Нечто большее, чем просто жизнь...

Оставшиеся два праздничных дня Хёнджин провёл в знакомстве с творчеством Ли Ёнбока и анализе всего, что произошло с ним за эти несколько месяцев. Было странно видеть Феликса на сцене в этих вызывающих кожаных нарядах и с макияжем на лице. Это был как будто совершенно другой человек. Но Хёнджин не мог не согласиться, Феликс оказался талантлив. У него был красивый, завораживающий тембр голоса, он хорошо двигался. Хоть и поздно, но Хёнджин, наконец, узнал, каким спортом занимался парень – танцами. Ли Ёнбок одним пронзительным взглядом притягивал и заставлял трепетать сердца фанатов. Он собирал стадионы визжащих девчонок. Он был холодно горяч. И этот парень ещё каких-то пару месяцев назад заботливо обнимал Хвана и называл его своим, это тот самый парень готовил ему печенье и суп от простуды? Сейчас это выглядело нереальным, как будто Хван всё придумал у себя в голове. Если бы не надпись с автографом на холсте, Хёнджин, наверное, так бы и подумал. Досмотрев очередное видео, Хван покачал головой и закрыл крышку ноутбука. Кого он обманывал, пора уже забыть о Феликсе, и что когда-то доктор ошибочно посчитал, что Феликс для него нечто большее, чем просто привязанность, что Феликс его… родственная душа? Нет, они совсем из разных миров. Парень проявил к доктору немного заботы и интереса к его скучной жизни, а Хёнджин и поплыл. Неужели ему на самом деле так отчаянно не хватало внимания и заботы? Да и Хван не из «таких» же, это просто мимолётное помутнение рассудка. И судя по смене номера телефона и полного отсутствия желания связаться с доктором, Феликс считал так же. Жизнь действительно сыграла с ним злую шутку, уже во второй раз. **** Вернувшись после праздников на работу, доктор был поначалу даже рад, что сможет, наконец, немного забыться, вкалывая, как раньше. Сможет спрятаться от разочарования внутри своей рабочей камеры, пока разбитое сердце вновь зализывало раны… ведь ему не привыкать. Но, стоило доктору зайти в кабинет и увидеть стоящий посередине массажный стол, как сердце ещё сильнее сжалось, и к горлу подкатил горький ком боли. А слёзы отчего-то не желали больше приходить на помощь своему хозяину, безжалостно прячась где-то глубоко в бездушном теле. Хёнджин чувствовал, как задыхался в четырёх стенах своей рабочей клетки. Он больше не ощущал себя здесь на своём месте. Это место, которое когда-то соединило их с Феликсом души, пусть и совсем ненадолго, больше не могло согреть прозябшее уныние Хвана. К тому же инцидент, который произошёл сегодня после обеда, в конец опрокинул Хёнджина на обе лопатки в грязь человеческого ничтожества. Доктор Хван только помнил, как хлопнул дверью кабинета директора, и в растрёпанных чувствах, схватив ключи от машины, наспех набросив прямо на медицинский костюм куртку и засунув ноги в уличную обувь, он сбежал по лестнице вниз, оставив нового пациента, ожидающего под кабинетом, без каких-либо объяснений. Сев в машину, он захлопнул дверь и, тяжело дыша, с силой сжал холодный, кожаный руль. Он был вне себя от бешенства. Заведя машину, не дождавшись, что та прогреется, он газанул и выехал из двора. Куда он ехал, Хван, если честно, сам не осознавал. Домой? Совсем не хотелось. К Сынмину? Друг и так натерпелся его депрессий по горло за эти дни. Машина пролетала по заснеженным дорогам, время от времени останавливаясь на горящих алыми стопарями светофорах, и продолжала петлять, то там, то тут сворачивая в бессмысленные переулки. Хёнджин прокручивал разговор в кабинете директора. Она вызвала его, чтобы сделать выговор за его работу. Видите ли, одна из VIP клиенток пожаловалась, что Хёнджин был груб с ней. «Ну и что, что она мацала его зад, от него, что убудет что ли? Он что несовершеннолетний подросток, чтобы не стерпеть ради вежливости? Его что просто так взяли в элитную клинику с симпатичной мордашкой и подтянутым задом? Понятное дело, что клиентка не удержалась, кто же виноват в том, что Хёнджин слишком соблазнительно делает массаж? Конечно же сам Хёнджин!» открыв в откровенном удивлении глаза, высказала своё представление о произошедшей ситуации директриса. Хёнджину стало невыносимо грязно на душе. Как он докатился до такого? Он разве для этого учился шесть лет в медицинском? Машина остановилась возле кованых ворот парка. Он оглянулся по сторонам. Оказывается бесцельно петляя по району, Хёнджин вернулся к клинике, а точнее, к парку напротив, в котором они когда-то гуляли с Феликсом. Хван вышел из машины и направился вглубь заснеженных аллей. Сейчас было совсем не так, как тогда с Феликсом. Покрытые снегом деревья холодно смотрели на одинокого прохожего, промозглый ветер трепал отросшие волосы доктора Хвана. Хёнджин поёжился. Хотя место было тем же, но без нужного человека оно казалось чужим. Было совсем не тепло гулять без него… Бредя по главной аллее, он заметил шаги на девственно чистом снегу. Автоматически последовав за ними, Хёнджин свернул вправо на тихую аллею, ту самую, где ещё пару месяцев назад Феликс резвился с Ками. Хван бросил взгляд на скамью, где они сидели тогда, и увидел… его. Он сидел на их скамье в мешковатом чёрном пуховике, его шею окутывал огромный вязанный насыщенно-синий шарф. Хёнджин не верил в то, что видел. Осторожно подойдя к скамье, боясь спугнуть, он тихо присел рядом. В воздухе кружили редкие снежинки. Изо рта доктора шёл пар. Но Хван перестал замечать холод, как только увидел Феликса. – Как поживали, доктор Хван? – начал первым Феликс, смотря куда-то вдаль. Хёнджин не сводил взгляда с профиля парня, его нос и щёки покраснели от мороза. – Где твоя шапка? – вылетело из уст Хёнджина не совсем то, что он хотел сказать, ему бы прокричать, как он по нему соскучился и как истосковался, но, – ты должен беречь своё горло, – заключил он вместо этого, как истинный врач. – Вы переживали за меня, доктор Хван, не так ли? – проговорил парень, продолжая смотреть вдаль. Хёнджин нашёл в себе силы только кивнуть головой. При виде Феликса голова Хвана опустела, все заранее подготовленные фразы и вопросы испарились. Он поблагодарил глубокие карманы куртки за сокрытие, сжатых в кулаки, дрожащих от переживаний, ладоней. – Что-то произошло в клинике? – вдруг спросил Феликс, – время рабочее, а Вы тут. – Да так…, – выдавил из себя Хёнджин, как будто боясь спугнуть Феликса, – сейчас это уже не столь важно. И хотелось добавить, не важно, потому что я, наконец, тебя увидел, но… – Я вот всё хотел спросить, почему вы выбрали работу в клинике для VIP? – как всегда в своём репертуаре продолжал расспрос Феликс, – это было делом всей Вашей жизни? – Я…, – протянул Хёнджин, растерявшись. А, действительно, почему он работал в этой клинике? Это было так давно, что он и забыл причину. А ведь причина была, причина по которой доктор Хван бросил работу в реабилитационном центре, где действительно помогал больным людям, и делал что-то светлое в этой жизни, и оказался в клинике набитой толстосумыми охотницами за его симпатичным личиком. Ответ, наконец, пришёл. – Из-за моей бывшей жены, – озвучил он, – она стала моей ответственностью, я не хотел, чтобы она в чём-то нуждалась, хотел, чтобы у неё было всё самое лучшее, но…, – Хёнджин осёкся, осознав, что разговор про его бывшую жену вряд ли было тем, о чём он действительно хотел поговорить с Феликсом. – Но, Вы слишком заработались, и вместо благодарности, получили непонимание и развод…, – заключил Феликс, – так почему Вы ещё там работаете, доктор Хван? Вы счастливы? – шмыгнув носом, опять спросил парень. Хёнджин задумался. Был ли он счастлив, приходя каждое утро в свой кабинет? Он отказался от своего призвания, выбрав материальную сторону работы, и так глубоко погрузился в свою зомбированную жизнь, что даже и не заметил, что вкалывать двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю уже давно было не для кого. А так ли была нужна ему самому такая жизнь? Для кого он это делал? Для чего он так выкладывался? Когда он в последний раз получал удовлетворение от своей работы? Доктор Хван вдруг почувствовал себя опустошённым. – Нет, – коротко ответил Хван, выпустив изо рта клуб пара в морозный воздух. А в мыслях крутилась фраза: «Я несчастен без тебя». И вдруг Хёнджин решился. Была не была, и если Феликс оттолкнёт его, то, что он теряет? Он и так уже потерял всё, что можно, и если он сейчас не выскажется, он потеряет и себя. – Феликс… послушай, я хочу тебе сказать…, – набравшись храбрости, всё же перевёл в нужное русло разговор Хёнджин, – я… мне… было очень одиноко без… В кармане доктора зазвонил телефон. Хван отвлёкся всего на секунду, чтобы сбросить вызов от Сынмина. – Прости, – поторопился извиниться Хёнджин и поднял взгляд на Феликса, но обнаружил, что сидел один на скамье. Образ зимнего Феликса исчез без следа. Доктор Хван подскочил на ноги и огляделся по сторонам. Куда? Куда он ушёл? Он не должен был так быстро скрыться с глаз Хёнджина, он точно где-то здесь. Если он поторопится, то нагонит его. Но, метания Хвана по пустому парку ни к чему не привели. Стоя посередине аллеи, он запрокинул голову, уставившись в серое небо. Вокруг ни единой души. Только холодный снег, высокомерно глядящие на него деревья и пустота. Что это было? Его фантазии? Он сходил с ума? В кармане опять зазвонил телефон. На дисплее высветилось имя Сынмина. Помедлив, Хёнджин всё же провёл пальцем по экрану. – Ты чего на звонки опять не отвечаешь? – послышалось по ту сторону дисплея. На заднем плане были слышны детские крики. – Минни, я, кажется, схожу с ума…, – хрипло проговорил в трубку Хёнджин. Горло больно схватило от тихих попыток застрявших рыданий, – господи, это… это невыносимо…по-моему, я болен, Минни, я неизлечимо болен. – О чём ты, Джинни? – на том конце телефона прозвучал взволнованный голос друга, – что произошло? – Вся моя жизнь сплошное разочарование, бессмыслица…– выдавил из себя доктор Хван, – я пустая оболочка, понимаешь? Я просто волочу своё жалкое существование и…, – Хёнджин запнулся, но всё же продолжил, – я вижу его, Минни, понимаешь? Я только что разговаривал с ним, как будто он был рядом. Я словил шизофрению. Я шизофреник. Сынмин терпеливо молчал по ту сторону телефона, слушая болезную агонию друга. – Я пришёл в парк, где мы гуляли вместе и… я увидел его… а потом оказалось, что я сам с собой разговаривал, понимаешь? – Хёнджин всхлипнул и замолчал, по замёрзшим щекам, наконец, потекли долгожданные горячие слёзы. – Джинни…, – выдохнул Сынмин, – мне приехать? – Нет, нет…, – тут же отозвался Хван, вытирая тыльной стороной ладони мокрые полоски от слёз, – я справлюсь. Ты и так из-за меня натерпелся. Я просто… оказывается, наверное, сильно устал. – Послушай, – ответил на том конце трубки сосредоточенный, монотонный голос Сынмина, – то, что ты с ним разговариваешь – это нормально сейчас для тебя, это естественная, защитная реакция организма, это случается, когда человек получает сильную эмоциональную травму. Со временем станет легче, время – самый лучший доктор. Хёнджин молча слушал размеренный голос друга, то и дело шмыгая носом. Голос Сынмина всегда успокаивал Хвана. Рациональность и трезвость ума друга приносили ощущение стабильности, ощущение, что всё будет хорошо, ведь это же Сынмин, а Сынмин всегда знает, что говорит. – Джинни, – обратился друг к Хвану, – я тебе там в мессенджере ссылку сбросил, Мин А недавно смотрела, и я услышал… в общем, посмотри, мне отчего-то кажется, что Феликс тебя не бросал. Просто… мы никогда не знаем, что происходит по ту сторону жизни людей. Возможно, у него есть свои причины. И я уверен, что то, что ты мне рассказывал, Джинни, нелюбящее сердце так не поступит… Давай, не будем додумывать за других причины их поступков – это самая большая ошибка людей. Хёнджин шмыгнул в ответ. – В общем, посмотри. Трясущимися руками, Хёнджин нажал на ссылку, присланную другом. На Хвана с ютуба смотрел улыбающийся Феликс. В его солнечные волосы были вплетены блестящие серебристые пряди, на лице макияж, белые, будто снежные ресницы, и несколько блестящих страз, будто льдинки, искрились под глазами. Это оказалось интервью Ли Ёнбока, за кулисами после выступления. – Ваш новый альбом отличается от предыдущего творчества, – начал журналист, – в нём больше лирических произведений, это с чем то связанно? – В этом альбоме мне захотелось выразить побольше чувств и любовных переживаний, – низким голосом заговорил Феликс, вызвав мурашки по коже Хвана, – мне кажется, что в нашем современном мире в последнее время не достаёт светлых чувств, не хватает любви, заботы, доброты. Я надеюсь, что своими песнями я смогу достучатся до сердец людей и… если этот альбом поможет хотя бы одному человеку исцелить душу, поможет снова поверить в любовь, почувствовать вдохновение или просто поднять настроение, я буду считать, что я добился цели, ради которой был задуман этот альбом. – Проникновенные слова, – заметил журналист, и неловко рассмеялся, – мне самому захотелось поскорее влюбиться, а как вы прокомментируете обложку к вашему новому альбому? Бархатцы и такой солнечный Ли Ёнбок, необычный образ для Вас, в этом таится какой-то скрытый смысл? – Эту обложку сотворил мой хороший друг, – улыбнулся Феликс, – очень талантливый и подающий надежды художник, – парень отвёл взгляд с журналиста и посмотрел прямо в камеру, Хвану показалось, что взор Феликса устремлён глубоко в душу доктора, – на самом деле, я нагло его украл, как только увидел, потому что влюбился… в этот набросок. Мне кажется, что художнику удалось в одном наброске отобразить весь мой внутренний мир. Поэтому, да, я выбрал его для обложки. И я публично приношу извинения перед другом за свой поступок и, надеюсь, что он, всё же, решится осуществить свои мечты, ведь существует нечто большее, чем просто жизнь, – Феликс перевёл взгляд на журналиста, – мне очень хочется, чтобы люди больше мечтали, не стеснялись верить в свои возможности и побольше проявляли чувства, не боясь выглядеть уязвимо. Может, тогда мир станет чуть лучше. – Что ж, поблагодарим Ли Ёнбока за это небольшое интервью по случаю нового альбома и пожелаем ему новых творческих успехов. Феликс тепло улыбнулся в камеру, послав сложенные из пальцев сердечки. Хван опустил руку с телефоном и уставился в пустоту зимнего парка. Что это сейчас только что было…