Генри стоит, грозно сложив руки на груди. Белла и Клара ушли ещё рано утром, вскоре после того, как Белла рассказала Генри о своей печальной ситуации. Удивительно, но Генри не проронил ни слезинки. Он крепко обнимал свою девушку, ожидающую своего прискорбного финала, и не выпускал из своих рук.
Сейчас, как разъяренный преподаватель, глядящий на провинившихся школьников, стоит перед ними. Майк и Уильям сидят на диване, понурив головы, и медленно пьют воду.
— Так, кто из вас идиотов решил, что отличной идеей будет дать моей девушке
кислоту, — он выплевывает с языка название наркотика, словно имя самого Люцифера, — сразу после того, как она узнала, что
умирает?
Уильям с невинным видом пьет свою воду.
— Ну, на самом деле, это было
во время этого, если что.
Лицо Генри искажается от такого негодования, что из его ушей мог бы идти пар.
— Она плакала, а вы решили, что это будет наилучшим решением?! Фриц, я ожидал от тебя большего! Может, не от него, но от тебя уж точно!
— Эй! — Уильям обиженно дуется. Майк ещё слегка отходит, но выговор от самого важного для него человека быстро приводит в чувства.
— Прости, Генри, — бормочет Майк. — Этого больше не повторится.
— Я на это надеюсь!
— Она хорошо провела время, — говорит Уильям в их защиту. — Я никогда не видел её такой счастливой.
От этих слов Генри немного поникает. Он не может решить, улыбнуться или разозлиться.
— П-правда?
— Да,
правда. Скажи ему, Фриц.
— Ну, да, — Майк пожимает плечами. — Мне кажется, ей было весело.
— Хорошо, — Генри вздыхает. —
Хорошо. Я уже не так зол. Ладно. Хорошо, хорошо, хорошо. Спасибо вам.
— Это просто моя работа, — говорит Уильям, а Генри раздраженно закатывает глаза. Майк наблюдает, как его друг встает с дивана, и не может скрыть удивленный вздох. Что-то чуждое виднеется в глазах Уильяма, чего не было, когда он был под наркотиками, когда переживал паническую атаку, или вообще в любое другое время.
Ну, может, это было, когда он держал нож.
Глаза Уильяма были совершенно пусты, как будто он даже не здесь, как будто он в 1985 и убивает маленьких детей. Эту пустоту пожирает тьма, и кажется, словно Уильям едва сдерживает себя от того, чтобы не начать звонко смеяться над чем-то совершенно несмешным.
Майк замирает от страха. Он так похож на папу, когда тот вернулся домой в 1985, когда вернулся домой в 1993. Папа всегда возвращается, снова и снова,
потому что папа всегда побеждает, даже когда он проигрывает.
Генри, конечно, слеп к этим тревожным звоночкам. Он годами ничего не замечал, и не будет замечать, пока не пропадут те дети. Он, как обычно, предлагает Уильяму крепкие объятия. Майк смотрит на него исподтишка,
и губы Уильяма расплываются в пугающей улыбке. Это снова бросает Майка под воду, он снова тонет.
Он надеялся, что у них всё шло так хорошо.
Что случилось?
***
— Фриц! — на следующий день Клара окликает его, отряхивая руки о фартук. — Тебя к телефону. Это Генри. Кажется, дело срочное.
— Черт. Спасибо, — Майк вытирает руки тряпкой и идет к телефону. — Генри, что случилось?
— Ф-Фриц, ты видел Уилла?
— Нет, я был на работе весь день. Всё в порядке?
— Нет, я просто… он не выходил из магазина целый день. Он не пришел на занятия. Я не могу вытащить его оттуда. Я не знаю, что с ним, Фриц. Он всё время смеется, я не… я не знаю, что…
— Генри, эй, эй, всё хорошо. Просто дыши, ладно?
— Фриц, если не помочь ему, я не…
—
Дыши, дружище.
— Я…
— Вдох, выдох. Всё в порядке. Я обещаю, —
я обещаю, я обещаю, обещаю, обещаю. — Я обещаю.
— Х-хорошо, — Майк глубоко дышит вместе с Генри. Он так крепко сжимает телефон в руке, что ему кажется тот вот-вот треснет под его ладонью.
— Он в магазине, да? Он не делает ничего опасного?
— Нет, но… я волнуюсь за него, —
не надо за него волноваться. Бойся его. Бойся его и беги далеко-далеко отсюда. — Спасибо, Фриц. Мне уже лучше. Но… ты сможешь съездить туда? Я знаю, что многого прошу, но он послушает тебя. Он уважает тебя.
— Он… что? —
Не может такого быть.
«Ты мой лучший друг».
«О, я знаю, болван».
— Он говорит мне об этом. «Фриц всегда знает, что сказать, понимаешь? Совсем не как я». Я говорил ему, что он очень обаятельный и тоже умеет разговаривать с людьми, но он отвечал: «Не так, как он». Я не знаю, не знаю. Фриц, попробуешь, пожалуйста?
Никогда прежде Майк не был таким воодушевленным. Его отец никогда не хвалил его так. И совершенно неожиданно слышать, как Уильям Афтон хорошо отзывается о нем за его спиной. Он не сказал бы ему это в лицо, потому что в лицо у него есть причины лгать.
— Хорошо, Генри. Я пойду туда.
—
Спасибо, Фриц. Спасибо тебе большое. Я лю… — Генри перебивает себя. Майк практически слышит, как он краснеет по ту сторону трубки. — Вы мои лучшие друзья, я безмерно благодарен. Спасибо тебе.
— Да, я перезвоню тебе позже, — Майк стоит с телефоном ещё минуту, а потом вешает его. Он тяжело вздыхает, опираясь на стену, и бросает взгляд на часы. До конца его смены ещё два часа, но он не хочет даже думать о том, что успеет сделать Уильям, раз что-то напугало даже Генри. Он бежит к Кларе. Слава Богу, что рабочий день загруженный, никто не хотел лишний раз выходить из дома в такую погоду. — Клара, мне нужно идти.
— Ты чего такой бледный, Фриц? Всё в порядке?
Майк качает головой.
— Уильям…
— Ни слова больше. Возьми мои ключи, езжай к нему. Черт, Фриц, поверить не могу что вы приняли кислоту вместе. Мы не знаем, что с головой Уильяма и как такие вещества влияют на него, — Майк даже не думал об этом. — Позвони мне, когда встретишься с ним.
— Есть, мэм.
— Я скажу Джуниору. Давай-давай, поторапливайся, — Майк машет ей напоследок и скидывает с себя фартук. Он перепрыгивает через столешницу и бежит к машине, молясь Богу и даже Дьяволу, что предначертанная судьба, не реализует сама себя.
Иначе он сойдет с ума.
***
—
Я говорю, что сверну горы, — Майк останавливается, дверь мастерской за ним захлопывается. —
И я сверну горы, — комната погружена в мрак, он делает шаг вперед, и что-то хрустит под его ногой. —
Если он хочет, чтобы их не было на пути, — Майк вздрагивает от вида летящих искр, которые заливают светом Спрингбонни и его друга. —
Он называет меня безумцем. Да, я безумец…
— У-Уильям?
— Хм? — Уильям перестает петь. — О, Фриц, я так рад видеть тебя здесь.
— Что ты делаешь, друг?
—
Ничего, ничего, не глупи, — Майк дергается назад и чувствует спиной стену. Он шарит рукой в поисках выключателя, и тусклый свет озаряет непроглядную тьму. Уильям сидит перед эндоскелетом, на у него руках рабочие резиновые перчатки. В одной руке он сжимает паяльник, а на лице огромные защитные очки. Майка пугает не его рабочий костюм, а эта нервирующая улыбка на странно умиротворенном лице его друга. Как трещины на льду, разряд молнии в небе, расселина в земле. Майк опускает взгляд в пол и тянется к предмету под ногой дрожащими руками, и Уильям замечает это. — Ты в порядке? А то смотришь на меня как на чокнутого, —
он не перестает смеяться. Майк поднимает то, на что случайно наступил в темноте — смятые листы, вырванные из дневника.
Сердце Майка со скоростью света бешено мечется в груди. Он читает:
ГЕНРИ ГЕНРИ ГЕНРИ ГЕНРИ ОН ТАК ВЕЛИКОЛЕПЕН ОН СПАС МНЕ ЖИЗНЬ ОН ВСЕГДА БУДЕТ СПАСАТЬ МЕНЯ ОН ОБНИМАЕТ МЕНЯ НОЧЬЮ И Я ЧУВСТВУЮ СЕБЯ ЧЕЛОВЕКОМ Я ХОЧУ РЕЗАТЬ ЕГО ХОЧУ УВИДЕТЬ ЕГО КРОВЬ УВЕРЕН ЕГО КРОВЬ ПРОСТО ПРЕКРАСНА ОН ПОКЛОНЯЕТСЯ МНЕ КАК БОГУ ПОТОМУ ЧТО Я И ЕСТЬ БОГ РАЗВЕ ОНИ НЕ ВИДЯТ ОНИ НИЧЕГО НЕ ВИДЯТ НО ГЕНРИ О ГЕНРИ ОН ГЕНИАЛЕН КРОВЬ К Р О В Ь МНЕ ТАК НУЖНО УВИДЕТЬ КРОВЬ Я ЛЮБЛЮ ЕГО Я ПОКЛОНЯЮСЬ ЕМУ ЕСЛИ БОГ ПОКЛОНЯЕТСЯ ЕМУ ЗНАЧИТ ОН ОСОБЕННЫЙ ОН ТАКОЙ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ Я ХОЧУ ЕГО НЕТ ОН НУЖЕН МНЕ Я СДЕЛАЮ ТАК ЧТОБЫ ОН НИКОГДА НЕ ПОКИНУЛ МЕНЯ ГЕНРИ ГЕНРИ ГЕНРИ АФТОН.
Следующая страница:
КЛАРА ТАК ИДЕАЛЬНА ДЛЯ МЕНЯ Я ХОЧУ СДЕЛАТЬ ЕЁ ТАКОЙ КАК НУЖНО МНЕ ПОТОМУ ЧТО ОНА МОЖЕТ ДАТЬ МНЕ ЦЕЛЫЙ МИР И МОГУ ДАТЬ ЕЙ ЦЕЛЫЙ МИР МЫ МОЖЕМ ВМЕСТЕ СЖЕЧЬ ЕГО ДО ТЛА И ЕЁ КРОВЬ БУДЕТ ТАКОЙ КРАСИВОЙ Я НАРИСУЮ ЕЮ НА ЕЁ КОЖЕ ОНА ДОЛЖНА ПРИНАДЛЕЖАТЬ ТОЛЬКО МНЕ ОНА МОЯ ОНИ ВСЕ МОИ КАЖДЫЙ ЕЁ ДЮЙМ Я БУДУ ЛЮБИТЬ ЕЁ НЕНАВИДЕТЬ ЕЁ ОБЕРЕГАТЬ ЕЁ Я И С П Р А В Л Ю ЕЁ Я ИСПРАВЛЮ ИХ ВСЕХ Я МОГУ Я НЕ ПОЗВОЛЮ ИМ СЛОМАТЬСЯ Я НИКОГДА НЕ ПОЗВОЛЮ ЕЙ СЛОМАТЬСЯ КЛАРА АФТОН МОЯ ПРЕКРАСНАЯ БАЛЕРИНА.
И следующая:
изабелла умрет она станет ещё одним трупом я не вынесу ещё один труп я не вынесу этого я не хочу чтобы они умирали она так добра ко мне почему люди умирают почему люди вокруг меня всегда умирают всё хорошо ВСЁ ХОРОШО Я ИСПРАВЛЮ ЕЁ Я ИСПРАВЛЮ ИХ ВСЕХ Я НАКОНЕЦ МОГУ СПАСТИ КОГО-ТО ФРИЦ БЫЛ ПРАВ Я МОГУ ОТДАВАТЬ А НЕ БРАТЬ Я МОГУ ДАТЬ ИМ ВСЕМ НОВУЮ ЖИЗНЬ И НИКТО ИЗ НИХ НЕ УМРЕТ Я СОБЕРУ ИХ ОБРАТНО.
Последняя:
20 октября, 1956
Вес — 79,9 кг.
Фриц сказал мне, что я могу отдавать, а не брать. Что мне пора прекратить быть эгоистом. Разве я эгоист, если хочу себе целый мир, когда он всю жизнь отвергал меня? Разве я эгоист, если хочу, чтобы мои близкие никогда не умирали? РАЗВЕ Я ЭГОИСТ, ЕСЛИ ХОЧУ УБИТЬ ВСЁ, ЧТО НЕ ДАЕТ МНЕ ПОКОЯ? Фриц не понимает. Он истязает себя своим героизмом. Я докажу ему, что он ошибается. Я могу отдавать, как он сказал. Но также я могу брать. Я ДОЛЖЕН.
Я ДОЛЖЕН ДОКАЗАТЬ ФРИЦУ, ЧТО ОН ТОЖЕ МОЖЕТ БРАТЬ.
ОН СКАЗАЛ, ЧТО Я ЕГО ЛУЧШИЙ ДРУГ,
И ПОСТУПЛЮ КАК НАСТОЯЩИЙ ДРУГ.
Я ПОКАЖУ ЕМУ КАК НАДО БРАТЬ.
Листы рвутся в дрожащих руках Майка.
— У-Уильям, — Майк заикается, он пятится к двери, потому что история повторяется, но в этот раз… нет, не в этот раз,
снова, это опять вина Майка. Папа желает показать Майку, что он может, и что Майк может. Фриц Смит чудовище, Майкл Афтон чудовище, они все…
— Ты сказал мне, — мягко говорит Уильям, снимая очки с лица. Под глазами у него темнеют огромные синяки, — что тебе не было хорошо. Что это эгоизм, хотеть брать. — он, посмеиваясь, кладет паяльник на пол. Посвистывая, он оглядывает свой труд: эндоскелет Спрингбонни завершен. Не обращая внимания на Майка, Уильям берет левую руку Бонни, раскручивает пружины и надевает на свою руку. Майк вздрагивает с лязгом каждой затянутой пружины. Вскоре механизм полностью обволакивает руку Уильяма. Он машет Майку, даже не глядя на него. —
Ты сам знаешь, тебе было хорошо, Фриц. Если бы ты убил своего старика, это было бы лучшее чувство на свете.
— Уильям, мы все волнуемся за тебя…
—
Не нужно. Нет, нет, не беспокойтесь.
Я чувствую себя великолепно. Мы были под кайфом, я видел столько чудесных цветов. Я смогу воссоздать эти цвета только, если буду
брать, — он оборачивается и смотрит на Майка с безумным блеском. — Это был чудесный красный цвет, Фриц.
Мне нужно его увидеть. Как только ты сам всё увидишь, ты поймешь.
Майк не может двигаться, Уильям говорит прямо как папа. Он напуган до чертиков, ему не следовало сюда приходить, он должен был убить папу, как только оказался в этом таймлайне, но он просто не может убить папу.
Ему никогда не победить.
— Скажи мне, что у тебя в голове, Уилл, — требует Майк, стараясь придать голосу уверенность.
— Знаешь что? Я не могу понять, почему так плохо быть эгоистом. Особенно для тебя и меня, мой друг. Они забрали у нас
всё, так давай заберем это обратно. Давай заберем всё это обратно. Мы сделаем это, чтобы спасти их. Мы сделаем это ради Генри, ради Клары, ради Беллы.
Мы сделаем это ради себя, — он медленно идет вперед, механическая рука болтается из стороны в сторону, словно новый, наконец завершенный протез.
— Я не могу брать, Уилл, я не могу…
—
Его звали Эван, и может он заслуживал смерти, Фриц.
Майк шокировано смотрит на него, а потом его переполняет гнев.
— Не смей так говорить.
Никогда не смей это говорить.
— Почему нет? Он значил что-то для твоего старика. Ты
должен был забрать Эвана у него. Ты должен был забрать у него всё…
— ОН БЫЛ МОИМ БРАТОМ! — Майк кричит, надрывая горло, со слезами на глазах. Ему так тяжело дышать. — Он был моим братом! Это была ошибка. Он был моим братом, и я любил его, и я убил его! Мне не было хорошо, как ты не можешь этого понять?! Это было
отвратительно. Если ты самовлюбленный подонок, это не значит, что мы такие же! Ты не можешь исправить меня!
—
Я могу исправить всё и всех.
— Нет, ты не можешь! Что случилось?! Я думал, мы уже говорили об этом, а ты снова ведешь себя так?! Я пришел сюда, потому что беспокоился за тебя, но ты показал мне только то, что ты не знаешь,
как отдавать.
Уильям смотрит на него с недоумением, совершенно не убежденный.
— Мне кажется, наши с тобой понятия «давать» и «брать» диаметрально противоположные, Фриц.
—
Убить не значит отдавать…
—
Но это значит для меня, — Уильям кладет руку в эндоскелете на его плечо и нежно сжимает его. Он улыбается резко, прямо как Спрингбонни, когда тот качает головой и поет песни. — Я просто хочу сделать вас бессмертными. Неужели это так ужасно, если я хочу, чтобы мои вещи никогда не ломались?
— Мы не
вещи, мы люди!
— О, Фриц, — Уильям посмеивается. —
Мы все просто трупы.
— Это из-за бомб? Ты тонешь? Уилл, ты…
— Я не тону. Я никогда не утону.
Я никогда не умру, — он сильнее впивается в плечо Майка, пока его не начинает сводить от боли. —
Я не позволю тебе умереть.
— Мы все умрем, Уильям, — Майк так устал. Он был усталым уже очень давно, с самого детства. — Разве не прекрасно, что всё когда-нибудь кончается? Так просто не может быть. Если бы ничего не кончалось, я бы не встретил тебя. У меня не было бы друзей. Мне кажется, я наконец могу умереть счастливым.
— Я не позволю тебе умереть…
— Я умру, Уилл, — Майк улыбается, по истощенным щекам бегут слезы. — Мы все умрем.
— Я не…
— Ты тоже умрешь. Но это нормально. Ты не труп, ещё нет. Мы живы. Разве не прекрасно просто жить? — он звучит так убедительно, что почти может поверить, что жизнь удивительна. — Разве нет? Ты самый умный человек, которого я знаю. Скажи мне это.
Я так устал, Уилл, я так устал. Я хочу, чтобы жизнь была прекрасна, но это не так, она никогда не была, я… — он начинает рыдать.
Уильям пытается что-то сказать, но, когда пружинные замки начинают скрипеть, он убирает руку с его плеча и говорит: —
Я не хочу, чтобы ты умирал. Я так боюсь смерти, Фриц…
И тут пружинные замки
л о м а ю т с я.
Руку Уильяма протыкают десятки пружин, от его плеча и прямо до запястья. Он отдергивает руку подальше от Майка и смотрит на неё, он не морщится от боли, на его лице нет страха, он рассматривает кровь с любопытсвом.
— Т-трупы… не истекают кровью, — он выдыхает, он смотрит на Майка с ужасом в глазах и медленно падает на пол, цепляясь за его рубашку. — Фриц,
мне нужна помощь, — он впивается левой рукой в свои волосы. — Я не знаю, что не так с моей головой, в ней столько страшных мыслей, я веду себя странно, я…
— Уилл, твоя рука! — кричит Майк, падая перед ним на колени. Он начинает раскручивать замки и осторожно вынимает руку из эндоскелета, стараясь не двигать ей слишком сильно. Он знает, Уилл может потерять руку, если пружины войдут ещё глубже. Он хочет броситься к телефону и позвонить в скорую, но Уильям тянет его за рубашку, чтобы он остался с ним. Он горько смеется.
— Я даже не умею плакать, — он говорит, и из его горла вырывается печальный, горестный звук. — Я не хочу умирать, Фриц. Я не хочу, чтобы ты умирал. Я не хочу, чтобы Генри или Клара, или Белла умерли.
Я не могу допустить это. Я сломаюсь, если они сломаются, а всё всегда ломается и тонет,
моя голова сломана, и я не знаю, как исправить это. Если я исправлю тебя, я смогу исправить себя, и я… — он упирается лбом в пол у ног Майка. —
Мне так страшно.
— Уилл, нужно позвать на помощь…
— Мне нужна помощь, — соглашается Уильям, но судя по тону его голоса, Майк понимает, что он имеет в виду совсем другое. — Мне нужна помощь. Фриц, в тот день, в гостиной. Там были Белла, ты и я. В тот день я увидел себя, но я был старше,
и я выглядел таким грустным. Я не хочу так закончить. Я не хочу, чтобы ты умер.
Я не могу умереть. Фриц, пожалуйста, мне нужно брать,
что-то во мне нуждается в этом. Даже больше, чем я нуждаюсь в вас, но вы нужны мне, они нужны мне.
Но я не могу ничего поделать, мне просто нужно брать.
— Нет, Уилл. Тебе не надо брать. Тебе надо дышать.
— Я не…
— Голову над водой. Ну же. Давай поможем тебе.
Уильям кивает, Майк помогает ему встать. Его рука всё ещё кровоточит, он цепляется за Майка, как будто от этого зависит его жизнь, он кладет голову ему на плечо.
— Мне… мне нужна помощь с моей головой, — четко говорит он. — Фриц, вещи, которые я хочу сделать ради Генри, Клары и Беллы. Ради тебя. Я… со мной что-то
не так.
— Держи голову над водой, хорошо? Давай отвезем тебя в…
— Не в больницу! — внезапно кричит он. — Клара. Отвези меня к Кларе, — Майк не уверен в этом, но у его друга очередная паническая атака, и поэтому он уступает. Он ведет отца к машине, Спрингбонни остается позади. — Фриц, ты правда думаешь, что я не могу ничего исправить? Как мне тогда перестать тонуть?
— Просто держись за меня, Уилл. Держись за меня.
— Это не отвечает на мой вопрос, — Уильям печально усмехается.
— Я знаю.
Они идут к машине. Уильям прижимает руку к груди, Майк выезжает с парковки и едет к Кларе. Уильям поднимает глаза, глядя на серое небо, и бормочет: — Давай заключим сделку, Фриц.
— Что?
Он улыбается сам себе, а затем смотрит на Майка.
— Я перестану пытаться брать, если ты перестанешь пытаться отдавать.
— Не…
— Вот и договорились, — Уильям что-то мычит под нос, кровь капает ему на колени. Его губы сжаты в тонкую линию, словно едва сдерживает смех, его голова трясется, он тихо напевает: —
Я буду любить вечно. Я говорю, вечно…
Всю дорогу до квартиры он не перестает петь.
***
Клара говорит им, что им чертовски повезло, что пружины не пробили мышцы.
— Если ты не поедешь в больницу, у тебя останутся шрамы, Уилл.
Уильям просто пожимает плечами, равнодушный к факту того, что на всем предплечье у него останутся круглые шрамы. Кровотечение остановилось, Белла практически запихивает в него обезболивающие и воду.
Они с Кларой сидят на кухне. Она указывает пальцем в свою книгу и читает вместе с Майком.
— Фальре писал в 19 веке о циркулярном безумии. Маниакальное возбуждение, депрессия, диссоциация… Да, похоже на то. У нас не так много информации про такие вещи, Фриц, — она вздыхает и захлопывает книгу. — Спасибо, что приглядываешь за ним. К сожалению, я влюбилась в этого чертового британца.
Майк хмурит брови, глядя, как Белла достает из морозилки мороженое и делится им с Уильямом.
— Как нам помочь ему, Клара? Мне нужно знать.
— Я… я не знаю. Слушай, я поищу ещё информацию. Анонимно, конечно. Я буду держать тебя в курсе, хорошо?
— Хорошо. Спасибо, Клара. Я… я думал, ему становится лучше.
Клара пожимает плечами.
— Это не линейный процесс, Фриц. Это… это американские горки, понимаешь? Это падения и взлеты, — она мягко улыбается. — Но мне не хотелось бы, чтобы кто-то проходил через это. Пускай он остается у нас, ладно? Мне нужно понаблюдать за его рукой, убедиться, что нервы не повреждены.
— Я позвоню Генри. Я тоже останусь. Мы ляжем на полу.
Клара кивает и идет к Уильяму, который сидит на диване. Он кладет голову ей на плечо, и она нежно проводит пальцами по его ранам, пытаясь не заплакать.
Генри приезжает в квартиру, бросая подготовку к промежуточным экзаменам. Он осторожно обнимает Уильяма, опасаясь задеть его руку, и не выпускает из объятий, словно они в комнате лишь вдвоем. Майк знает, если бы остальных тут не было, они бы держали друг друга, шепча всякие милые глупости друг другу, желая, чтобы целый мир просто исчез, оставив лишь их двоих и их любовь.
Генри ночует в комнате Беллы, а Уильям у Клары. Майку достается диван, но ему не спится. Посреди ночи Уильям встает, чтобы сходить в ванную. Его рука обмотана бинтами. Он глядит на Майка в темноте и шепчет так, чтобы никто их не услышал: — Я думаю, я люблю их. По-разному, но в то же время одинаково. Я не знаю…
— Я знаю, Уилл, — бормочет Майк.
— И Белла заставляет меня хотеть отдавать.
Майк кивает.
— И ты… — Уильям качает головой и треплет волосы Майка здоровой рукой. — Ты мой лучший друг, Фриц Смит.
В комнате стоит полный мрак. На сердце у Майка так тяжело, он устал, но всего шесть слов зажигают в нем какую-то искру. Он не может остановить себя и начинает плакать. Уильям садится рядом с ним на диван и напевает песню, которую Майк не знает.
Но ему кажется, она звучит красиво.
