***
— Можете передать это ему? — смущенно говорит Фрэнки, когда Бев протягивает Майку детский рисунок с тремя детьми Эмили. — Нам не нравится, когда он грустит. Майк кивает и берет рисунок. — Он будет рад. Мы позвоним вам, когда доедем домой, хорошо? — Хорошо. Фриц, можно я расскажу тебе кое-что, чтобы ему стало лучше? — спрашивает Фрэнки, поднимаясь на цыпочках. Майк нагибается к нему. — Мне нравится его странный мальчик, — Бев хихикает и бьет Фрэнки в плечо, а потом хватает за руку и убегает с ним обратно на ранчо. Майк смотрит им вслед. Удивительно, насколько эти дети на самом деле понимают своего брата. Он стоит там ещё немного, а потом садится в машину. Он отдает Генри рисунок. Уильям сидит на заднем сидении, положив его голову себе на колени. Генри слегка улыбается, оглядывая свой подарок. — Я устал. Посплю немного. — Конечно, дорогой, — Уильям нежно перебирает его волосы, и вскоре Генри проваливается в сон. Майк молча ведет машину, но ему спокойно. В последнее время он стал замечать за собой гораздо меньше депрессивных мыслей, и особенно сейчас, когда Генри не в порядке. — Фриц, — тихо зовет Уильям, когда Генри уже крепко спит. — Я хочу сделать кое-что безрассудное. — Да, что такое? — Я хочу, чтобы ты выступил нотариусом моей последней воли и завещания, — Майк смотрит на Уильяма через зеркало заднего вида и видит, как на его губах появляется ухмылка. — Думаю, сегодня я умру. Майк испуганно смотрит на него. — Уилл, что ты… — Я расскажу Кларе правду, и она убьет меня, как ей и полагается, поэтому перед этим я хочу закончить со своими делами, — с последними словами Майк и Уильям встречаются взглядами. Майк прикрывает рот ладонью. Уильям поджимает губы в тонкую линию, едва сдерживая смех. Они не издают ни звука, когда Генри ворочается во сне, ближе прижимаясь к груди Уилла.***
После того, как они уложили Генри в кровать, у порога появляется Белла с увесистой сумкой в руках. — Я принесла его любимые пластинки, альбомы для рисования, игрушку Фредбера, которую я сшила, и немного конфет. И ещё брауни для тебя и меня Уилл — Фриц, ты тоже угощайся — в честь конца тестов, — она заходит в квартиру без разрешения, скидывает с себя туфли и куртку. — Он у себя? — Да, — отвечает Майк, помогая ей с тяжелой сумкой. — Ты просто чудо, Белла, — говорит Уильям и тянется за брауни, но Белла шлепает его по руке. — Потом, мистер. Ладно, идите занимайтесь своими делами. Увидимся позже, — она забирает вещи и идет к комнате Генри. Сначала она тихо стучит, затем заходит, закрыв за собой дверь. Уильям смотрит на закрытую дверь чуть дольше нужного, вздыхает и, хватая пальто с вешалки, выходит в коридор. Уильям ведет Майка в библиотеку. — Я ненавижу это место, — говорит он, глядя на всех сверху вниз. — Я слышу, как все дышат и жуют. Это сводит меня с ума, — они садятся за стол в самом углу, подальше, где никто не дышит и не жует. Желтый свет ламп падает на их лица. Уильям достает из рюкзака свой дневник и ручку. — Итак, ты будешь в роли моего нотариуса, — Майк недоуменно хмурит брови от слова «нотариус», Уильям объясняет: — Непредвзятый свидетель. — Меня едва ли можно назвать непредвзятым. — Тогда притворись, что ты не мой лучший друг, и мы только встретились. А потом подпиши эту штуку, и, когда Клара по праву прострелит мне череп, отнеси мое тело в лучшее похоронное бюро во всей Юте. Убедись, что на моем трупе будет фиолетовый галстук. Любимый цвет, всё такое. — Ладно, думаю, справлюсь. — Великолепно. Я нанял самого лучшего, самого беспристрастного нотариуса на этом континенте. Итак, в здравом теле и уме… — он замолкает, полностью сосредоточившись на листе бумаги. Майк видел своего отца таким всего пару раз, когда тот подписывал важные документы или вносил доработки в чертежи (и ещё один раз, когда подписывал открытку на день рождения Лиз, подробно разглагольствуя как он любит своего самого чудесного, самого любимого ребенка. Пока Лиз налегала свой торт, Майк украл открытку и прикрыл рукой её имя, притворяясь, что там написано «Майкл»). Через несколько минут Уильям ставит точку, делает подпись и передает дневник Майку. — На. Убедись, что я в здравом рассудке хоть в этот раз. Я, Уильям Афтон, в здравом теле и уме, после своей смерти завещаю: Генри, все мои чертежи и механизмы; Белле, мою заначку с запрещенными веществами (она под моей кроватью, ты найдешь); Кларе, все деньги на своем счету и мой фиолетовый свитер, раз он тебе так нравится; Фрицу, всю мою одежду (кроме свитера) и мой дневник (сделай бедному призраку одолжение, сожги его к чертям и помни меня лучше, чем я был на деле). Если кто-то из вышеперечисленных людей не явится на место моего последнего упокоения, чтобы выразить свое долбанное сочувствие, то я вернусь в виде призрака, чтобы терроризировать их до конца их жизней. Подпись: Уильям Афтон — Ну, думаю, это можно считать завещанием, — говорит Майк, подписывая документ ненастоящим именем (Ох блин, мысленно выругивается он, потому что чуть не написал «Майкл Афтон» под подписью друга). Уильям берет дневник обратно и ещё несколько раз перечитывает написанное, пробегает по именам людей, которым он оставит все свои ценности, когда его душа оставит бренную оболочку. — А я думал тут будет больше, — говорит он, цокая. — Мне казалось, я оставлю после себя больше. — Ты ещё молод, со временем будет больше. — Я… — он смеется, закрывая дневник. — Раньше я хотел быть богатым, чтобы купить новое бомбоубежище. Сейчас… сейчас я бы хотел себе весь мир, чтобы, когда я… — он снова задумывается о смерти, шепотом — нет, она даже меньше шепота — лишь мимолетная мысль, которая никогда бы прежде не слетела губ Уильяма Афтона. Тихо, он говорит: — Как бы ты хотел умереть, Фриц? Майк задумывается на минуту. — Рядом с дорогими мне людьми, — Я никогда не был с дорогими мне людьми в свои последние моменты. Всегда, когда я умирал, я был один, — Я мог бы пройти через самые страшные муки, но, если они будут со мной, тогда всё в порядке. — Мгм. — А ты? — Ну, вообще никак. Даже думать об этом не хочу. Но… наверное что-то похожее. Умирает ли человек на самом деле, если он оставляет за собой достаточно? — от этой мысли глаза его загораются. — Я создам империю, Фриц. Ту, что переживет само солнце. Я оставлю её своим детям. Я буду таким отцом, каким ему и не снилось. Ты увидишь своими глазами. Вы все ещё увидите её, Империю Афтонов. Боже, не впервой Майку быть свидетелем этой зловещей утопии. — Могу я рассказать тебе секрет, Фриц? — Конечно. — Мне кажется… — он фыркает, поправляя воротник, — с тех пор, как я вспомнил то обещание, я думал только о том, что я могу сделать, чтобы быть достойным. Я объективно взвесил всё, что я могу сделать для вас — потому что, если честно, Фриц, плевать я хотел на всех остальных, и не думаю, что смогу избавиться от этого, да и не хочу — и, объективно говоря, я ничего не могу сделать пока я не стану «лучше». Например, я не могу исправить Генри, потому что я просто одержим им. Думаю… думаю, мне лучше перестать встречаться с Генри. Я не хочу разбивать ни ему, ни себе сердце, мы любим друг друга, но… но рядом с ним я не чувствую себя правильно. Не по-христиански «правильно», ну, понимаешь. Не из-за того, что я сплю с мужчиной, а как когда я застрелил лань, как она умирала в моих руках, — он наклоняется вперед, говорит совсем тихо. — Генри напоминает мне, что я человек, а не Бог, и это пугает меня. Ты знаешь, какие чудовищные вещи я хочу сделать с ним? Я ненавижу его за то, что он так любит меня. Такое бывает? Я, наверное, несу бред, да? — Это… это не то же самое, но я ненавижу своего брата, за то что он любил меня, даже если я был жесток к нему, ещё до инцидента. Он не должен был любить меня. Это странно, но я понимаю тебя. Уильям кивает. — Я не чувствую себя нормально, когда у меня приступы мании, но особенно, когда они из-за Генри. Не дай Бог я причиню ему боль однажды. — И ты не чувствуешь такого к Кларе? — Не знаю. Не так сильно. Скорее, что я убью любого, кто попытается забрать её у меня. Она уже моя. — Это какой-то сексизм. Уилл усмехается. Кто-то в библиотеке шикает на него, и он недовольно оглядывается и закатывает глаза. — Не думал об этом в таком смысле. Может мне взять курс по гендерной социологии? Манерами я весь в отца, особенно как когда он избивал меня и мать, — он смеется, собирая вещи, и зовет Майка идти за собой. Майк тоже посмеивается, но не от шутки Уильяма. В голове он представляет, как Уильям Афтон мило беседует с женщиной о том, как неправильна разница в зарплате между полами, а потом перерезает ей глотку.***
— Стой тут, и, если услышишь крики, заходи и спасай мое тело оттуда, — Уильям стучит в дверь, Майк стоит чуть дальше по коридору, прижимая дневник к груди как Библию (в каком-то смысле так и есть, потому что для Майка всё, что написано Уильямом Афтонов это почти что священное писание, как бы он не сопротивлялся влиянию отца). Дверь открывается, Уильям улыбается: — Здравствуй, любовь моя. — О, привет, Уилл, — говорит Клара, Майк не видит её, но зато прекрасно слышит. — С Беллой и Генри всё хорошо? — Вполне. Я хотел поговорить с тобой, дорогая. — Тогда заходи. Только не наследи, а то я только помыла полы, — она посмеивается. Когда Уильям исчезает в квартире, Майк подбирается к двери и прижимается к ней ухом. Уильям: Как дела? Как день Благодарения? Клара: Хорошо, но я так устала. Ну, ты поймешь, когда познакомишься с моей семьей. Уильям: Хорошо, хорошо. Клара: Как Генри? Уильям: Ну, Белла наверное рассказала про то, что случилось с медведем. Но, кроме этого, всё прошло бы ужасно, если бы не Генри и Фриц. Они без конца спрашивали про моих родителей. Они не знали, но я не люблю об этом говорить. Клара: Конечно. Так, о чем ты хотел поговорить, Уилл? Уильям: Ну… Много о чем, — вздох, тишина. — Я… я квир, Клара, — тишина. — Что ты делаешь? Почему ты берешь мои деньги? Клара, смеясь: Ну, мы с Беллой сделали небольшую ставку… Уильям: — Вы с Беллой спорили квир ли я?! Клара: — Ну да, Белла сказала, что нет, а я сказала: «Белла, ты не догадаешься что гей стоит перед тобой, даже если он ударит тебя по лицу и прямо скажет тебе», так что я беру это, чтобы напомнить, что она должна мне два доллара. Уильям нервно смеется, скорее всего, хмурит брови: Я не могу поверить, Капуто. Клара: Я же знаю тебя, Уилл. Уильям: И ты… ты не против? Клара, надувшись: Ты кого за меня принимаешь? Уильям: Безумную женщину. Клара: Ну мне же приходится, чтобы терпеть тебя, — звук стука каблуков. — Что-то ещё, Уилл? Я рада, что ты поделился этим со мной, но поверь, ничего страшного… Уилл, как говорится, рубит сплеча: Я сплю с Генри, — тишина. — Я знаю, знаю. Ещё до наших отношений, незадолго до этого, вообще-то, за одну ночь. Я никогда не хотел… «играть» тобой, но кажется так и вышло, и это было неправильно и жестоко с моей стороны. Когда мы встретились, я не ожидал, что ты такая… такая, и ты мне нравишься, Клара. Вы оба мне нравитесь, по-разному, вы разные, и вы оба важны для меня… и я начинаю нести бред, потому что ты кажется сейчас прирежешь меня, поэтому я заканчиваю говорить. Скажи что-нибудь, пожалуйста, дорогая. Тишина. Затем, быстрый стук каблука по полу: — Хм. Мм. Хм-м. Уильям: Клара? Клара: Значит всё это время? Я была просто игрушкой для тебя? Уильям: Нет-нет, нет… я пытаюсь быть достойным человеком, и… и я не могу быть лжецом. Я… — вздох. — Я скажу Генри, что больше не могу спать с ним. Я забочусь о нем, но мой мозг… мой мозг не дает мне думать об этом нормально… Клара: Ты лгал мне. Уильям: Я знаю, поэтому я хотел сказать тебе правду. Если ты больше не хочешь видеть меня… Если честно, мне будет паршиво, потому что я люблю тебя… Майк: «О черт, нет, нет, нет, вы не можете расстаться, Эван и Лиз никогда не будут существовать!» Клара: И Генри лгал Белле! Уильям: Это из-за меня, не злись на него… Клара: Не смей указывать мне на кого мне злиться, Афтон! — шаги по квартире. — Ты думаешь тебя это оправдывает, Уилл? Что ты можешь влюбить в меня, пока трахаешься со своим соседом?! Уильям: Нет, нет, я просто… Я люблю вас обоих, и не хотел разбивать никому сердце… Клара, горько смеется: Ну конечно, Уилл. И с чего я должна тебе верить?! Уильям: Я… — вздох, шаги в сторону двери. Уильям распахивает дверь, и Майк бесцеремонно вваливается в квартиру, всё ещё держа дневник. Он выглядит как олень в свете фар, глядя на взбешенное лицо Клары и усталое Уильяма. — Ты знал, Фриц? Ох, что я говорю, конечно, ты знал! — П-прости… — Молчи, Фриц, — приказывает Уильям, берет дневник у Майка и отдает Кларе. — Прочитай, если хочешь. Иначе, ты мне не поверишь. Здесь все мои маниакальные мысли, и немногие достойные, все они о тебе. — Клара, стоявшая, сложив руки на груди, выхватывает дневник, закатив глаза, и садится на диван, чтобы пролистать страницы. — Ты можешь начать с начала. — Не указывай мне, что делать, — Клара хмурит брови. Через несколько мгновений, её взгляд смягчается. — Ты… ты помешан на нем, Уильям. Это… это не нормально. Ты не должен с ним встречаться, понимаешь? Пока мы не поможем тебе. — Я… я знаю. — У тебя… тут у тебя был эпизод, да? — он неуверенно садится рядом с ней, когда она указывает на одну из записей. Он кивает, она читает вслух: — «Клара, ты была бы такой прекрасной женой, позволь мне подарить тебе весь мир, я сожгу его дотла ради тебя…». Ты… Уилл, Господи. — Я уйду, если ты хочешь. — Это… это не твоя вина, что ты болен, Уильям, но… но, Боже, это не оправдание твоей лжи. И вообще не оправдание, если ты так заботишься обо мне. — Я понимаю. — Ты понимаешь? Ты правда понимаешь, Уилл? — Майк чувствует себя максимально неуместно, поэтому просто сидит, молча глядя на вниз, и видит только ноги Уилла и Клары уголком глаза. — Я нашла одну программу. Тебе не нужно давать им свое настоящее имя. Она будет длиться несколько недель, как раз на следующей неделе у них пробная встреча. После нового года они начнут еженедельные сеансы. Их ведет какой-то специалист из Германии, тебе могут прописать стабилизаторы настроения. Уильям громко сглатывает: — Ты… тогда ты не будешь злиться на меня? Она бьет его в плечо. — Заткнись. Это не об этом. Я не настолько эгоистичная, что не хочу, чтобы мой придурок парень, который изменяет мне… — она замолкает, вздыхая, и собирается с мыслями. — Я не настолько эгоистичная, что не хочу, чтобы тебе помогли, Уильям. — Я… Да, хорошо. Я запишусь. Как ты себя чувствуешь? Я плох в том, чтобы понимать… Клара, я хорошо манипулирую людьми, но плохо понимаю чужие эмоции. Клара вздыхает. — Я зла, раздражена, я расстроена и мне грустно, так тебе сказать? Даже если ты не будешь спать с ним, вы все равно любите друг друга, болваны. — Я могу любить двух людей одновременно. — Ну, может я слишком старомодна, но мне это не совсем нравится. Я знаю себе цену, Уилл. Я одна такая. На каждых занятиях парни зовут меня на свидание! — Я знаю, дорогая. — Не зови меня «дорогая». — Прости. Она цокает языком. — Я говорила… я люблю твою голову, но кажется теперь я немного презираю её, Уильям. Ты болен, но ещё ты придурок, и это две разные вещи. — Я знаю… — он молчит. — Мне жаль. Майк удивляется, когда звучат эти два слова. Слышать их от Уильяма это что-то невообразимое, и Клара, должно быть, это понимает, потому что её напряженные плечи тут же опускаются. — Я не знаю, смогу ли я простить тебя. Я никогда этого не забуду, Уилл. — Я знаю. Тебе не нужно со мной видеться, если ты хочешь. — Ну не так же, идиот. Ты самый тупой человек, которого я знаю. — Тебе нравится унижать меня? — Ты сам прекрасно справляешься. Они оба смеются. — Мы слишком подходим друг другу, но тебе придется доказывать мне, каждый Божий день, что я смогу снова тебе доверять. Я знаю… я знаю, что ты заботишься о нас. Я хочу, чтобы ты был счастлив и здоров, Уильям. Ты понимаешь это? — Я понимаю. — Хорошо. Теперь я главная, понял? — Есть, мэм. — Да тебя заводит говорить это, извращенец. — Уильям смеется, Майк бурчит. — Фриц, на тебя я тоже злюсь… вообще-то, скорее разочарована, чем зла. — Мне жаль, Клара. — Я знаю. Если кому и жаль, так это точно тебе. — А это что ещё такое? — вмешивается Уильям. Клара бьет его по груди. — Не надо злиться на меня, Афтон. Вот, что ты сделаешь: во-первых, ты пойдешь на эту встречу; во-вторых, если я и Белла что-то захотим, ты себя в лепешку расшибешь, но сделаешь; в-третьих, ты скажешь Генри правду; в-четвертых, я буду читать твой дневник. — Мой… мой дневник? — Да. Мне надо знать, что происходит у тебя в голове. Я знаю, это личное, но я больше не могу тебе доверять, понимаешь? — Да, — Уильям звучит абсолютно убитым горем. — Я понимаю, ты не можешь доверять мне. — И это самое худшее, потому что я всё ещё лю… забочусь о тебе, и я хочу доверять тебе, но ты же знаешь, Я не могу. Да, болван? — Я знаю. Хватит меня обзывать. — Нет. — Уф, ладно. — Не жалуйся, мистер. — Ты диктатор. — А ты болван. — Мгм. — Я ненавижу тебя. — Я знаю. Тут в глазах Клары собираются слезы. — Может… это я сделала что-то не так? Ты думаешь, я не… — Ты всё, что мне нужно, ты никогда не ошибалась ни в чем. Это моя вина. Это всегда была моя вина. Я не хороший человек, Клара. Прости, что ты влюбилась в меня… — он резко обрывает себя, понимая, что проговорился и начал болтать слишком много. — Не говори так. — Это правда… — Ты не плохой человек, — ласково говорит она. — Ты просто идиот, — она кладет голову ему на плечо. — Я главная, — он кивает, и Майк наконец-то поднимает взгляд. Глаза Клары закрыты, она не простила, но она любит его. Майк не уверен, знала ли мама, что папа ей изменял, потому что он абсолютно точно никогда не признавался ей. У него бы не хватило достойности рассказать ей правду. Уильям осторожно обнимает плечо Клары и встречается взглядами с Майком. Он улыбается и шепчет одними губами: «Спасибо». Майк не уверен, за что его благодарить, но он кивает и показывает пальцы вверх. Он благодарен, что его родители (по крайней мере, сейчас) не собираются расставаться, и существованию его брата и сестры пока ничего не грозит. Майк до сих пор не может поверить, что Уильям Афтон на пути становления достойным человеком. Майк представляет, как его огонек надежды — надежды, которая, казалось, погасла давным-давно — снова медленно, но верно загорается, и он хватается за него изо всех сил. Он не хочет отпускать. Не тогда, когда достойное будущее одновременно так близко и так далеко.