Take All That You See

В этом году в Хогвартсе и его окрестностях нашлось несколько мест, куда можно было пойти, если хочешь, чтобы тебя оставили в покое. Хотя у Драко не было особых причин использовать их во время осеннего семестра — люди в основном довольствовались тем, что оставляли его в тихих уголках библиотеки, на задних рядах классных комнат или на пустом конце слизеринского стола, где он обычно сидел, — он нашел время, чтобы разведать эти потенциальные убежища в начале года. На всякий случай. Теперь он был рад, что сделал это. Сегодня был день, когда нужно было исчезнуть. Некоторые части замка не были полностью реконструированы после войны. Они были безопасными, но не были целыми, и поэтому в настоящее время не использовались для занятий. К счастью, в замке размером с Хогвартс, который одновременно обслуживал всего несколько сотен студентов, было достаточно свободного места. Классы, в которых не было необходимости десятилетиями, были очищены и введены в эксплуатацию, в то время как места, которые были серьезно повреждены в битве, медленно возвращались в свое прежнее состояние благодаря тихой работе домашних эльфов Хогвартса. Рядом с Выручай-комнатой был коридор, где взрывом снесло большой кусок стены. Стена была на месте, но сама комната еще не появилась (к некоторому облегчению Драко), и на стене все еще были следы огня. Это был коридор, полный горя, но также полный пустых классных комнат, которые Драко мог использовать, когда было нужно. На удивление, ему было не так больно здесь находиться, как он ожидал. Смерть Крэбба должна была ранить сильнее, полагал он, но они никогда не были по-настоящему близки. К концу войны тот был настолько извращен ненавистью, что пугал Драко почти так же сильно, как его отец. Он был бы одним из тех, кто оказался бы в Азкабане, подумал Драко. Гойл в Азкабан не попал, но это было только потому, что на самом деле он никого не убивал. А о Крэббе такого нельзя было сказать. Возможно, его судьба оказалась самым легким из доступных ему вариантов. Астрономическая башня также обычно пустовала в дневное время. Занятия там проводились только с наступлением темноты, и в башне постоянно было холодно и сыро, особенно зимой. Опять же, это было место, которое хранило особенно мрачные воспоминания для Драко, но опять же, каким-то образом, они не удержали его подальше. Напоминание о Дамблдоре, о милости, которую он оказал Драко, было горько-сладким. Драко не убивал его, он не был в состоянии это сделать. Если быть честным с самим собой, он знал, что никогда не смог бы этого сделать. Дамблдор считал, что его стоит спасти. Он сказал Драко, что тот не убийца, и он был прав. Его предложение защиты было слишком запоздалым — ощущение, что такие вещи всегда запаздывают, — но Драко хранил веру этого человека в то, что он может быть спасен, близко к сердцу. Снаружи тоже было несколько мест, куда он мог сбежать — лодочный домик, который использовался только в начале года, чтобы внушать благоговейный трепет первокурсникам, когда они впервые приближались к замку. Небольшая ниша к западу от замка на спуске к озеру. На юго-востоке небольшой сад на выступе скалы перед обрывом утесов, заросший и, казалось, забытый с годами. Последний был тем местом, куда он сбежал, когда его имя вихрем пронеслось по коридорам, оставляя за собой сплетни и слухи. Было холодно и сыро, но его мантия была теплой, и согревающие чары работали неплохо. Он сел на одну из потрескавшихся каменных скамеек и прислонился к холодной стене замка, пытаясь отдышаться. Глядя на темные воды озера, он пытался сосредоточиться только на неспокойных волнах, бегущих по его поверхности, пока считал свои вдохи. Вдыхай. Выдыхай. Он не позволял себе думать. Когда начинала подниматься паника (они все знают, они все видели, мой отец знает, от меня отреклись, я теперь один, я никто, что мне делать?), он блокировал это, считая свои вдохи, считая волны, считая птиц, проносящихся мимо, пока не осталось ничего, кроме цифр и тишины. Он не мог позволить этому сломить его. Пока нет. Он не знал, как долго он так просидел, но солнце уже клонилось к горизонту, когда он понял, что его пальцы на руках и ногах онемели, а кожа стала липкой. Он не был уверен, когда в последний раз обновлял свои согревающие чары. Он был уверен, что пропустил все свои занятия и обед. Не то чтобы он был голоден. Во всяком случае, он все еще чувствовал легкую тошноту. Тем не менее, ему нужно было зайти внутрь до наступления темноты — желательно до окончания последнего урока, чтобы он мог избежать переполненных коридоров. Удача была на его стороне — последний звонок, кажется, еще не прозвенел, когда он возвращался через тяжелые двери замка, так как коридоры были пустынны. Он быстро вернулся в подземелья, сбросив мантию, прежде чем спрятаться в своей кровати с балдахином и задернуть шторы. Ни один из его однокурсников мужского пола (и только Гринграсс из девочек) не вернулся в Хогвартс в этом году, поэтому для восьмикурсников не стали делать отдельной комнаты. Новые соседи Драко в основном игнорировали, и он был рад этому. Откинувшись на подушку — все еще потный и холодный, но не желающий принимать душ из-за мизерного шанса, что однокурсники могут загнать его в угол, когда вернутся, — Драко, наконец, позволил себе продумать самые основные планы того, как двигаться дальше. В общем, его цели не изменились: оставаться невидимым, сдать экзамены, убраться из страны. Чтобы сдать экзамены, он должен был ходить на занятия. Он мог бы много и усердно учиться самостоятельно, но у него не было друзей, которые могли бы поделиться с ним конспектами, даже если бы ему разрешили не ходить со всеми на занятия. А ему не разрешили бы, он знал. У школы не было причин предоставлять ему особые условия. Ему повезло, что его вообще сюда пустили. Он мог бы попытаться опаздывать на минуту или две, чтобы избежать болтовни в начале занятий, когда студенты рассаживаются по местам, но он не смог бы уйти раньше, не привлекая внимания и гнева своих профессоров, так что особого смысла в этом не было. И ему придётся встречаться со своими сокурсниками в коридорах. Это было неизбежно. Однако, пока там было людно и он спешил, он должен был быть в состоянии избегать ненужных контактов. Еда не должна была стать большой проблемой. Он мог бы приходить пораньше, брать что-нибудь с собой и исчезать в одном из своих укрытий как можно быстрее. В свободное время он будет стараться держаться этих укромных уголков как можно дольше. После занятий он может пойти в один из неиспользуемых классов, чтобы делать домашнее задание и готовиться к ТРИТОНам, а затем возвращаться в свое общежитие как раз перед отбоем. Это всё было не идеально, и не могло полностью уберечь от всех, но могло помочь дождаться, пока шумиха вокруг утренних событий не уляжется. Составив план, Драко постарался прочитать новый материал в учебнике, гадая, как много сегодня было пройдено, чтобы не отстать на следующем занятии. Он намеренно не думал о своем отречении. ~ Драко проснулся рано утром и тут же провалился в бездну ужаса. Я могу это сделать, — подумал он про себя, ни секунды не веря в это. Он должен был это сделать. Другого выбора не было. Собравшись как можно быстрее, он поднялся в Большой зал, прихватил несколько ломтиков тоста и ретировался так быстро, как только мог. Народу пока было мало, но и пусто тоже не было, и Драко чувствовал на себе взгляды, которые следовали за ним, когда он выскользнул через тяжелые дубовые двери и направился в нишу к западу от замка, чтобы позавтракать и дождаться, когда придет время бежать на занятия. Занятия в этом году были странными, так как некоторые студенты посещали Хогвартс в прошлом году, но у Пожирателей Смерти в качестве учителей многому не научишься, а остальные вообще не были в школе. Таким образом, вместо того, чтобы автоматически присоединяться к занятиям со своими однокурсниками, студенты (кроме первокурсников) сдавали квалификационные экзамены в начале года, чтобы определить, готовы ли они двигаться дальше или должны повторить ту программу, которую изучали в предыдущем году. Из-за этого на некоторых уроках Драко (тех, которые в прошлом году преподавали настоящие профессора) была смесь студентов седьмого и восьмого курсов. Восьмикурсникам, прошедшим тестирование по предмету на уровне ТРИТОНов, было разрешено не посещать занятия или проверять класс в качестве тренировки перед экзаменами весной. Несмотря на свое присутствие в прошлом году, Драко было стыдно признаться, что он не сдал ни одного из квалификационных экзаменов. Темный Лорд, живущий в твоём доме, и постоянная угроза жизни, своей и семьи, по-видимому, не способствовали усвоению информации. Его первым уроком утром, к сожалению, были зелья. В прошлом Драко всегда нравился этот предмет, но теперь класс в подземелье до боли напоминал ему о профессоре Снейпе. Кроме того, Слизнорт, казалось, потерял почти всё своё подобострастие в ходе войны и, очевидно, больше не был заинтересован в том, чтобы контролировать своих учеников во время занятий. Его лекции были в лучшем случае поверхностными. Драко даже не был уверен, почему тот соизволил вернуться; он предположил, что это было одолжение директрисе, которой, вероятно, не очень повезло с поиском новых профессоров, чтобы занять должности в школе, недавно служившей полем битвы и моргом. По крайней мере, он потрудился научить зельям, которые, скорее всего, будут на экзамене. Драко пришел на урок на несколько минут раньше, чтобы избежать толпы учеников в коридорах и занять самое незаметное место, какое только смог найти, в дальнем углу класса. Он надеялся, что это позволит ему избежать внимания, но, конечно, ему не так повезло. Когда остальные студенты просочились внутрь, многие из них посмотрели на него — некоторые с ухмылками превосходства (и как же это было странно, когда выражение, которое он так часто носил, было обращено на него), некоторые с отвращением, некоторые с весельем, и, что удивительно, некоторые с сочувствием. Многие из них шептались со своими друзьями. Драко опустил голову и старался не слушать, но он не мог не слышать обрывки то тут, то там. …отречен… …унизительно… …не больше, чем он заслуживает… И затем, отчетливее, чем другие: Педик. Он покраснел. Он не мог сразу узнать голос, но определенно узнал интонацию. Это был тот же тон, который он использовал в прошлом, когда плевался «грязнокровкой» на магглорожденных — насмешливый и полный отвращения. Это был тон, который говорил, что он не человек, что он другой, что он не должен быть здесь. Это было ужасно. Однако, даже когда он вздрогнул от жестокости этого слова, другой голос ответил с ноткой раздражения. — Завали, Уокер, — раздался такой знакомый голос Гарри Поттера. Глаза Драко без его разрешения поднялись, но Поттер не смотрел на него — его внимание было сосредоточено на веснушчатом парне с каштановыми волосами, которого Драко лишь смутно узнавал. Его галстук выдавал в нем гриффиндорца, но Драко не помнил его на их курсе. Тогда, наверное, седьмой? — А тебе какое дело? — спросил тот с оскорбленным видом. — Это ведь правда. Это отвратительно. И вообще, он называл нас и похуже. Ах, значит, магглорожденный. — Забавно, но на самом деле мне похуй, — спокойно ответил Поттер, скрестив руки на груди. — На что тебе похуй? — спросила Уизли, подходя к Поттеру и с любопытством разглядывая парня, которого, по-видимому, звали Уокер. Драко был удивлен, что она прошла тестирование на их уровень, учитывая, что в прошлом году она возглавляла восстание с Лонгботтомом, но, похоже, он ничего о ней не знал, кроме того, что она была девушкой Поттера. — Уокер здесь решил, что будет здорово побросаться оскорблениями перед уроком, — небрежно сказал ей Поттер. — Очевидно, он считает, что людям не насрать на то, что он думает об их сексуальной ориентации. Он наклонился и что-то прошептал ей на ухо. К удивлению Драко, лицо Уизли помрачнело. — О, правда? — она довольно угрожающе подняла бровь, глядя на парня, у которого хватило здравого смысла выглядеть немного нервным. Она шагнула ближе к нему, но Драко все еще мог слышать ее опасный шепот. — Гарри, может, и не проклянет тебя посреди урока, но будь уверен, у меня нет той же сдержанности. Скажи это еще раз, и неделю будешь блевать слизняками. Уизли действительно понравилось это заклинание, — подумал Драко, наблюдая за диалогом широко раскрытыми глазами. — Джинни, ты же знаешь меня, — сказал Гарри, взглянув на нее с ухмылкой, когда она отступила назад. — Только то, что я сражался в войне, не значит, что я собираюсь начать следовать школьным правилам и прочей ерунде. Она ухмыльнулась ему. — Конечно, нет. О чем я только думала? Гарри улыбнулся ей в ответ. Пара направилась к столу рядом с Драко, и прежде чем Драко успел отвернуться, Поттер посмотрел на него, поймав его взгляд. Не зная, что делать, и не в силах притвориться, что он не подслушал их разговор, Драко слегка кивнул Поттеру. Поттер едва заметно кивнул в ответ, прежде чем приступить к подготовке рабочего места. ~ На следующий день появилась еще одна статья: «Больше не Малфой? «Я бы предпочел, чтобы род умер вместе со мной», — говорит Малфой-старший». Она включала пересказ публичного отречения Драко и цитату анонимного студента Хогвартса, рассказывающего историю о вопиллере, полученном Драко, за которой последовал перечень проступков Малфоев младшего и старшего (как будто кто-то мог забыть об этом, ведь суд над его отцом еще не начался). Конечно, после этого было еще больше пристальных взглядов и перешептываний. Время от времени он ловил очередное шипящее ругательство от студента, проходящего мимо него. Некоторые заходили так далеко, что толкали его плечом, заставляя ронять свои вещи. С физическими нападками он мог справиться, по крайней мере, его не прокляли и не ранили серьезно. Однако оскорбления потрясли его больше, чем он мог ожидать. Он, конечно, знал, что мир магглов был менее терпим к гомосексуалам, чем мир волшебников. Помимо чистокровных семей, которые использовали браки как союзы, а наследников — как гарантию продолжения рода, большинство волшебного мира не лезли не в свое дело в таких вещах, пока люди были достаточно сдержанны. Просто Драко никогда раньше не слышал в свой адрес столько яда. Это было больно. После предыдущего года он и подумать не мог, что оскорбления могут так на него подействовать. Он вспомнил время, когда сам бросал оскорбления в адрес полукровок и магглорожденных, и съежился. Единственным почти светлым моментом недели было письмо от матери, в котором она извинялась за поведение отца и уверяла, что она любит его, и он всегда будет ее сыном, что бы ни говорил Люциус. Она прямо не упоминала о его сексуальной ориентации и не давала никаких заверений в том, что убедит отца изменить свое мнение. Однако она сказала ему, что была бы горда, если бы он взял ее девичью фамилию, если он захочет, и сказала, что надеется навестить его в Хогсмиде на выходных, игнорируя как его отказ вернуться в Мэнор на Рождество, так и тот факт, что он больше не желанный гость в поместье. Он был в заброшенном саду, когда прилетела сова, очевидно, сумевшая найти его во время завтрака, несмотря на его отсутствие в Большом зале, и он очень обрадовался, что был один, когда прочитал его. Он удивил самого себя тем, что заплакал — такое бывало не часто, он не плакал даже после того, как его отец прислал вопиллер. Он подумал, что, возможно, не позволил себе признать, насколько одиноким он себя чувствовал, зная, что ему больше не рады в его собственной семье, после всего, что произошло. Он почти сразу же написал ей ответ, сказав, что любит ее, что для него было бы честью взять фамилию Блэк и что было бы приятно встретиться с ней за чаем в ближайшее время. Он продолжал избегать Большого зала, хватая еду с собой, когда получалось остаться незамеченным, и придерживался своих планов держаться как можно дальше от посторонних глаз. К концу недели постоянная потребность в бдительности начала его утомлять. После их последнего урока в пятницу — маггловедения, которое теперь было обязательным для всех, кроме магглорожденных студентов, — Драко поднялся на седьмой этаж, чтобы сделать домашнее задание и, по возможности, избежать остальных учеников. Он намеревался обосноваться в одном из пустых классов, но когда он добрался до пустого коридора, обнаружил, что устраивается на полу напротив пустой стены, где раньше была Выручай-комната, прежде чем… ну. До. Он достал свою книгу по арифмантике, разложив ее открытой на согнутых коленях. Цифры всегда помогали ему прояснить мысли. Они забирали всю его концентрацию и, следовательно, не оставляли места в мыслях для таких вещей, как неодобрение отца или его публичное унижение. Однако сегодня, к его большому разочарованию, цифры, символы и диаграммы не могли завладеть его вниманием. Вместо этого он постоянно ловил себя на том, что смотрит на следы огня на каменном полу и стене рядом с ним, снова вспоминая о том, как был на волосок от смерти, и о своем неожиданном спасении от рук самого Героя. Гарри, блядь, Поттер, подумал он про себя с иронией. Только Поттер рискнул бы собственной жизнью, чтобы спасти жизни пары Пожирателей Смерти в разгар битвы, где все остальные пытались — вполне заслуженно, оглядываясь назад — убить их. Драко и Поттер вцепились друг другу в глотки с первого дня в школе. Драко пытался ранить его, исключить или даже убить больше раз, чем он мог сосчитать. В ответ Поттер нападал на него, натравил на него своих друзей и в конце концов чуть не убил его в туалете. И все же, в день финальной битвы, когда тела учеников и учителей, союзников и врагов были разбросаны по всему замку и территории, Поттер спас ему жизнь. Он все еще не мог понять почему. Этот человек был полной загадкой. Загадкой, которая в этот самый момент материализовалась перед ним из воздуха. Драко был так поражен, что забыл вытащить свою палочку. Вместо этого он в шоке уставился на застенчиво выглядящего парня, стоящего перед ним, его постоянно растрепанные волосы были еще более растрепанными, чем обычно, предположительно из-за ношения… — Я ненавижу эту гребаную мантию, — проворчал Драко, немного расслабившись, хотя все еще бросая на того недоверчивый взгляд. Почему он был здесь? И как он нашел его? Это была долгая неделя, и у Драко не было сил разбираться с Поттером, по крайней мере не прямо сейчас. — Чего ты хочешь, Поттер? — спросил он, защищаясь. — Пришел присоединиться к игре «Пни педика»? Потому что, уверяю тебя, это уже сделали все, кто только мог. Гарри уставился на него сверху вниз, его неловкость, очевидно, была перевешена негодованием, и плечи Драко опустились, когда он вспомнил ссору, свидетелем которой был ранее на этой неделе. — Прости, — пробормотал он. — Как ты вообще меня нашел? Гарри немного покраснел от этого, но проигнорировал вопрос. — Могу я присесть? — Лучше не надо, — честно ответил Драко. Поттер все равно сел, сползая по стене рядом и подтягивая колени, чтобы имитировать позу Драко. Сунув руку в карман мантии, он вытащил яблоко и протянул его озадаченному соседу. — Тебя не было на ужине, — сказал он. — В последнее время ты вообще не ешь. Я просто хотел убедиться, что ты в порядке. Драко издал невеселый смешок, поигрывая яблоком. — В порядке, — повторил он категорично. Поттер фыркнул. — Позволь мне перефразировать. Могу я помочь? Драко несколько мгновений молчал, пытаясь придумать, как ответить на такой неожиданный вопрос. — Почему тебя это вообще волнует? — спросил он наконец. — Потому что никого другого, кажется, не волнует, — честно ответил Поттер. Драко съежился, и Поттер провел рукой по своим волосам. — Прости, это было грубо, я просто… — Конечно, никого это не волнует, — сказал Драко, обрывая его. — Почему, черт возьми, вообще должно? Я сам вел себя и похуже. — Это не значит, что так должно быть. Драко откинул голову назад, прислонив ее к стене и уставившись в потолок, где трудолюбивые пауки плели паутину, пользуясь тем, что крыло не используется. — Не хочу показаться грубым, — сказал он, когда молчание стало невыносимым, — но серьезно, какого хрена ты здесь делаешь? Я понимаю, что ты патологический герой, но мы не друзья. Мы едва ли не враги. И я Пожиратель Смерти, а не какая-то невинная, обиженная девушка в беде. Поттер пожал плечами. — Однако они не преследуют тебя за то, что ты Пожиратель Смерти. Они делают это, потому что думают, что ты гей. — Поттер, в чертовой газете была фотография, на которой я отсасываю мужчине. Они не думают, что я гей. — Ну, я не знаю, ты можешь быть бисексуалом, я не хотел предполагать. Драко закатил глаза. — Я знаю, каково это, когда о твоей личной жизни спекулируют и пишут во всех газетах, — спокойно продолжил Поттер (и с каких это пор Поттер спокойно реагировал на все, что говорил Драко?). Это дерьмово. Думаю, я не хочу, чтобы тебе приходилось справляться с этим в одиночку. — Это глубоко иронично, — сказал ему Драко, и Гарри усмехнулся. — Что, потому что ты был тем, кто распространял половину слухов обо мне в прессе в первую очередь? Или потому, что ты делал все возможное, чтобы остальная часть школы ненавидела меня всякий раз, когда у тебя был шанс? — Как будто есть разница. — Да, пожалуй, — он пожал плечами. — Гермиона тоже на себе это испытала, знаешь. Она провела большую часть четвертого курса, когда ее называли — как это назвал Рон? «Женщина легкого поведения»? — в газетах только потому, что она дружила со мной и встречалась с Крамом. Она знает, что я планировал прийти поговорить с тобой сегодня. Она согласна со мной, что им не стоит так с тобой обращаться. Они сидели в тишине, пока Драко переваривал это. Наконец, он не смог удержаться от вопроса: — Разве ты не ненавидишь меня за это? Поттер вздохнул. — Есть много вещей, за которые я мог бы тебя возненавидеть, Малфой, но распространение слухов и сплетен в прессе далеко внизу списка. И худшее, что ты сделал, все еще не приблизилось к худшему, с чем я столкнулся в прошлом году. Я не могу ненавидеть тебя после всего, что произошло, честно. Драко съежился. — Не называй меня так. — Как? — спросил Поттер, смутившись. — Малфой. Это не мое имя. Больше нет. — Ой. Верно. Извини. Э-э-э, как мне тогда тебя называть? — Драко недоверчиво посмотрел на него, и Поттер покраснел. — Я не могу называть тебя Драко! Это просто… чертовски странно. Драко удивил самого себя, рассмеявшись. — Да, хорошо, я не против «Ваше высочество», но не думаю, что ты на это согласишься, — он посерьезнел. — Однако я делал кое-что похуже, чем рассказы о тебе прессе, Поттер. Гарри пожал плечами. — Да, делал. Но ты никого не убивал. Драко открыл рот, чтобы возразить, но Поттер остановил его. — Я знаю, ты пытался, но у тебя это хреново получалось. И это была война. Мы все совершали ужасные поступки. Драко усмехнулся. — Ты не совершал. — Совершал. — Убийство этого ублюдка со змеиным лицом не считается, Золотой мальчик. — Я не об этом говорю, — Драко с любопытством обернулся, и Поттер отвел взгляд. — Я использовал Непростительные. Больше одного раза. Я накладывал империус, я использовал круциатус. И я… — он обернулся и решительно встретился взглядом с Драко. — Ну, я был намного ближе к тому, чтобы убить тебя, чем ты к тому, чтобы убить кого-либо еще. Драко всмотрелся в его лицо и увидел сожаление в его глазах. — Я пытался наслать на тебя круцио, — указал он. — А я не знал, что делает то заклинание, которое использовал. Это не нормально. И в любом случае, я же сказал тебе, что я тоже использовал круциатус. — Я уверен, что для этого были веские, гриффиндорские, спасающие мир причины. Поттер сморщил нос. — Не совсем. Первый раз это было потому, что Беллатриса убила моего крестного, и я хотел, чтобы ей было так же больно, как и мне, — он искоса взглянул на Драко, и тот поймал себя на том, что снова съеживается при напоминании о преступлениях своей тети… и о соучастии его отца и поведении Драко после того, как его отец со своими подельниками были отправлены в Азкабан. В то время он был так полон негодования и ярости, но, из всех людей, смог узнать полную историю той ночи только от Луны Лавгуд, заключенной в подвал его семьи. — Я прошу прощения за… Мне жаль, — неловко сказал он. Поттер прочистил горло и отвел взгляд. — Это была не твоя вина, — сказал он, хотя было очевидно, что мысль о той ночи все еще причиняла ему огромную боль. — В любом случае. В другой раз я использовал круцио… ну, в тот раз я был просто раздражен, если честно. Драко был подавлен чувством вины, которое начинало переполнять его мысли. — Ты… Пытал кого-то, потому что был раздражен? — спросил он, не веря своим ушам. — Вроде того? Один из Кэрроу плюнул в профессора МакГонагалл ещё до начала битвы. Я взбесился. — Салазар, — выдохнул Драко. — Это… и правда пиздец, Поттер. — Ага. — Охренеть. — Ага. — Как ни странно, теперь я чувствую себя лучше. На этот раз Поттер рассмеялся всерьез. Они еще некоторое время посидели в тишине, но на этот раз это было скорее по-товарищески, чем неловко. И разве это не было сюрреалистично на совершенно новом уровне? Драко рассеянно откусил яблоко, которое все еще держал в руке, задумчиво пережевывая. В конце концов, Поттер со стоном поднялся, неторопливо потянулся, прежде чем посмотреть на Драко сверху вниз. — Эм, Мал… то есть, Драко? Мерлин, как непривычно. Слушай. Ты не хочешь позавтракать завтра с нами? Со мной и моими друзьями? Драко в шоке уставился на него. — Поттер, не то чтобы это не было… странно неплохой идеей… но какого хрена? — Если я должен называть тебя Драко, ты должен называть меня Гарри, — ответил Поттер, вместо того, чтобы ответить на (по честному, не совсем связный) вопрос. — Га… боже, серьезно? — Поттер — Гарри — ухмыльнулся. — Уф, ладно. Гарри. С какой стати ты хочешь, чтобы я сидел с тобой? С чего бы мне хотеть сидеть с тобой?! Гарри пожал плечами. — Меня тошнит от того, что люди ведут себя как идиоты. Если ты будешь есть с нами, они не смогут вести себя как идиоты, чтобы я их при этом не видел, а людям от этого почему-то становится ужасно неловко, я же теперь для них герой. А тебе не придётся перебиваться перекусами, которые ты можешь перехватить, пока никто не видит, или доставлять им удовольствие тем, что тебе приходится прятаться от них. Драко на мгновение задумался, но он уже знал, что скажет да — его тошнило от тостов, и он бы убил за то, чтобы выпить настоящего чая на завтрак. — Ладно. Но если все полетит к чертям, это будет на твоей совести. Гарри улыбнулся. — Справедливо. Увидимся, М… Драко. Черт, понадобится время, чтобы привыкнуть. С этими словами он накинул на голову мантию-невидимку и, как предположил Драко по скрипу кроссовок о камень, ушёл. Драко недоверчиво покачал головой. Это, должно быть, был один из самых сюрреалистичных разговоров, которые у него были за всю его жизнь.