His Empire of Dirt

      — Дорогой, чего это у тебя лицо красное? Афтон не сделал тебе ничего, правда? — Клара практически затащила его в квартиру. В гостиной на журнальном столике разбросаны ее конспекты. — Мне нужно побить его? — кричит Изабелла из ванной. — Нет-нет. Мы договорились! — Клара хлопает в ладоши и крепко обнимает Майка (его мама обожала объятия, но он редко получал их). Майк делает глубокий вдох, когда она наконец отпускает его. — Но мне нужна работа. — Ну конечно, как ты еще собирался платить за аренду? — Да-да, вы знаете, где есть свободная вакансия? — Тебе повезло. В Джуниоре не хватает лишних рук. Несколько людей там из-за границы, так что у тебя не должно быть проблем. Просто подготовься для собеседования. Можем пойти сегодня. — Это было бы замечательно. Спасибо, Клара. Она отмахивается от него и садится на пол, берясь за одну из тетрадей. — Я просто твой ангел-хранитель, не так ли, дорогой? Майк не верит в ангелов, но он представляет, что эта его мама, ещё до того как сломалась, может быть её способом загладить свою вину, за то что осталась с отцом, и помочь ему в прошлом. Может, исправить Уильяма Афтона — это её искупление. (Зачем ей искупление? Она никого не убивала, в отличие от папы и Майка). — С нами будет жить еще один парень. Генри Эмили, знаете такого? Что-то в ванной падает с грохотом. — Ты сейчас серьезно?! — Клара прячет улыбку за тетрадью и хлопает в ладоши. — Белла, это знак свыше, — она поворачивается от ванной к Майку. — О, она по уши втрескалась в Генри… — Только не начинай, Капуто! — Она говорит, что это любовь с первого взгляда, но, по-моему, любовь с первого взгляда включает обе стороны, а не когда один следит за другим. — Я не слежу за ним! Мы с ним встречаемся возле прачечной! — Ну да, ну да. Пошли, Фриц. Моя смена скоро начнется, я уже опаздываю. Майк понятия не имеет как его отец прожил так долго, учитывая навыки вождения его матери. Они заезжают на бордюр три раза, едва-едва криво паркуют машину и, несмотря на то что они неслись с бешеной скоростью, опоздали на восемь минут. Майк выбирается из машины и плетется за Кларой, пока та резво завязывает фартук вокруг талии и распахивает двери закусочной. — Джуниор! — она кричит так, словно владеет этим местом. Джуниор, мужчина в годах, узнаваемый по редеющим волосам и широким рукам, которые унаследуют его потомки (которых почему-то всех тоже будут звать «Джуниор»), встает из-за стойки. Закусочная обставлена в типичном дизайне пятидесятых: черно-красная плитка на полу, диваны, обитые красной кожей, почти на каждом столике стоят стаканчики со смузи, из музыкального автомата играет Дин Мартин. — Капуто, ты опоздала! — Ты любишь меня, — она посылает ему воздушный поцелуй и, тряхнув волосами, указывает на Майка. — Джуниор, это Фриц. Ему нужна работа. Майк ждал, что Джуниор сперва оглядит его с ног до головы и выскажет ему свой вердикт. Вместо этого он достает из-за прилавка фартук и кидает в его сторону. — Опыт работы есть, пацан? — Да, сэр, — отвечает Майк, надевая фартук. — Какой? — Мой отец… — он вздыхает, — был совладельцем успешного заведения. И ещё я работал охранником в других местах. — Хм. Хорошо, вполне достаточно. Столики обслуживать можешь, Фриц? — Да. — Отлично. Тогда за работу. Работаешь с Капуто, плачу немного, но, если кто-то будет приставать, я разрешаю отвесить коронный удар по морде. Понял? — Да, сэр. — Отлично. Капуто, пятый столик! Майк стоит молча минуту, вспоминая кое-что о себе: во-первых, он отличная дешевая рабочая сила; во-вторых, он ненавидит это.

***

Майк не считал себя особо умным, но если бы он читал больше книг, то определенно бы стал коммунистом. После одной испорченной рубашки и одной адской семичасовой смены, включающей посетителей, орущих на него за то, что он пролил воду на их обувь («Пошел ты!» — кричит Клара, на что Джуниор одобрительно кивает), Майк заработал меньше шести долларов. Он далеко не специалист в концепции капитализма, но что он точно знает, так это то, что именно это является главной причиной почему Фазбер Интертеймент, как компания, так и не обанкротились, и успели стать могилой для нескольких детей. Также это было главной причиной, почему тот придурок, которого Майк имел удовольствие называть своим боссом, открыл «Ужасы Фазбера» (сжечь его дотла, чтобы убить Спрингбонни, было вишенкой в его мести против отца). — Я с ног валюсь, — он машет Джуниору и идет вместе с Кларой к её машине. — Да, зарплата хреновая. Но хотя бы Джуниор приличный босс. — Сколько дней ты работаешь? — Обычно три раза в неделю, у меня же учеба, — она вздыхает, сдувая волоски с лица, они садятся в машину. — Не знаю, сколько я продержусь, если честно. — Что ты имеешь в виду? — Я говорила, моя бабушка, она больна. Очень, — она умрет, это сломает тебя. — Я хотела стать врачом, чтобы помогать людям, как она учила меня, но теперь, когда я нужна ей… Я не думаю, что справлюсь без неё. У некоторых людей просто есть тот самый человек, понимаешь? — она заводит машину и отъезжает от Джуниора, пока неоновая вывеска медленно растворяется в ночном небе. — Я отвезу тебя к Афтону. — Да. Мне жаль твою бабушку, Клара. Ты правда очень сильная. — Такая уж жизнь. Никто не говорил, что всё будет гладко. Эй, думаешь Афтону понравится, если я буду пародировать его акцент? Или он будет в бешенстве? Я просто едва сдерживаю себя от того, чтобы сказать ему что-то вроде: «Чашку чая, дорогуша»? Майк громко смеется, пока они подъезжают к жилому комплексу, и он вспоминает, что теперь живет здесь. Он снова живет со своим отцом. — Честно? Он будет в ярости, — Майк ухмыляется. — Ты обязана это сделать. — О, превосходно, — затем, с ужасным британским акцентом она повторяет: — Чертовски пр-р-ревосходно, любоф моя, — они вместе покатываются со смеху. Прежде, чем Майк выходит из машины, она тянет его за рукав. — За мою помощь, ты обязан подыграть моему плану. — Плану? — Ты живешь с Афтоном и Эмили, и ты должен сделать так, чтобы они оставались холостяками, понимаешь? — когда Майк тупо смотрит на неё без ответа, она рычит и роняет голову на руль. — Вы, мальчики, просто обречены. Просто чертовы кретины, — она понимает, что перегнула палку, и покраснела. Майк удивляется еще больше, мама никогда прежде не выражалась. — Прости! — Нет, не переживай. И ты права, особенно насчет этих двух. Клара тихо посмеивается и продолжает мысль: — Верно. Так вот, ты должен сделать так, чтобы они себе никого не нашли, и замолвить словечко за нас. Рассказывай какая я прекрасная, и какая Белла добрая душа, и… о, скажи ему, что я танцую. Говорят, британцам же нравятся танцовщицы, да? Или это не про британцев? Короче, скажи ему, что я люблю чай и всё такое. Просто преподнеси нас, и тогда у нас выйдет двойное свидание, я надеюсь. Это мой план. Я на тебя рассчитываю, Смит. Майк отдает ей честь. — Есть, мэм, — он машет ей в последний раз и закрывает дверцу машины. Он читает по её губам «спасибо», и она уезжает. Он стоит под падающим светом окон апартаментов и представляет, что входит в пасть чудовища. Горящие окна — глаза, двери — это раскрытая пасть, а отец и его нож — это зубы, которые перемолотят Майка, прожуют и выплюнут. — Это так глупо, — он заходит внутрь. Он стучит в дверь и его встречает Генри. — Фриц! — он втягивает его в объятия, как старого друга. — Я так рад видеть тебя! О, так ты после работы. Заходи, ты должно быть устал. Несколько коробок с вещами Генри стоят в коридоре возле спальни ближайшей к ванной. К счастью для Майка (и к небольшому огорчению), он замечает несколько инструментов, торчащих из них. — Ты строитель? — Инженер, — поправляет Генри без злобы. — Я хочу строить роботов. Странно, я знаю… — Нет, совсем нет, — говорит Майк. Это смертельно. Ты не проверишь голову Фредди, и это убьет моего брата после моей роковой ошибки, а потом снова с Мангл, и Джереми… — Мне кажется, это интересно. — Уильям сказал точно так же, — Генри неуверенно потирает затылок. Майк изучает его глазами вновь (и чувство вины и так переполняет его до краев) и понимает, насколько странно выглядит его дядя. Он совсем не похож на молодого парня 50-х или 60-х. У него длинные светло-каштановые волосы, растрепанные в разные стороны. Он носит простую футболку, широкие руки и живот заметно выпирают. Майк всегда замечал, как папа и Генри похожи на животных, которых изображают. Генри — это медведь, большой, заботливый, добрый. Уильям — кролик, быстрый, ловкий, хитрый. — Он тоже инженер. Я могу кое-что спросить? — Конечно, — Майк снимает обувь, оставляет у двери и устало падает на диван. Генри садится рядом с ним, нервно оглядываясь на входную дверь. — Ты… — он нервно посмеивается. — Ты не замечал что-нибудь странное в Уильяме? Да. — Что ты имеешь в виду? — Ну… — он снова пожимает плечами. — Он ничего особо не спрашивал у меня, когда я пришел в первый раз. Он просто… наверное я звучу глупо, но он выглядел так как будто изучал меня. Как я изучаю механизмы. И его смех. Он смеется так, как будто знает что-то, чего ты не знаешь. И, если честно, я кажется ему не понравился, но он принял меня, даже помог затащить коробки. Но он всё это время наблюдал за мной. Это меня немного напрягало, но, когда я сказал ему это, он снова включил свое обаяние. Он очень обаятельный, понимаешь. Привлекательный, — Генри внезапно откашливается. — В общем. Он ушел. Сказал, что я могу не ждать его вечером, но я подожду. Такой уж я человек, — Майк уже знает это. — Хорошо. Я рад, что ты живешь с нами. Генри искренне улыбается, как будто ему вручили премию. — Спасибо, дружище! Так… ты согласен со мной? Заметил в нем что-то такое? Ком встает у него в горле. Он хуже. Он разрушит наши жизни. — Он немного… претенциозный, — говорит Майк, он вообще не понимает, что ему делать. Он снова понимает, насколько он глуп. Как он сделает из папы достойного человека, если он его даже не помнит, не помнит обещание, и прямо сейчас от него зависит существование Майка (ябынехотелсуществоватьятакустал)? Как ему спасти и папу, и Генри, чтобы тот не убил Генри морально, а его дочь буквально? Как Майку остаться рядом с Генри, потому что он в нем так отчаянно нуждается? — Я бы так сказал, но я немного понимаю его, — К сожалению. — Да? Ну, вы двое вылитые близнецы. Майк бы хотел, чтобы люди реже говорили ему это, хоть это и правда. — Вроде того. Я имел в виду наши семьи, — «Такие как мы, подвергшиеся насилию, действительно притягиваемся друг к другу, верно?». — Мой отец был не самым лучшим. — Оу, мне жаль. Тогда я, должно быть, слишком быстро осудил его, — Хватит быть таким добрым, Генри. — Я не могу дождаться начала семестра, и я безумно рад, что познакомился с вами двумя. В Нью-Хармони, маленьком городе в Юте, откуда я родом, у меня было не так много друзей. Я был странным парнем. С машинами мне намного легче чем с людьми, — Генри понимает, что начал болтать и перебивает себя. — Ой, я же не помог тебе с твоими вещами! Где твои коробки, давай… — У меня нет ничего с собой, — признается он. — Только вещи на мне. Генри закусывает губы. — Это плохо. Давай закончим с моими вещами, и тогда я одолжу тебе что-нибудь из своих. Потом мы сходим и купим тебе что-нибудь, — Майк хочет отказаться, умолять Генри перестать быть добрым к нему. Я солгал тебе, я позволил ему убить твою дочь. Но Генри крепко обнимает его, и следующую пару часов они проводят, разбирая его вещи. Вскоре на руках у Майка оказываются пара свитеров и серая футболка с оранжевой надписью МАЛАЯ ЛИГА АНГЕЛОВ НЬЮ-ХАРМОНИ ’52. По крайней мере, он теперь не пахнет жиром. Комната Генри обставлена, он одолжил ему лишние подушку и одеяло, пока у него не появятся свои собственные. Когда Майк поворачивается, он вскрикивает от неожиданности, в углу стоит человек… о нет, это мать его эндоскелет, стоит в углу и пялится на него как призрак. — Ой, прости! — замечает Генри и показывает на эндоскелет как Ванна Уайт в программе Поле Чудес. — Это Фредди! Точнее, Фредбер. Ну, его скелет. Он будет выглядеть гораздо дружелюбнее, когда я его закончу… Треск. И кровь. Треск. Кровь. ТРЕСК. КРОВЬ. ГОЛОВА ЭВАНА ТРЕСНУЛА, И ВЕЗДЕ КРОВЬ. ФРЕДБЕР УБИЛ ЭВАНА, МАЙК УБИЛ СВОЕГО БРАТА, МАЙК УБИЛ СВОЕГО БРАТА, Я УБИЛ СВОЕГО БРАТА. — …Я уже некоторое время работаю над ним. Хотелось бы сделать несколько таких. Может, по одному на каждого из нас. — А-ага, — у него в горле сухо, он уже не совсем здесь, он в восьмидесятых, он в пиццерии, его брат умирает, папа будет ненавидеть его до конца жизни и даже после смерти, и в прошлом, и в будущем, и МАЙК ВСЕГДА ТОНЕТ… — Да, это было бы замечательно. Слушай, я правда устал после работы, так что пойду к себе, если ты не против. — Да-да! Спасибо за помощь, Фриц. Я правда ценю это. — Без проблем, — Майк практически выбегает из комнаты, Генри прикрывает за ним дверь и машет рукой напоследок. Когда дверь наконец захлопывается, он падает на колени, обнимая себя, прикрывая рот рукавом. Последнее, что ему сейчас нужно, это утешение от человека, чью жизнь он сломает через несколько лет. Через пару минут он умудряется взять себя в руки и облокотиться о диван. Его комната всего в паре метров, но сейчас они кажутся ему непреодолимыми. Комната вокруг то расплывается, то снова появляется. У него на руках кровь, кровь у него на лице, он чувствует её. Он хочет, чтобы папа вернулся и избил его до смерти, он нуждается в боли, он заслуживает боль, он заслуживает наказания, он плохой, он едва осознает себя прямо сейчас, он умирает, он тонет… Он вздрагивает, когда входная дверь распахивается. — Да-да, любовь моя. Я тебе позвоню. Это была чудесная ночь. Сладких снов, — дверь закрывается. — Господи Боже, — краем глаза Уильям чуть больше похож на отца. Майк зажмуривает глаза, ожидая удара ремня, а потом вспоминает, что он в прошлом, и его отец пока ещё не убийца (по крайней мере, Майк думает, что он ещё не убийца). — Боже, Фриц, выглядишь хреново. — Спасибо, — отвечает Майк с легким смешком. — Долгая смена. — Ты уже нашел работу. Превосходно. Он хочет ответить, начать говорить о Кларе, но замечает вид отца. На шее у него след от помады, волосы растрепаны. Майк отворачивается. Боже, папа был на свидании. Плохо для Клары. Ещё хуже для Майка. Он не хочет представлять, как его отец — убийца и абьюзер — сближается с кем-то. — Свидание? — Вроде того. Не думаю, что из этого что-то выйдет. Здесь все такие скучные, — Уильям запирает замок и снимает туфли, даже в молодости он всегда одет с иголочки. — Ну, я пойду спать. Спокойной ночи, Фриц. — Н-ночи, — говорит Майк, но предательски начинает задыхаться вновь. Уильям удивленно смотрит и приближается к нему, как змея, готовая нанести удар. — Что с тобой? — Я н-не знаю, — мне страшно. — Всё в п… — Так я тебе и поверил, дурак, — Майк сидит на полу, прислонившись спиной к дивану, он вздрагивает, когда Уильям подходит к нему. Он ожидает, что отец снова начнет ругать его, но тот держится на расстоянии и щелкает пальцами, привлекая внимание к себе, — Это твой старик, да? — Майк кивает. — Я знаю каково это, — Нет, ты не знаешь. Ты не боишься. Ты не плачешь. Ты не делаешь то, чего не хочешь. ТЫ ТОЛЬКО БЕРЕШЬ. — Ты знаешь, что я делаю? — Уильям шепчет, словно вот-вот поделится с ним сокровенным секретом вечной жизни (секрет, который он узнает только много лет спустя, который даст ему оправдание своей потребности убивать). — Я представляю, что я бы сделал с ублюдком. Он хромал после войны, — он наклоняется ближе. — Я бы столкнул его с лестницы и смотрел как его голова бьется о перила, как ломается его трость. А что бы ты сделал со своим стариком, Фриц? Голос его отца гипнотизирует, он отвечает честно: — Я бы сжег его заживо. — О, это замечательно. Никогда не думал об этом. У тебя совсем другой подход. Да, ты сжигаешь его, и потом, — Уильям разводит руки, изображая взрыв, — пуф. Твой бугимен исчез. Не важно, сколько раз Майкл Афтон сжигает своего отца, Уильям Афтон всегда будет его бугименом. Всегда. — Я хотел бы, — признается Майк, сам не зная почему, — чтобы он не был моим отцом. — Я понимаю тебя. Давай. Хватит валяться. Есть дела поважнее. — Я не лежу, потому что хочу… — Тогда чего ты хочешь, Фриц? — почти шипит на него отец. Я хочу умереть. — Я хочу спать. — Хорошо. Поднимайся. Ну же, — Уильям поднимает Майка на ноги и практически затаскивает в спальню. К счастью, матрас уже расстелен, и Майк облегченно растворяется в нем. — Спокойной ночи. — Уильям? — сердце Майка ещё бешено стучит, но по крайней мере теперь он знает, где он. — Почему ты рассказал мне про своего отца? В квартире темно. Во густой тьме он видит только белоснежный, пугающий оскал на губах отца. — Потому что мне кажется, что мы очень похожи, Фриц, — он закрывает дверь. Майк с головой накрывается одеялом, он дрожит и плачет, вспоминая. Это худший ответ, который Майк мог услышать от него. Потому что он знает, что они очень похожи, только Майк неудачник, а если Майк неудачник, то Уильям всегда побеждает, снова и снова. Не важно что. Для него нет спасения. В ту ночь ему снится, как Фредбер сжимает в острой челюсти его голову, но, если честно, кошмар умиротворяет. Вот только его преследует папин голос, и он не ругает его, как прежде, а хвалит: «Я так горжусь тобой, сынок. Мне кажется, что мы очень похожи».