His Empire of Dirt

Клара замечает, как встревожен Майк, когда он наконец встает, не отрывая взгляда от своего друга, который не может решиться выстрелить. — Он не застрелит его, да? — шепчет она, переплетая их пальцы. Майк смотрит на своего друга. Тот сверлит взглядом его отца, не оглядываясь. Майк не видит его глаз, но понимает, что что-то в них не так. Обычно, когда наступает очередной эпизод, взгляд Уильяма ускользает, но сейчас в нем смешивается всё сразу: ярость, веселье, смятение и грусть. Всё это скручивается в воронку в центре зрачка, которая затягивает в себя всё остальное — логика, понимание, сопереживание — и это дает возможность отцу Майка отвести пистолет в сторону. — Меня зовут Уильям Афтон, и я здесь для того, чтобы уничтожить причину всех твоих бед. Клара крепче обнимает руку Майка, и каким-то образом этим движением ей удается передать ему, что им пора убираться отсюда к чертовой матери. Свободной рукой она выхватывает фонарь и говорит: — Уилл, ты уходишь с нами или остаешься здесь. Решай сейчас. Даже не дрогнув, он отвечает ей: — Думаю, пора мне перестать убегать, любимая, — он не опускает руку, но наконец оглядывается и смотрит на Майка. В серых омутах устоялась смесь двойственных эмоций: остервенелое горе. — Пожалуйста, уведи Фрица отсюда. Нам с мистером Смитом нужно поговорить. — Уилл… — шепчет Майк, но Клара подхватывает его за руку, и они убегают. На её лице, сменяя друг друга, бушуют замешательство и гнев. Майк плетется за ней, спотыкаясь. Туннель сужается всё больше и больше, его дыхание сбивается, сердце колотится, мысли ускользают от него. Вдруг ногти Клары глубоко впиваются ему в кожу, когда она слишком сжимает его руку. — Фриц, — зовет она, пригибая голову всё ниже и ниже, когда туннель становится всё меньше. Она следит, чтобы Майк не отставал от неё больше чем на шаг, потому что он точно потеряется, и они оба это понимают, — Объясни, что вообще происходит сейчас же. — Это… Мой отец… — Почему твой отец выглядит как Уилл, Фриц? Почему он называл тебя Майком? Откуда твой отец всё знает? — Он… Я похож на Уилла, и… — сердце Майка почти пропускает удар, и к горлу подступает тошнота. Им приходится снова повернуть направо, дорогу впереди им перекрывают обломки, и тут Майк замечает кровавый след на земле под ногами. Уже совсем рядом впереди они видят Генри и Беллу. Белла колотит кулаками по стене, Генри тяжело дышит, отчаянно сжимая свою рану. — Что случилось? — Тупик, — сокрушается Белла. — Мы можем вернуться? Где Уилл? — Фриц, объясни всё, ты должен всё объяснить, — в голосе Клары нет злобы, но она говорит резко, взволнованно, недоуменно. — Помоги прижать рану Генри, хорошо? Хен, ты не умрешь, но нужно зашить рану, чтобы остановить кровь. — Х-хорошо, — Генри облокачивает голову о стену, Майк подбегает к нему и давит на рану руками, сдерживая приступ тошноты, когда его руки снова испачканы кровью, и они всегда были испачканы кровью, они… Нет. Это вина папы, это вина папы. Я не позволю ему забрать у меня Уилла, Клару, Генри или Беллу, я не позволю. Я получу свой счастливый конец. Майк шумно выдыхает, Клара начинает рыть стену из грязи. Вскоре через маленькое отверстие пробивается лунный свет, она ликующе ахает, и вместе с Беллой они начинают откидывать в сторону камни и грязь, которые сыплются на них. — С Уиллом всё в порядке? — спрашивает Генри, переводя дыхание. — Он… — Фриц, — перебивает Клара, — объясни. Майк смотрит на Генри, и единственное, что помогает ему подобрать слова — это ободряющая улыбка Генри, его спокойный взгляд, привычное выражение лица, неизменное сквозь года, как бы ни ломала его жизнь. — Меня зовут… — Майк усмиряет свое беспокойное сердце, кивает сам себе и вдруг думает: «Несмотря ни на что я выиграю». — Меня зовут не Фриц Смит. Я не… Я вообще не отсюда. Я родился в 1970 году, и меня зовут Майк. Меня зовут Майкл Афтон. Генри смотрит на него растерянно, пока он говорит. — Фриц… — Я знаю, вы думаете, что у меня приступ или что-то ещё, но я говорю правду. Я клянусь. Я клянусь своей жизнью. Я знаю, это звучит бессмысленно и безумно, я сам плохо понимаю, что происходит, но я не вру. Я не вру. Клара фыркает, откидывая в сторону грязь, дыра в потолке становится всё больше и больше. — И как мы должны тебе верить? — Я не знаю. Я могу рассказать вам, что произойдет в будущем, но вы поймете, что я говорил правду, только когда это случится. Например, Джон Кеннеди станет следующим президентом, и через несколько лет вы убедитесь, что я прав, но это всё, что я могу сделать. — Ты… ты Афтон? — Генри выдыхает. Майк кивает. — Как ты?.. Ты и Уилл?.. — Он… Уильям — мой отец, — Белла слегка вскрикивает, как от исповеди, так и от гравия, который сыплется ей на голову. — Я много лет пытался убить его. В конце концов мы оказались в том здании, и я упал в бассейн с шариками, — Клара коротко усмехается. — Тогда я попал в Лондон во времена, когда Уилл был ребенком. Я стал его другом, мы дали друг другу обещание, но меня сбила чертова машина, и я снова оказался в будущем. Потом я прыгнул обратно в бассейн и так встретил Клару. — Но твой… твой отец бьет тебя, Фр- Майк. Твой отец здесь, он пытается нас убить, — говорит Генри. Майк качает головой. — Я не знаю как это возможно. Похоже, это парадокс. Скорее всего мой отец тоже попал в бассейн с шариками, он ненавидит меня, и он собирается убить меня. Мы уже давно охотимся друг за другом. Из всех ужасов, что сотворил мой отец, вы, ребята, даже и половины себе представить не можете. — А Уилл? Он?.. Майк сглатывает и кивает. — Уилл — мой отец. Я думал, что смогу остановить то, что произойдет. Я думал, что смогу спасти своего брата и сестру и себя, если помогу ему, но потом мы правда стали друзьями. Я очень вас люблю, но мой папа снова будет пытаться отнять у меня всё. — А что с нами? Ты уже встречался с нами раньше? — спрашивает Белла. Майк замирает, глядя в пустоту. Он не может сказать им это. Он не может предсказать им их будущее. Возможно, факты превратятся в зловещее и неминуемое пророчество. Если Клара узнает, что она моя мать, сбежит ли она? Если Генри узнает, что Уилл убил Шарлотту, изобьет ли он Уилла до смерти? — Я… я не хочу говорить… — Так это значит «да», — догадывается Клара, и земля всё падает и падает. Она пробирается сквозь неё изо всех сил, чтобы сделать дыру достаточно большой, чтобы Майк и Генри могли выйти. — Уилл, которого мы знаем, он наш друг. Он не мой отец. У него есть люди, которые ему помогают. Мой отец никогда не получал помощь. Ребята, я не могу бросить его. Я должен спасти вас от моего отца. Я больше не могу позволить никому умереть. — Фриц, — мягко говорит Белла, напряженно дыша. — Если ты говоришь нам правду, это значит ты убил — случайно, но всё-таки — сына Уилла. Ты «сломал его вещь», как он бы сказал. — с её лица сходит весь цвет, когда она спрашивает его: — Как ты думаешь, что он сделает, когда поймет это? Майк не может ей ответить. Он сам не знает. — Вы мне верите? — тихо спрашивает он, когда шахту заливает яркий лунный свет, Клара радостно хлопает руками — Я не знаю, — признается Генри, Майк помогает ему подняться. — Я не знаю, верю ли я тебе, Фриц, потому что это всё безумно. Но что я знаю, так это то, что ты один из моих лучших друзей, и, если Уилл или твой отец попытаются причинить тебе боль, я им этого не позволю. Твой отец просто так не сбежит от нас, дружище, — Генри смотрит на него решительно и говорит: — Мы победим. Мы победим. Майку не остается ничего, кроме как верить в его слова больше, чем когда-либо верил в своей жизни.

***

— Хм, — монстр хмыкает, подпирая щеку языком. — Я вижу, ты дал им уйти. — Говори, что, черт возьми, происходит, — шипит Уильям сквозь зубы. Он похож на меня он похож на Фрица он похож на Майка, Майк, что происходит? Монстр едва сдерживается от того, чтобы закатить глаза. В темноте Уильям с трудом видит. Вялые движения, пронизывающий серый цвет, угрожающий белый и металлический блеск на поясе монстра — это всё, на чем он может сосредоточиться. — Ты это я. Майкл, этот идиот, случайно оказался в прошлом — я тебя уверяю, он бы никогда не сделал что-то настолько гениальное намеренно — чтобы заразить мою жизнь, — он выплевывает с отвращением, и рука почти инстинктивно тянется к ножу, как будто тот манит его. — Он хочет сорвать мне планы, но лучше бы он вернулся в прошлое и убил себя ещё ребенком, — монстр тычет в свою грудь пальцем и говорит: — Он разрушает мою жизнь, потому что он жалок, Уилл. Уильям выдыхает, наконец опуская пистолет, и всё в его мозгу бессмысленно, на самом деле всё на свете бессмысленно, и он безумен во всех смыслах этого слова, он даже не знает как дышать, а на лице монстра появляется что-то напоминающее сострадание или сочувствие. Он говорит: — Всё в порядке. Я знаю, что ты чувствуешь. Наконец-то у тебя появился кто-то, кто тебя понимает. Разве это не великолепно? — Ты… — Просто дыши, парень. Я спасу твой мир. Я спасу твою жизнь. Уильяму удается выровнять дыхание, когда он смотрит на мужчину, который внезапно словно нависает над ним как тень. — Знаешь, я видел тебя. Когда мы были под кайфом. Я сказал Майку, что видел себя, и я выглядел таким грустным. Почему ты такой грустный? Что случится со мной, что сделает меня таким несча… — Уильям не договаривает, и ему не нужно долго копаться в длинном списке воспоминаний о разговорах с Майком (большинство из них навсегда изменили его жизнь), чтобы найти для себя ответ. Майк убил Эвана. Майк… Майк убьет моего сына в будущем. Монстр понимающе кивает. — Даже если… он убил Эвана. Он всё ещё твой сын, — говорит Уильям, делая шаг назад. — Какой в этом всем смысл? — Ты должен понимать это как никто! — монстр хлопает руками. — Он сломал наши вещи, Уилл. Он забрал их у меня. Нет в мире более непростительного преступления. И он сделал гораздо хуже. Он пытается убедить тебя, что тебя нужно исправить, — он скалится. — Ты же гораздо умнее тех паразитов. Ты видишь, то, что они просто не в силах понять. Не просто высшее благо, а успех. Ты совсем не выглядишь успешным. Я буду таким через двадцать лет из-за… из-за Майка? Из-за моего лучшего друга? НЕ ТВОЕГО ЛУЧШЕГО ДРУГА А ТВОЕГО СЫНА РАЗВЕ ТЫ НЕ БЕЗУМЕН ЭТО САМЫЙ БЕЗУМНЫЙ ВЫХОД ТЫ ДОЛЖЕН УБИТЬ… Он дышит. Просто дыши. Просто дыши. — И для этого тебе нужно убить своего сына? Он твой сын… — ОН МОНСТР! — мужчина перед Уильямом делает шаг к нему, его разъяренный крик разносится эхом по шахте. — Он всего лишь чертов монстр. Ты прекрасно знаешь, как выглядят монстры, как выглядят трупы, — он тихо усмехается. — Поэтому я сжег Заячью улицу. Я сделал то, чего мы всегда желали: я толкнул отца с лестницы и утопил маму в раковине. Если бы ты только мог видеть это. Это всё, что нам нужно. Уильям смотрит на безумное лицо монстра, почти детский восторг и думает: «Господи, это говорю я? Это правда я?». Просто чудовище? Сам монстр горячо качает головой, словно читая мысли Уилла. — Ты так думаешь, потому что они промыли тебе мозги. Ты хочешь знать будущее, Уилл? Я могу рассказать тебе о нашем успехе, о закусочной, ресторане, наших двух замечательных детях, любящей жене — и о том, как всё это сломается из-за Майка и Генри. — Г-Генри? Монстр хмурится и кивает, складывая руки на груди так, словно у них есть всё время мира. — Будущее очень сложное, Уилл, но тебе нужно знать только то, что Генри и Майкл несут тебе только разрушение. У Генри и Изабеллы родится эта дрянь, маленькая Шарлотта, и даже когда ты избавишься от неё ради Генри, он возненавидит тебя и попытается убить тебя, потому что он чертов трус, он всегда был трусом. И Майкл, он убьет твоего сына, и из-за этого умрут Лиззи и Клара. Я… Я убью дочь Хена и Беллы? Клара… Клара убьет… Он не может заставить себя закончить мысль. От неё, вместе с его сотрясением, к горлу подступает тошнота. Монстр смотрит на него почти отчаянно. — Уилл, ты должен довериться мне. Он разрушит твою жизнь. Ты будешь пытаться собрать их обратно, но это никогда не работает. Ты будешь пытается собрать Остаток… — Остаток? Услышав эти слова, монстр растягивает губы в зловещей ухмылке. — Да, парень, Остаток. Величайшее открытие двадцатого века. Это само наше существо, наша душа, если можно так сказать, и это наш источник вечной жизни. У детей он гораздо мощнее, ты будешь убивать этих маленьких паршивцев и собирать их Остаток. После этого свободнее ты уже не будешь, я обещаю тебе. Это лучше, чем наркотики, секс или деньги. Ты достанешь их Остаток, и у тебя почти получится собрать их обратно, но ты застрянешь. И поэтому слушай то, что я говорю, понимаешь? Мы убьем Генри и Изабеллу, чтобы они с Шарлоттой никогда не встали на нашем пути. Когда родится Майк, ты задушишь этого маленького ублюдка. Ты должен сделать это ради Лиззи, Эвана и Клары, — монстр подходит ближе и с нежностью, с отчаянием кладет руки на плечи Уилла, а Уилл даже не вздрагивает. Он уже не может пошевелиться. — Уилл, пожалуйста, ты должен сделать это, чтобы спасти их. Ты обязан. — Н-но Майк… Они мои друзья… — Они тебе не нужны. Тебе нужен только твой мозг. Он — твое величайшее преимущество над этими червями, я тебя уверяю. — Ты… Ты убил моих родителей. — Да, мне жаль, что ты не мог быть там, но поверь мне, так тебе лучше. — Я… — он сжимает пистолет чуть крепче. — Убив Майка, ты не вернешь их назад… — Смысл не в этом! Его нужно наказать за то, что он сломал мои вещи, Уилл! Ты же понимаешь меня? Или он испортил тебя до такой степени, что ты даже не узнаешь самого себя? Уилл, я единственный человек, который понимает, как темно было в том шкафу, как ты бился об него головой, пока не терял сознание. Как мама пыталась тебя утопить. Как после тех похорон никого не было рядом… — Ты ошибаешься. Майк был со мной. У меня был друг. У меня есть друзья. Проблеск шока мелькает в глазах монстра, пока они снова не возвращаются к своей обезумевшей неизменности. — Друзья, которые разрушают твою жизнь. Уилл, пожалуйста, ты должен… — Даже если я это сделаю, это не изменит твою жизнь… — Это должно всё изменить! — кричит монстр, дергая себя за волосы, и начинает расхаживать по кругу. — Посмотри на меня, Уилл, посмотри на меня. Вот кем ты станешь, если позволишь Майклу Афтону убить твоего сына. Ты думаешь, я печален? Это будет ничем по сравнению с тем, что ты почувствуешь, когда это случится с тобой, когда ты поймешь, что знал, как это остановить. Ты должен брать, Уильям. Ты должен брать, и брать, и брать, потому что этот беспощадный мир всегда забирает всё у тебя. Бомбы никуда не уходят, парень. Они никогда не уходят, — монстр перестает исступленно бродить и перебирает что-то пальцами в своем кармане. Он вздыхает. — Ты наконец научишься любить всего несколько вещей в жизни, но все они сломаются, потому что твой сын будет чувствовать слишком много. Потому что Майкл — это всё, чем ты никогда не мог быть, и я ненавижу его за это. Неужели ты не понимаешь, Уилл? Я должен убить его. Я должен. Он забрал моего Эвана. Он убил моего… он убил моего сына. На его лице появляется печаль, когда из него вырывается это признание. Уильям неосознанно задается вопросом, неужели монстр впервые признался самому себе, что потерял своего сына, вместо того чтобы заявлять, что его вещь сломалась. Однако Уильям не испытывает к нему никакой симпатии (вряд ли он когда-либо испытывал симпатию к кому-либо, он до сих пор не уверен, бывало ли у него такое). Он может думать только о том, как ему жаль себя. Разве это не жалко? Узнав обо всех этих ужасных вещах, которые случатся с Хеном и остальными, он просто чувствует только чертову жалость к себе. Эта версия его настолько жалкая. Он настолько жалок, что бьет своего сына — именно то, что он поклялся себе не делать никогда. Через сколько лет Уильям забудет свою клятву никогда не быть таким же ублюдком, каким был его отец с ним? Но он не бьет Лиз и Эвана. Он бьет только Майка. Он бьет Майка за то, что он сломал его вещи. Он не может закончить так печально. Он не может прожить свою жизнь таким несчастным и жалким. Если он всего лишь червяк, он никогда не сможет построить империю, он никогда не сможет защитить своих друзей. Он никогда не сможет делать то, чего хочет. — Ты… ты убивал людей? — монстр усмиряется от звука приятного слова, и безумная улыбка снова появляется на его лице. Он кивает. — И тебе было хорошо? — О, Уилл, это самое замечательное, что ты когда-либо испытаешь в жизни. Лучше, чем жениться на Кларе? Строить с Генри? Курить с Беллой? Впервые взять на руки своих сыновей и дочь? Блять. Он такой сломанный, и он ему кажется, для него нет никакого спасения, потому что совсем не крошечная, а большая часть его разума и души абсолютно ликует, представляя себе, как, словно вода в пустыне, прольется алая кровь. — Эти крошечные вещи будут ломаться в твоих руках, и это будет самым прекрасным чувством в твоей жизни. Они всё равно не имеют никакого значения. Они всего лишь насекомые. Они не Афтоны. И только это имеет значение. Только это имеет значение. Только Афтоны. — Только… только Афтоны. Брось Беллу она умрет подчини Генри он такой неуверенный сломай Клару её легко сломать и УБЕЙ МАЙКА Ужасные мысли визжат в его голове, кричат на него и манят его и в Ад, и в Рай, этот ужасный бренный мир, ему хочется стошнить, запереться в шкафу и биться головой о стену и просто к чертям умереть, но он никогда не умрет, он никогда не умрет, Уильям Афтон никогда не умрет. Он сбивчиво дышит, и он слушает монстра. Потому что он так боится умереть, но, да, даже больше этого, он расстроен, что в итоге он оказался таким чертовски жалким. — Ты должен сделать это, Уилл. Ты должен. Просто доверься мне. В конце концов, ты всегда мог доверять только самому себе, не так ли? «Я верю в тебя больше, чем я верил в Бога.» — Я не могу дышать здесь, — робко признается Уилл. — Всё так же, как тогда. Монстр сочувственно (конечно, он мог испытывать сочувствие только к самому себе) кивает и осторожно подходит к Уиллу. — Я знаю. Я понимаю. Я единственный, кто тебя понимает, да? — он достает из кармана то, что он перебирал: их кролика. С улыбкой, которая совсем ему не подходит, он мягко кладет фиолетового кролика в ладони Уилла. — Я уничтожу причину всех твоих бед, Уилл. И ты сделаешь то же самое через несколько лет. Ты победишь. Это будет так чудесно. Мама пыталась утопить меня. Отец бил меня. Хулиганы заставили меня кровоточить. Мир только берет и берет, поэтому мы должны забирать себе обратно. На этом свете нет ничего хорошего, ни одной вещи, ты всегда будешь тонуть, они тебя не любят, они просто боятся тебя, они просто сломанные вещи, и тебе так страшно, не так ли? Ты всегда был в ужасе. Он ломает твои чертовы вещи. Он обнимает кролика, своего единственного друга в этом мире, он под водой, он всегда был под водой, и он не совсем уверен, что он вообще здесь. Может быть, он вообще никогда здесь не был. Может быть, он утонул ещё тогда, во время Блица. Может быть, он мертв. В этом было бы гораздо больше смысла чем в том, что произошло за всю последнюю неделю. Монстр протягивает Уиллу руку. — Ну же. Я помогу тебе. Я единственный, кто понимает твою душу, Уильям. Мы найдем нашего сына, — он мой лучший друг, — и я накажу его, мы найдем Генри и Беллу и закопаем их, и Клара так прекрасно сломается, чтобы ты смог собрать ее обратно. Собери их всех обратно. — Ты… ты обещал себе, что будешь лучше, чем был отец, — выпаливает Уильям, сжимая кролика в ладони так крепко, что дерево начинает трещать под его пальцами. Монстр кивает. — Я знаю. Так и было. Майкл не мой сын, он просто моя тень. Он — злодей этой истории, Уилл. Это не история о том, как чертов Майкл Афтон возвращается в прошлое и спасает душу своего отца. Это история о том, как ты добиваешься своего счастливого конца. Мой счастливый конец. Ему нужно это больше всего на свете. Ему нужен его счастливый конец больше, чем ему нужно пить, есть или дышать, и он добьется своего счастливого конца, только пожирая этот прекрасный красный цвет. С его груди снимается тяжелый груз, и ему совсем не больно, как будто он никогда не тонул. Он всё понимает. Он не болен. Ему просто нужно избавиться от паразита. Они же поймут его, верно? Они будут любить меня вечно.

***

Уильям улыбается, когда его юное «я» кивает. — Не здесь, — бормочет он. — Я ненавижу темноту. — Труп есть труп… — Не здесь, — препирается его другое «я». — Я поговорю с ним, и потом я убью его. Плечи Уильяма слегка вздрагивают. — Ты убьешь его? Мальчишка омерзительно улыбается, и, Боже, это первый раз, когда Уильям видит эту улыбку на лице другого человека. Это одновременно пугает и опьяняет его. Ах, вот какого это, наконец-то понять другого и когда кто-то другой понимает тебя. Он всегда был один, не так ли? — Оставайся здесь. Я вернусь с Майком, и мы выведем его из этого ужасного места. Верно? Я скоро. Он оставляет свое юное «я» там, в темноте подземелья, давящем гнете убежища. Он напевает, беря пистолет в руки. Ему так хочется улыбнуться, но всё, о чем он может думать — это собственное недавнее признание: он убил моего сына. Майкл убил… убил его Эвана. Завтра будет новый день. Эван всегда был так напуган, и это была вина Уилла, это всё его вина, он сделал своего сына трусом, потому что он сам всегда был трусом и монстром, и… Нет. Нет нет нет нет нет это Майк, только Майк, он издевается над своим младшим братом, мучает его и засовывает в его челюсть между зубами Фредбера, пока тело не бьется в конвульсиях и умирает. Майк превратил своего брата в труп, Майк превратил свою сестру в труп, Майк превратил свою мать труп, Майк забрал у него всё. Он ненавидит Майкла больше, чем когда-либо кого-либо ненавидел, потому что Майкл сделал его живым, и всё, что Майк сделал с этой жизнью, это разрушил её. наверное, мне нужно было лучше приглядывать за лиззи и эваном Когда он сворачивает в туннель, Изабеллы и Клары нигде нет, скорее всего они прошли через дыру в земле, через которую Майкл сейчас помогает Генри пролезть. Манящая кровь Генри пропитывает руки Майка. Уильям поднимает пистолет и усмехается: — Тебе от меня не сбежать, мальчишка, — Майк вздрагивает, Генри едва успевает скрыться в хрупкой безопасности. Майк смотрит в упор на своего отца, смотрит своими пронзительными карими глазами, в которых столько жизни и ничего, что когда-либо напоминало Уильяма. — И что теперь? Собираешься убить меня? — О нет, Майкл, я не такой. Пока нет. Мы немного поболтаем и попрощаемся, и тогда он убьет тебя. Это то, чего ты заслуживаешь, не так ли? — Уильям подходит к своему мальчику, мальчику, который слишком похож на него, который подобен ему во всех смыслах, и так одновременно вообще непохож на него. Он ненавидит его, он хочет уничтожить каждую молекулу его существа, и вдруг он вспоминает, как Эван лежал на плече Майка во время грозы, пока Майк играл в видеоигры. Ярость вырывается на поверхность, Уильям хватает Майка грудки и швыряет к стене. Он не бьет его по лицу, чтобы не вырубить, но бьет в живот и грудь до тех пор, пока Майку не приходиться опереться о стену, содрогаясь, откашливая кровь, прекрасную кровь. Уильям наклоняется над Майком и убирает волосы с его лица. — Ты убил моего сына, Майкл. Несмотря на кровь и боль, Майк улыбается ему, его зубы красные, а в глазах горит блеск, которого он никогда прежде не видел. — Ты так завидуешь мне, потому что у меня есть ради чего жить, да? Уильям пристально смотрит на своего сына, а затем резко выхватывает нож и вонзает лезвие Майку в бедро. Майк кричит от боли и пытается увернуться от него, но Уильям хватает его за волосы и тащит вперед. Это нечестно это нечестно это нечестно ЭТО НЕЧЕСТНО Все рано или поздно утонут, не так ли? Утонут в желаниях, страсти, любви, страхе, высоких амбициях или просто в воде — все они тонут. А может тонет только он. Но тогда он убедится, что утащит и всех остальных за собой.