Память согревает человека изнутри, и в то же время рвет его на части. Х. Мураками. Кафка на пляже
1867 год
Задорный детский смех мешал сосредотачиваться больше горячего июльского воздуха. Никман не понимал ни строчки. Тяжело выдохнув, он опустил книгу на колени, взял стакан воды из рук внимательного лакея и сделал три сдержанных глотка. Взгляд снова упал на зелёную поляну, где среди цветущих кустов и деревьев играли девочка и мальчик. Под наблюдением двух нянь и молодого принца они носились друг за другом, пачкая светлые дорогие одежды в зелено-жёлтом травяном соке. Никман не мог понять, почему находится здесь сейчас, ведь он должен быть на совещании с отцом. Он обязан слушать всё, что обсуждается советом, впитывать в себя многолетний опыт и учиться применять его. Общество маленьких детей министра не поможет ему стать королём, достойным своего места. Но вот он здесь. Прикованный к саду приказом матери поближе познакомиться с этими самыми детьми. Принц скривил губы, пытаясь сдержать легкую обиду на родителей. Какой в этом смысл, если дети всё равно потеряли к нему интерес после пяти минут беседы и решительного отказа от игры? Принцу нельзя играть в игры, ему уже тринадцать, как-никак. Маленькая девочка в розовом платье, спрятавшись за одним из кустов, опасливо выглядывала, наблюдая за братом. Прикрывая рот ладошкой, беззвучно хихикала. Мальчик должен был найти её с завязанными глазами, что и пытался сделать, то и дело натыкаясь пальцами на колючие розы и вздрагивая. Няни улыбались, контролируя, чтобы сын министра не пропал из поля зрения и не свалился в фонтан. Никман — третья нянька — не улыбался. Ему хотелось словить и удержать момент тишины, когда девочка затихла, стоило брату подобраться к ней ближе, а мальчику, услышавшему шорох, сосредоточиться на нём. Молодой принц быстро поднял книгу, чтобы успеть дочитать хотя бы страницу. Но последний абзац потонул в визге пойманной братом девочки. — Теперь ты! — мальчик сорвал платок с головы и торжествующе протянул его сестре. — А вот и не буду, — девочка отошла на несколько шагов, наблюдая за братом исподлобья. Её растрёпанные кудри с листиками между прядей напомнили Никману птичье гнездо из соломы. — Но я же тебя поймал! — негодовал мальчик, уверенно следуя за сестрой. — Поймай ещё раз! — рассмеявшись, девочка со всех ног побежала к большому фонтану, заставив раскрасневшегося брата незамедлительно сорваться следом. Обе няни уверенным шагом поспешили за ними. Никман воспрял духом, надеясь, что шумные дети не прибегут, найдут место лучше и больше не потревожат его покой. Взяв книгу в руки в сотый раз, он вернулся к оставленному абзацу, но раздавшийся вскрик отвлёк снова. Принц резко поднял голову и увидел лежащего на земле возле фонтана мальчика. Ребёнок во все глаза смотрел на возвышающегося над ним Винсента, возникшего словно бы из ниоткуда. Принц забыл про книгу, забыл про мальчика и девочку в тот момент, когда смог рассмотреть лицо кузена, искажённое ужасом. — Винсент? — непонимающе спросил Никман, поднимаясь с места. Винсент, мертвенно-белый, как утреннее молоко, обернулся к нему. Серые глаза не моргали, только ресницы дрожали вместе с узкой грудной клеткой. Невозможно было узнать его сейчас… таким. — Что с тобой? — делая несколько шагов вперёд, спросил напрягшийся молодой принц. Книга выпала из рук. Кузен не ответил. Отвернувшись, он кинулся прочь и скрылся в зелёном лабиринте, лишая принца возможности понять, что произошло с его всегда весёлым и общительным братом. Никман побежал следом, но вдруг остановился рядом с напуганным ребёнком, которого по неосторожности сбил Винсент, и присел на корточки. Из распахнутых глаз мальчика полились слезы, стоило теплой ладони принца коснуться его плеча. Спустя секунду он, не в силах сдерживаться, разрыдался, напуганный падением и страшными глазами Винсента. Вдохнув поглубже, Никман, как мог, взял его на руки, стиснув зубы. Сердце принца билось быстро, причиняя дискомфорт. Предчувствие чего-то кошмарного затопило его сознание, заставляя неосознанно прижать к себе содрогающегося ребёнка. Винсент никогда не убегал от него. Никогда… Никман повернулся к няням и девочке, которые всё это время наблюдали, боясь вмешаться… И услышал крик.1878 год
Часто болезненные воспоминания стираются из памяти. Уходят, не спрашивая разрешения, не предупреждая, оставляя только ощущения, эмоции, состояния. Тело — вот, где вся память. Оно дрожит, застывает, холодеет, болит, колет и ноет. Оно запускает старый механизм, заставляя переживать что-то снова даже кончиками ушей… Никман вздрогнул, почувствовав ладонь на своём плече, обернулся. Шелтон смотрел внимательно — в самую тёмную глубину души. Чувствовал. Понимал. Король ощутил его лёгкое беспокойство мелким покалыванием по телу и, выплывая из воспоминаний, вспомнил, где находится. Несколько пар глаз смотрели на него. — Ваше Величество? — обратился к нему один из советников. — Вы слушаете? — Да, конечно, — ответил Никман, выпрямившись в кресле. Рука Шелтона исчезла, но его присутствие за спиной отдавало теплом. — Продолжайте. — Так вот, — продолжал мужчина, настороженно поглядывая на короля. — Пойманные шпионы на границе с Эфилом были доставлены в ближайшую штаб-квартиру гвардии. Господин главнокомандующий просит разрешения на отъезд — хочет самостоятельно допросить их. — Хорошо, — согласился Никман, пытаясь вновь влиться в обсуждение сложившейся ситуации. — Дальше. — По предварительным данным, они выясняли расположение основных сил и всевозможные пути в город. Однако, это только предположения. Ни одного проникновения зафиксировано не было. — Хорошо, — повторил Его Величество. — Когда главнокомандующий добьётся от них признания, пусть едет обратно сразу и доложит мне лично. Я не могу доверять письмам, если существует вероятность того, что врагу удалось проникнуть в город. — Да, Ваше Величество. — Когда он отправляется? — Сразу после Дня памяти, Ваше Величество. Никман кивнул, задумавшись. Интерес врага к Эфилу не оставлял его в покое, а причина была весомой. Международный порт, расположенный там, приносит много денег и пользы всей стране… И принёс бы Аласии, если бы Никман сошёл с ума и пошёл на сделку. — Как вы считаете, — заговорил он, задумчиво рассматривая карту двух стран, — есть ли необходимость в комендантском часе? — Я так не думаю, — покачал головой другой советник. — Существенной угрозы эти шпионы не представляют. По крайне мере — пока. Такой запрет лишь напугает народ, Ваше Величество. — Тогда стоит усилить наблюдение настолько, насколько это возможно, — король оглядел всех присутствующих. — Я не хочу снова терять целые отряды. Вы меня услышали? — Да, Ваше Величество. — Тогда, если у вас всё, — Никман встал, а следом за ним — весь совет. — Объявляю совет закрытым. Запишите приказ и отправьте в мой кабинет. Простившись со всеми и приняв поклоны, Никман поспешно вышел из зала. Ему хотелось на воздух — проветрить голову и выпустить на волю вдруг рождённые воспоминания. Шелтон тенью скользил за ним, выдерживая дистанцию. Слуга точно знал, куда направляется Его Величество, а потому ни о чём не спрашивал. Самым любимым местом Никмана Хилла был балкон, где он мог уединиться и посмотреть на простирающийся перед ним город — сердце страны. Здесь он завтракал, обедал и ужинал, если позволяла погода и было свободное время. Здесь он маленьким мальчиком смотрел в телескоп на звёзды, надеясь заметить среди них что-нибудь необычное. Здесь — он надеялся — будут стоять его потомки и чувствовать всепоглощающее умиротворение. Остановившись у самого края, Его Величество оглядел свои владения. Шелтон встал рядом. — Если бы я тебя не чувствовал, пугался бы каждый раз, — заговорил Никман, наблюдая, как краснеет и садится летнее солнце, постепенно скрываясь за далекими горными хребтами. — Ты же не умеешь быть шумным. — Слуга не должен быть шумным, — спокойно ответил Шелтон. Его собственный взгляд был направлен на профиль предназначенного. — Я — твоя правая рука, а не шут. — Ты принижаешь свою значимость, называя себя только рукой, — Никман покачал головой. — Ты — вторая сторона всего моего тела, моей личности. Жаль только, что невесёлая. — Мне нанять шута? Никман улыбнулся, но улыбка эта тут же пропала. Клубок из мыслей не распутался, продолжая давить на голову. Хотя Никман соврал бы, сказав, что они хотя бы на день исчезали из его сознания. Почти всё его время можно было представить огромным отчётом, где были расписаны все вопросы, с которыми он разбирался, все проблемы, которые он решал. Отчёт не имел конца, но мог закрываться. Не закрывалась только летопись жизни молодого короля и все зафиксированные там воспоминания. — Ты помнишь день, когда умер мой отец? — тихо спросил Никман. Шелтон слегка удивился: — Конечно. — Ты тогда не видел Винсента? Где он был? — Я весь день помогал на кухне, — задумавшись, слуга покачал головой. — Я и вечером его не видел тогда. Да и не мог думать ни о чём другом, кроме… произошедшего. Шелтон отвернулся, вспоминая пробивающее нутро чувство чужой потери — боль предназначенного. Она похожа на волнообразную пульсацию по всему телу, сгибающую пополам. Слуга помнил, как держал руку Никмана, думая, что умрёт. — Я видел его до того, как всё узнал, — продолжал король. — Он был чем-то… напуган, но я так и не поговорил с ним об этом. — Может, он просто узнал обо всём раньше? Смерть, всё же, была страшной. — Может и так… Да только он стал другим с того дня. — И ты тоже, — коснувшись чужого локтя, Шелтон подошёл чуть ближе. — Неужели ты подозреваешь герцога в чём-то?.. — Конечно нет, — Никман повернулся к предназначенному. Он не мог скрывать от него своего лица и туманных синих глаз, перед которыми всё ещё стояла фигура кузена. — Я просто беспокоюсь. Он стал пропадать гораздо чаще, чем раньше. Сначала я считал, что виной тому королева, но он уходит даже тогда, когда её месяцами нет во дворце… — Никман сделал паузу. — Я не сказал тебе. Она хочет, чтобы я женился на дочери министра. — Женился? — нахмурился Шелтон. — Сейчас? — Именно, — подтвердил король, вновь поворачивая голову к пейзажу по ту сторону королевских стен. Замолчал ненадолго. — Здраво ли то, что я думаю о брате чаще, чем о встрече с будущей женой? — Кровь гуще воды, — заметил Шелтон, наблюдая, как лёгкий ветер шевелит огненно-рыжие пряди на затылке Его Величества. Они помолчали какое-то время, стоя рядом. Шелтон чувствовал, как тишина и воздух расслабляют предназначенного. Знал, что в этот момент он приводит в порядок свои мысли, чтобы снова стать тем, кем всегда так мечтал себя видеть — человеком мудрым и спокойным, непроницаемым и стойким, надёжным и решительным. Королём. — Когда именно прибудет министр с семьёй? — спросил, наконец, Никман. — Завтра. После обеда.***
Его лошадь была поразительно белой. И он в своём белом костюме, совершенно не предназначенном для езды, сливался с ней. Когда она ускорялась, он нагибался к ней, и издалека невозможно было различить, где заканчиваются его руки и начинается вьющаяся белоснежная грива. Мэтт никогда не видел таких лошадей вживую. А потому смотрел во все глаза, как напрягались мощные мышцы во время прыжка через небольшое препятствие. Он давно заметил в себе слабость к этим величественным животным, но это его не беспокоило. Нередко в армии именно он чаще всех вызывался ухаживать за лошадьми. В их молчаливом обществе иной раз было куда приятнее находиться, чем в баре с получившими увольнение солдатами. Лошади напоминали ему о доме, давно потерянном. Герцог держался в седле уверенно, что не могло не удивить Мэтта. За те дни, что они провели рядом, мнение о Винсенте у солдата сложилось неоднозначное. Конечно, он успел узнать, что его подопечный имеет лошадь и иногда посещает конюшни и небольшой ипподром при дворце, но не придал этому значение. Мэтту казалось, что поездки не могли входить в сферу основных интересов герцога. Но его заразительная улыбка и впервые услышанный Мэттом громкий смех говорили об обратном. Было что-то поразительное в том, как резко меняется человек, когда занимается тем, что ему нравится. Обычная безмятежность Винсента исчезла, как будто внутри его головы существовал переключатель, меняющий одну личность на другую. И солдата удивило то, как быстро он сработал. — Мэттью! — позвал Винсент, разворачивая лошадь в его сторону. Когда он приблизился, Мэтт заметил его глаза. Впервые не туманные. Блестящие. Но константой оставались его плавные жесты. Ладонь, отбросившая волосы со лба, наклон головы, пальцы другой руки, поглаживающие белоснежную шею лошади. Мэтт одёрнул себя, не понимая, зачем вообще об этом думает. — Кончайте смотреть и присоединяйтесь, — слабо улыбаясь, сказал Винсент. Белая рубашка его намокла от пота и прилипла к груди. Легким движением он одёрнул её. — Что Вы имеете ввиду? — Я предлагаю Вам совместную прогулку на лошадях. — Но у меня нет лошади, — нахмурился Мэтт. — Это не так, — Винсент улыбнулся шире и перевёл взгляд на одного из конюхов, ожидавшего приказа. — Подготовьте того самого. Через несколько минут к Мэтту вывели пепельно-вороного коня, что принёс его, полумёртвого, во дворец. Животное не заболело и не исхудало — всё это время о нём заботились. Мэтт не знал, почему решил, будто коня перевели в другое место. Времени проверить своё предположение у него и не было. Непроизвольная улыбка тронула обычно неподвижные губы солдата, когда конь, узнавая, склонил к нему голову и позволил себя погладить. Взгляд Винсента сразу зацепился за полуулыбку на суровом лице этого мужчины. И он не знал, почему не может отвернуться. Возможно, она казалась чем-то противоестественным для солдата. Возможно, герцог сам не осознавал, что ему просто было интересно, наделён ли человек рядом с ним эмоциями. Вдруг Мэтт не нашёл своего предназначенного из-за того, что ничего не чувствует… Ловко забравшись в седло, Мэтт повёл послушного коня за лошадью Винсента. По всей видимости, под прогулкой герцог понимал несколько кругов по ипподрому. Существовала ещё и лесная граница, где гулять было куда интереснее, но неожиданное появление Мэтта сделало её закрытой и в два раза больше охраняемой зоной. Жаловаться солдату не приходилось. В конце концов, он занимался хоть чем-то, помимо постоянного наблюдения за герцогом. — Конь хорошо слушается Вас, — искоса поглядывая на Мэтта, заговорил Винсент. — Он Ваш? — Нет, — Мэтт погладил коня между ушей. Чувствуя на себе чужой взгляд, он, тем не менее, не повернулся. — Пришлось отобрать. — Убивали? — Да. Винсент отвернулся. Ответ, конечно же, нисколько его не удивил. — Я только мельком слышал Вашу историю от других. Расскажите? — К чему Вам это? — немного помедлив, спросил Мэтт. Ему не хотелось вновь пересказывать события тех ужасных дней. — Хочу знать, как так вышло, что мы с Вами оказались в такой ситуации, — герцог пожал плечами. — Вы были так далеко отсюда и даже не мыслили о том, что может случиться. Как и я. — Вас напрягает моё общество? — спросил Мэтт, уже зная, что герцог его дерзости таковыми, почему-то, совсем не считает. Винсент ответил не сразу. Почувствовав прямой взгляд солдата, повернул голову. Абсолютно чёрные глаза не пугали, но приковывали. На герцога смотрели по-разному: с любовью, с вожделением, с ненавистью и презрением, волнением, интересом, но не с равнодушием. Никогда. Холод застыл во взгляде Мэтта, и Винсент не знал, он тому причина или нет. И это знание вдруг оказалось столь необходимо… — Когда я перестаю думать о Вас, как о шпионе Никмана, то мне становится пугающе спокойно, — ответил герцог и добавил чуть тише. — Это меня и напрягает. Мэтт промолчал, не зная, правильно ли он понял мысль герцога. Ещё недавно казалось, что он мечтает об освобождении от братской опеки и с трудом терпит его — Мэтта — присутствие. Что изменилось? Мэтт покачал головой, отбрасывая эти мысли. Сегодня у Винсента было хорошее настроение, только и всего. Ветер трепал чужие каштановые волосы. И это странным образом привлекало внимание. Невозможно было не смотреть на нетронутого тяжёлой, беспощадной жизнью человека. Солдат не мог не признать, что Винсент Хилл красив, пусть и лишён той очаровательности и мягкости, присущей девушкам. В то же время всё ещё трудно было понять, кто скрывается под этой внешностью. Это было как смотреть на картину и восхищаться работой художника, но совершенно не понимать того смысла, что был им заложен. — Лейтенант моего отряда спас мне жизнь и умер сам, — заговорил Мэтт, вновь отворачиваясь. — Он считал, что я должен предупредить короля о предательстве. Когда я выполнил последний приказ, то рассчитывал вернуться в разведывательный корпус и продолжить службу. Но Его Величество оставил меня здесь. Мэтт замолчал, легко перетягивая поводья — лошади завершили один круг. Он ожидал, что герцог попросит рассказать подробнее о предательстве его брата, о том, как лейтенант Грин понял это, но… — Вам хотелось умереть там? — вдруг спросил Винсент совершенно спокойным голосом. — Вместе со всеми. … спросил что-то странное. — Поначалу, — подумав, согласился Мэтт. — Но я не мог ослушаться лейтенанта. — А забыть всё, что произошло? — Забыть о смерти всего отряда? — Забыть обо всех ужасах, что с Вами произошли. Герцог был расслаблен и лицо его ничего не выражало. Вопрос был неожиданным, поэтому заставил солдата вновь задуматься, о чём на самом деле его спрашивает Винсент. Многие воспоминания Мэтта не были радужными и их отсутствие, возможно, позволило бы ему дышать легче. Но стал бы он тогда тем, кем является сейчас? — Зачем мне забывать? — спросил Мэтт. — Вы были бы счастливее. — Я выгляжу несчастным? Винсент усмехнулся, бросив на солдата беглый взгляд: — По Вам сложно сказать что-то однозначное, Мэттью. Я лишь говорю о том, что Вам пришлось собственными глазами видеть кошмар войны. Этому не позавидуешь. — Таков мой выбор, — спокойно ответил солдат. — И всё же, — настаивал герцог. — Хотели бы? — Нет, — Мэтт покачал головой, вновь заглядывая в светлые глаза герцога. — Хорошо, — сказал Винсент то ли заканчивая разговор, то ли одобряя ответ Мэтта. Пальцы его непроизвольно потянулись к белоснежной гриве и заскользили между ухоженных прядей. Герцог любит свою лошадь — это было видно, даже если сам он хотел казаться ко всему равнодушным и беспечным. Они продолжили прогулку в молчании, которое не показалось тяжёлым ни тому, ни другому. Винсент думал о судьбе, что привела к нему простого солдата. И действительно ли солдат появился в его жизни, а не он сам встретился на чужом пути. Но для чего? Мэтт оказался рядом с ним слишком резко и слишком быстро, словно по ошибке. Никман не славился добросердечным отношением к раненным солдатам, не оказывал покровительство всем, кто приходил на его порог. Так почему именно этот мужчина? Неужели Никману было известно что-то, чего не смог узнать сам герцог?.. Мэтт не боялся Винсента изначально и не стал теперь. Он ощущал, что лёгкий интерес жжёт нутро, и связан он был не только с фигурой герцога, но и всей королевской семьёй. Когда находишься далеко внизу, монархи кажутся богами, до которых невозможно дотянуться и познать. Ты видишь их образ сквозь призму чужого восприятия, ты слышишь слухи о них, не понимая, миф ли это. Тебе кажется, что они пьют чай, сидя в гигантском дворце, и разговаривают лишь о высоких материях. Есть ли у них плоть и кровь? Мэтт вспоминал небесные, почти нечеловеческие глаза Его Величества, думая, что капля божественного в монархах всё же имеется. Но так ли они далеки от обычных людей и от своей человеческой сущности?.. Солнце клонилось к закату, отбрасывая красные лучи на верхушки деревьев, видневшиеся у лесной границы. Белая лошадь слегка замедлила шаг, что не укрылось от задумчивого Винсента. — Нам пора, — сказал герцог, когда они завершили третий круг. — Животным нужно отдыхать. У Мэтта не было причин спорить. Подведя лошадь к выходу с ипподрома, Мэтт легко спрыгнул с коня и вручил поводья конюху. Винсент не торопился. Вытащив одну ногу из стремени, он внезапно пошатнулся и, отпустив поводья, начал падать. Двигаясь почти неосознанно, солдат подбежал к нему в два больших шага и успел поймать до того, как чужая белая спина коснулась земли. — Господин! — вскрикнул конюх, дёрнувшись. — Всё в порядке? Винсент удивлённо выдохнул, почувствовав крепкие ладони Мэтта, и взглянул в его глаза. Там не было страха за его жизнь, а лишь один немой вопрос. Как такой умелый всадник смог упасть со стоячей лошади? Герцог усмехнулся, похлопав Мэтта по крепкой груди: — Отличная работа, солдат. Реакция моментальная. А теперь отпустите меня. Недоумевающий Мэтт поспешно поставил герцога на ноги и отошёл на шаг: — Вы нарочно? — слегка хмурясь, спросил он поправляющего костюм Винсента. — Конечно, — кивнул тот. Удавшаяся шалость, тем не менее, не отразилась смешинками в его глазах. Винсент был спокойным, как и всегда. — Мой кузен ведь даже не удосужился проверить Вас в деле, прежде чем приставлять ко мне. Пришлось импровизировать. Мэтт молчал, наблюдая, как герцог отворачивается и неспешно идёт к выходу. Сегодня божество оказалось к нему ближе, чем когда бы то ни было.***
Спустившись по лестнице, Никман оглядел всех собравшихся. Прислуга ровным строем стояла за спинами немногочисленных членов королевской семьи. Среди людей в одинаковой чёрно-белой униформе выделялся только одетый в чёрное Мэтт. Он был выше каждой из присутствующих служанок и крупнее каждого лакея. Все почтительно поклонились королю, кроме Винсента, что скучающе разглядывал собственные ногти. Никман быстро осмотрел его с ног до головы, чтобы убедиться, что брату не пришло в голову разодеться во что-то эксцентричное. Но сегодня у герцога не было настроения приковывать к себе внимание, поэтому он был одет в элегантный серый костюм. Даже пиджак накинул. Стоящая рядом королева широко улыбнулась сыну, всем своим видом показывая, как волнует её приезд гостей. Без лишних слов Никман занял своё место между братом и матерью, а Шелтон, скользящий за его спиной, остановился рядом с кровной предназначенной королевы чуть поодаль от семьи. — Будь приветлив, — тихо, но твёрдо сказал Никман, обращаясь к герцогу. — Не ко мне приехала невеста, — безразлично пожал плечами Винсент. — Я мог бы и не приходить. — Просто улыбнись, — вздохнул король, чувствуя, как напряглась мать справа от него. Спустя пару секунд послышались шаги и голоса. И тогда двери дворца открылись, пропуская внутрь Натана Кёлера — министра обороны, его жену, сына, дочь и их кровных слуг. Следом вошли гвардейцы, неся многочисленный багаж Кёлеров. В просторном холле сразу стало многолюдно. Гости и слуги глубоко поклонились, приветствуя королевскую семью. — Добро пожаловать, господин Кёлер, — улыбаясь, поздоровался Никман. Подойдя к мужчине, протянул ему руку. — Ваше Величество, благодарю за такой радушный приём! — громко отозвался Натан, крепко пожимая ладонь короля длинными сухими пальцами. И сам он был такой же — высокий и слишком худой для своих лет. Его редкие пирамидальные усы не скрывали широкой улыбки. — Не ожидал, что Вы пошлёте за нами свои лучшие экипажи. Такая роскошь! — Не могло быть иначе, — ответил Никман и взглянул на жену министра. — Госпожа. — Здравствуйте, Ваше Величество! — радостно поздоровалась Ванесса Кёлер, склоняя голову. Это была полная очаровательная женщина с густой копной светлых волос, что ещё не успели поседеть и утратить золотистый блеск. Никман давно не видел её, но очень хорошо помнил, как ласкова она была к нему тогда, когда он был ещё подростком. — Я так счастлива видеть Вас! Как Ваше здоровье? — Всё в порядке, госпожа Кёлер, благодарю, — улыбнулся Никман, невесомо целуя её запястье. — Надеюсь, и в этот раз Вам понравится во дворце. — Непременно, Ваше Величество! Непременно! — госпожа Кёлер кивнула и, улыбаясь, обернулась к своим детям, что ждали своей очереди для того, чтобы поприветствовать короля. — Ах, как давно Вы не видели Кассандру и Даниэля! Они были так счастливы, когда узнали, что будут вновь гостить во дворце спустя столько лет! — И я счастлив, госпожа, — мягко ответил Никман, взглянув на детей четы Кёлер. Тех самых мальчика и девочку, что когда-то давно мешали ему читать в саду. Кассандра и Даниэль подошли к нему вместе. Невозможно было не поразиться тому, как меняются дети, когда вырастают. Как шумные и игривые брат и сестра стоят тихо, ровно и смотрят на него одинаковыми голубыми глазами. Как вежливо улыбаются одинаковыми розовыми губами. Как аккуратно уложены длинные волосы обоих: у неё — в толстую косу, а у него — в низкий хвост. Никман не видел их одиннадцать лет и плохо помнил очертания детских лиц. И, вот теперь, когда Кассандра и Даниэль синхронно поклонились ему, он понял, как сильно на самом деле двойняшки могут быть похожи друг на друга. И как сильно это может… пугать. — Приветствую Вас, — заговорил, наконец Никман, скрывая своё удивление. Чем чаще его взгляд скользил от девушки к молодому человеку, тем меньше различий он видел. Словно перед ним и правда стоял один раздвоившийся человек. Король протянул руку Даниэлю. — Господин Кёлер. — Ваше Величество, благодарю за гостеприимство, — принимая рукопожатие, отозвался Даниэль, расслабленно улыбаясь. Далеко не каждый человек решался смотреть на короля так — прямо в глаза, без страха и без стеснения. Но Никмана не оскорбляло это. Скорее удивляло… Король неосознанно задержал рукопожатие на пару секунд дольше положенного, пытаясь понять, о чем думает этот длинноволосый юноша. Невозможно было прочитать человека, которого помнишь совсем другим. Мальчик, расплакавшийся на руках принца, повзрослел и стал незнакомцем. Незнакомцем, который смотрел на короля так, будто бы они всю жизнь были друзьями. Рука юноши едва заметно вздрогнула. Быстро опомнившись, Никман отпустил его и повернулся к Кассандре. Всё же, девушка была тоньше брата, хоть и одного роста с ним. В отличие от Даниэля, она не вела себя так уверенно, не смотрела неотрывно. Как и многие другие при встрече с Его Величеством, Кассандра покорно склонила голову, вкладывая свою ладонь в протянутую руку. Никман держал её легко, боясь надавить и ненароком сделать больно. Сквозь прозрачную кожу запястья просвечивали зеленоватые венки. Никман коснулся его губами и отстранился, улыбнувшись. — Госпожа Кёлер, — сказал он, принимая ответную улыбку Кассандры. — Вы выглядите замечательно. Я рад нашей встрече. — Благодарю Вас, Ваше Величество, — ответила девушка, глубоко и беззвучно вздыхая. Двери дворца закрылись, принимая долгожданных гостей.