***
Герцог Винсент Хилл снова курил, разместившись в одном из кресел с высокими квадратными спинками, что располагались во всех укромных уголках королевской библиотеки. Блаженная тишина, наполнившая это место, сама собой заставляла замереть и задержать дыхание. Мэтт быстро огляделся и увидел множественные шкафы с книгами, высотой доходящие, вероятно, до пяти метров. Они стояли в разных местах в произвольном порядке: у стен, у окон, посреди большого зала, у диванчиков и кресел, на антресолях. Едва уловимо пахло старой бумагой и воском. Это место совершенно отличалось от той скромной библиотеки со стройными рядами невысоких шкафчиков, в которой доводилось бывать Мэтту. Если бы герцогу захотелось, он легко с помощью одной только сигареты смог бы спалить это множество бумажных страниц и дерева дотла на такой жаре. Но он просто читал, стряхивая пепел в фарфоровое блюдце. Мэтт удивился, когда утром, появившись перед его покоями, встретил служанку. Она выходила из комнаты Винсента, держа в руках стопку постельного белья, подлежащего стирке. На его вопрос спокойно ответила, что господин, вероятно, вообще сегодня в покоях не ночевал. Но он оставил записку «для господина Формана», в которой было всего одно слово — библиотека. Заслышав тихие шаги, Винсент оторвался от книги и взглянул на Мэтта. Ловким движением руки сигарета оказалась в блюдце, а книга — на столе с низкими ножками. Мэтт никогда не видел такой мебели… Герцог неспешно поднялся, чтобы принять поклон. В этот раз на нём была обычная белая рубашка, заправленная в такие же белые брюки. Рукава были закатаны до локтей, открывая довольно светлую, но всё же не белую кожу и не испорченные физическим трудом гладкие ладони. — Выспались, мистер Форман? — вежливо поинтересовался Винсент, мельком рассматривая Мэтта с ног до головы. — Да. Благодарю, господин, — склонив голову, ответил Мэтт и убрал ладони за спину. Вновь наткнулся на сонные глаза герцога. — А Вам не спалось? — Много думал, — подтвердил Винсент и, садясь в кресло снова, кивнул головой на диван напротив. — Присаживайтесь, Мэттью, побеседуем. Вы же не против такого обращения? — Нет, господин, — Мэтт покорно сел. Взгляд сам собой опустился на слабо дымящуюся сигарету, но о том, чтобы попросить, Мэтт даже подумать не мог. Заметивший секундное колебание Винсент сделал это за него: — Курите? — догадался герцог и, не дожидаясь ответа, подтолкнул к Мэтту гладкий серебряный портсигар, лежащий на столе между ними вместе с книгой и фарфоровым блюдцем. — Угощайтесь. — Благодарю, господин. Не стоит, — сразу отказался Мэтт, но взгляда от портсигара не отвел, намеренно себя выдавая. — Бросьте. Я вижу, что Вам хочется, — Винсент наклонился и подтолкнул портсигар ещё ближе. Голос его был слегка хриплым от долгого молчания. Мэтт предположил, что именно здесь герцог провёл всю ночь, читая в одиночестве. — Я не чопорный аристократ-ублюдок, который будет запрещать даже чихать в своём величественном присутствии. Берите. Мэтт поколебался ещё пару секунд и, скупо поблагодарив, взял одну сигарету, поднёс к носу, быстро вдыхая её запах. Маленький коробок спичек лежал там же — в портсигаре. Привычная комбинация движений заняла всего мгновение. Огонёк родился. Мэтт глубоко и с явным наслаждением втянул в себя горьковатый дым. Сигареты герцога совершенно не были похожи на те, которые он курил раньше в армии. Они были легче и мягче, приятнее. Почти дамские. Мэтт прикрыл глаза, медленно выпуская дым через нос и рот, и почувствовал, как перестаёт замечать пристальный, изучающий взгляд герцога. Винсент молчал, позволяя своему гостю наслаждаться курением. Невозможно было понять, о чём он думает. Легкая полуулыбка всё никак не покидала его лицо. Ему нравилось смотреть на удовольствие солдата, спровоцированное такой мелочью. И ведь даже улыбка у него была… сонная, ленивая. И весь он, что тогда в саду, что сейчас, казался безмятежным, тягучим, плавным. Мэтт прикончил сигарету в четыре глубокие затяжки и опустил остатки в фарфоровое блюдце. Настроение его улучшилось моментально, но полностью открывать герцогу свои эмоции он не стал. Выпрямившись, положил ладони на колени, подавляя порыв откинуться на спинку дивана. Всё же он здесь не почётный гость, не член семьи, не друг. Он — подданный короля, выполняющий приказ. — Итак, Мэттью, — вновь заговорил Винсент, устраивая руки на широких бархатных подлокотниках. — Хочу спросить Вас прямо — Вы серьёзно настроены выполнять просьбу моего кузена? — Конечно, господин. — А если я попрошу Вас отказаться? Мэтт ответил не сразу. Слегка нахмурился, пытаясь понять, почему же герцогу так претит мысль об усиленной охране. Мэтт — не целая толпа гвардейцев, крадущаяся по королевским следам. Ничего кардинального в жизни Винсента и не поменяется. Что господин скрывает? Почему сбегает из-под надзора охраны, как сбегает ребёнок, когда отворачивается его мать?.. — Я не хочу отказываться от воли Его Величества, — ответил Мэтт, выдерживая чужой взгляд. — А от воли его кузена хотите? — тут же нашёлся Винсент без всякого недовольства. Беззаботно пожал плечами. — Впрочем, Вы правы, мне не тягаться с Ником, даже несмотря на то, что я один из ближайших его родственников. Он вновь наклонился и притянул портсигар обратно к себе. Достал сигарету. Неспешно закурил вновь. Белая рубашка его была расстёгнута наполовину и открывала взору гладкую грудь. Грудь без единого шрама от ножа или пули… Это вновь навело Мэтта на мысль о том, что герцог похож скорее на городского ловеласа, нежели на члена королевской семьи. — В таком случае нам с Вами придётся понять друг друга, Мэттью, — продолжил Винсент, рассматривая Мэтта сквозь тающий белый дым. Худое лицо его стало серьёзным, но лишённым той надменности, которая присуща многим аристократам. — Я предпочитаю одиночество. Конфиденциальность. Мне бы не хотелось лишний раз видеть Вас рядом. Вы — разведчик, а это значит, что умеете быть невидимкой. Вот и будьте ей. Тогда, возможно, я не стану водить Вас за нос, как других, чтобы Вам не пришлось лгать моему брату или получать от него выговоры. Мы договоримся, Мэттью? — Конечно, господин, — кивнул Мэтт и подавил в себе вдруг резко родившееся желание ухмыльнуться. Его ещё никто не «водил за нос». Склонил голову. — Но как же я смогу быть невидимкой, если мне всё время нужно быть подле Вас? Стоять за углом и подсматривать? Винсент не ответил, продолжая смотреть прямо на Мэтта. Пробежали три долгих секунды в молчании. Серое небо в сонных глазах вдруг прояснилось, посветлело, окрасилось… смехом. Лёгкая насмешка простого солдата развеселила его. Винсент хохотнул, прикладывая ребром ладони нос и рот, но почти сразу успокоился. Мэтт успел рассмотреть его тонкий мизинец с овально подстриженным ногтем. — Да уж, проблема, — прокомментировал Винсент, бесшумно затягиваясь. Голос не выдавал его эмоций. — Брат не оставляет мне никакого личного пространства… Тогда, если уж Вам суждено стать моим компаньоном, то, прощу, будьте молчаливым. Молчаливым и бесшумным. Некоторое время он помолчал, вглядываясь во что-то… внутри Мэтта, сквозь кожу и мышцы. Попытался разгадать его, как карточный фокус, но тщетно. Эта герцогская задумчивость была похожа на туман после дождя. Сказал: — Возможно, я привыкну к Вашей тени за моей спиной… Во всяком случае, я уверен, что это всё ненадолго. Мэтт коротко кивнул по привычке, позабыв, как надо отвечать всем аристократам. Его сбивала аура этого человека, сидящего напротив… Но Винсент не оскорбился. — Я очень рад, — он вновь улыбнулся, но на этот раз в улыбке этой Мэтту померещилось что-то… игривое. Шальное. — Если мы договорились, тогда можем идти на завтрак. Вы завтракали, Мэттью? — Да, господин. — Ну, Вам в любом случае придётся пойти со мной, — Винсент поднялся, кинув догорающую сигарету в блюдце и захватив портсигар. Мэтт немедленно встал. Выйдя из-за стола и приблизившись к герцогу, он внезапно почувствовал ненавязчивый запах его парфюма. Шлейф. Это было что-то легкое, совершенно не сладкое… Непонятное. Совсем. Ничего больше не сказав, Винсент развернулся и неспешно пошёл в сторону выхода из необычной и огромной, больше лазарета, королевской библиотеки. Мэтт сразу же последовал за ним, переводя взгляд на слегка растрёпанные каштановые волосы на затылке. Погружаясь в свои мысли, солдат совершенно не заметил, как подстроился под чужой шаг.***
Винсент действительно говорил мало, чаще читая или размышляя о неизвестных Мэтту вещах. Он обучил своих служанок и лакеев понимать его желания по одному только взмаху кисти с серебряным браслетом, лёгкому кивку головы, тихому бормотанию. Они кружились вокруг него бесшумно — так, как он того и хотел — и, казалось, были рады не вступать в диалог с ним. Ведь любой контакт с членом королевской семьи — опасность, любое неосторожное слово — наказание. Мэтт успел понять, что Винсент легко прощает вольность со стороны прислуги, но все эти люди в чёрно-белой форме — не он. Он не боялся, не благоговел, не трепетал, а они — даже очень. Это было заметно в напряжении их спин и рук, в покорности, с которой они опускали перед ним головы. Вернувшись в библиотеку, Винсент погрузился в чтение за одним из столов — прямо напротив окна. Мэтту ничего не оставалась, как взять предложенную господином книгу и сделать вид, что читает. Такой досуг не сильно его интересовал, в армии он привык к шелесту карт в своих руках. Вместо этого он разглядывал чужую чуть сгорбленную спину и правую руку, небрежно делающую заметки на отдельных бумагах. Лакеи сменяли друг друга, таская герцогу закуски. К некоторым из них он даже не прикоснулся, поглощённый работой. Мэтт начинал скучать и чувствовать сонливость от безделья. На линии фронта адреналин подпитывал его, риск быть раскрытым и убитым держал в тонусе, позволяя не спать десять, пятнадцать часов подряд. Вкус опасности жёг язык… А здесь, рядом с Винсентом Хиллом, его не было. Не было ничего, кроме маленькой искры интереса к этому человеку и к тому, чем он занимается. Что так старательно пишет несколько часов подряд, хмуря брови… Ближе к вечеру лакей принёс Мэтту ужин, а Винсенту… бутылку вина. И только в этот момент, распрямившись и подставив лицо лучам заката, господин Хилл оторвался от своего занятия. Откинув голову назад, выгнул спину и коротко выдохнул. Ловко подхватил бокал и сделал небольшой глоток, смакуя терпкое вино. И вот он обернулся, ища глазами Мэтта, сделал глоток побольше. Мэтт не прятал от него лицо. Он вдруг понял, что этот аристократ воспринимает зрительный контакт как своеобразную игру. Сощуривает уставшие глаза, словно пытаясь сказать что-то. Или узнать. Но Мэтт не понимал его, только знал — он не хочет отводить взгляд, не хочет проигрывать. Винсент поднимал голову выше и пил вино. Мэтт смотрел, как он опустошил бокал и поставил его на стол, не глядя. — Где Ваш предназначенный, Мэттью? — спросил Винсент, а звук его голоса вдруг прокатился по телу Мэтта мурашками. После нескольких часов тишины Мэтт не особо этому удивился. — Не знаю, господин, — покорно ответил солдат, закрывая книгу, не прочитав ни строчки. И вдруг позволил себе новую вольность. — А Ваш? И вот взгляд серых глаз, наконец, соскользнул, упал на вино. Винсент налил себе второй бокал и сделал два глотка. Мэтт не распознал его эмоции, чуть сильнее сжал книгу. Винсент закурил, окончательно откидываясь на спинку кресла. — Погиб, — ответил он тихо и сухо, без эмоций. Так, что брови Мэтта сами по себе полезли вверх. — Попал под экипаж. — А Вы? — снова спросил Мэтт, понимая, что Его Величество вряд ли позволил бы ему вот так вот расспрашивать себя. Трогать личное так же больно, как и ножём доставать пулю из распоротой мышцы. — Мы не успели укрепить связь, — отмахнулся Винсент, глубоко затянулся. — Я почти ничего не почувствовал. Ответ не удовлетворил Мэтта, но он кивнул. Итак позволил себе лишнего. Пускай Винсент и отличается от своего кузена, но он всё ещё Хилл. Голубая кровь. А Мэтт всё ещё обычный солдат многотысячной армии этого королевства. Такой же, как и многие другие — легкоустранимый и легкозаменяемый. Осознание этого тоже не пугало Мэтта ни капли, но получить наказание, вылететь из дворца и лишиться заработка за любопытство ему не хотелось. Винсент осушил второй бокал и вдруг поднялся, подхватив свои записи. Подошёл к Мэтту, который моментально поднялся тоже. — Настало время прогуляться, — ухмыльнувшись, сказал Винсент. — Спрашивать, не составите ли Вы мне компанию, полагаю, бесполезно. Мэтт только кивнул и протянул было руки, чтобы взять записи и понести за господина, но Винсент не позволил ему этого. Сделав вид, что не заметил чужого жеста, он решительно пошёл вперёд. Мэтт неосознанно шёл по его следам, останавливая взгляд на затылке. Покорно ждал у входа в покои, где скрылся Винсент и, спустя минуту, лакей с той самой недопитой бутылкой вина. Вышел герцог в другой, более нарядной рубашке красного цвета и с потемневшими от алкоголя серыми глазами. — За мной, — кивнул он и вновь усмехнулся. Вино явно слишком быстро раскрепощало его. — Хотя зачем я это говорю? Они молча шли к выходу из дворца, принимая поклоны семенящих туда и обратно слуг. Но двери вдруг открылись сами, опережая приказ остановившегося Винсента. Мэтт застыл за его спиной и увидел толпу людей, состоящую и служанок и гвардейцев. А в центре — женщину в одном из самых дорогих белых платьев, которые солдату доводилось видеть. Серебряное колье на её уже не молодой шее могло ослепить долго не видевшего солнца заключенного. Волосы, туго собранные на затылке, позволяли рассмотреть красивые и довольно худые для взрослой женщины черты лица. Тяжёлые серьги тянули белые мочки ушей вниз, но так невероятно шли этому лицу. Мэтт успел подумать, что это, должно быть, больно, прежде чем женщина остановилась, увидев Винсента. Не сказала ни слова. Прошли мучительные секунды, прежде чем спина герцога согнулась в глубоком поклоне. В этой потяжелевшей вдруг тишине. Женщина смотрела холодно, рассматривая каждый сантиметр, что отделял корпус Винсента от пола. Не растерявшись, Мэтт согнулся сильнее герцога и не выпрямлялся до тех пор, пока не услышал его спокойный голос: — Ваше Величество, добро пожаловать домой. — И Вы, наконец, пожаловали домой, герцог, — сухо заметила королева. А глаза её бледно-синие, такие большие на худом лице, лишь мельком скользнули по Мэтту и вернулись к Винсенту. — Вспомнили о значении Вашей фамилии? — Никогда не забывал, Ваше Величество, — всё так же спокойно ответил Винсент и завёл ладони за спину. И Мэтт увидел, как он сжал их в замок. Так, что пальцы побелели. — Правда? — недоверчиво спросила Её Величество, взмахом правой руки отсылая свою свиту. Толпа сразу разошлась, оставив троих стоять перед дверьми королевского дворца. И тут щёки королевы слегка покраснели от эмоций, грудная клетка приподнялась в глубоком вдохе. Мэтт мог физически ощущать исходящую от неё враждебность, и это сбивало его с толку. — О Ваших похождениях в столице рассуждает каждая собака. Мне даже повторять мерзко эти сплетни. Если это действительно они, а не горькая правда. Вы слышали их, герцог? — Нет, Ваше Величество, — Винсент склонил голову. — Так вот послушайте и исправьте то, что натворили, — громко прошептала королева, чтобы случайно не повысить голос. Приблизившись, оказываясь совсем рядом с Винсентом. Так, что он мог видеть морщинки вокруг её глаз и в уголках всё ещё пухлых губ. Она смотрела снизу вверх, но возвышалась над ним, как коршун над своей добычей. Прошептала так, что различить слова можно было с трудом. — Не заставляйте меня идти на крайние меры. Не простившись, она обошла герцога, Мэтта и удалилась вверх по лестнице. Ожидавшая её служанка заторопилась, силясь догнать. Винсент поднял голову, но не обернулся, не позволил Мэтту увидеть себя. Он дождался, пока звук чужих каблуков не стих, и вышел из дворца. Мэтт шёл за ним в молчании, ни о чём не спрашивая. Холодая ярость, предназначенная герцогу, зацепила и его, заставив позабыть обо всём, кроме этого громкого, как завывания ветра, шёпота. Когда они присели возле большого фонтана, Мэтт увидел, слегка удивившись, абсолютно безмятежное лицо Винсента. Он вновь закурил, зажимая сигарету между указательным и средним пальцами. Белые кольца, окрашиваясь в жёлтые лучи, плавали в теплом воздухе. Фонтан журчал, убаюкивая. Запах цветов, такой же мягкий, как они сами, растворялся в лёгких. Если бы Мэтт был тут один, он наслаждался бы моментом, впитывая в себя его, пока он может это делать. Пока он здесь. Пока армия не до конца убила в нём способность наслаждаться хоть чем-то, кроме сигарет и свежего мяса. Но потемневшие глаза герцога занимали все его мысли. В этот раз Мэтт не смог прочитать его. Не увидел, как чужие зубы чуть прикусили сигарету. А то, что он принял за безмятежность, было пустотой.***
Ночь наступала медленно, подводя к концу долгий летний день. Спокойствие, которое укутывало столицу в своё пуховое одеяло, навевало неспокойные мысли, напряжение. Этот летний беспробудный сон казался дурным знаком уже очень давно. Иной раз Никман думал о том, что если бы вражеская армия уперлась в его лоб всеми своими силами, то он смог бы выдохнуть. Он бы знал, что делать. Знал, как победить, опираясь на опыт своего отца. Но эта самая армия наступала ему на пятки, не показывая лица, не двигаясь. А человек, предавший его, дышал ему в затылок и держал лезвие ножа между лопаток. В эти часы после ужина дворец казался особенно тихим местом, поэтому Никман замер у окна, заслышав шорох одежды за спиной. Обернулся. Королева не шагала — плыла над гладким полом, в белом платье напоминая облако. Тонкий корпус слегка согнулся в традиционном поклоне. Беспокойство Никмана притупилось, уступая место теплоте, вызванной искренней улыбкой матери. — Мама, — облегчённо выдохнул король, в три широких шага сокращая расстояние между ними и заключая королеву в объятия. — Почему мне никто не доложил о твоём возвращении? — Ты работал, а я не хотела тебя беспокоить, сын мой, — ответила Её Величество, мягко отстраняясь. Счастливое лицо сына растапливало её сердце, заставляя опустить напряжённые плечи. Былая злость исчезла. Мягкую ладонь она прижала к его щеке, оглаживая усыпанную веснушками кожу. — Ты похудел. — Перестань, — покачал головой Никман, так по-детски отстраняясь от прикосновения. — Как добрались? — Благополучно, — королева кивнула. — Я выехала сразу, как получила твоё письмо. Ты уже выяснил его имя? — Нет, — похолодел Никман. Взяв мать за руку, подвел к одному из кресел в своих личных покоях и усадил, встав рядом. — Расследование занимает слишком много времени. Никаких улик, прямо указывающих на предателя, не имеется. Он теряется в толпе. Верхушка Аласии не предпринимает никаких активных действий и это беспокоит меня больше всего остального. — Возможно, предатель понимает, что ты знаешь о его существовании, — сказала королева. Потянувшись, настойчиво сжала ладонь сына. — И не высунет головы, пока ты не сорвёшься и не начнёшь действовать сам. Ты же знаешь, что мы можем приструнить этих… — Защита гораздо важнее новых завоеваний, мама, — прервал её Никман без лишней резкости. Эти большие родные глаза всегда делали его нежнее. — Ты знаешь, как закончил дядя. — Я лучше тебя это знаю, — подтвердила Её Величество. Вновь встала несмотря на попытки сына удержать её в кресле. Сжав его широкие плечи, она наклонилась ближе. Знакомый с глубокого детства голос завораживал Никмана, и сопротивляться этому было почти невозможно. — Но ты — не твой дядя. Ты сын своего отца — Джонатана Итана Хилла. Более благоразумный, более умный и статный, мудрый не по годам. Отец твоего кузена всегда был безумцем и не думал ни о ком, даже о собственном сыне, — лицо королевы моментально изменилось, мрачнея. — Может поэтому он вырос… таким. — Мама, ты слишком строга к Винсу, — тяжело вздохнул Никман, как делал это каждый раз, стоило королеве заговорить о его брате. — Я больше не желаю поднимать этот вопрос. Тема закрыта! — Не горячись, — ответила Её Величество, поглаживая сына по плечам. — Я всего лишь беспокоюсь о тебе и благополучии семьи. Кроме того, когда сюда прибудет семья министра, мне бы не хотелось, чтобы герцог произвёл неприятное впечатление… — Семья? — нахмурившись, переспросил Никман. — Он должен был приехать один. — Верно, но я попросила его привезти своих детей, — королева вдруг улыбнулась, наслаждаясь своей шалостью. — Его дочери уже девятнадцать лет. Она молода, красива, воспитана во многоуважаемой семье. Прекрасная партия для короля. — За окном война, а ты предлагаешь мне жениться? — искренне удивился Никман, чуть отстраняясь. — Свадьба никак не помешает тебе вести войну, — настойчиво продолжила королева, заглядывая в глаза Его Величеству. Уверенность в своих словах проявлялась в её усилившейся хватке, низком голосе. Вопрос о чести и безопасности сына — вот, что всегда её волновало. — Ты и сам прекрасно знаешь, что брак и наследник только укрепит твой авторитет и заставит заткнуться всех, кто за глаза называет тебя несмышлёным мальчишкой! — Что, по-твоему, подумает мой народ? — не желая уступать, строго спросил Никман. — Что король изволил развлекаться, пока его солдаты гибнут, защищая наши границы? — Народ увидит в тебе мужчину, — ответила королева и на миг замолчала. Никман не ответил. Её Величество видела, что слова её потихоньку ломают сына, заставляя сомневаться, поддаваться, прислушиваться к той, что шла с ним бок о бок после смерти короля Джонатана. К единственной его опоре… — Совет, наконец, поймёт, что ты дастоен носить свой титул не только из-за крови отца! Брак — это не просто сделка и путь к наследникам, это преимущество! Никман молчал. Он не мог отвести взгляда от матери, что всем своим существом желала его брака на дочери одного из самых почитаемых аристократов королевства… И не мог противиться. Только не ей. — Кроме того, министр имеет дальних родственников в Аласии, — продолжала королева уже более спокойным голосом. Она уже поняла, что сегодня одержала победу над упрямством сына. — И это тоже можно весьма грамотно использовать… — Тогда пообещай мне вот что, — заговорил, наконец, Никман, перехватывая руки королевы. — Если я женюсь в течение этого года, ты никогда больше не попросишь меня отослать Винсента из дворца. Её Величество удивилась, но не ответила. Король смотрел прямо, строго, практически не мигая. Тёмная синева глаз беспощадно топила женщину в себе, не давая и шанса удержаться наплаву. Королева вздохнула: — Ладно, — шепнула она. — Обещаю. Один-один.