His Empire of Dirt

      Генри спит. Майк наливает себе стакан воды, чтобы с утра чуть облегчить головную боль, которая, как он знает, точно будет его поджидать. — Спокойной ночи, Уилл, — он идет к себе, но Уильям останавливает его, мешая закрыть дверь. — Да? — Почему ты добр ко мне? — спрашивает он, не грубо, но всё-таки настойчиво. Он водит языком по клыку, глядя на Майка с огнем в глазах. — А ты? — для Майка ожидаемо пытаться помочь Уильяму — такая ж у него миссия — но то, что Уильям помогает ему в ответ, совершенно необъяснимо. Майк никак не ожидал, что первый кто, который поможет ему с панической атакой, окажется человек, который и является причиной этих самых панических атак. Уильям хочет что-то сказать, но замолкает, его плечи поникают. — Это всё так странно. — Что ты имеешь в виду? Он облокачивается о дверной косяк и наклоняет голову. — Никто… никто не был добр ко мне прежде. А теперь… теперь вас целых четверо. Я никак не могу понять это. — Ты думаешь, люди должны быть жестоки с тобой? Ты сам сказал, мы не заслуживали… — Родители и весь остальной мир это две разные вещи. Родители обязаны любить тебя, остальные — нет. Они бы не были такими милыми, если бы… — он обрывает мысль, но Майк читает его мысли: если бы они знали, что он хочет убивать. Уильям без разрешения заходит в его комнату и закрывает за собой дверь. — Почему ты это сделал, Фриц? Майк не спрашивает Уильяма, о чем он говорит. — Это была случайность. Шутка, вышедшая из-под контроля. Это… это была случайность. Его… его раздавило одним механизмом. Я… я не хотел, — он повторял это отцу бесчисленное количество раз, но ему было плевать. Уильям кивает, на его лице промелькивает разочарование, словно он расстроен, что Майку не понравилось. — Но это была моя вина. Поэтому… я заслуживаю боль. Я убил кое-кого, важного для моего отца. — Он забыл про тебя? — Он никогда не забывает. Папа никогда ничего не забывает. Уильям коротко кивает. — Фриц… спасибо, что научил меня плавать. Ещё раз, кому-нибудь расскажешь, и я тебе голову оторву, но… спасибо тебе, — он снова кивает, желая Майку спокойной ночи, и открывает дверь. — И, Фриц? — он наклоняет голову вбок, на лице у него то ли ухмылка, то ли горькая досада. — Если бы я был на твоем месте, это не было бы случайностью, — он уходит, закрывает дверь. Комнату Майка накрывает мрак, укрывшись одеялом, он тихо шепчет: — Я знаю.

***

На следующий день Генри и Уильям ведут Майка в магазин. К счастью, по крайней мере для психики Майка, Фредбера убрали. Похоже, их профессор позволил им полностью сосредоточиться на своем проекте и дал разрешение продолжать работать над аниматрониками по время учебных часов. Место находится не так далеко и оказывается магазином автозапчастей, владелец которого знает отца Генри, так что тот разрешил ему и Уильяму использовать одну из подсобок в качестве мастерской. Когда они приходят туда, Майк оглядывает технику и представляет, что он снова в комнате обслуживания и ждет, что Бонни вот-вот разорвет его на части. — Итак, Фриц, — говорит Генри, откидывая назад лохматые волосы. — Я пришел к душераздирающему выводу, что Фредбер просто не работает как надо. — Что с ним? — Пожалуйста, только не говори, что вы сделаете из него костюм… — Он слишком… обычный. В общем, это скучно. Я слишком боялся себе в этом признаться. То есть, технология впечатляющая, но всё же не то, что мне нужно. Так у Уилла появилась идея сделать что-то новое, то, чего никто до нас не делал. И я подумал, что мы можем сделать из него что-то вроде и аниматроника, и костюма. Замечательно. — Замечательно! Вы- ТВОЮ МАТЬ! — механическая рука ложится на его плечо, Майк подпрыгивает от неожиданности. Он чуть не умер от страха, слишком много раз аниматроники были близки к нему. Начиная от Мангл, пробравшуюся через вентиляцию, заканчивая Спрингтрапом, почти игнорирующим детский зов и врывающимся в открытую дверь (у Майка не хватит сил, чтобы перечислить всё нарушения безопасности, которые Генри и его отец совершили и в последствии которые почти довели Майка до смерти). Но когда он оборачивается, чтобы взглянуть на своего палача, он видит только Уильяма, который напялил руку эндоскелета, и вытирает слезы от смеха. — О, Фриц, видел бы ты свое лицо! — он задыхается от смеха и машет Майку железной рукой. — Не делай так больше, — предупреждает Майк, но Уильям не может перестать смеяться. — Это то, что мы хотели показать тебе, — говорит Генри, — но мягче, конечно же. Уилл, сними это, не пугай его. — Что, боишься кроликов, Смит? — Это не кролик. Это долбанный робот. Уильям хмурится. — Аниматроник, напомню тебе. Но даже ещё не собранный. Только пружинные замки, — он показывает когти механической рукой, но при виде недовольного взгляда Генри, прекращает. Он раскручивает пружины и осторожно вынимает руку. — Видишь? Нужно закрутить пружины, чтобы носить его как костюм. А когда он будет закончен, он также станет полноценным аниматроником. Они будут выступать или обслуживать, а если потребуется, их можно будет носить. Отличная идея, а? — он выглядит чрезвычайно гордым собой. — Выступать? — спрашивает Майк, словно не знает, о чем он говорит. — Ресторан, — отвечает Генри. — О, я никогда не говорил тебе про ресторан, дружище? Прости! — Уильям выглядит таким самодовольным от того, что только он знает об этом и никто больше. Именно поэтому Майка очень заботит, что он не всеведущ. Генри и Уильям активно развивают свои отношения в университете (и ещё, возможно, пока Майк спит, но Бога ради он знать об этом не желает), а не рядом с ним. Он пропускает слишком важные события: они планируют открыть ресторан, они изобретают Спрингбонни и Фредбера, они впервые признаются в любви друг другу. Что, если с папой что-то случится, пока меня нет рядом? — У Уильяма дополнительная специальность в бизнесе, знаешь, а я всегда хотел сделал что-то, что делало бы людей счастливыми, так что мы подумали о ресторане. Какая-нибудь закусочная, где могут выступать кролик и медведь. — О, да, это… это очень интересно. Никогда не слышал о таком. — Это не просто интересно. Это гениально, — отвечает Уильям. — В общем, ты был нашим критиком, так что взгляни на это и скажи, что думаешь, — он хлопает по карманам и фыркает. — Я забыл сигареты в машине. Один момент. А вообще-то, Фриц, сбегаешь за ними? Мне надо снова примерить пружинные замки. — Да-да, — Майк идет в машину и, когда возвращается с пачкой сигарет в руках, он бросает короткий взгляд на окно. Магазин пуст, кроме них никого нет, так что никто не увидит его, подглядывающим. Генри помогает Уильяму засунуть ногу в аниматроника, а тот держится за его плечи. Когда они заканчивают, Генри встает, довольный результатом. Уильям сгибает и разгибает ногу, чтобы проверить растяжку. Потом он запускает руку в волосы Генри, притягивает к себе и целует. Когда они отстраняются, в их взглядах нет ничего кроме нежности. Но в глазах Уильяма прячется нечто большее. В них не тепло горящей свечи, а палящего солнца. Это неестественно. Это одержимость. Однако Генри слеп к этим проявлениям. Он улыбается Уильяму, словно он самый важный человек в этом мире. Майк плохо читает по губам, но он думает, что Генри говорит что-то вроде: «Я думаю, ты прекрасен», а Уильям отвечает ему: «Я знаю, что ты прекрасен». Майк всей душой надеется, что ресторан никогда не откроет свои двери, а они всегда будут вместе, как нормальная пара, но это не произойдет, не так. Только если Майк не сделает что-нибудь. Майк стучит в дверь, предупреждая их. Он кидает Уильяму его сигареты, пока Генри ищет что-то на складе. Через минуту он достает г о л о в у. Голова, чьи челюсти смыкаются, и Эван умирает, Майк убивает его… — Фриц, — зовет его Уильям, но Майк начинает тяжело дышать, Уильям подходит к нему, походка у него осторожная, на ноге всё ещё закреплены пружинные замки. — Это напоминает тебе об этом? — Майк коротко кивает. — Генри, мы сейчас придем. Подышим свежим воздухом. — Хорошо, но не слишком долго. Мы ещё не проверяли пружины на воздухе слишком долго. — Есть, сэр, — Уильям идет к двери, таща Майка за воротник. Они выходят в главный зал магазина, он смотрит на него. — Повезло тебе жить с двумя парнями, которые постоянно возятся с машинами, а? — Я… да. Думаю, да. — Держи, — Уильям протягивает ему сигарету. — А ты почему думаешь я курю как сумасшедший целыми днями? Ну же, — Майк хочет отказаться, но ему нужен способ выжить среди всех этих эндоскелетов, так что он с неохотой принимает сигарету и зажимает меж зубов. Уильям зажигает её для него, и Майк делает вдох… черт, Уильям прав, он сразу же успокаивается. — Вот и всё. — Почему ты… — Ответь честно, Фриц, — в глазах Уильяма что-то зловещее, — это была не случайность, да? — Нет, нет это было… — Фриц, — Уильям улыбается. — Может ты и не хотел сделать это, но, когда это случилось, всё изменилось для тебя, не так ли? Возможность управлять жизнью и смертью, — теперь он выглядит почти отчаянным. — Фриц, прошу, мне нужно… — Я знаю, ты думаешь, что мы похожи, Уилл, но я не могу сказать, что мне было хорошо. Это было худшим, что со мной случилось. — Нет, не было. Худшим был твой старик. Фриц, ну давай. Я знаю, ты хочешь убить ублюдка. Ты хочешь сжечь его заживо. Ты бы не говорил так, если бы Эван не умер. Ты убил кого-то, Фриц. Так зачем продолжать корить себя до конца жизни? — Потому что он был ребенком! — выпаливает Майк, напыщенный взгляд Уильяма исчезает. — Все мы были детьми когда-то. Но ты выжил. Ты сказал, что скучаешь по всем ним? Но они по тебе не скучают. Живи ради себя. И ради себя ты можешь только брать… — Хватит быть таким эгоистом! — Майк не выдерживает, глаза Уильяма загораются от гнева, он тут же жалеет о своих словах (нет, не жалеет. Он годами хотел сказать это своему отцу). — Хватит. Ты не можешь только брать всю свою жизнь… — Почему нет? Мы ведь никогда ничего не получали, всю жизнь, так почему нет? Я заслуживаю это, Фриц! Мы заслуживаем. Признайся, что тебе было хоть немного приятно, когда это произошло, что ты наконец-то дал себе волю, быть эгоистом — это лучшее, на что ты был способен… — Почему? Тебе что, нужно чье-то разрешение? — Да! — Уильям осознает, что случайно вырвалось из его рта. — Фриц, я… я просто хочу помочь тебе. Ты оказал мне безмерную услугу, я хочу помочь тебе в ответ. Я хочу понять тебя. — Это была случайность, это была случайность, случайность, это… — если честно — честно, но жестоко — было немного приятно не слышать противный плач Эвана хоть раз в жизни. Уильям хмурит брови, словно читает мысли Майка и находит то, что ему нужно было: — Видишь? Я же говорил тебе. Мы очень похожи. Фриц, мы должны брать ради себя, иначе никто не будет отдавать нам. — Я буду. Я всегда отдаю. Больше мне ничего не остается. — Мне нечего отдавать… — Нет, нет, тебе есть что! Ты чертов гений, ты очаровываешь всех, с кем встречаешься, и люди любят тебя, правда любят, ты мог бы быть хорошим, если бы позволил себе, и… — Майк судорожно затягивается сигаретой и отворачивается от отца. — Я больше не могу брать, Уилл. — Потому что не можешь, или думаешь, что не заслуживаешь этого? И то, и то, если честно. — Я буду брать ради тебя, Фриц, — клянется Уильям. — Я бы забрал всё ради тебя, ради Генри. Я бы забрал всё и исправил тебя… Сигарета выскальзывает из его пальцев, он хватает и прижимает Уильяма к двери. — ХВАТИТ ПЫТАТЬСЯ ВСЁ ИСПРАВИТЬ! — ему кажется, призрак его матери овладевает им, он начинает плакать. На лице у Уильяма ошеломленное выражение, Майк до боли сжимает его плечи, но тут же опускает. — Хватит пытаться всё исправить, хватит… — Боже, Фриц, я… — Уильям качает головой, а затем хмурится. — Ты правда веришь в это? Майк переводит дыхание: — Во что? Уильяма передёргивает: — Что люди любят меня, что я хороший, что я могу… отдавать? Это он. Это самое важное, что я скажу в своей жизни. — Да. Я знаю, ты можешь. Улыбка Уильяма такая печальная, что у Майка щемит в сердце. — Хотел бы я поверить тебе. Но ты лжец, Фриц, — Уильям идет к двери. — В следующий раз, когда будешь читать мой дневник, не забудь положить его на то же место. На Майка накатывает страх, но потом он понимает, что папе нужен не просто друг. Ему нужен кто-то, кто как он и будет поглощен жаждой убивать, кто даст ему разрешение на это, кто скажет, что он не монстр из-за своих страшных мыслей. Майк не может быть этим человеком. Майк почти забыл каким впечатляющим актером был его отец. Когда они возвращаются в мастерскую, их разговора как будто бы и не было, Уильям что-то подпевает под нос, вытаскивая ногу из эндоскелета. — Фриц, — спрашивает Генри. — Что думаешь? Фредбер почти закончен. Его скелет, то есть. Он глядит на Майка как мрачный жнец. — Это безопасно носить? — Абсолютно. Ну, будет. — Разве пружинные замки не могут раздавить человека? — Майк вспоминает как умер его отец. — Теоретически… — Сделайте их безопасными, — Майк представляет Эвана во рту Фредбера. — Сделайте такими безопасными, как только можете. — Всё будет хорошо… — Майк всё ещё злится, всё ещё напуган, он идет прямо к Фредебру и заглядывает в его пустые глазницы, а потом сует руку в его пасть. Когда ничего не происходит, Майк сплевывает на руку и мочит челюсть слюной и высохшими слезами, …и тут раздается этот скрипучий звук, и… Генри хватает Майка и тянет назад за секунду до того, как зубы Фреда успевают впиться ему в руку. — Фриц! — кричит Генри, его лицо перекосило от волнения. Майк смотрит на них со всей серьезностью. — Сделайте их безопаснее. Когда вы подумаете, что они безопасны, сделайте их ещё безопаснее. От воды, резких движений, чего угодно. Сделайте их безопаснее. На лице у Генри читается тревога, но он снова смотрит на Фреда, его закрытую челюсть, и кивает. — Я сделаю. Сделаю. Я… мне жаль, Фриц, я просто переволновался, ты… ты прав. — Генри… — он не хочет расстраивать Генри. — Это всё ещё впечатляюще. Ты гениален. Я просто не хочу, чтобы вы — или кто угодно — поранились. Честно. Его слова немного приободряют Генри. — Хорошо. Хорошо! Ты тоже можешь нам помочь, если хочешь. Ты, кажется, знаешь, что делаешь. Правда, Уилл? — Верно, — отвечает Уильям, но, когда Майк переводит на него взгляд, он смотрит не на него, а на Фреда. Генри собирает их вещи под конец дня, бормоча что-то про смазку пружин и водонепроницаемое покрытие, Уильям оттаскивает Майка в сторону: — Не… не делай так больше. — Почему? Потому что ты так гордишься своим творением? Уильям смотрит ему в глаза. — Потому что я не хочу, чтобы ты закончил как он. Генри выходит из мастерской, вытаскивая ключи. Уильям хочет уйти вслед за ним, но Майк останавливает его. — Я… Я не лгал. Мне жаль, что трогал твои вещи, твой дневник, но… но я знаю, что ты можешь отдавать, Уилл. Прости меня. Уильям коротко кивает. — Это… это не было хорошо, да? — Майк качает головой. — Мне… мне тоже жаль. Я немного проецировал на тебя, — Уильям оглядывает Фредбера. — Я видел кролика, когда бы маленьким. Он был почти мертв, дергался, лежа на земле. Я взял его в руки и улыбнулся, потому что я думал, что, если смогу убить, я почувствую себя Богом, — он говорит так легко, словно никого вокруг нет. — Боже, я даже не подумал о том, чтобы спасти его, — он смотрит на Майка. — Разве это не ужасно? — он зажигает сигарету и выдыхает дым прямо в лицо эндоскелета. — Я бы убил за вас обоих. Я знаю это. — Я знаю, Уилл. Пойдем домой. Фредбер остается позади, провожая их своими мертвыми глазами, смерть с косой, ждущая падения отца и сына, который, несомненно, наступит.