда блюда поданы, а приборы начинают тихо звенеть, приведённые в действие, Нэыль на время отлучается, получив звонок от секретаря, в котором он должен был ему что-то подробно рассказать, но не это важно, а то, что Чонгук с Кимом остаются в столовой одни. Сидя друг напротив друга, у них сразу начинается противостояние взглядов. Омега с ухмылкой отмечает, как Чон медленно опускается изучающим взглядом к оголённым ключицам, где края халата слегка разошлись из-за ослабления пояса, и Тэхён бы распахнул их больше, если бы не угроза в лице мужа, что может вернуться в любой момент. За камеры, коими напичкан весь особняк, он не переживает, поскольку на посту охраны всегда стоят только его люди, которым он щедро платит за верность и молчание. Тэхён не знает, куда их игры могут завести, но на хриплый вопрос «где?», понятый с первого раза, приклоняется к столу, хитро улыбаясь, и шепчет: «Не скажу». Чонгукова усмешка и толкнувший щёку язык сбивают дыхание, как и заигравшие при отвороте головы к двери желваки. И у омеги созревает идея. Стол достаточно узок для его маленькой шалости, он бы даже сказал, идеален, будто именно для таких целей его и делали, а не для того, чтобы с него обедали. Хотел бы омега, чтобы на этом столе отобедали им же, желательно Чонгук. Голая стопа на пробу касается чужой ноги под столом, накрытом длинной скатертью, чем возвращает голову альфы в исходное положение, а взгляд вновь становится прикован лишь к нему. Когда она оказывается на упругом напряжённом бедре, Ким слегка вздрагивает от прикосновения тёплой ладони к лодыжке и закусывает губу, чтобы не дай бог не простонать от того, как же ему нравится то, что происходит прямо сейчас. Широкая ладонь ведёт вверх по гладкой икре и снова опускается. Тэхён плавится свечёй от простого касания, расслабляет ногу и скользит по бедру выше, доходя пальцами до самого интересного, проводя ими между расставленных немного ног и слегка надавливая. — Здесь? — смотрит из-под полуопущенных век. Кажется, у Чонгука появилось любимое слово среди обилия многих других. Он чувствует, как к паху приливает кровь от выстроенной цепочки действий в голове. Здесь — значит место поцелуя; здесь — там, где горит; здесь — там, где хочется коснуться; здесь — там, где в воображении уже орудуют алые губы. Скажи Чонгуку кто-нибудь, что он будет вести грязные игры с мужем самого влиятельного преступного деятеля всего подполья, он бы покрутил пальцем у виска. Но сейчас умело крутит ногой Тэхён, а он же придвигается на стуле ближе к столу, чтобы скатерть скрыла бёдра, и их шалость не была замечена случайными гостями. — Где? — повторяет хрипло, приглушенно альфа, но в тишине это звучит как удар гонга, растёкшегося приятной тягучей карамелью по ушной раковине. Вновь тонкое запястье показывается и начинает свой путь из-за шеи, по месту за ухом, где последний поцелуй был оставлен альфой. — Здесь, — ведёт ниже по ключицам, между запахнутыми краями халата, тем самым разводя их под напором в стороны и открывая обзору всё больше участков медовой кожи. Чонгук успевает увидеть, как палец достигает тугой шнуровки пояса, а Ким останавливается, смотря с ожиданием на альфу, как и он поднимает взгляд на него с вопросом. — Показать? — уголок губ дёргается, расцветая ухмылкой на лице. Чонгук сводит брови непонятливо и следит вновь за чужими действиями: за тем, как Тэхён ослабляет пояс халата и расправляет его шире, показывая то, что хотел, а у альфы снова во рту слюна скапливается от вида стройной фигуры и — чёрт — украшения, которое он подарил ему на день рождения. Элегантная тонкая цепочка с редкими камнями красуется на талии, поблёскивая в свете люстр, вид ниже живота закрыт, и Чонгук не знает: больше расстроен он или рад, что его нервы берегут пока что. — Нравится? — снова довольная улыбка, пока запахивает халат, в этот раз потуже, готовясь к возвращению Нэыля. — Безумно, — Чонгук не может ответить ничто иное. Этот омега — синоним слова «безумие», ему подходит именно это определение, как и любой другой эпитет, включающий его. Безумно красив, безумно сексуален, безумно коварен и этим манит, как мотылька — источник света. Вернувшись, Нэыль сообщает, что, увы, должен немедленно отправиться на встречу с секретарём, мол, возникли какие-то проблемы, в подробности которых он не вдавался. — Я провожу господина Чона, — отправляя в рот наполовину съеденное блюдо, говорит Тэхён, — можешь не переживать по этому поводу. А Нэыль не переживает, и очень зря. — Благодарю, Тэхён. Очень жаль, что вот так покидаю Вас, — обращаясь уже к Чонгуку, отставляющему стакан с водой на стол. В горле после игрищ с омегой самая настоящая пустыня. — Но сами понимаете, — разводит руками, — дела не ждут. — Понимаю, — кивает с улыбкой Чон, делая максимально раздосадованный вид. — До встречи на работе, Чонгук. А дальше — хаос. Потому что снова коридор, только место уже близ двери, что ведёт в небольшую нишу, служащую прихожей, снова оглушающая тишина, ни единой души вокруг и губы омеги, по которым он тосковал без малого месяц. Тэхён, как и обещал мужу, стал выпроваживать гостя, когда трапеза была закончена, повёл его к выходу, но был снова зажат между стеной и сильным телом, что мягко вжимает его в гладкие тёмные обои, глубоко целуя. Тэхён кусает за губу, нетерпеливо выдыхает, сознание грызёт мысль, что сегодня они снова ни до чего не смогут дойти, а томительная страстная прелюдия — единственное, чем остаётся довольствоваться. Но он не жалуется — уж лучше это, чем ничего. Руки Чонгука прижимают к себе за талию, заставляя прогнуться в пояснице навстречу, встретить препятствие в виде сильного торса, одна из них оглаживает ягодицу через шёлк, подтверждая догадки и только сильней плавя разум — под халатом нет ничего, кроме блестящего украшения. Чон берёт ногу под коленку, даёт за себя ею зацепиться, чтобы ткань оголила бедро, спала вниз, а ладонь раскатисто провела вдоль и зашла дальше, коснувшись набухшего возбуждённого отверстия и вызвав тихий стон, в перерыве между поцелуями, прямо в губы. — Не заставляй меня идти против мужа и не пускать тебя никуда, — шепчет, когда с губ переходят на шею, и снова глушит стон в горле, вскидывая к полотку голову и едва не врезаясь затылком в стену. — Тебя слишком мало, — признается в своё оправдание низко куда-то в ключицы. — Чувствую себя ненасытным животным рядом с тобой, — уже возле губ, чтобы тут же впиться с новым поцелуем, коротким на этот раз, но с громким чмоком в конце. — Подожди чуть-чуть и всё будет, обещаю, — проводит по лицу альфы Ким, оглаживая скулы большими пальцами. — Я привык ждать, но с тобой становлюсь самым нетерпеливым человеком на Земле, — ладонь поднимается к омежьему лицу, смотрящему на него затянутыми похотью глазами, проводит большим пальцем по нижней губе, чуть оттягивая её, и хочет укусить. — Но я знаю, что ожидание будет того стоить, а потому подожду ещё столько, сколько потребуется. Тэхён обдаёт палец жаром сбившегося дыхания. — Правильное решение, — оценивает. — Паршивое решение, — парирует Чон, всё ещё негодуя от недоступности того, кто вот прямо в руках у него сейчас. Но надо ждать, и он приучен ждать, делать, ждать и снова делать. Что мог, он уже сделал, остальное лишь за омегой и их общим врагом — временем, что так долго тянется, считая дни до их долгожданной встречи. — Доброй ночи, господин О, — говорит у входа в дом. — Доброй ночи, господин Чон, — отвечает в тон ему Тэхён, прислонившись к косяку двери, и мысленно уже выбирает ближайшую дату, когда всё будет играть в их пользу, чтобы воспользоваться этим.***
Их действия дали свои плоды: сведения, переданные некоторым лицам, стали доставлять определённого рода проблемы Нэылю, вынуждая его отправляться во множественные командировки, оставляя при этом омегу одного. Чонгуку это на руку, он мог спокойно заниматься своими делами, готовясь к кульминации их небольшого заговора против альфы, и был доволен собой и благосклонной к нему судьбой за такой подарок, как омега Ким. Покручиваясь на кресле в своём офисе, он, сложив руки на животе, с закинутыми на подлокотники локтями, думает: что делал, если бы не он? Как долго он шёл бы к тому, чтобы свергнуть О с поста и занять его лично? Наверное, куда дольше. Все бумаги, которые медленно, но верно, подводили его к победе, были найдены и переданы омегой, а искал их он уже бог весть где: дома или в кабинете мужа, но факт остаётся фактом, они у него. Сам Чон ломал бы голову тем, как проникнуть незаметно, кого послать за ценными бумагами, и мог бы быть пойман не один раз. А Тэхён облегчил всё и обезопасил в разы, к тому же на него никто не подумает, если кто-то вдруг прознает об утечке информации. Любая мысль о Тэхёне вызывает невольно ухмылку, говорящую о многом. — Вы… влюбились в того омегу? — спрашивает как-то раз его Хосок, как и всегда, стоя в его кабинете со сложенными пред собой руками в покорном жесте. Чонгук тогда не ответил, но был уверен, по тому свету, что сочился из его глаз, Хосок и сам всё прекрасно понял. В Тэхёна невозможно не влюбиться и — опять же — кто он такой, чтобы идти против устоявшейся истины? Настроение приподнятое как никогда, он едва не вприпрыжку спускается к парковке, расходясь с секретарём в конце дня, и со спокойной душой едет домой. Сумерки успели затянуться за небе, приближая время к ночи, появились первые звёзды, на которые мало кто обращает внимание. Заезжая на парковку здания, что принадлежало ему, охранник предупреждает о незнакомом автомобиле, остановившемся здесь, и неизвестной персоне, беспрепятственно попавшей на частную территорию, где вход исключительно по пропускам. Значит, у этого незнакомца есть пропуск. Чонгук очень надеется, что это не кто-то посланный Нэылем и, благодарно кивнув альфе, идёт к лифту, что отвезёт его на нужный этаж. В квартире предсказуемо тихо и пусто. Оставив пальто на вешалке в прихожей, он расслабляет на шее галстук, на ходу расстегивает пару пуговиц рубашки, направляясь в спальню, чтобы из гардероба взять сменные для расслабляющей ванной вещи, но, уловив тёмный силуэт в гостиной, останавливается, нахмурившись. В кромешной тьме не видно, кто это, но тот факт, что незваный гость стоит к нему спиной и не двигается, говорит о том, что тот, возможно, не по его душу, а за чем-то иным. Сердце пропускает удар, когда, чуть прищурившись и привыкнув к темноте, он разглядывает его — блондина, что стоит спиной к нему, обняв себя за плечи, и разглядывает вид ночного города за панорамным окном. Чон тихо, будто боясь спугнуть своё прекрасное видение, медленным шагом подходит ближе и останавливается прямо за его спиной, замечая отражение задумчивого лица на стекле. Он, как по мановению, ведёт снизу вверх от локтей Кима к расслабленно расправленным плечам, замирая на острых углах, и обжигает дыханием светлый затылок, когда оставляет благоговейный поцелуй, прикрыв от необычного трепета глаза. — Ты не говорил, что у тебя открывается такой вид на город, — звучит спокойный голос омеги, очнувшегося от размышлений. — А если бы сказал, это повлияло бы на дату нашей встречи? — за ухом говорит, а у Тэхёна кожа мурашками покрывается от низкой хрипотцы, с которой ему почти шепчет Чон, смотря туда же, куда и он. — Нравится? — снова по рукам ведёт, но уже смыкая их на впалом животе, тут же поджавшемся от касания и снова расслабившемся. — Чувствую себя королем города, смотря на него так. — Ты и так король города, и был им всегда. — Но я этого не ощущал раньше. Контроль, власть, влияние — всё всегда было у Нэыля, а я был красивой декорацией в углу, радующей глаз его деловых партнеров. Я был нужен только для красивого появления в светском обществе. — Со мной ты будешь королём, — обещает ему Чонгук, касаясь губами ушной раковины после каждого сказанного слова. — Если хочешь власти, она у тебя будет. — Какая красивая песня для глупого и падкого на это омеги, — саркастично тянет Тэхён. — Стоит ли мне её слушать и внимать? — Поверь, стоит. Потому что я обещаю тебе то, чего ты заслуживаешь, Тэхён, и это далеко не красивые побрякушки, которые ты нацепишь при очередном выходе в свет. — Не будет брюликов? — наигранно расстроенно дует губы омега. — А что же я другим омегам показывать буду? — То, чего никогда не будет у них, — поцелуй под ухом. — Власть, — потом ещё один, чуть ниже. — Ум, — на стыке между шеей и плечом; Тэхён хмыкает. — Могущество. — Ты входишь в число того, что будет у меня и ни у кого больше? — Тэхён ему помогает, он специально надел рубашку на кнопках, чтобы можно было быстрей снять, пальцами тянет кусочки ткани в стороны, хлопок сразу же соскальзывает с угловатого плеча, к которому альфа самозабвенно припадает, оставляя после себя влажный след и холодок, когда губы отдаляются, а лицо возникает совсем рядом. Тэхён заводит руку назад, находит чужой затылок и проводит по смоляным коротким волосам на холке. — Только у тебя, — шепчет в скулу, придвигаясь, чтобы мазнуть поцелуем в уголок губ, а после дождаться, пока Ким повернётся в его сторону, и подцепить сладкие ликёрные губы своими, тихо причмокнув. Чонгук расстёгивает блузу до конца, не без удовольствия проводя по мягкости впалого живота, снова поджавшегося от его касания. Боже, ему от Тэхёна хочется и кричать, и скулить, и к коленям его припасть, и целовать страстно, и любить до потери пульса. То, как он стонет на выдохе, откинув голову назад, после проникновения ладони альфы под ткань свободных брюк, тоже легко снимаемых; то, как поворачивает голову в поиске чужой шеи и, найдя, чуть прикусывает тонкую кожу на ней, — это всё заставляет дыхание сбиться, а несдержанный рык сорваться с губ так же резко, как и проехавшиеся по паху оттопыренные пышные бёдра Кима. — У тебя течка скоро, — подмечает усиленные нотки в запахе омеги, с жадностью втягивая его аромат. Как он только его не почувствовал, когда пришёл? — И ты с ума сойдёшь, если я скажу, с кем собираюсь её провести, — отзывается Ким, разворачиваясь в сильных руках, и вынудив альфу убрать ладонь из его штанов. По глазам Чонгук видит, как тот уже предвкушает момент их близости, что вот-вот произойдёт — не зря же он пришёл сюда, верно? Заражается его настроением и проводит заворожённо по белокурым прядям, заводя их за ухо с тонкой цепочкой болтающейся серьги. — Хочу сойти с ума прямо сейчас с тобой, — томно говорит, понизив голос до соблазнительно хриплого, от которого у Тэхёна ноги подкашиваются.so what — sam bruno feat. rockie fresh
Пальцы умело разделываются с оставшимися пуговицами на белой офисной рубашке (пиджак был оставлен ещё по дороге сюда на спинке кресла), представляя взору то, о чём Тэхён и догадывался — стальные кубики пресса с небольшим шрамом возле рёбер. Во рту сразу слюна набежала, он обязательно найдёт ей применение, как только опустится под внимательным взором потонувших в пучине возбуждения глаз на колени и примется расстёгивать чужие брюки, звеня пряжкой ремня, подцепив собачку молнии и ведя вниз. Чонгук дуреет от вида, который ему открывается: Тэхён, стоящий на коленях и берущий его стоящий член в свою небольшую ладонь, едва сводя пальцы друг с другом в касании, а после — влажно проводящий по всей длине языком, напрягая кончик на чувствительной головке и красиво соскальзывая с неё, скрутив к себе. — Чёрт. Брюки слабо держатся на бёдрах, а омега, со сложенной ладонью на колене, другой придерживает орган и направляет в свой рот, успев поднять затянутые поволокой похоти обсидиановые глаза на Чонгука. Взять его длину полностью не получается, но Ким старательно проводит языком по каждой выпирающей голубой венке, заводя головку за щёку, растягивая её, и соскальзывает с члена, ведя губами вдоль. Чонгук выдыхает шумно через стиснутые плотно зубы, когда омега снова берёт в рот, и несдержанно двигает бёдрами навстречу, смотря, как снизу хмурятся сначала, а потом пробуют расслабить горло, чтобы взять больше, опуская гортань и плотно прижимаясь губами к члену, позволяя головке проникнуть глубже и проскользить по влажным скользким стенкам, чтобы замереть так на несколько секунд. Альфа ловит звёздочки перед глазами, наслаждаясь узостью кимова горла, поощрительно оглаживает втянутую щёку большим пальцем, любуясь видом растянутых по его члену покрасневших губ с проблесками слюны вокруг, двигает бёдрами назад, давая время на передышку, но Тэхён нетерпеливо снова принимается двигать головой, скользя окольцованной ладонью по естеству Чонгука, помогая себе. На языке вязкая смазка чем-то солоновато-горьким отдаёт, хлюпает, смешавшись со слюной, блестит в свете ночных огней за панорамным окном, на которое Чон только на миг переводит взор, чтобы спросить: — Представляешь, если с другого здания на нас сейчас кто-то смотрит? — и видит, как, пустив вибрацию, похожую на жалобный всхлип, омега сводит и так сомкнутые колени вместе. На губах усмешка довольная играет, ладонь волосы с чужого лба зачёсывает назад, зарываясь с золотых прядях. — Возбуждает, не так ли? Извращенец. Тэхён в подтверждение мычит, опустив веки, и играет языком с головкой, уделяя особое внимание уретре, отчего Чонгук откидывает голову, низко простонав: — Сука… Ещё какая, отвечает мысленно Тэхён и снова расслабляет горло, чтобы насадиться почти до конца и зажмуриться, силясь не закашляться. Чувствует, как течёт от того, что Чонгук проводит пальцами по горлу, ощущая подушечками отклонение из-за инородного предмета, и ему самому крышу сносит — нравится, насколько сильно альфа его заполняет. О бельё трётся сочащийся смазкой член, а сзади, кажется, могла уже образоваться лужица из естественных выделений, ликёрный запах которых альфа чувствует, Тэхён уверен в этом, и знает, что его кроет от этого аромата. С рыком Чон отстраняется, тянет омегу вверх за локти, чтобы поднять на руки, подхватив под бёдрами, вырывая вскрик неожиданности, и прислонить оголённой наполовину спиной к холодному стеклу, тут же запотевшему от контраста температур. У Тэхёна рот пошло блестит, он всё, что набежало, слизывает широким мазком языка, обведя покрасневшие взбухшие лепестки губ, окольцовывает ногами чужие бёдра, довольно чувствуя, как ему в зад упирается возбуждение Чона, пачкая брюки. Голова против воли поворачивается с заинтересованным взглядом в сторону, чтобы оценить высоту, на которой они находятся, из-за плеча, мазнуть мельком по пробегающим внизу машинам и огонькам в здании напротив, зажигающимся с наступлением темноты один за одним. — Страшно? — горячо на ухо. — Нет чувства, что стекло разобьётся и мы полетим вниз, прямиком в Ад? Тэхён отпускает Чонгука, держась за него одной рукой и бёдрами, другую заводит вниз, чтобы стянуть брюки вместе с бельём, при этом гаденько ухмыляясь. — С тобой — хоть в Рай, хоть в Ад, хоть в налоговую, — усмехнувшись. — Таким, как мы, прямая дорога только в Ад, — укусив за подбородок, помогает стянуть мешающие предметы гардероба, чтобы не мешали, до середины бедра, а ноги — согнуть сильней. Омегу вжимают в постепенно запотевающее от накаляющейся атмосферы стекло, касаются двумя пальцами жаждущего отверстия, сочащегося вязкой смазкой, собирая её и поднося к лицу, чтобы под прикованным к губам взглядом, собрать всё языком с довольным видом. У Тэхёна член дёргается снова от возбуждающего вида, коим ласкают его глаза, пачкает оголённый живот предэякулятом, а из заднего прохода, кажется, вытекает ещё — ему срочно нужно что-то крупное и тёплое внутри себя. От недостающей части пазла хочется заскулить позорно, Ким так долго ждал этого момента, тело реагирует настолько остро и ярко, что он не успевает уследить за всем, едва находя себя в сознании. Когда Чонгук на пробу толкается двумя пальцами, омегу подбрасывает в воздухе. Его удерживает на весу только одна рука, упёршаяся неудобно в стекло; тело, вжимающее его в него же; и собственные ноги, заведённые за чужую талию, скрестившись на пояснице; но с каждым последующим движением пальцев, он расслабляется, рискуя упасть, распахивает губы, застонав с откинутой назад головой, и подставляет этим свою шею под терзания властных губ, тут же впившихся требовательно в бархатную кожу. Ким теряется в ощущениях, снова ноги сжимая вокруг чужого торса от чувства наполненности, такой нужной сейчас, позволяя головке мазнуть между двух тел и оставить блестящий след смазки, а когда пальцы заменяют на член, омега кончает, очаровательно простонав и сжавшись вокруг него, провоцируя на заглушенный стон-мычание и альфу. Руки цепляются мёртвой хваткой за мощные плечи через ткань рубашки. Губы Чонгука красит самодовольная улыбка. — А ведь мы ещё толком не начали, — мажет языком по распахнутым губам, а после пользуется чужим замешательством и вторгается им в раскрытый рот, который выдаёт звуки, что лучше любой классической музыки на душных вечерах. — Уверен, что выдержишь эту ночь? — две бездны смотрят на тяжело вздымающуюся грудь омеги, белёсые пятна семени, что оставили свой след на ней. Улыбка вырисовывается сама по себе. — Не слишком самонадеянно? — клонит голову к плечу Тэхён, дразня альфу и, как он, облизывая нижнюю губу. Чон смещается, сделав толчок бёдрами неспешно, на пробу, Тэхён снова сжимает ладони, изменившись в лице и замерев с немой буквой «а» на устах — ещё слишком чувствительный после оргазма, не находит слов, чтобы воспрепятствовать, лишь отдаётся во власть того, кто этой ночью терзать его тело намерен. С нарциссическим чувством собственного достоинства альфа думает, насколько же О плох в постели, что Тэхёна мажет по прозрачной поверхности только от им же сделанного минета и его члена внутри. А ведь омега мог за все девять лет брака не получать удовольствия от секса в принципе, и почему-то Чон уверен, так и было. В физическом плане разрядка, может, и была, но вряд ли от близости без желания сможешь получить большое удовольствие. Подхватив локтями под коленями его ноги, заставив их повиснуть в воздухе, Чон упирается ладонями в стекло, оставляя блёклые разводы, и снова толкается, тут же получая содрогания чувствительного тела. Когда начинает ускоряться, Тэхён теряет связь с миром, полностью потонув в пучине удовольствия, которое из него выбивают сладкими для ушей стонами. — Боже, — шепчет, теряясь в удовольствии, пока его растягивает изнутри толстый член Чона. — Мы же, вроде, в Ад собирались, — говорит, прикусывая за ушко Чонгук, и довольно отмечает образовавшиеся пупырышки мурашек на шее. Тэхёну много, слишком много: много голоса отовсюду и одновременно только около уха; настойчивых губ, оголодало покусывающих его; много прерывистых выдохов в разгорячённую кожу на шее; много члена, которым его заполняют снова и снова, меняя скорость и амплитуду толчков. Альфа каждый стон поймать хочет, сохранить в памяти в отдельной ячейке, никому более недоступной, чтобы после включать и переслушивать, самозабвенно представляя, как пухлые губы интересной формы распахиваются, чтобы издать эти прелестные звуки удовольствия. Чонгук даже представить не мог, что весь из себя холодный, несколько надменный Ким Тэхён, что грязно играл с ним в эротические игры при муже, провоцируя на грёбаный срыв, окажется таким чувствительным и милым, когда заламывает брови перед очередным оргазмом, который уже достигает с альфой вместе. Последний не задумывается о том, что после них скорее всего останется много следов, которые потом не помешает убрать, когда несёт Кима в спальню, укладывая на заправленную чёрным шёлком постель, приветливо шуршащим под ними, забывает обо всём, стягивая наконец всю одежду с него и раздеваясь лично. Взгляд цепляется за аккуратно выведенную полоску текста на выпирающих от выгнутой поясницы рёбрах, к которой он склоняется, с интересом зачитывая: — «Делай то, что хочешь, а мораль святым оставь», — с немного вопросительной интонацией, а Тэхён, приподнявшись на локтях, довольно его осматривает. — Красивая цитата из книги? — Девиз по жизни, — играет бровями омега и в смысл выведенной чернилами фразе призывно разводит колени, позволяя альфе устроиться между ног и нависнуть сверху, уперевшись руками в матрас возле его белокурой головы, и поверхностно поцеловать, громко причмокнув от большого количества набежавшей слюны, отчего члены у обоих вновь заинтересованно дёргаются. — Что ты делаешь со мной, Ким Тэхён? — шепчет Чон, ведя носом снизу вверх вдоль шеи, доходя до выпирающей жилки, которую хочется тут же пометить лиловой отметиной. — С тобой я становлюсь животным, постоянно жаждущим плотских утех. — Делай со мной всё, что хочешь, — скользя ладонью по накачанному телу, а глаз не отрывая от головы, находящейся в опасной близости от его лица. — А мораль святым оставь, — и улыбается своей же фразе, побуждая Чонгука к действиям. Из них получается отличный сексуальный тандем: альфа склоняется, прикусывая выпирающую острую ключицу, — Тэхён в ответ выдыхает горячо, зарываясь в смоляные пряди пальцами; Чонгук обводит языком горошину соска, слабо прикусывая — Ким стонет приглушённо, чувствуя, что простыни под ним намокли от смешанных на них спермы и смазки, сочащихся из растраханного отверстия; стоит коснуться широкой ладонью розоватого члена омеги и фрикционно провести вверх-вниз пару раз, как того дугой выгибает, сопровождая всё сладким стоном. Боже, Чонгук готов их слушать вечно! — Перевернись и поднимись на коленях, — командует он, а когда его взору предстает розовое, трепетно сжимающееся отверстие, свободно проникает внутрь средним пальцем, провоцируя на всхлип омегу, прижатого грудью к кровати — этого мало, но чувствительные стенки реагируют бурно на любое движение внутри. Чонгук, стоя на коленях, заворожённо следит за тем, как исчезает его палец в горячем нутре, и почти сам готов застонать только от вида. Отверстие пульсирует, просит его, всё сжимаясь отчаянно вокруг узловатого длинного пальца. — Боже… Чонгук снова усмехается. — Мы договорились, что не туда собираемся. Тэхён усмехается в ответ. — В Раю за такое нам обо-чёрт, — вздрагивает, подавшись назад, чтобы насадиться на палец снова, чтобы тот снова коснулся заветной простаты и пропустил через ток по телу удовольствие. — Вот так-то лучше. Склонившись и оставив след поцелуя между лопаток, Чонгук вынимает палец, смотря, как сжимаются мило от пустоты мышцы, и слышит недовольный скулёж омеги, тут же перерастающий в протяжный стон, слившийся с его собственным, в котором он слышит широкую улыбку, когда головка беспрепятственно проникает внутрь. Не только он животное, голодное до секса, сейчас. Тэхён льнёт навстречу, приподнявшись на локтях для удобства, растягивая мышцы членом альфы, двигается инстинктивно сам, а Чонгук лишь придерживает за пышные ягодицы, снова внимательно наблюдая, как исчезает теперь член в глубине растянутой дырочки. Но омега едва не падает ниц - с распахнутыми от неожиданности губами и глазами, когда бёдра грубо сжимают, а его с рыком буквально натягивают резко на себя, хлюпнув смазкой и больно ударившись бёдрами — Чонгук берёт бразды правления в свои руки. Альфа вбивается в податливое, как плавленый воск, тело, слушая нескончаемые стоны и думая, что наутро у Тэхёна наверняка от них будет болеть горло. — Чонгук… — стонет приглушенно, а потом, вновь не сдерживаясь, склоняет ставшую тяжёлой блондинистую голову. — Да… стони мое имя, Тэхён, — едва не мурчит довольным котом альфа, делая движение шеей, откинув её назад, потому что затекла. — Не много ли чести? — почти смеётся Ким, повернувшись через плечо, и в итоге падает на простыни, чувствуя, как липнут ко лбу выбившиеся из привычной укладки волосы, когда его с силой вжимают в мягкую поверхность, но он не боится — ухмыляется безумно и широко, проводя по кромке зубов языком. — Не много для того, кто хорошенько трахает тебя прямо сейчас, — ответная ухмылка, и Ким соглашается. Он бы и не забыл это имя никогда. Когда омега лежит вновь лицом к нему, с закинутыми на чоновы плечи ногами, последний склоняется, буквально складывая разгорячённое тело пополам, делая его абсолютно открытым для себя во всех смыслах, и снова входит, начиная размеренно двигаться, уперевшись локтями в мягкость матраса. Имя его на повторе звучит, отскакивая от стен, восхваляемое одним единственным омегой, что уверовал в божество, которое ему предстало во всей своей извращённой властной красе. Чонгук, не сдерживаясь, втрахивает его в кровать, разнося звуки их страсти по комнате. В моменте альфа даже прослеживает блестящую струйку бриллиантовой слезы, скатившуюся по чужой щеке от яркости ощущений, которым предаётся её владелец. Тэхён не думал, что будет настолько хорошо, даже мечтать не мог о таком. Простыни неприятно липнут к взмокшему телу, сбиваются в складки, но это не волнует, когда он, по устоявшемуся обычаю, изливается, громко всхлипнув, и чувствует, как его снова заполняют горячим семенем. Длинная ночь только начинается.