***
Как оказалось, Майк прервал свидание. У его родителей никогда не было свиданий. Они убрали разлитое вино, и сейчас мама пьет прямо из бутылки. Папа не может решить что делать, поэтому то сидит, то встает, пьет вино и ставит бутылку на стол, пробегает руками по халату и сжимает его в кулаках. — Клара, в побочных эффектах новых таблеток точно не было галлюцинаций? — спрашивает он, затаив дыхание, пока бродит по гостиной. — Ты правда думаешь, что нам видится одно и то же, Уилл? — отвечает мама, делая глоток. Его мама всегда называла папу «Билл», никогда его настоящим именем. Папа фыркает и качает головой. — Это… Кто ты такой? — вопрошает он с удивлением, любопытством, а не угрозой. — Кто ты? — Я… — он всегда отвечает отцу честно. — Я… я твой сын, думаю. — Этого не может быть, — папа снова и снова потирает лицо ладонью, чтобы остановить слезы, подступающие к глазам. Тут Майку кажется, что он точно спит. Во-первых, папа не может плакать. Во-вторых, папа бы никогда не показал слабость ни перед кем, не говоря уже о Майке. — Я… — он замолкает, оглядывая дом. Он выглядит точь-в-точь как детстве Майка, за исключением фотографий, висящих на кухне. Одна из них выглядит как фотография с выпускного, но папа же не ходил на выпускной Майка. Подойдя поближе, Майк видит, что это совсем не его выпускной. На фотографии две светловолосые девушки в мантиях, мальчишка помладше рядом с ними, папа и мама улыбаются так ярко, словно своими руками высадили человека на луну. Майк разглядывает фото. Светлые волосы девушки собраны в хвостики, а на мальчике полосатая футболка, такая родная, и такая чужая. — Это ваши дети? — Да, — отвечает мама, гораздо увереннее. — Кэсс, Лиз и Эван. — Кэсс… Кэссиди? — Ты её знаешь? — спрашивает мама. И Майка снова бросает в бездну, как будто волна ненависти и страха накрывает его. Он поворачивается к своему до омерзения счастливому отцу и указывает на него в обвинении: — Он убил её! Он убил всех нас! Разве ты не знаешь? Он убил нас всех. Я пытался остановить тебя, но всегда проигрывал, потому что ты всегда возвращаешься! Ты всегда возвращаешься, ты всегда… — Майк обрывает себя, лица всех жертв отца преследуют его, смеются над ним. Он обессиленно скользит вниз по холодильнику и падает на колени. — Ты всегда возвращаешься. — М-Майкл, — папа ставит бокал на стол и нерешительно подходит к сыну. Майк вздрагивает, когда он приближается к нему, и, к его удивлению, папа останавливается. Он осторожно наклоняется на его уровень и хмурит брови. — Откуда ты, Майкл? — Х-Харрикейн. — Но который? Я бы никогда не причинил им боль. Они же мои дети. — Тогда, где я, а? Ты наконец избавился от меня, как всегда хотел? Папа за секунду становится бледным как призрак. — Ты мертв, Майкл. Майк смеется. — Ну конечно… — Он убил тебя, Майк. Генри. Ты не можешь быть здесь, поэтому я спрашиваю ещё раз, откуда ты? Генри? Майк поднимает взгляд, папа смотрит на него. Он выглядит таким добрым. — Можно мне выпить? — мама тут как тут, протягивает ему пиво. Он с благодарностью делает большой глоток. — Нам надо о многом поговорить.***
Между вселенной Майка и этой есть множество отличий. Например: 1. Шарлотта умерла от Укуса. Не Эван. Нет, Эван Афтон — замечательный изобретатель, очень похож на своего любящего отца и заботливого (покойного) старшего брата. Эван Афтон — самый храбрый мальчик на свете. Шарлотта Эмили — бедная девочка, погибшая из-за ужасного несчастного случая. 2. Генри Эмили стал убийцей. Дядя Генри сошел с ума после смерти дочери и стал одержим идеей воскресить её с помощью Остатка. 3. Элизабет Афтон находчивая и немного избалованная девушка, почти не изменилась, но она жива и недавно поступила в колледж. 4. Мама и папа вместе основали Афтон Роботикс, они лидеры в сфере медицинских технологий, настоящие святые в глазах публики. Клара Афтон яркая и смелая женщина, она никогда не ломалась, ни разу в жизни. 5. Папа убил дядю Генри, потому что дядя Генри убил Майка. 6. Папа выбрал стать лучше уже очень, очень давно. — Оу, — вздыхает Майк, обрабатывая новую информацию. Всё время мама держала папу за руку и крепко сжимала, когда речь заходила о Генри или Майке. — Ты… — он неуверенно переминается, — Ты убивал людей? Папа краснеет. — А, ну… — видимо, на лице Майка сразу выдается отвращение, так что папа невинно поднимает руки. — Убийц и негодяев и так далее. Насильников, преступников… плохих людей, Майк. Я убиваю плохих людей. — Типа… — у Майка кружится голова. — Как Декстер? — не может быть. Его отец не мог быть крутым серийным убийцей, из истории которого могли бы снять сериал. Папа хмурит брови и фыркает: — Есть кто-то ещё? Кто такой Декстер? — Это… это сериал, забудь. Так ты никогда не убивал детей? Только Генри и… и плохих людей? — папа кивает. Майка накрывает трепет, он нервно смеется. — И я мертв? Я мертв. — Ты умер десять лет назад, Майк. — И ты наверное был так счастлив, что я наконец-то мертв, и тебе больше не нужно иметь со мной дело. — Майк встает. — Если бы меня только убил человек, которого я любил, мой отец был бы доволен… — Майкл, — его отец подходит к нему. Он в ярости, он зол, но не на Майка. — Что он с тобой сделал? — Сколько… Сколько времени у вас есть?***
— Бассейн с шариками? — раздраженно переспрашивает мама. Майк, кивает, слегка смущенный. Он опустил ту часть, когда он бесцеремонно падает, а скорее сочиняет, что героически прыгнул в него (ни мама, ни папа не верят ему, но из уважения и собственной усталости не докапываются). Папа подтверждает всё, что видел Майк — маленький плачущий Уильям Афтон, насилие и равнодушие Джона и Беатрис, его одержимость Генри, его измена — всё это случилось с ним. — Ты… ты был добр к нему? — Ко мне? Папа кивает. — Я не был… — он смущенно вздыхает, истощенный от информации, которую узнал от своего (не) сына. — Я не был самым лучшим отцом, но я пытался, и мы стали ближе с Майком, прямо перед тем как… — он не продолжает, давая Майку самому додумать конец. — Ты… но ты счастлив. — Я только научился смотреть на свое отражение, — мягко перебивает он. Он смотрит на Майка, в его глазах не надвигающаяся буря, а серое небо после дождя. — Много лет я не мог себя заставить, потому что ты так на меня похож. Майк, я скорбел каждый день. Я счастлив, у меня прекрасная семья. Я горюю, мой сын был убит. Майк глядит на свои руки, представляя, как дядя Генри замахивается на него с ножом, как они окрашиваются кровью. Это довольно просто. Он всё ещё видит перед собой Генри в приступе отчаяния и ярости, и ему легко представить, как человек, который должен был заботиться о нем, нападает на него. — Он… ненавидит меня. — И мы друзья? — Лучшие друзья. Но… твои родители погибли в пожаре. — Мой родители никогда не умирали в пожаре, — папа недоуменно хмурит брови. — Но наши характеры очень схожи, кроме нашей с тобой дружбы в колледже. Он звучит очень похоже на меня. Я выбрал стать лучше, Майк, чтобы не разрушать свою семью. Это было непросто, но я скорее убью себя, чем причиню вам боль. Я скорее убью себя. Майка бросает в дрожь, он обнимает себя. — Ты выбрал стать лучше без меня? — папа кивает. — Ты… ты выбрал… Мне не нужно было возвращаться в прошлое. Мне ничего не нужно было делать. Это был его выбор, не мой. Не мой, — он задыхается в глухих всхлипах. — Я не должен его исправлять. Я… Я не могу его исправить. — Он может спасти сам себя, но, Майкл, то, что ты делал не бессмысленно… — Я уже не могу вернуться! Я не знаю как! И почему я вообще попал сюда?! — здесь, где Майк мертв, а всё почти идеально. Да, он эгоист. Шестеро детей всё ещё мертвы, но ему плевать… Почему Майкл Афтон не может заслужить свой хэппи-энд? — Майк, — неуверенно, но ласково говорит мама, — куда бассейн с шариками отправил тебя в первые два раза? — Я… Я был в Лондоне, после похорон. А потом в колледже, перед началом семестра. И теперь здесь, — он смотрит на альтернативную версию своего отца. — Я должен был убить тебя, когда ты был ребенком. Должен был утопить тебя. К удивлению Майка, папа не ругает его, только согласно кивает. — Если бы встретил его лично, Майкл, я бы вонзил ему нож в горло за то, что он с тобой сделал. То, что с тобой случилось, это не твоя вина. — Я знаю, — плачет Майк. — Теперь я это знаю. Я знаю, потому что я стал твоим другом, и ты сказал мне это. Но если ты можешь измениться, если ты счастлив там, где я мертв, значит он выбрал это. Он выбрал не меняться. Даже ради меня. Даже ради собственного сына! — он выдыхает, то ли со смешком, то ли с горечью, он просто сам не понимает, что чувствовать. — Я не стоил того, чтобы он стал лучше. Ты можешь быть хорошим, значит может и он, но просто не хочет. Он выбрал ненавидеть меня, родного сына, с момента как я родился! «Я не просил рождаться!» — Я не стою того, чтобы меняться, — плачет Майк, хватая себя за грудь. — И он никогда не изменится. — Майк, — говорит папа. Его голос такой невыносимой мягкий, это почти разбивает Майку сердце. Он садится ближе к нему. — Мне кажется, ты вернулся в прошлое, чтобы взять с него обещание. И ты оказался в будущем, чтобы напомнить ему об этом. Ты хочешь вернуться или хочешь сгореть? Майк, спасти его нужно не ради него, а ради тебя. Ты стоишь того, чтобы измениться, стоишь всего на свете и даже больше. — Я не… — Майк качает головой. — Я не хочу умирать. Я снова хочу быть со своими друзьями. Но я не могу… Я больше не могу спасать его. Я больше не могу играть в эти геройские игры. Это просто не работает, как бы я ни старался. Папа кивает. — Я знаю. Майк, думаю, я знаю, почему ты здесь. Почему бассейн привел тебя в место, где твой отец был хорошим, но ты всё равно мертв? — Майк не знает, он качает головой. — Потому что всё возможно, и это не твоя вина. Вселенная — это чертовски страшное место, Майкл, но ты можешь быть счастлив, — папа смотрит на него очень серьезно и очень грустно. — Ты берешь себе целый мир, Майк, и не отпускаешь. Не отпускай, Майк, пожалуйста, — он выглядит так, словно вот-вот разразится слезами. — Я не выдержу, если ты умрешь снова. В любой вселенной. Майк вытирает мокрые щеки рукавом. — Я не знаю, смогу ли остановить его. — Хочешь, дам совет, сынок? — Майк молча смотрит на отца. — Не жалей своего отца, того, что бил тебя. Тот мальчик, студент — просто напуганный ребенок, и он превратит свой страх в ненависть, и это разрушит его. Он станет твоим папой, твоим отцом… Ты можешь остановить его, напомнив, как ему на самом деле страшно. Это сломает его. — Он ничего не боится. Папа посмеивается. — Майкл, твой отец до чертиков боится почти всего на свете. А это говорю я, — он снова становится серьезным. — Не ты должен его исправлять, Майк, но ты стоишь того, чтобы измениться. Скажи ему, что его жизнь превратится в ад, если он не изменится. Это точно. Майк кивает. — Я не… Я дал ему обещание. И он дал мне. Я… Я хочу спасти своего друга. Мне всё равно на папу, я просто хочу спасти своих друзей. И Эвана с Лиз, — Майк вздыхает сквозь слезы. — И я так хочу спасти себя, папа, — он устало падает вперед на диван, но альтернативная версия его отца ловит его. Мужчина с кровью на руках, с зияющей дырой в сердце, где когда-то был его сын, с улыбкой, которая не принадлежит Уильяму Афтону. — Я хочу заслужить спасение. — Ты заслуживаешь, Майк, — шепчет папа, и обнимает его крепче. — Ты заслуживаешь этого. Ты ещё увидишь, Майк. Он будет любить тебя больше всех на свете. Он будет любить тебя больше всех на свете. Майк ничего не говорит, но всей душой он умоляет на самом деле быть здесь, в 1993, где его отец заботится о нем. Уильям Афтон понимает его без слов, и они держатся друг за друга — мертвый отец и мертвый сын. У них уже не осталось слез. Мама возвращается из их спальни, папа подпрыгивает от удивления. — Что? — нагло спрашивает она, размахивая пистолетом. — Боже, Клара, — говорит папа, потирая виски. — Что ты с этим делаешь? — Майк, дорогой, ты умеешь стрелять? — спрашивает она. Майк качает головой, мама разочарованно вздыхает. — Он тебя ничему не научил. Смотри сюда, — она дает пистолет ему и кладет его большой палец на курок. — Потяни вниз. Двумя руками, не одной, ты же не в фильме. Делай вот так, видишь, целься. И стреляй. Понял, Майк? Если этот ублюдок попробует хоть пальцем дотронуться до тебя, доставай сраный пистолет. Не давай ему шанса, всади ему пулю между глаз. — Уилла или папу? — Без разницы. Да хоть чертового почтальона, — мама разряжает пистолет. Майк берет его и прячет за пояс. Внезапно, она всем весом наваливается на него и обнимает так крепко, что спина хрустит. — Будь осторожен, мой мальчик. Ты такой храбрый, Майк. Ты самый храбрый мальчик на свете. — Я не… — он мешкает. — Я не знаю, как туда вернуться. — Ты вернешься. Это должно закончиться. Как ты перемещался в прошлый раз? — Эм… Сначала меня сбила машина, а потом меня ударили. Думаю, это происходит, когда я теряю сознание. — Хорошо, мы это устроим. — Клара, дорогая, что ты… Мама хрустит костяшками. — Майк, я собираюсь врезать тебе, потому что я люблю тебя всем сердцем, хорошо? Майк смеется. — Хорошо. Но как вы узнаете, что я оказался там, где надо? Вдруг я окажусь в другом месте? Мама криво ухмыляется. — Потому что, если ты не будешь, мы с твоим отцом разорвем вселенную на части, пока не найдем ублюдка и не вышибем ему мозги, а это не похоже на правильный конец, не так ли? Папа грустно смеется. — Обещай не отпускать, Майк. Но Майк не может ему обещать, они оба это понимают. Мама тяжело вздыхает и говорит: — О Майк, я так по тебе скучаю, — она с силой откидывает руку и бьет его прямо по щеке, он чувствует как мир вращается, как откидывается его тело, пистолет за поясом и невидимые пластиковые шарики вокруг, а потом… он вдыхает. Харрикейн исчез, он снова в спальне Уильяма. Он, похоже, отключился всего на секунду, потому что Генри без сомнений хватает его за шкирку и выкидывает в коридор. Майк вздрагивает, вздыхает от облегчения и морщится от боли. Он щупает пояс и чувствует, что пистолет ещё у него. Это вызывает смешанные чувства. Дверь перед ним снова открывается. Генри стоит в проеме, его трясет от ярости. Он едва сдерживает слезы и кидает рюкзак к ногам Майка. — Убирайся отсюда, — говорит он, вытирая влажные глаза. — Как ты мог это сделать, Фриц? — Генри, ты должен меня послушать, — говорит Майк, вставая на ноги. — Я знаю, это выглядит… — Его родители погибли, у него был маниакальный эпизод, а ты подумал, что чертовски блестящей идеей будет убить его? — грудь Генри вздымается от злости. — Да что с тобой не так?! — он замолкает, чтобы взять себя в руки. — Если ты вернешься, я вызову полицию. Как ты мог, Фриц? Ты наш друг, — Генри захлопывает дверь, пока предательские слезы не вырвутся. Майк смотрит на брошенный рюкзак. Ему так отчаянно хочется стучать и ломиться обратно, но не может. Генри прав, но также он ошибается. Он ещё не знает ярости Уильяма Афтона. Он ещё не знает монстра, который прямо сейчас рвется наружу, чтобы убить своего носителя. Он просто не знает. Но знает Майк. И Майк спасет их, пускай он до смерти устал, и он не мог даже пообещать не отпускать. Он точно отпустит, если на него надавить. Но он не хочет об этом думать. Он берет рюкзак и выходит на улицу, в холод. Генри, несмотря на то что был неимоверно зол, положил ему с собой свитер. Майк надевает его и оглядывается на дом, который был его пристанищем последние четыре месяца. Завтра они пойдут на новогоднюю вечеринку. Уильям заставит их. А Майк будет ждать. Он всегда будет ждать.