Через несколько недель.
Прошло уже существенно много времени, как наша знакомая стая перестала быть ночными животными, и стало выбираться на охоту посреди дня. А новоизобретённый «олю» только помогал им в этом. Выманивая вкусные запахи из мяса, освещая пещеры жителей до тех пор, пока те не заснут и пугая других хищников своим видом и запахом, он стал истинным благословением для этой стаи. Как было описано ранее, в стае была полная неразбериха с теми, кто находился не на своём месте. Так, например, по крайней мере двое метили на пост выше, чем они были. И, если по способностям они могли получить соответствующее звание, то характер их был несносный. Именно такие волки как они стали предвестниками жадности, хамства и качанию прав, что являются качествами только разумных существ. Один из них… Подождём секунду. У них нет имён, но мы им можем их дать. Временно, пока у них не появились их настоящие имена. В частности этого волка полуразумного в будущем назовут, в буквальном переводе «Он гнев». Типа «он гневается, и вызывает вокруг себя только страх и неразбериху». Так вот, один из них, в последствии названный «Он гнев», вместе с дорогим сердцу вождя молодым охотником сидели в засаде на оленя. Ждать пришлось недолго, и после внезапного вихря и короткой борьбы, олень был повержен. Но тут гордый «Он гнев» решил забрать оленя себе. Для этого он встал на убитого оленя, стал рычать, скалится и бить себя кулаком в грудь, попутно говоря «оа», и странное слово «э». Тихий и стеснительный охотник с синими глазами, друг вождя, сперва испугался и расстроился: опущенные уши и печальные глаза, вкупе с жалостливым «хек» могли разжалобить любого, но только не эту громаду кровожадных и наглых мускул. И молодой охотник не придумал ничего лучше, чем, встав на колени, сделав просящий жест левой лапой, попутно говоря «¡И». Это слово казалось более кратким от слова «родные», «родственники», обозначающее как «ии», и которое было знакомо всем, но выполненное в особо жалостливом тоне. И «Он гнев» смягчился — позволил охотнику забрать ногу оленя. По возвращении в стаю вождь сразу понял, что с ним что-то не так. Вместо того, чтобы жарить мясо на общем огне, «Он гнев» развёл свой маленький костерочек, отгоняя всех выкриками «хек» и новым словом «э». К тому же он оттяпал себе слишком большой объём оленины, и оставил его другу, другу вождя, слишком мало мяса. А сам охотник сидел за общим костром, пытаясь сказать что произошло, но не мог из-за скудности языка. Но каких-то успехов он добился: тыкая пальцем в оппонента, кроме привычных «ы» (они), выкрикивал и «ар», уча таким образом всех, что «ы» и «ар» — одинаковые слова. Внимательно выслушав синеглазого, он попросил «Он гнев» вернуть всё мясо в стойбище, но волк отказался выполнять эту просьбу вождя. Всем своим видом показывая, что молодой вождь не страшен для «Он гнев», а вызывает в нём только отвращение и брезгливый смех. Если бы всё это происходило в обычном логове волков, то вожак бы вызвал оппонента на поединок, и, учитывая их габариты, был бы повержен. Но вождь стаи сразу понял, что этот бой он в одиночку не выиграет, и поэтому проглотил оскорбления, и ушёл к костру стаи. Решив понаблюдать сперва за поведением и предпочтениями того, кто осмелился бросить ему вызов, вождь, у которого, кстати, были зелёные глаза, должен был найти союзников в стае. А, если конкретно, стать волей стаи, чтобы не он, от лица стаи, а стая сама изгнала молодчика. А пока он стал думать над новыми словами, что выучило его племя, пытаясь поймать ускользающий смысл всех событий, нежась в тёплом воздухе от костра и в мыслях о том, как много ещё нераскрытых значений слов существует... Жизнь животных, в принципе, легка. Добывай пропитание, размножайся, не давай себя убить. Для выполнения всего этого не нужно много ума, так как твои предки делали это задолго до тебя. Но ещё беззаботнее жизнь ребёнка. Как он во храбр, когда атакует грозного отца, или как он до умелительного нелеп, пытаясь рычать тигром, но выходит тонюсенький писк мышонка. И именно во время своих бесконечных игр он начинает понимать мир, пытаясь приспособиться в нём. И именно такая игра и дала нашей Стае новую сущность. На следующее утро после охоты, закончившейся наглостью одного из участников, вождь собрал свою стаю, поднял свой факел, и стал вести речь. Его речь шла о том, что «олю» подарил им «¡Ар», показывая на восток, на солнце. То что «оа» тоже дал им «¡Ар». Радость («ха»), счастье («херк»), жизнь (набор жестов обобщающих всё племя в целом, и каждого волка в частности, сопроваждаемое нескончаемым словом «ы», то есть мы), всё дал им «¡Ар». И в конце речи прозвучала такая фраза: — Ы ии ¡Ар! От нового понимания мира, от осознания того, что рядом есть Бог, от которого всё зависит, возбудило очень большие толки в стае. Пытаясь выразить новые чувства, волки не пытались связать новые звуки с чувствами, а просто использовали жесты. В результате возникла толкучка, так как наиболее глубокие ощущения вызывали особенно широкие взмахи передними лапами, которые так задевали всё новых и новых соседей. Это уже приводило к небольшой потасовке, когда на главный камень залез тот молодой охотник, которого вчера заставили отдать бо́льшую часть своей доли бандиту, после чего он выкрикнул: — Ы ии ¡Ар! Ар — он указал на вождя — ¡Ииар! Толпа загоготала, таким образом одабривая новое имя вождя. Таким образом новый вождь был наречён Ииаром, что означает «ЕГО родственник». Молоденьким парням, как и всем остальным в стае, понравилось давать имена соклановцам. Так сестру вождя, что занимала довольно роскошную пещеру, недалеко от пещеры вождя, назвали Ии Ииар. Того бандита, кого в прошлой главе мы окрестили «Он гнев», назвали именно так: Архек. Его ближайшего друга, такого же бунтаря и грубияна, назвали Ииат (родственник беды, от слова «ат» — сигнал тревоги, опасность). Местного весёлого и легкомысленного волка, над которым очень любили посмеяться другие, назвали Харом, от «ха» — радость, и «ар» — он. Очень многие получили имена в тот день. Но и остались безымянные. Друг вождя, только вчера потерявший свою добычу, супруга Ииата, весьма склочная и ревнивая стерва, странный, но сообразительный старик под 23 зимы, его жена, искусная охотница и единственный участник кипежа, который презрительно смеялся над ¡Ар, в виде Солнца, указывая, что ¡Ар находится на земле. Всё это действие наречения племени заняло целый день, поэтому, наскоро поужинав, тихонько тараторя между собой, стая залегла в свои пещеры. Ииар был горд своим племенем, которое не только дало ему кличку, но и раздало всем остальным клички. Но, спустившись в свою сырую и одинокую пещерку, где у дальнего угла Ииар сам создал небольшой костерок, а чуть поодаль была лежанка из трав и веток, он разочаровано вздохнул. — Хек. — Выругался он. Вождь знал причины своего испортившегося настроения — он был одинок. И не потому что в стае было мало женщин: веселушка Хаар пока не собиралась сходится с более легкомысленным Харом. Да на крайний случай оставалась совсем молоденькая сестра вождя, к которой не приставали по молодости её лет. Женщин хватало, просто... Ему не нравились волчицы. Ему хотелось прикоснуться к чему-то... Новому. Неразгаданному. Нерешённому. В современном мире его посчитали бы извращенцем, но его не привлекала ни одна самка его племени. В таких грустных думах и погрузился Ииар в сон. Через неделю Ииар в одиночку шёл по траве на юго-востоке от леса, где он жил вместе со своей стаей. К этому времени в их полку слов прибыло понятие «ехе», то есть вместе. Так Ииат и назвал свою жену: Ехе Ииат, чтобы она перестала его ревновать ко всем самкам стаи. Однако это всё равно не удовлетворило её. Да и вождя тоже. Ииара съедало одиночество, ведь все морды, что виделись в его стае... Он искал новое, информацию, он был мечтателем и природолюбом. С самого детства он любил вынимать косточки из мяса, и хранить их. Иногда он игрался с ними, обгладывая не ради еды, а ради узоров от его зубов на кости. Он собирал листья и травы, видел, как спустя время они чернели, высыхали и умирали. Но до этого момента они пахли, и эти запахи сводили его с ума. С самого детства он был странным, его мысли гуляли далеко от простых охотничьих мыслей. Он искал смысл. Красоту. Ииар испытывал природу на разнообразие причудливых форм и креативности. Рыба, олень, трава, листок, грибок, даже вода давали ему повод подумать — а каков смысл природы? Взрослые не понимали волчонка. Неудивительно, ведь самое близкое, что они знали к слову «смысл» — Хек, с особым взглядом обиженного щенка. Как спросить, с таким словарём, обычный детский вопрос «почему рыба такой формы?», «из чего сделан глаз?», «почему мы не едим траву?», «кто мы?». Не получая от взрослых ответа, Ииар смог получить пост вождя, как глубоко размышляющий волк. Но он хотел, чтобы его поняли. И искал не только что-то новое. Он искал ехе. Ту, что поймёт его, кто также как и он, будет искать ответы на ещё не заданные вопросы. Ту, которая настолько не похожа на его консервативную стаю, что даже не его вида. В зелёной тоске вождь ходил по лесам и полянам, ища смысл. Он поднялся на пригорочек... И быстро пригнулся, увидев что-то новое. Отару овец. Не совсем нормальную отару. Они ходили уже исключительно на задних лапах, жили не просто в пещерах, а в грубых землянках, и пользовались каменными инструментами. В частности было двое мускулистых баранов, и одна овца, которые имели странные вещи, в виде палок, с привязанными к ним камнями. Разумеется это были каменные топоры. На туловище этих баранов всё ещё росла шелковистая шерсть. Это было своеобразной одеждой, уберегающей своего владельца от ударов, холода и стыда. В частности Ииар увидел прелестную представительницу фурри-овцы, от чего он затрепетал. Белая шерсть, синие глаза, маленький нос, тонкие рожки и приподнятая грудь, что была скрыта под кудрявой белой шёрсткой, что очень сильно будоражило волка. Это было похоже на тот самый идеал, смесь пропорций и новизны открытия, который он видел ранее только во снах. При взгляде на эту кристально белую шерсть, он вспоминал свой восторг, когда впервые увидел и унюхал цветок. И она собирала цветы в поле, что ещё сильнее затуманивало разум волка новым нежным чувством, не похожее на азарт погони за добычей, но близкое к «Херку». Положив за ухо цветок василька, подчёркивающий глубину её глаз, прекрасная дама пригладила белые кудряшки на своей чудесной головке. Он не знал сколько времени прошло, пока смотрел на неё, да и для его стаи не существовало часов, но он долго пялился на диво, пока рядом с волком не появился баран, который завопил: — Бэт! Мэбэб мэ бэт! Мэбэб мэт бэт! Девушка овца, что до этого времени собирала цветы, истошно завопила от ужаса и убежала, вся в слезах, что очень огорчило Ииара, и он в гневе повернулся к нарушению идиллии, ну а к волку уже бежали два мускулистых барана с топорами наперевес. Из одной землянки высунулась овечка, видимо жена одного крепыша, и крикнула ему: — Мэнэб! Ээ ээм! Бэн бэт! Тэн мэт бэт, — последнее предложение она так жестикулировала, что даже Ииар, не понимающий не слова в их блееньи, понял, что имелось ввиду отрицание последнего предложения. Та же девушка, со злорадством, тут же крикнула: — Бэт мэ тэн!! Ииар не стал скрываться, а спокойно встал, и стал подходить к овцам, подняв руки в общепринятом жесте миролюбия. Остановившиеся в полуметре от него стражи, одного из них, видимо, звали Мэнэб, с подозрением смотрели на него. Они были ростом полтора метра, в то время как Ииар, ещё подросток, был метра два. Самыми высоким волком был как раз таки Архек, в два с половиной метра. Проблема тут была в том, что это в прямом состоянии они были такими высокими, но все волки этой стаи были сгорбленными, ещё не привыкшими к прямохождению. Но всё равно Ииар смотрел на баранов свысока. Всё ещё подняв правую руку, левой рукой он хлопнул себя по груди, чётко выговорив: — Ииар. Охранники быстро поняли, что страшный незнакомец так представился. Видимо решив, что это может быть ловушка, Мэнэб подозвал к себе внушительных размеров овцу с топором, которая, переговорив с ним, в основном на своём разговорном языке, что не позволило вожаку стаи понять ничего, она отправилась с другим стражем вглубь деревни, а оставшийся страж, положив топор на плечо, приложил левое копыто к груди: — Мэнэб. После этого разговор выглядел так: Мэнэб приложил копыто к груди волка, и попытаться усвоить новые звуки: — Эээ... Ээа'? Девушки отары, наблюдающие на безопасном расстоянии за происходящим, зашушукались и захихикали. На их овечьем языке не было звуков «а», «и» и «р». Зато был звук «э», и слово «ээ» обозначало у овец «мы». Мы с «аром», представляющий для них не больше значения, чем карканье вороны. Ииар поправил-подсказал: — Ииар. Баран выглядел растерянным: имя этого чужака состояло из тех звуков, которые он не слышал прежде, да и выговорить их он точно не смог бы. Он стал лихорадочно оглядывать пространство, чтобы попытаться найти диалог с волком, пока не заметил выглянувшее из под туч солнце. Широко улыбнувшись, он указал прямо на светило: — Эб! Волк взглянул туда же: — Ар! После чего он попытался произнести овечий вариант Солнца: — Ааа... Эт? Произнести слово «солнце» на бараньем языке ему удалось лучше, чем стражнику его имя. Широко улыбнувшись Мэнэб сказал: — Эб... Эээ... Э'! Неумение произносить звуки «а» и «р» новым знакомым немного пугало волка. Тогда он осмелился на смелый эксперимент: горделиво выпрямившись, настолько, насколько возможно, он произнёс: — Э Ииар! Э — приложив лапу к себе, чтобы все поняли, что звук «э», у него в стае, означает слово «я» — Ииэт! Сообщение о том, что волчье имя означало «ии» солнца заставило многих улыбнуться. У них в именах тоже было «солнце». Ровно также, как и звание их вождя «эбээм» означало «вместе с солнцем». Однако слово «эб» у них не играло особого религиозного значения, позволяя использовать его и для простых имён. День уже близился к концу, и новые знакомые должны были расходится. Мэнэб жестами и пантомимой (которая весьма развеселила Ииара) показал волку, что для того, чтоб в следующий раз не напугать никого, ему нужно было крикнуть, не доходя до лагеря, «бэт эб», что означало «волк солнце». Только Ииар не умел создавать звуки губами, так что у него получилось «тэт эт», что вызвало кучу смеха у отары, так как «тэт» у них означало кошку. Пока волк прощался, он поглядывал на молоденькую красотку Мэбэб (дословно «цветок солнца»), и всеми силами, по волчьи, флиртовал с ней. Овцы не имели такого обоняния как волки, и потому все обонятельные сигналы она пропустила. Но его телодвижения и жесты смущали её, так как он делал жесты ей с особой осторожностью, миролюбием и нежностью. Подойти к ней напрямую он так и не решился: он знал слишком мало о их культуре и языке. Когда он скрылся из виду, местные девушки начали резко относится холодно к Мэбэб, обозвав её Мэм Бэт. Делалось это из-за страха перед незнакомцем, а также из-за некоторой зависти к ней. То, что он говорил, да и то как говорил, подтверждали, что он тихий, добрый и умный парень. Хоть его голос был очень низким и рычащим, добрые глаза не довали подумать, что он пришёл с плохими намерениями. Так что они одновременно и боялись того, что на них волк обратит внимание, и завидовали Мэбэб. Сама же овечка, резко начав получать негатив, предпочла забиться к себе в землянку, поплакать и подумать. В то время, как Ииар возвращался домой, его никак не названный друг в тоске гулял к западу от лагеря, где лес соприкасался с рекой. Бродя по берегу, с тоской глядя на противоположный пустынный берег, он, как и вождь не так давно, думал о поиске второй половинки. Как и вождь, он тоже искал ответов на многие вопросы, но он очень ценил мнение своей стаи, поэтому не занимался «странными делами», вроде перетаскиванию камней и листьев в свою пещеру. Да, он был другом вождю, но был слабым и забитым. И вот он шёл по лесу, вдоль реки, в нескольких километрах от Ииара. Но стоило ему только развернуться, чтобы с грустью покинуть реку, он заметил странность на одном из деревьев. Это были дублёные шкуры лани, в виде двух полос: одной длинной и широкой, и второй — поуже и покороче. Обе имели странный зуб на одной стороне, и дырочку на другой. И повернувшись к реке, он увидел её. Почти сформировавшаяся фурри-гепард умывалась в реке, повернувшись спиной к берегу, на котором она оставила свои вещи. Её прекрасная спина, покрытая пятнами, обнаженная задница, и прелестные тонкие ручки, что умывали тело чистой ключевой водой. Когда она повернулась к берегу, волк уже спрятался за деревом. Шерсть совсем не скрывало её грудь, что была ни как у зверей, а как шары, вроде арбузов, с приподнятыми сосками. Её междулапье также не было прикрыто шерстью, и её половые губы очень чётко выделялись на теле, чего не было вообще у волков стаи безымянного. Её зелёные глаза игриво оценивали своё нагое тело, так как она уже знала слова «красота», «стыд» и «женская честь». Вброд дойдя до берега она вымылась уже как кошка, а обалдевший от страсти охотник любовался её вылизыванием. В конце концов кошка подошла к шкурам, сняла их и надела на себя. Волки никогда не ходили одетыми. Для этого они были ещё слишком первобытными. Они всегда были нагими. Охотник не понимал что делает эта незнакомка? Надев широкую полосу на грудь, изобразив подобие топа, и короткую полосу на бёдра, на подобии миниюбки, не увидев и не учуяв волка, взяв копьё, с наконечником из кости, она изящно влезла на дерево и скрылась, оставив ошарашенного волка наедине со своими мыслями. И его мысли были такими: «она станет моей! Мы будем вместе!». Это было похоже на страсть, на преследование добычи. Почти без шума он продвигался по лесу, вслед за прекрасной незнакомкой нового для парня вида. Синеглазый волк проследил её до дома — до гигантского подобии гнезда на дереве. Решив похитить свой объект влюблённости, он стал ждать, пока она заснёт. Именно так началась история First City, в тысячи километрах от Zoo City, от Ped City, на совершенно другом континенте от ОФН. Именно так началась появления на свет Первого Фурри Волка — Фафнира, и его младшего брата Фенира. Именно так и началась Эпоха Фурри.Пролог
9 июля 2023 г. в 21:12
Те времена, когда всё это произошло, сильно отличались от тех, что мы привыкли видеть каждый день за окном. Та река, что протекает сейчас через многоэтажки, лениво прибивает тёплые волны к пляжу, на котором отдыхают расслабленные зверяне, и которая с рёвом протекает под мостом, раньше текла по красивой саванне, межу двумя горными грядами, возле акациевого леса. Там обитают очень многие представители местной флоры и фауны. Через перешеек между горами, длинной всего в несколько километров, постоянно проходят с севера на юг орангутаны, гиены, многие представители кошачьих и другие звери. В то же время там ещё оставались мамонты, шерстистые носороги и волки.
Но одна стая волков отличалась от других. Во-первых они поголовно выглядели как существа, которые научились ходить на двух ногах, но с опорой на передние конечности. Во-вторых эти существа использовали ранние зачатки орудий труда, типа заострённый камень, для резки мяса. В-третьих у них была более сложная иерархия, чем в волчьей стае. В обыкновенной стае каждый член был на своём месте, занимал определённую роль, и, если отказывался от неё, то его признавали врагом порядка, и либо изгоняли, либо убивали. Здесь же уже многие бунтовали против тех порядков, которые царили в стае, но этот тихий бунт не свергал традиционный порядок волчьей стаи, а медленно вёл его за руку к реформам. Ну и наконец у этих волков был свой язык. Он был очень примитивный, и общались они, скорее, жестами и движениями, а также запахами, выбрасывая особые феромоны в кровь при той или иной эмоции. Но всё-таки они выработали девять звуковых сигналов, обозначающие десять значений. Так слово «любовь» невозможно было сказать без соответствующих телодвижений и эндорфинов в крови, но, вместе с «счастьем» обозначался выкриком «¡Херк». Существа, не знающие слов «я», «ты», «он», «она», но говорящих о самих себе во множественном числе, назвали слова «мы» и «они» — «¡о» и «ы» соответственно. Еда, состоящая, естественно, исключительно из мяса травоядных, называлось у них «оа». Для гнева и страха у них было одно слово-слог: «¡Хек=(». Его необходимо было дополнять определённым жестом или мимикой, объясняющей не только причины этого восклицания, вкупе с всплеском адреналина, но и дополняя получившееся предложение новыми подробностями.
Однако это не были уже совсем антропоморфные волки. Они все были раскованно обнажённые, так как чувства стыда для них ещё не было открыто, они были безымянные, не нуждаясь ранее в именах, как мы в них нуждаемся, ну и, напоследок, они всё ещё понимали своих братьев по виду — непоморфных волков. Они также выли на луну, охотились, рыли пещеры, и любой волк, принюхавшись, решил бы, что перед ним самый обычный волк. Правда из другой стаи.
Но всё стало стремительно меняется для этих волков, когда впервые им явился доблестный спаситель и кровавый убийца, предмет обожествления и проклятий, грозный и безжалостный огонь. Ударившая молния в дерево, возле логова молодого вожака, только недавно занявшего свой пост, подожгло его. Вся стая выбежала посмотреть, как сухая гроза сломило дерево яркой вспышкой, после чего на нём расцвели красивые красные цветы, а через секунду возникли язычки пламени. Никто не понимал что это. Трое обожгли пальцы передних лап, пытаясь понять природу этого явления. Очень многие говорили «¡Хек», одними глазами выражая растерянность в происходящем, становясь похожими на свору побитых хозяевами собак.
Видели ли вы выражение лица пса, когда его несправедливо обидел хозяин? Эти опущенные ушки, печальные глаза и мокрый нос? А теперь представьте целую дюжину таких милых грустных щеночков. Как ощущение?
Огонь не очень сильно разгорался: ветер и общая сырость, хоть и не дождь, не давали ему перекинуться на траву, другие деревья, и сжечь логово стаи дотла. Поэтому молодежь стала смелеть и тыкать в цветы палками. Появляющаяся на них пламя встречалось сперва ужасом и недоверием, а через полчаса радостью и интересом.
Гроза произошла под вечер, так что уже начинало темнеть. Но племя не расходилось. Так они осознали, что огонь может освещать пространство вокруг себя. И тогда странную выходку выкинул вождь.
Вождь стаи был совсем молодой волк. Настолько молодой, что его возраст я не буду говорить. Однако, несмотря на свою молодость, он был способным руководителем в этом Юном Мире, а также просто умным и вдумчивым индивидуумом, ищущем прекрасное в любом проявлении жизни. И вот он вскочил на камень, под которым располагалась его пещера, размахивая над собой импровизированным факелом, далеко разбрасывающий свои искры, крича что-то, что никто не мог понять: «ол'у».