***
Уильям Афтон скорбел дважды — ну, возможно трижды — в своей жизни. Условно, символически, он скорбел по своему детству, которое у него отняли, по другу, которого он был обречен забыть. Конкретно, в колледже, по маме и отцу, когда они умерли, но как можно скорбеть по людям, которых ты ненавидел, которым всю жизнь желал смерти? В последний раз его горе растянулось на всю жизнь. Он не скорбел, он всё ещё скорбит, даже если имя Фрица не всплывает в его голове сознательно, он скорбит по Фрицу Смиту. Он не скорбел по матери и отцу нормально. И нет нормального способа скорбеть по лучшему другу, который на самом деле был твоим сыном, и который был убит своим отцом, как бы он не отрицал этот факт. И теперь единственная нормальная смерть в его жизни подбирается к нему. Изабелла Эмили. Неизвестная, генетическая болезнь, болезнь, которая делает её слабой и хрупкой. Это основные симптомы — по крайней мере, те, которые он может наблюдать без ужаса. Он наблюдает. Пытается высмотреть эту дрянь, застать с поличным, понять её, чтобы однажды суметь указать на неё с триумфальным смехом и сказать: «Эврика! Я знаю, как тебя вылечить». В 1970 Уильям Афтон понимает, что впервые скорбит как «нормальный» человек. Он яростно отрицает это, и вместо этого принимается за работу. Она уходит с работы на этот год и следующий. Они могут позволить себе это, и все в школе слишком любят миссис Эмили, чтобы отпустить её навсегда. Пока Уилл сидит дома, чтобы воспитывать Майка (и убедиться, что никто никогда, никогда больше не будет вздрагивать рядом с ним), им удается провести больше времени вдвоем. Он делает своей миссией быть самым раздражающим ублюдком на свете. Отчасти, потому что ему кажется, он всю жизнь готов на неё злиться за то, как мало она о нем думает. С другой стороны, он почти уверен, что его назойливости хватит, чтобы вытянуть болезнь из неё. — Господи! — Белла вскрикивает, когда из ниоткуда появляется Уилл и тыкает её в плечо. — Уилл, какого черта? — Ну, какое-то кармическое наказание решило, что тебе нельзя накуриваться, — говорит он, перепрыгивая через спинку дивана, и садится рядом с ней. Подле неё сидит малыш Майк и неразборчиво лепечет что-то. — Так что именно я буду развлекать тебя следующие, — он драматично смотрит на свои часы, — восемь месяцев. — Чудесно, — говорит она. Её глаза слегка загораются, когда маленький Майк тянется к её пальцу. — Думаю, ты был прав. Он определенно любит меня больше, чем тебя, — Уилл щелкает её по лбу, она демонстративно игнорирует его. Вдруг её лицо мрачнеет. — Ты прав, знаешь. Фриц никогда… Клара стала бы его мамой, Генри его дядей, ты — его отцом. Я была для него ничем, — она воркует с сыном Уилла, чтобы успокоить его. — Не могу поверить, что когда-то Генри остался совсем один со всем этим. Хуже, чем один, думает Уилл. Он остался один с монстром. Ну, не то, чтобы она могла что-то изменить. — Тебе не придется обо этом волноваться, — говорит Уилл и берет Майка на руки. Он поднимает его в воздух и широко улыбается, но Майк начинает плакать. Конечно. Уиллу приходится сесть обратно, чтобы укачать его. — Ты никуда не уйдешь. Белла проводит рукой по своему животу. — Уилл… — Нет, — он жмется носом к носу Майка и улыбается. Это оказывается заразительным, потому что Майк тоже лениво улыбается ему. — Ты дала мне обещание, и ты слишком достойная, чтобы нарушать свое слово. Она вздыхает и кладет голову на его плечо. — Уилл? — Да? — Я… — она щелкает пальцем по его виску. — Я рада, что однажды вы пришли помочь мне собрать диван и научили меня, что жизнь — это просто риски, которые мы берем на себя каждый день. Я рада, что ты курил со мной. — Думаю, мы бы не были собой, если бы у нас не было свободы воли. — Не заставляй меня задумываться о смысле жизни, придурок. — Следи за языком перед моим сыном, — она смеется, и исподтишка Уилл видит, как она вытирает с глаз слезы.***
Через месяц он возвращается на работу. Дети в восторге увидеть, как Фредбер и Бон снова выступают вместе. Мэйбл тоже здесь. Уилл видит её, и что-то в его нутре угрожающе сжимается, но она только улыбается широко и лучезарно и машет ему ручкой. В его офисе Генри играется с малышом Майком. Клара официально вернулась к работе, поэтому Уилл берет с собой сына, когда ему нужно приехать в ресторан. Он даже поставил в офис детскую кроватку. Теперь его работники целыми днями стоят на цыпочках у его двери, пытаясь разглядеть через маленькое окошко младенца. Одной рукой он покачивает кроватку, другой держит ладонь Генри. В конце концов Генри садится, облокотившись о стол, сняв очки, и вытирает лицо рукой. Уилл хмурит брови и встает, чтобы опустить шторы на окне и запереть дверь на ключ, обеспечивая им полное уединение, и возвращается к своему мужу. Он берет в руки лицо Генри. — Тебе не нужно быть сильным прямо сейчас. — Уилл… — Я знаю, эта проблема с тобой ещё с колледжа, и ты думаешь, что должен держать весь мир на своих плечах, но я могу сдержать это, Генри. Позволь мне помочь тебе. — Я… — Генри роняет голову, а затем уже всем весом ложится на плечо Уилла. — Если я пытаюсь быть тремя разными людьми, тогда почему у всех них разбито сердце? — он печально усмехается. — Фриц бы разочаровался во мне. — Не говори так, — шепчет Уилл. Это не так, Фриц бы никогда не разочаровался в них, никогда. Не тогда, когда они хорошие, а в Генри Эмили всё только хорошее, думает Уилл. — Я думал, я стал лучше. Я стал храбрее, я не оставил тебя, но научился заботиться о себе в первую очередь, но я… я не хочу терять ее, Уилл, — Генри обнимает Уилла своими большими руками и просто плачет. Он плачет так, как он не плакал уже очень, очень давно, потому что столько лет жизнь была так хороша. — Я люблю ее, Уилл, я не хочу, чтобы она умирала. — Я не дам миру развалиться, Хен. — Уилл целует Генри в щеку и крепко обнимает. — Я подержу мир за тебя. Не думай ни о чем. Позволь себе плакать. Быть грустным — это нормально. Его бесконечно печалит, когда его Генри даже слегка что-то расстраивает, но также ему кажется, что всем нужно время от времени выплакаться. На самом деле, он это знает. Он уверен в этом больше всего. Но пока что он не собирается плакать. Потому что он не собирается принимать поражение.***
Белла снова дергается, когда он с громким хлопком кидает перед ней блокнот. — Если ты напугаешь меня ещё хотя бы раз, — предупреждает она, но шутливый тон её голоса замирает в горле, когда она видит его суровый взгляд. — Что такое, Уилл? — Пиши. Всё. — Ну, прямо «всё» я буду писать довольно долго… — Белла, — поверх блокнота он кладет ручку. — Вся информация о твоих родителях. Анализы из больницы. Родословная. Все симптомы. Когда именно каждый из них появился. Всё, понятно? Всё, до каждой чертовой мелочи. Она хмурится, рука зависает над ручкой. — Уилл, я не знаю… — Я знаю. Я всё знаю, не волнуйся. Она усмехается, закатывая глаза, и записывает на верхней части листа: «Дебильный и Бессмысленный План Уилла». — Ты уже не можешь это исправить, ты же знаешь. — Почему это? — Врачи не смогли. — О, да, американцы, известные своим блестящим здравоохранением. Я знаю, ты сама прекрасно понимаешь, что если им наплевать на меня и мой мозг, то на тебя им плевать ещё больше, — когда она впивается в него взглядом, он наклоняет голову вбок и его губы расплываются в волчьем оскале, который бесит его близких, но он ничего не может с собой поделать. Он почти чувствует её, вкус победы. Не имеет значения, как он отрицает это, но у него и монстра есть несколько ключевых сходств, и одно из них — неспособность сдаться. Фриц точно унаследовал это — Афтоны никогда не сдаются, черт возьми. — Врачи ничего не нашли, но с ними не было меня, не так ли? — он нагибается вперед и тычет пальцем в блокнот. — Пиши, Белла. Она саркастично салютует ему, но затем, взявшись за дело со всей серьезностью, как он и приказал, она начинает писать.***
Слава Богу, именно Генри ответственный за объятия, поцелуи и поддерживающие слова, потому что Уильям и Клара одновременно вошли в стадию отрицания, в режим супергероев. Майку, его маленькому гению, исполняется три месяца. Он уже может брать вещи в свои маленькие ручки (несмотря на то, что он развивается последовательно, как свойственно детям его возраста, Уилл убежден, что каждый раз, когда Майк хватает его за палец — является неоспоримым доказательством возвышенного гения Майка, его творческого духа, альтруизма и всех остальных положительных качеств в толковом словаре). В течение нескольких недель, озаренных великими достижениями Майка, Белла становится медленнее, Белле становится хуже, Белла дала ему всю информацию, нужную, чтобы спасти её жизнь. — Не это. Пороков развития нет, — говорит Клара, откидывая лист бумаги за спину. Они сидят на полу в подвале, в его кабинете и перебирают информацию о каждой возможной болезни. — И не это. Не наследственное, — Уилл вздыхает и медленно роняет голову на пол. — Мы в отрицании, любовь моя? Клара фыркает. — Очевидно. Ну же, Уилл, а я думала, ты умный. Он невесело усмехается и поднимает голову, чтобы посмотреть на неё. — Это ужасно. Мы ужасны. — Мы самые ужасные люди на земле, Уильям и Клара Афтон, — отвечает она и прикрывает глаза. — Знаешь, нам придется скорбеть по очереди. Нам нужно быть рядом с Генри, но она моя лучшая подруга, ты же знаешь. Мне нужна будет твоя поддержка, но ты будешь отрицать всё гораздо дольше, чем мы, поэтому я помогу тебе, и… мне так жаль, Уилл, что всё это будет напрасно… — Не надо, — тихо просит он, тоже закрыв глаза. — Я не готов к тому, что всё это будет зря. Не сейчас. Никогда. — Я тоже, — она коротко целует его в нос, и это вызывает у него улыбку. — Когда мы были моложе, мы думали, что мы непобедимы. Он пожимает плечами. Он всегда болезненно понимал свою смертность. Настолько, что мысль об этом сводила его с ума. Непобедимы. Он усмехается. На планете нет ничего непобедимого… Он раскрывает глаза и выпрямляется. — Может, что-то, что не убило её? Что-то, что она — или её мать, или её бабушка — победили? Что-то такое? Клара широко распахивает глаза. Она встает и, пересекая комнату широкими шагами, подходит к столу Уилла. Она возится в бумагах, которые Белла отдала им. Её взгляд пробегает по строчкам, пока она наконец не произносит: — Малярия, Уилл. Ее бабушка пережила малярию, а её кузены нет. — Малярия… — он просматривает исследования, способные впечатлить любого врача. — И диагноз не был поставлен? Её матери тоже? — Клара качает головой. — Значит, генетическое заболевание, обнаруженное недавно, защищающее от… Клара, Клара, нужно провести анализ на талассемию. Оно передается через гены обоих родителей, оно… это оно сделало её бледной и усталой, — он решительно кивает и протягивает бумаги своей жене. — Талассемия. Генетическое заболевание, которое обнаружили в тот же год, когда мы родились. Только несколько лет назад выявили, что оно может защитить от малярии. Не идеально, но это всё, что теперь у них есть. Всё, что у них осталось.***
Результаты анализов положительные. Анализы, которые были проведены много лет назад, могли показать только то, что у неё высокое кровяное давление, как и у её матери, и такой же низкий уровень железа в крови, те же симптомы, которые привели к смерти её бабушки. И тогда они просто сдались, потому что конечно же они сдались. Большим и важным людям плевать на маленьких людей, им наплевать на Беллу из-за того, как она выглядит. Уильяму требуется собрать в кулак всю свою силу воли чтобы не ринуться искать этих псевдо-врачей и насадить их черепа на палки, но результаты положительные, и это придает ему силы. Конечно, он не говорит об этом Белле, но он дает больнице взятку (и Клара заговаривает зубы некоторым своим боссам), чтобы её быстрее, как можно быстрее направили на лечение. Врачи говорят, что они могут назначить ей переливание крови, и это значительно облегчит её беременность. Эти новости вселяют в Беллу осторожную надежду, и, не сдержавшись, она падает в руки Генри и просто захлебывается в рыданиях. Но этого недостаточно. Пока Уильям Афтон жив, этого не будет достаточно. У Шарлотты Эмили будет мама, черт возьми. Он не спас ей жизнь, пока ещё нет. И поэтому он не спит. Это почти всегда было для него обыденностью, но из-за стольких бессонных ночей, ему начинает казаться, что у него слуховые галлюцинации. Они случаются иногда, особенно в промежутках между принятием его лекарств, но он отмахивается от всего этого, потому что он не может остановиться. Он не может остановиться, если он перестанет двигаться вперед, он никогда не станет лучше, он никогда не спасет своего лучшего друга, он никогда не сможет поймать Фрица на мосту и не сможет помешать мистеру Смиту воткнуть нож в горло его лучшего друга, и везде кровь, кровь, в буквальном и переносном смысле, заливает его руки, топит его, он тонет, да, он… Он вскакивает. Он в пиццерии. Розита трясет его за плечо. — Мы уже закрылись, босс. — Вы… — он стонет и прячет смущенное лицо в ладонях. — Почему вы не разбудили меня раньше? У меня ещё столько дел, мисс Герреро. Она пожимает плечами и идет к двери. — Новое правило от мистера Эмили: если мистер Афтон заснул, не трогайте его, Бога ради. Он фыркает. Собрав вещи и бумаги, он обходит заведение в поисках Генри. В конце концов он находит его в подсобке с запчастями, где тот возится с Фредбером. Уилл молча слушает, как Генри низким тоном повторяет радушные зазывания Фреда: — Добро пожаловать, — приговаривает Генри, — Желаю фантастического дня! — Может, тебе нужно было устроиться актером озвучки? — замечает Уилл, и Генри от неожиданности дергается и роняет инструменты на пол. Когда поворачивается к своему мужу, лицо у него красное как помидор. Он принимается поспешно поднимать инструменты с пола. — Т-ты не должен был это слышать, — бормочет он, и Уилл смеется. — Думаете, я не знаю о вас всё, мистер Эмили? — говорит Уилл, подходя к нему. — Ты всё время, бормочешь что-то, как Фред. Иногда даже во сне. Генри стонет. — Серьезно? Господи. Уилл коротко смеется, но потом хмуро тычет Генри в грудь. — Ты не должен устанавливать новые правила без меня, Хен. Кто-то должен был разбудить меня, когда я заснул за своим столом… — Уильям, — мягко перебивает Генри, его смех звучит как глухой рокот, — ты не спал уже несколько дней. Благодаря тебе Белле становится лучше. Тебе нужно поспать. Всё в порядке. Уилл качает головой, но сам невольно зевает. — Я не могу спать, я должен продолжать двигаться вперед. — Ты должен делать перерывы, Уилл… — Я не могу подвести её, Хен, — возражает Уилл. Он отворачивается от него. — Фриц умер. Больше никто не умрет. Я не хочу, чтобы бедная девочка осталась без матери. Я не хочу, чтобы Клара осталась без своей лучшей подруги, а ты — без жены. Я не смогу вынести это снова. — С ней всё будет в порядке, Уилл. Мы продолжим двигаться вперед вместе, но тебе нужно поспать. Ты должен позаботиться и о себе. — Я не… — Уилл вздыхает, и только когда Генри кладет на его плечи свои грубые руки, он расслабляется. Вновь подняв взгляд на Генри, в его глазах стоят слезы. — Я заслуживаю того, чтобы обо мне заботились? Генри наклоняет голову и улыбается ему. — Для меня было бы величайшей честью, позаботиться о тебе, Уильям Афтон, — он мягко целует его и кивает. — Ты нес всё это. Позволь теперь мне. Мы команда. Мы одна команда, и мы победим. — Мы… мы победим… — Уилл зевает и прячет лицо в изгибе шеи Генри. — Спасибо тебе, любимый. Я отдохну, я… Я сделаю перерыв. Генри резко подхватывает его на руки и прижимает к себе, отчего он вскрикивает. Иногда он забывает, какой Генри сильный. Настолько, что может сам протащить Фредбера от подсобки до зала через всю пиццерию. — Ты понял слово «нести» слишком буквально, Хен, — говорит Уильям, и Генри искренне и громко смеется. — Всё для тебя, дорогой. Всё для тебя.***
Белла тяжело сглатывает, глядя на разложенные перед ней документы. Её живот стал больше, она уже на шестом месяце. Майк плачет в руках Клары, она прижимает его к своей груди. — П-пересадка костного мозга? Клара кивает. — Первую успешную операцию на не близнецах сделали несколько лет назад. Это возможно. У тебя низкий уровень эритроцитов в крови, даже если переливание поддерживает тебя, операция — единственный способ, чтобы ты… — она не заканчивает предложение, позволяя им самим додумать конец. Генри держит Беллу за руку и вздыхает. — Я не… — Когда можно начать? — спрашивает Белла. Она смотрит на Уилла и улыбается, и в её глазах он читает: «Я сдержу обещание». Уилл старается не улыбаться. Он знает, это эгоистично. Он знает, что Белла не хотела ничего из этого. Она была готова дать жизнь Шарлотте, но не продолжать жить самой. Он эгоист, но ему плевать. Он был и будет эгоистом, если это означает, что он будет достойным. Это парадокс, думает он, но черт с этими парадоксами — он ломал и начинал их и раньше, и он будет делать это снова. Он будет делать это снова и снова, если это будет означать, что у них всё будет хорошо. — После рождения Шарлотты, — говорит он. — Нельзя делать операцию во время беременности. Потом тебе также придется пройти курс химиотерапии. Это будет быстро. Процесс займет примерно неделю. — Я могу умереть? — Есть риск. Риски есть всегда. Но с переливанием крови и ты… Белла, я правда верю, что это может сработать. Я бы не стала даже начинать этот разговор, если бы всё это было обречено на провал. Она выдыхает, и, как только кладет руку на живот, её взгляд наполняется решительностью. — Хорошо. Хорошо, давайте сделаем это.***
Она на седьмом месяце (Уилл обрек себя на несколько эпизодов, пока изучал исследования о талассемии, отвратительной американской системе здравоохранения, как врачи обращаются с чернокожими женщинами во время родов, но каждый раз из пучины депрессии и мании его спасала мысль о том, что Шарлотта Эмили родится и все будут любить её, черт возьми). Наступает ежегодная вечеринка в честь Хэллоуина у Фредди. Естественно, они наряжаются в групповые костюмы, а вы думали, конгломерат Эмили-Афтон не подготовит групповые костюмы в самый важный праздник в году? Скуби-Ду вышел всего год назад, поэтому конечно, конечно, Клара — это Дафна, Уилл — Фред, Белла — Велма, а Генри — Шэгги, и Клара заставила напялить на их сына костюм Скуби. Прошу заметить, он невероятно очарователен, и Уильям смеется всякий раз, когда Майк зевает, потому что это самое милое зрелище, которое ему доводилось видеть в своей жизни. Генри развлекает детей, пока Клара уносит Майка на задний двор, чтобы покормить его. Белла и Уилл стоят, прислонившись к сцене, и смеются над костюмами маленьких сорванцов. — Знаешь, — говорит она, отпивая из своего стакана воду, и безуспешно притворяясь, что удовольствия от этого не меньше чем от алкоголя, — мне кажется, это немного забавно. То, как ты рассуждаешь. Он усмехается. — О чем ты говоришь? — Раньше ты был таким… о, я не знаю, — она делает глоток и смеется. — Не думаю, что раньше ты бы признал это, но ты видел всё таким безнадежным. Ты не верил, что люди могут быть хорошими, или что ты родился для чего-то, но теперь ты убеждаешь меня, что есть какая-то глупая, замысловатая, необоснованная причина, почему Шарлотта Эмили должна родиться, и это… — она вдруг хмурит брови и касается своей груди. — Ты чувствуешь… у меня кружится голова. Он ставит свой напиток на сцену и смотрит на неё. Дыхание Беллы сбивчивое, она практически падает на него. — Боже, мое плечо, я… Уилл, я плохо себя чувствую… — Пойдем, — он подхватывает её на руки. В этот момент из коридора выходит Клара, и Генри замечает их. Он быстро говорит что-то Розите, скорее всего, присмотреть за всем и закрыть пиццерию, когда вечеринка закончится, и бежит к Белле. — Что случилось? — спрашивает он. Белла вздрагивает и хватается за грудь. — Думаю, у нее сердечный приступ, — говорит Уилл. Все вместе они покидают пиццерию. Он старательно избегает взволнованные взгляды маленьких детей и знает, что потом должен им особенную вечеринку, чтобы успокоить их страх от вида их любимой учительницы в таком состоянии. Он садит её в свою машину и едет, едет вперед, и, черт возьми, как же ему уже надоело каждый раз нестись в больницу.***
Они забирают его Беллу, как будто она всего лишь очередная пациентка, а не одна из самых важных людей на земле. Они увозят её. В опасный момент, Уилл решает, что безумно любит обоих своих партнеров, когда они одновременно смотрят на него и говорят: «Она будет в порядке», чтобы успокоить и его и самих себя. И оба они подходят к медсестре, чтобы с нескрываемой яростью спросить у неё какого черта вообще происходит. У неё случился чертов сердечный приступ из-за схваток. — Она, она не сможет, — повторяет Генри, нарезая круги в зале ожидания, — срок должен быть только через восемь недель… — Мы позаботимся о ней, мистер Эмили… — Вы не понимаете, у нее талассемия, у нее низкий уровень эритроцитов, иногда ей сложно даже подняться по лестнице без приступа, она… — Генри, — вмешивается Уилл, спасая несчастного доктора от необузданного гнева Генри Эмили. Он смотрит прямо в глаза, которые никогда не должны знать этой тревоги. Уилл оставит всё плохое себе. Он уже привык. Плохое совсем не подходит Генри. — Она будет в порядке. Генри Эмили не молится, потому что он уже давно решил, что верит в Уильяма Афтона, Изабеллу Барнет, Клару Капуто и Фрица Смита и в их силу быть великолепными гораздо больше, чем он когда-либо верил в Бога.***
Шарлотта Эмили родилась в 20:38 в день Хэллоуина 1970 года. Она —малышка, подключенная к проводам и дыхательным аппаратам. Она помещается в ладони Уилла, он разглядывает её сквозь похожее на гроб прозрачное устройство, где она лежит. Белла может притронуться к маленькому телу своей дочери через отверстие в стеклянной стенке. Она всхлипывает, не в силах оторвать взгляда от плачущей малышки. — Она такая… она такая крошечная, — говорит Белла. — Да, — соглашается Уилл, пристально глядя на её дочь. Очень, очень крошечная. Очень, очень крошечная, очень упряма и полна жизни. Он улыбается. — Майки, — шепчет Клара, указывая пальцем на стекло, — это наша Шарлотта, твоя подруга, — Майк лепечет что-то в ответ. Генри на самом седьмом небе от счастья. И теперь, официально, это соревнование без победителя, даже если Генри Эмили более взволнован рождением дочери, чем Уилл рождением своего сына. — Уилл, посмотри на неё! Посмотри на неё. Десять пальчиков на руках, десять на ногах. Посмотри, какая она великолепная. Чертовски великолепная, как бы ты сказал. Посмотри на нее! Ох, смотри на неё, смотри. — Я смотрю, Хен, — говорит Уилл со смешком, и это правда, он не может оторвать от неё глаз. Ему кажется, что в этот момент его переполняет бескрайняя радость. Родители Беллы и Генри должны приехать, чтобы проверить своих детей и поглядеть на новорожденную внучку, также Фрэнки с Бев ещё должны приехать в гости. Пока они не знают, что вскоре у Беллы будет больше рецидивов, что они будут бояться, что маленькая Шарлотта может вдруг перестать дышать, что им придется придерживать волосы Беллы, пока из-за химиотерапии её будет тошнить в туалет, что она будет прикована к постели несколько недель после пересадки костного мозга, что Белла будет кричать на Уилла и проклинать (к сожалению) за боль, которую ей придется пережить, и она извинится, и он извинится, и потом, скоро, которое будет ощущаться как долгие годы, Белла Эмили выкарабкается, победив монстра, которого ещё никому в её семье не удавалось победить, и всё будет хорошо. Что же, Уилл уже знает последнюю часть. Глядя на маленькую Шарлотту Эмили, он знает, что будущее будет великолепным.