Нечто большее, чем просто жизнь...

Хёнджин открыл глаза и потёр опухшие веки. Размеренный гул двигателя боинга и белоснежное море облаков за окном заставляли сердце Хвана трепетать от ощущения неизведанного и волнующего, которое ожидало его по ту сторону планеты. Он потянулся, четырнадцать часов полёта утомляло, но оно того стоило. Как всё будет, что его ждёт, получится ли у него? Об этом знала только вселенная, но он не мог не попробовать, он поставил на карту всё. Он слишком долго сдерживал себя в мире, в котором общество диктовало свои «теории невозможности». Мир, закрепивший тяжёлые кандалы на его руках ещё в детстве, отрезая крылья, ещё до того, как Хван попробовал полететь. Сердце сжималось от страха и неопределённости, в груди надёжно застрял ком переживаний, но… а что он терял? Уж точно не столько, сколько бы потерял, если бы не решился. В памяти всплыли воспоминания трёх с половиной месяцев давности. «После того интервью Феликса, он на ватных ногах вернулся домой и оглядел пустую квартиру. Из темноты холодной комнаты его встретила соскучившаяся Ками. Хёнджин, еле коснувшись пальцами, слегка потрепал собаку за ухом. На душе скребли кошки. Хван опёрся спиной о холодную стену. Жизнь привела его на распутье... «Мать твою, Хван Хёнджин, как долго ты будешь так жить?! Сколько можно себя жалеть?!», – всплыли слова переживающего за него друга, – «пойми, твоя жизнь только в твоих руках, никто другой за тебя её не проживёт, это твоя и только твоя жизнь. И только от тебя зависит, какой она будет». Вздохнув, Хёнджин разулся и бросил на столик ключи. Сняв куртку, он, не включая света, пересёк комнату и уселся в кресло. «Я вот всё хотел спросить, почему вы выбрали работу в клинике для VIP? Это было делом всей Вашей жизни? Так почему Вы ещё там работаете, доктор Хван? Вы счастливы?» всплыл образ зимнего, заснеженного Феликса на скамье. И пусть это даже был ненастоящий Феликс, но само подсознание доктора подсказывало ему, что так больше нельзя. Надо было что-то менять в его нынешней бессмысленной жизни. Ведь когда-то у него были мечты, он верил и творил. Так отчего же теперь он превратился в подобие овоща? Из-за доводов матери или неудач отца? Из-за предательства Лины и Минхо? Но этих людей уже давно не было рядом. Эти люди жили своими жизнями, так почему же Хван до сих пор позволяет их жизненной матрице проецироваться на свой мир? Ведь, как известно, не существует два одинаковых мира во вселенной. Каждый человек видит мир по-своему. Так отчего же Хёнджин не мог создать свой мир, мир Хван Хёнджина? «Живи так, как хочешь ты. Не жди, что тебе кто-то что-то должен. Не суди, а делай то, что приносит тебе радость, что тебя сдерживает?» в голове монотонно прочитал лекцию Сынмин. Хёнджин достал из кармана телефон и провёл пальцем по экрану. Страница ютуба была всё ещё открыта на интервью. Хван нажал на кнопку play. «Эту обложку сотворил мой хороший друг, очень талантливый и подающий надежды художник… Надеюсь, что он, всё же, решится осуществить свои мечты…» – с тёплой грустью желал ему светлый образ Феликса с экрана смартфона. А в голове пролетела надпись с мольберта «Я верю в тебя, доктор Хван. У тебя всё получится». Ощущение прожигания своей единственной жизни накрыло Хвана с головой. Сколько можно было себя жалеть? Он злился. Злился на себя за бездействие столько лет, злился на то, что когда-то позволил матери загубить свои мечты, злился на свою нерешительность. Но... если бы он не прожил свою жизнь именно так, то встретил ли бы он Феликса? Ведь именно массажный кабинет впустил в его жизнь этот солнечный свет. Нет, всё должно было произойти именно так. Просто... теперь пришло время, он, наконец, осознал, что созрел для чего-то большего, чем просто жизнь. Ему вдруг безудержно захотелось стать тем, кто изменит свою жизнь, впустит в неё свет и краски, наполнит своим истинным смыслом, «не оглядываясь на других, не ожидая и не сравнивая», как когда-то мудро посоветовал друг. Хёнджин включил стоящий рядом торшер и его взор упал на мольберт с автографом Ли Феликса. Он поднялся и медленно подошёл к белому холсту. И Хвану, наконец, захотелось заполнить его пустоту. И он даже уже знал, что напишет. Он достал масляные краски, кисточки и палитру…» Смотря в иллюминатор, Хёнджин горько улыбнулся. В тот день он написал свою первую серьёзную работу маслом, которую он отправил на адрес агентства, в качестве подарка от неизвестного фаната, послание которого сможет расшифровать только Феликс. – Дамы и господа, командир нашего самолёта только что сообщил, что мы приступили к снижению. Просим вас пристегнуть ремни безопасности, убрать откидные столики, привести спинки кресел в вертикальное положение, открыть шторки иллюминаторов. Благодарим за понимание. Мы приземлимся в международном аэропорту Шарль-де-Голль города Парижа в 15 часов 35 минут по местному времени. Температура воздуха в столице Франции пятнадцать градусов выше ноля. Прослушав объявление, Хёнджин, засунув в уши наушники, включил полюбившийся бархатный голос: "Так много вопросов, ты ищешь ответы. Не нужно отчаиваться, мы только начинаем. Алмазное напряжение. Два разума, но одно направление. Жажда нашей связи сильнее. Не торопись малыш. Нас притягивает друг к другу, как магниты. Правила говорят, что нам стоит игнорировать их. Твои движения просят моего внимания, ох, а я теряюсь в них, да. Пути назад нет, когда мы связаны..." Феликс не обманул, он был рядом душой своих искренних песен, успокаивая Хвана каждый раз, когда тот нуждался в его поддержке.