***
— Уилл! Уилл, ну же, просыпайся. Уилл медленно моргает, поднимая голову. Мир кружится так сильно, что его вот-вот стошнит. — Х-Хен? — он пытается приподняться на раненой руке, но не получается. Когда туман расплывается, он видит Генри над собой, его лицо поцарапано. — Ч-что? — УИЛЛ! — Клара падает перед ним на колени, прижимая ладонь к его затылку. — Ты в порядке? Ох, черт, нужно садиться в машину, нам… — он никогда не слышал её настолько напуганной, в поисках ответа, которого нет и быть не может. Ему удается приподняться, и он улыбается из последних своих сил и кивает. — Я в порядке. Пошлите в машину. Давайте покончим с этим. Давайте спасем нашего Фрица.***
Он сделал это. Отец Майка на земле, истекает кровью, а Майк гордо стоит на ногах. Их счастливый конец… Всё замедляется, пока Белла прижимает руку к ране Генри, пока Клара бежит от машины, пока Уилл пытается встать, борясь с невыносимой болью и дезориентацией. Нет, монстр — это гидра. Отрубишь одну голову, на её месте вырастут ещё две. — Всё в порядке, — Майк делает шаг, Уилл срывается вперед, зовя его, но Майк не может осознать ни их, ни их страха, когда лезвие ножа впивается в его шею. Монстр приговаривает: — Я так горжусь тобой. Уильям кричит и швыряет его в грязь. Всё его тело в огне, он горит заживо, он сжимает руками шею монстра и держит голову под водой. Монстр жалко бьется и сопротивляется, кровь брызжет из раны на животе. На его губах появляется кривой животный оскал, и он выдавливает из себя: — Всё л-ломается, — Уилл широко раскрывает глаза, и всего несколько часов назад он бы согласился с ним, но не сейчас, не сейчас. Сейчас он кричит на самого Дьявола: НЕТ, Я НЕ СЛОМАН. — ТЫ СДЕЛАЛ ЕМУ БОЛЬНО! ТЫ СДЕЛАЛ БОЛЬНО МОЕМУ ДРУГУ! — он наклоняется к уху монстра. Этот монстр тонет всего в дюйме воды, и он ухмыляется. — Ты просто сломанная вещь, и я никогда не стану таким, как ты, слышишь? Меня любят, а ты пустое место. Монстр в его шкафу, его гнусный мозг, его горькие мысли, его кошмарная душа — всё это пустой звук по сравнению с его обещанием. Его вечным, великолепным обещанием: Я БУДУ ДОСТОЙНЫМ. Но я убью Эвана я убью Лиззи я убью дочь Хена я убью Клару я убью Хена Я УБЬЮ МАЙКА Дыши, дыши, ПРОСТО ДЫШИ ЧЕРТ ВОЗЬМИ, Уильям Афтон дышит, а монстр в его руках больше нет. Серые глаза погасли, мания исчезла, зло побеждено. Он должен чувствовать триумф. Но ничего не приходит. Он чувствует себя больным. (Но в то же время его накрывает необычайная легкость, потому что он убил, он освободился, мистер Смит умер в первый день 1957, ОН НАКОНЕЦ СВОБОДЕН, не просто потому что он убил, а потому что победил своего монстра, он…) (…он убил монстра. Монстра. Монстра, который был им самим, монстром, которым ему суждено было стать, даже если он изо всех сил отрицает обратное, монстр, чья кровь течет в его жилах, и кровь Уильяма на его собственных руках, (и снова, он чувствует себя больным, да, кажется, что больше ему никогда не захочется убивать, потому он никогда прежде не чувствовал себя так отвратительно.) Плач это мерзкое чувство. Горе и печаль, душераздирающая агония и все остальные жалкие эмоции сливаются в нем, думает Уилл. Он укачивает Майка в своих руках и едва может осознать, что происходит. Мира нет. Есть только Майк, его кровь и дождь. Но нет, это не дождь. Уилл не может коснуться своего лица, когда по его щекам, не останавливаясь, бегут слезы. Я плачу? Коротко думает он, и до него доходит запоздалое осознание: Он всегда боялся утонуть. Он никогда не мог плакать, потому что он не мог заставить себя утонуть изнутри. Но теперь плотина сломалась, потому что Майк ранен— Прости меня.
***
Когда Уильям просыпается, кто-то держит его правую руку. Слева слышен шорох бумаг, справа — писк кардиомонитора. Он кратко вздыхает и чуть приподнимается, кто-то крепче сжимает его руку. Он смотрит налево, он видит медсестру. Направо, он видит Клару. Клара коротко качает головой, и он всё понимает: ничего ей не говори. — Можете сказать мне, мистер Афтон, — говорит медсестра, поднимая на него свой взгляд, — почему вы все сбежали после вашей операции? Он чувствует себя пусто. — Нет, мэм, — одними губами шепчет он. Она вздыхает. — Ну ладно. Но не вынуждайте меня поставить охрану у вашей палаты. Он кивает, и внезапно его словно обливают жидким огнем. — Где Генри? — Мистер Эмили? Он в порядке. Потерял немного крови, но он жив. Он сказал, что играл с пистолетом и тот случайно выстрелил, — она совершенно не верит в эту ложь. — Я пойду. Не вставайте с кровати, сэр. — Да, мэм. Она уходит, Уильям оглядывается на Клару. Её щеки красные, влажные от слез, волосы в беспорядке. Но она не сломана. Она никогда не сломается. Он никогда этого не позволит — и даже больше, она никогда этого не позволит. — Уилл, — бормочет она, её голос сухой. — Мне жаль. Он не может двигаться. — Ты в порядке? Она горько усмехается. — Конечно нет. Конечно нет. Он так же пуст, когда произносит: — Нам нужно похоронить его тело… По её лицу пробегает слеза. — Он исчез. Он и его отец. Мы отнесли тебя в машину, и их уже не было, — бассейн с шариками. — Мне так жаль, Уилл… — Всё хорошо. Всё нормально, — бассейн… с шариками? Бассейн с шариками. Майк исчез в первый раз, потому что его сбила машина. Уильям улыбается. — Всё будет хорошо, любимая! — его грудь горит, но он приподнимается и вытирает её слезы. — Он не оставит меня. Всё будет хорошо. Он вернется. Он всегда возвращается. — Уилл… Он качает головой, Майк обязательно вернется. Может, не сразу, но он вернется. Он не может умереть. — Не плачь, Клара. Всё будет хорошо, я в этом уверен. Клара касается его лица. Он всё ещё плачет.***
Все зимние каникулы он проводит в больнице. Его друзья навещают его каждый день. Генри морщится от боли, когда садится, но это ненадолго. Лицо Беллы пусто. Клара несет мир на своих плечах. Уилл в порядке. Правда. Он в порядке. Когда он вернется домой, Майк будет ждать его там. Иначе быть не может.***
Когда они приезжают в квартиру, его рука ещё в повязке. В квартире чего-то не хватает. Не хватает Фрица Смита. Срок аренды Клары и Беллы истек, и они не продляют его. Они переезжают к ним. Но в квартире до сих пор удушающе пусто. Уильям улыбается. Ему просто нужно подождать, когда Майк вернется. На следующий день Белла подходит к Уиллу и кладет сломанного кролика в его ладони. — Я нашла его, — объясняет она. — И подумала, он тебе нужен. Он сжимает кролика в руке, стараясь не обращать внимания на испуганные взгляды его близких, которые он видит краем глаза.***
Майк не возвращается. Прошел месяц, а Майк ещё не вернулся. Остальные разбиты, но они просто не знают, что Майк вернется, поэтому Уильям восстанавливает себя в статусе императора. Он убирается дома и заказывает еду на вынос для всех. Он подбадривает Клару брать меньше смен в Джуниоре, потому что он богат, он позаботится о ней, он всегда будет заботиться о них. «Будущее очень сложное, Уилл, но тебе нужно знать только то, что Генри и Майкл несут тебе только разрушение. У Генри и Изабеллы родится эта дрянь, маленькая Шарлотта, и даже когда ты избавишься от неё ради Генри, он возненавидит тебя и попытается убить тебя, потому что он чертов трус, он всегда был трусом. И Майкл, он убьет твоего сына, и из-за этого умрут Лиззи и Клара.» Он будет делать ужасные вещи, но сейчас, сейчас, если он будет достойным, Майк вернется, потому что Майк обещал, что никогда не оставит его.***
Уилл улыбается без причины. Генри берет его за руку и ведет к дивану. Он пристально смотрит на него снизу вверх, присев на одно колено. — Уилл, пожалуйста, послушай меня. Мы все потеряны. Мы скорбим. Пожалуйста, Уилл, ты должен понять — Фриц умер. Ты не сможешь скорбеть, если не примешь это. Мы с тобой, но прошу, тебе нужно понять… — Хен, — мягко перебивает Уилл, — всё в порядке. Он вернется домой. Обещаю. Слезы собираются в глазах Генри, он качает головой, крепче сжимая руки Уилла. — Нет, Уилл. Он не вернется домой. Уже нет. Мы можем поговорить, если тебе нужно. Это было страшно, но мы все здесь, и мы должны… — следующие слова Генри тонут в реве мании, которая захлестывает Уилла. Верно, Фриц мертв, Майк мертв. И если он мертв, Уилл не сможет быть достойным, потому что он не храбрый, не сильный. И если он не будет достойным, все умрут.***
Ему хочется кого-то ударить. Ему хочется что-то сломать. Ему хочется кричать во все горло. Но он не может. Его близкие уже боятся его, монстра. (но всё же его гнев уходит быстро, гораздо быстрее, чем он привык, потому что он прожил почти всю свою жизнь, обозленный на всё на свете, на себя, и, кажется, впервые за жизнь, горечь иссякла, а желание плакать гораздо сильнее его желания разрушать.) — Уилл? — раздается стук. Он сидит в своем шкафу, одежда упала ему на голову, в мыслях беспорядок. — Уилл, можно я зайду? — свет заливает шкаф, когда Клара открывает дверь и приседает рядом с ним. — Ох, дорогой. Он дергается, когда она приближается к нему, рука ноет. Прошло примерно пять недель с убийства Майкла Афтона. Он плакал. Теперь он чувствует себя как Фриц — кажется, что слезы не кончаются, что в его легких вода, что ему суждено быть жалким. Такой старый и такой печальный. Клара протискивается в шкаф рядом с ним, прижав колени к груди, и смотрит, как он плачет. — Здесь темно, Уилл. — Я знаю, — он едва может выдавить из себя слова. Ему хочется сжаться в маленький шарик и умереть. Уильям Афтон хочет умереть. Он смеется над тем, как парадоксально это звучит, потом смеется над словом «парадокс», а потом он плачет снова и снова. Впервые в жизни его мания утонула в горе, и он задается вопросом, поэтому ли другой он не пытался спасти свою семью — реки крови были терпимее, чем океан мании, в котором он жил. — Уилл… — Д-думаешь, — заикается он, его слова приглушены, он прячет лицо и всхлипывает, — если я умру, Бог вернет мне моего Майкла? Клара мягко улыбается, словно чуть более широкая улыбка убила бы его. Она качает головой. — Могу я коснуться тебя, Уилл? Он пожимает плечами. Он не уверен. Почему она хочет извратить себя, касаясь трупа? Он уже убил Дьявола. Он может убить Бога и вытащить Майка с Небес, вернуть его домой, где его место. От слова «убил» в его нутре сжимается узел. Смерть так отвратительна ему, ему плохо от одной мысли снова вернуться под землю, он не может умереть, они не могут умереть, Майк мертв Майк мертв МОЙ ФРИЦ МЕРТВ… Он дрожит и падает в руки Клары. Она утешает его, тихо напевая, и шепчет: — Я здесь, я с тобой, — и Уильям Афтон не перестает плакать.***
Впервые он заходит в комнату Фрица. Его дневник, его Рождественский подарок, лежит на его кровати. Уильям подходит к нему, словно призрак, и перелистывает страницы. Заполнена только первая: 26 декабря, 1956: Я наконец-то отметил Рождество как следует. Давно такого не было. Ха. (Мне надо писать «ха»? Типа, я же знаю, что я посмеялся, но мне всё равно писать это? Я не знаю. Не смейтесь надо мной, я впервые делаю это.) Уилл подарил мне этот дневник. Эм. Я не знаю, что писать? Я плох в словах. Так… ммм… хммммм…. Я… я счастлив сейчас. Я очень счастлив. Типа, на седьмом небе. Мне нужно будет уйти? Я не хочу уходить. Я не хочу, чтобы всё исправилось само собой, потому что тогда я смогу остаться здесь навсегда. С моими друзьями. Людьми, которые любят меня. Наконец, здесь мне безопасно. Я не хочу уходить. Может, мне и не придется. Всё равно глобальное потепление, как бассейн с шариками, убьют нас только через сотню лет. Я не хочу уходить. Уильям бьет себя дневником по голове, пока она не заболит, и потом ещё и ещё, пока не засыпает на кровати Фрица, прижав его дневник к груди. Единственное напоминание, что у него есть живое, бьющееся сердце.***
Он монстр, потому что он наблюдает, как его друзья отпускают свое горе, как и положено нормальным людям, и он презирает их за это. Он хочет, чтобы они тонули как он, но он не хочет, он любит их, ОН НЕ СЛОМАН, ЕГО ЛЮБЯТ ЕГО ЛЮБЯТ ЕГО ЛЮБЯТ, МНЕ ЖАЛЬ МНЕ ЖАЛЬ МНЕ ЖАЛЬ ТЫ ДАЛ ФРИЦУ УМЕРЕТЬ ТЫ УБИЛ СВОЕГО ЛУЧШЕГО ДРУГА ВСЁ ЛУЧШЕЕ В ТЕБЕ МЕРТВО ТЫ МЕРТВ ПРОСТО СЛОМАЙ ИХ УБЕЙ ИХ ТЫ ПОМНИШЬ КАК ХОРОШО БЫЛО КОГДА ТЫ УБИЛ ЕГОему было хорошо больше не чувствовать страха перед монстром в его шкафу
было хорошо не бояться
смерть ему отвратительна
я не могу терпеть смерть
похоже, я больше никогда не буду целым
Прости меня. Клара плачет. Она очень старается этого не показывать, но он замечает всё (включая то, как все они вздрагивают, когда он рядом). Он обнимает её здоровой рукой и спрашивает: — Что случилось, любовь моя? — Я… — она вытирает лицо. — Я говорила с мамой. Нонна, она… Уилл, мне нужно уйти, чтобы заботиться о ней, мне нужно уйти, но я не могу, я не хочу уходить… Он кивает. Ей не придется уходить. Но придется ему. Потому что он болен, он грязный, он монстр, он убил своего лучшего друга, поэтому только вопрос времени того, как скоро умрут и остальные.***
Он говорит своим друзьям, что идет на занятия. Это ложь. Он оставил каждому из них письмо, в которых написал, как безмерно благодарен им. Прошло шесть недель с тех пор, как он потерял лучшие части себя, а он может только плакать. Он просто тонет, и у него нет сил плыть. Мистер и миссис Капуто смотрят на него сочувственно, но он не против. Его чемодан лежит в машине — они починили Тандерберд, и, разъезжая по городу, он чувствует себя самой смертью — а документы в его руках. Её родители ошарашенно смотрят, как он отдает бумаги с его банковскими счетами, адресов сиделок, их имена и цены, домов престарелых, если им это понадобится. Он извиняется, что подглядел на их счета, но уже разобрался с ними. — Уилл, мы не можем просто… — Вы можете, — вставляет он, отдавая им документы. Он вытаскивает из кармана чековую книжку, которую получил в банке. Кажется, он ничего раньше не подписывал, кроме своего импровизированного завещания. — Я оставлю чек для услуг сиделки на полгода. Если этого не хватит, свяжитесь со мной. И не говорите Кларе, как связаться со мной. Пожалуйста. — Почему? Он фальшиво улыбается. — Мне нужно уехать ненадолго. Я не хочу, чтобы она волновалась, — он ставит на чеке размашистую подпись. — Пожалуйста. Я был бы вам премного благодарен. Миссис Капуто улыбается ему и словно сдерживает слезы. Не сдерживаясь, она поднимается со стола и обнимает его крепко, как мама-медведица, которой станет и Клара. — Я знаю, что они были другими, но я горжусь вами, мистер Афтон. Уилл. Мистер Капуто смотрит на чек, его лицо красное. — Она всегда взваливает всё на себя, да? — бормочет он. На мгновение Уилл спасен из воды чистой благодарностью двух очень громких, очень любящих, очень несносных, очень тихих родителей. — Похоже, мы сделали это с ней, — он поднимает голову, глядя на Уилла, и кивает. — Она очень любит тебя, парень. Он кивает. Он это знает. Он ещё немного разбирается с их счетами и затем уходит через заднюю дверь. Несмотря на то, что уже февраль, день стоит совсем теплый. Это хорошо. Но сейчас у него нет сил, чтобы оценить красоту. Нонна сидит во дворе на кресле-качалке, купается в солнечных лучах и рассеянно улыбается, постукивая тонким пальцем по подлокотнику. Он надеется, что она не заметит его, но она окликает его тихим голосом: — Luca? — он вздыхает и натягивает на лицо улыбку. Он присаживается перед ней и кивает. — Здравствуй, bella, — говорит он, и она улыбается ему, почти что молодеет на глазах. — А, Билл, — она снова кивает и берет его за руку, нежно поглаживая её. — Sei un bravo ragazzo. Хороший мальчик, — он хочет отпрянуть, сказать нет, он злой, ужасный, он монстр, но она только улыбается. Она моргает раз, её взгляд меняется, и она шепчет: — Фриц? Sei un bravo ragazzo, — её взгляд уплывает, и она снова напевает сама себе. — Fratelli… Он вваливается в свою машину и плачет, пока не заболит голова.***
Люди предлагают помочь ему с чемоданом, из-за его руки, и он ненавидит, когда его жалеют. Разве эти идиоты не знают, что я мог бы убить их, если бы был сильнее. Он прижимает вещи к груди и только качает головой, улыбаясь такой доброжелательной и приторно-сладкой улыбкой, которая подошла бы владельцу какого-нибудь заведения. Может быть, в другой жизни. В другой жизни, где я убиваю всё, что мне дорого. Его рейс в Лондон вылетает через час. Он надеется, что его друзья в порядке. Он надеется, что они будут жить счастливо. Он надеется… Он надеется, что эта боль не будет длиться вечно, потому что его валят на землю. Он оборачивается, Клара нависает над ним, грозно тыча в него пальцем с огнем в глазах. — Ты сволочь! — она щелкает его по лбу. — Здесь какие-то проблемы? — вмешивается охранник аэропорта, но Клара впивается в него настолько яростным взглядом, что мужчина медленно пятится назад. Уильям невольно усмехается. Он снова смотрит на него и хлопает по лбу. — Мне перевести на британский английский для тебя? Ты дурень! Ты думал, что можешь оставить письма и просто сбежать? Думал, что можешь уйти? Думал, что нам будет лучше без тебя? Ты что, не знаешь, как сильно мы тебя любим? Ты думал, мы выдержим, если кто-то из нас снова уйдет? Ну давай, ответь мне! Он не может. Он смеется слишком сильно, и он плачет. Генри садится рядом, Белла приседает перед ним, и они все здесь. — Простите, простите, мне так страшно. Ему всегда так страшно. Он всегда тонет. Но они поймают его.***
Клара выкуривает сигарету вместе с ним, проклиная его за то, что превратил её Беллу в наркошу, а её в заядлую курильщицу, и Генри, единственный из них с чистыми легкими, вытаскивает их сумки из машины, потому что, конечно, они собрали вещи. И конечно, Уилл оплачивает их билеты. — Простите, — повторяет он в миллионный раз. — Как вы… — Мои родители сказали мне, — говорит Клара, закатывая глаза. — Может, между вами, британцами, нет солидарности, но это не про итальянцев. — Понятно почему вы так резво перекинулись от нацистов к британцам, — выдает он и Клара тыкает его локтем. Он хмурится. — Вы должны держаться от меня подальше. — Нет, — говорит Генри. — Нет. Никогда. — Вы должны держаться от меня подальше, — вокруг них суетится толпа, он говорит тихо. — Я видел, как вы смотрели на меня. Напугано. Вы же знаете, что однажды я превращусь в него… — Нет, — говорит Генри. Несмотря на то, что они в публичном месте, он берет лицо Уилла в свои руки и качает головой. — Знаешь, почему мы были напуганы? Мы боялись, что однажды ты проснешься и подумаешь, что мы ненавидим тебя за то, что случилось с Фрицем… с Майком. Мы не боимся тебя. — А должны! — Уилл отрезает и отдергивает голову. — Вы должны бояться! Разве вы не слышали, что он мне сказал? Знаете, что я сделаю с вами? — он хочет, чтобы это прозвучало угрожающе. Он хочет, чтобы это звучало злобно. Он хочет казаться монстром, чтобы самые добрые люди на этом свете вбили себе в голову, что они должны держаться от него подальше. — Ты не сделаешь нам больно, — говорит Генри, и он звучит так, словно сам Бог прошептал новый закон вселенной: Уильям Афтон Не Сделает Больно Своим Близким. — Ты больше не сделаешь нам больно. Ты обещал нам. — Это не важно! Это не имеет значения! Вы знаете, что я наделаю? Вы же помните, что сказал Майк! Его мать покончила с собой, его брат и сестра мертвы, его отец бьет его, потому что его отец монстр. Я монстр. Я сделаю всё это, я убил своего лучшего друга, и… Белла сжимает его руку. — Ты не монстр. — Я… — Я тебе не позволю, — шепчет Клара. — Я буду… — Чего ты хочешь, Уилл? — спрашивает Генри, опускаясь на одно колено, игнорируя пристальные взгляды других людей, ожидающих своих рейсов. — Чего ты хочешь больше всего на свете? Уилл прерывисто вдыхает. — Я убью твою дочь. Так он сказал мне. Я убью маленьких детей, и я убью вашу дочь, — его сердце либо вообще не бьется, либо бьется так быстро, что он не может уловить разницу. — Я убью Майка. Я убью нашего Фрица. Не приближайтесь ко мне. В глазах Генри ни на секунду нет сомнения. — Нет. — Пожалуйста. — Ты бы бросил меня, если бы узнал, что другая версия меня сделала это? — Это же гипотетически. Я стану… — Цикл не повторится. Бомбы не вернутся. Фриц… — Генри плачет. — Фриц мертв, и единственное, как мы можем увековечить его — это быть лучше. Мы должны быть лучше. Я не буду эгоистом. Я стану лучше. Ты не единственный, кто убегает, Уилл. Ты не единственный, кого нужно поддержать. Мы сменяем друг друга. Мы сменяем друг друга. Уиллу плохо. Или, может, ему просто нужно поспать. Может, ему нужно умереть. Может, ему просто нужно вернуться домой. — Как вы можете доверять мне? — он звучит слабо, уязвимо, совсем как ребенок. — Даже я сам не доверяю себе. — Потому что он был монстром. Он был злом. Ты не злой. Ты просто болен, Уилл. Ты любим, и ты не сломан, ты не как он. Вообще. — Я чувствую себя сломанным. — Я тоже. Я скучаю по нашему Фрицу. Я скучаю по нему безумно. Нашего лучшего друга убили, Уилл, но каждый день мы выжимаем из себя лучшее. Мы должны быть счастливы, что мы живы, — Генри кратко улыбается, чтобы убедить самого себя. — Мы должны быть благодарны, что однажды встретим его снова в Небесах. Он снова плачет (и он немного ненавидит Майка за то, что он умер, потому что это значит, он больше никогда не сможет не плакать). — Я не попаду на Небеса, — он качает головой и прячет лицо в руках. — Я никогда не попаду в хорошее место. Я не попаду туда, где Фриц. Его зовут Майкл Афтон, я бью его. Я всегда говорил ему, как хочу убить его отца, так мне и надо. Я должен сделать это, я просто должен дать себе истечь… Генри прижимает его к своей груди и не отпускает. Это было бы прекрасной смертью. Быть задушенным объятиями Генри Эмили. — Ты никогда не сделаешь ему больно. Не когда он родится. И тем более, если его вообще не будет. Ты обещал ему. Ты Уильям Афтон, ты всегда держишь свое слово, даже если настанет конец света и после этого. Мы сдержим свои обещания. Так что не ищи предлог не быть достойным. Ты представляешь, как расстроился бы Фриц, если бы узнал это? Ты лучше этого. Я знаю тебя. Я. Знаю. Тебя. — Даже я не знаю себя… — Ты не должен знать всё, — говорит Белла. Уилл вздрагивает. Объявляют посадку на их рейс. — Пойдем. Нам ещё нужно осквернить могилы твоих родителей. Он усмехается сквозь слезы. — Вы слишком умны, чтобы хотеть быть со мной. Будущий «я» разрушит наши жизни. Как паразит. Как ураган. Как война. Я стал бы таким как он, если бы не появился Фриц. Если бы Фриц по глупости не дал мне второй шанс, я бы сломал вам жизни. Это факт. Я был бы благодарен, если бы вы оставили меня. Я не выдержу, если вы умрете. — В этом и есть разница между тобой и им, Уилл, — говорит Клара и встает, беря свою сумку. — В этом и есть разница, — она не продолжает, и он недоуменно хмурится в поисках ответа. Он думает, теперь он понимает. В этом и есть разница. Он так сказал. Он любим, он не сломан. — Мне так жаль, — снова шепчет он, и в этом ещё одна разница: монстру не было жаль. Монстр ломал, разрушал, истреблял, но никогда не жалел. Он не мог. Он даже не был на это способен. Он вспоминает кровь монстра, испачкавшую его руки, и улыбается. Он бы хотел убить ублюдка снова, но ещё больше он хотел бы сказать Фрицу, Майку: «Всё будет хорошо. Я никогда не забуду свое обещание».***
Через несколько часов из Клары практически прут шутки о том, что они прибыли в самый дождливый город во всем мире, окруженные тысячами людей с акцентом как у него. — Это мой Ад, — говорит она, когда они покупают зонтики у ближайшего стенда. — Мой Ад — жить среди людей, которые совершенно серьезно любят бобы на хлебе и никогда не были у стоматолога. — Моя улыбка обворожительна, прошу заметить, — возражает он, раскрывая над ней зонтик. — Скажи это своему сломанному зубу. — Я люблю свой сломанный зуб. Первый подарок от Хена. Генри краснеет и смеется. — И сделаю это снова, если ты станешь придурком, — Уильям невесело смеется. Он цокает языком о сломанный зуб и ухмыляется. У того ублюдка не было такого. Если бы был, он бы его вылечил. Я никогда не избавлюсь от этого. Возвращаться в Лондон чувствуется удушающе. Несмотря на то, что это огромный город, от вечно хмурой погоды и возможности встретить знакомые лица, он чувствует себя загнанным в угол. Как будто возвращаться на Заячью улицу, дом 93, поджидая очередных побоев. Но когда они прибывают на Заячью улицу 93, они видят своими глазами, что от дома остался лишь пепел. Он вздыхает, Клара прижимает его ближе к себе. — Ну. Вот и оно, — она вытаскивает сигарету и зажигает её для него, подносит к его губам. Он кивает ей благодарно. — Дом, милый дом. — Теперь мне чуть больше нравится Лондон, — пытается пошутить Клара. — Уилл? — говорит Белла. Он молчит, ожидая ответа. — Я, блять, ненавижу твоих родителей. — Да, добро пожаловать в клуб, — усмехается он. Он долго смотрит на пепел, пока не говорит: — Он сжег его, — не я, не я, никогда. — Монстр. Он… Он убил моих родителей. Клара стискивает его руку крепко, до боли. — Обскакал меня, — бормочет она. — Я бы убила их. Клянусь, я бы убила их сама. — Я знаю, — он выдыхает дым. — Спасибо, любимая. «Она называла нас своим кроликом.» — Они оба пытались убить меня, и… — они должны были закончить дело. Тогда Майк никогда бы не прошел через всё это. Но тогда… тогда у меня не было бы Фрица, а у Фрица не было бы нас. — Я бы хотел, чтобы они увидели, каким я стал, — дым заполняет его легкие. Если есть дым, значит нет воды, значит он не тонет, он никогда не утонет. У него есть люди, которые поймают его.***
Кладбище нервирует его. Он словно окружен обелисками его метаморфических ошибок. Джон и Беатрис Афтон. Надгробие его отца выставляет его героем войны, мамы — любящей матерью и женой. Он смеется так сильно, что болят бока. — Думаю, мы все тонули тогда, — говорит он. Клара собирает волосы в пучок и приседает перед могилами. — Слушайте сюда, — начинает она, как будто мама и отец стоят прямо перед ней. — Не смейте использовать всё дерьмо, что случилось с вами, как оправдание, чтобы делать ему больно, вам чертовски повезло, что вы сгорели к хренам, иначе, если бы вы были живы, я бы убила вас своими руками, и это было бы гораздо страшнее чем то, что сделал тот монстр. Теперь он с теми, кто его любит, он счастлив, он станет лучше, не благодаря вам! — она встает, отряхивая юбку, и фыркает. — Джон, Беатрис, идите вы нахуй. Генри похлопывает его по спине. — Ты не тонешь с ними. Они не держат тебя под водой, — рука задерживается на его спине. — Мы плывем вместе. Уилл кивает, и он больше не пуст. Я эгоист, если я больше не чувствую себя пустым? Я должен. Я убил своего сына… Нет. Я не убивал. Это был не я, а монстр. Я лучше, я лучше, я лучше, я не тону, больше нет. Я дал обещание своему лучшему другу. В его легких дым, чужая рука держит его руку, его родители мертвы, и монстр мертв, и Майка больше нет… Но Майк вернется. Уже по-другому, конечно, но однажды он вернется. Однажды у него будут дети и его империя, и он станет лучшим отцом, чем когда-либо был этот подонок с тростью, и он никогда не будет таким, как монстр. Он не может. Если посмеет, он умрет. А он никогда не умрет.***
Он держит сломанного кролика в руке и смотрит на Темзу. — Здесь Майк научил меня кидать блинчики, — говорит он, перебирая пальцами светло-фиолетовую игрушку. — Мы не смогли похоронить… похоронить его тело, — не его труп, Майк никогда не будет трупом, он слишком полон жизни, чтобы когда-либо быть трупом, — поэтому я подумал, мы должны сказать… пару слов… Впервые, они молчат. Белла откашливается и делает шаг вперед, гравий осыпается под её каблуками. — Я счастлива, что Майка сбила машина и он оказался у Джуниора. Мне кажется, это лучшее, что с нами случалось. Генри улыбается. — Я счастлив, что мы с Уиллом ненавидели друг друга, и Майк бил нас подушкой, чтобы мы помирились. — Я счастлива, что Майкл Афтон будет самым разбалованным мальчиком на свете, — шепчет Клара, как будто не хочет, чтобы её услышали. И затем, громче: — Я счастлива, что Майкл Афтон был жив. Уилл сжимает кролика в кулаке и, словно рассказывая какой-то секрет, он подносит его к губам и шепчет прямо в его ухо: — Я счастлив, что Фриц Смит был моим лучшим другом, и мне жаль, что я не смог спасти его, — он поднимает взгляд на Небеса, куда попал Фриц. — Я стану лучше. Если он станет лучше, Майк будет любим. Если Майк будет любим, тогда Фрица не будет. Если у него не будет его Фрица, значит он безумен. Это цикл, не так ли? Нет. Никогда. Майк был гораздо сильнее любого цикла. Он замахивается и кидает кролика в Темзу, и смотрит, как он тонет. «П-привет. Вы кто?» «Меня зовут Майк.» «Вы не похожи не местного. Я потерялся.» Уильям улыбается. «Фриц, правда, ты хочешь знать почему я согласился? Мне нравятся ребусы и тайны, а вы, сэр, настоящая загадка. Мне нравится чинить, исправлять вещи. И, думаю, мне не помешало бы… новое знакомство.» Знакомство. Лучший друг. Он полон горя, и он знает, что он плохой человек, что он не заслуживает этого, но несмотря ни на что, он говорит: — Я очень счастлив. Я счастлив за тебя, мой лучший друг. Последнее, что сказал Майк, было то, что он хочет домой. Уильям надеется, что Рай существует. Он надеется, что теперь Майк вместе с Джереми, своим братом и сестрой. Он надеется, что Майк дома. И впервые в жизни Уильям Афтон отпускает.