***
Лифт останавливается на одном из подуровней комплекса, который он арендовал для хранения Фантайм-аниматроников. Пройдя через большую галерею, Уильям опускает дочь на пол и включает свет. Автоматически на сцене начинает играть музыка, и разноцветные огни озаряют зал так внезапно, что Лиз подпрыгивает на месте. Она нетерпеливо теребит подол своей синей юбки, предвкушая, когда отец уже откроет занавес и покажет ей аниматроников. — Итак, Лиззи, — сквозь шум и музыку Уильям обращается к ней и наклоняется вперед. Внезапно, ему кажется, что сцена как темная грозовая туча нависает над его дочерью. — Я создал Малышку для тебя. Лиз расплывается в улыбке и подпрыгивает на пятках. — Для меня? Уилл посмеивается. — Да, дорогая, только для тебя. Ты же моя малышка, — он распахивает занавес, раскрывая аниматроника-клоуна, готовую танцевать и раздавать мороженое. Несмотря на изумление на лице дочери, Уилл не может не вспомнить о том, какое беспокойство вызывали у Майка клоуны, мороженое и подвал, в котором хранились Фантайм-аниматроники. Он чрезвычайно горд этими творениями. Генри, конечно, помогал ему, но именно он вложил слезы, пот, кровь и всё свое бесконечное воображение в них. Ему кажется, Фриц бы тоже гордился им, но также он уверен, творения Фрица были бы ещё невероятнее. Ублюдок. Малышка двигается из стороны в сторону, поднимая микрофон ко рту, и поет веселые детские песни. Всё должно быть идеально к торжественному открытию, но главное, чтобы Лиз была довольна. — Она… она для меня? — повторяет Лиз, делая шаг к сцене. Уилл кивает, отходя в сторону, чтобы дать ей место. Малышка большая. Всё-таки, в ней должны помещаться все механизмы и устройства, чтобы петь и делать мороженое. — Она моя? — Да, милая. Тебе нравится? Лиз смотрит на Малышку, восхищенно раскрыв глаза. — Она такая большая! — Да! А ты знаешь почему? — Уилл приседает рядом с дочерью и шепчет: — Она умеет делать мороженое, дорогая. Просто попроси её. Лиз хихикает. — Малышка, сделай мне мороженое! Аниматроник распознает голосовую команду, её голубые глаза загораются и, выпрямившись, механизм внутри неё приходит в действие. Через мгновение её туловище раскрывается, металлическая рука протягивает рожок. Лиз тянет руку к сладости, и тогда… её взгляд замирает, она дергается, и начинает бормотать что-то под нос, хлопать ладонями по ушам и качать головой. Уилл бледнеет от страха и садится перед дочерью, спиной к Малышке. — Лиз? Элизабет? Я с тобой, милая, папа здесь. Можно я прикоснусь к тебе? Могу я обнять тебя? — Я не… Я не… Я не знаю, я чувствую себя странно, я не знаю, не знаю… Где мы? Я не знаю… — Всё хорошо, всё в порядке. Малышка, спящий режим, — позади раздается жужжание аниматроника. Он обнимает Лиз осторожно и притягивает к себе. Она вся дрожит, словно от холода, и льнет к нему, как несчастный котенок под дождем. — Я здесь, родная, я с тобой, моя малышка. — Мне страшно. — Я знаю, знаю, — он обнимает её, нежно поглаживая по макушке, и почти бросает вызов всем силам этого мира хотя бы попытаться сорвать волос с головы его дочери. — Дорогая, ты чувствуешь себя, как будто далеко отсюда? Короткий кивок. — Понятно. Тебе лучше, когда папа говорит? Ещё один кивок. — Хорошо. Тебе повезло, милая, что я не умею затыкаться, — короткий, робкий смешок. — Я буду говорить. Эй, у меня есть идея, а давай поиграем? Я буду перечислять, что я могу видеть, слышать и чувствовать, а ты за мной. Попробуешь? — Х-хорошо. Я чувствую страх. — Я чувствую тебя. И я чувствую пол. — Я чувствую… твою рубашку! — Молодец, Лиззи, ты такая молодец, — они продолжают так ещё некоторое время. Цирковая Малышка нависает над ними, теперь её душная тень напоминает хранителя, а не тучу, но ему больше не нужна ничья защита. Он здесь, Лиз здесь, и он ни за что на свете не позволит ничему причинить ей боль, никогда. Только когда он возвращается домой и укладывает Лиз спать, он позволяет себе тревожно расхаживать по комнате и качать головой, избегая взгляда Клары. — Это всё из-за шума и света, — заканчивает он, дергая себя за волосы. Волосы, которые, кажется, не могут перестать седеть, хотя он ещё довольно молод. — Не нужно было мне приводить её туда… — Уилл, — встревает Клара, взяв его за плечи. Она делает громкий вдох, ждет, когда он повторит за ней, и выдыхает вместе с ним. — Это не твоя вина. Ты не знал. Если её передалось что-то из твоих расстройств, мы вряд ли бы узнали так рано. Ей всего пять, дорогой. — Я… У меня ничего не было, пока мне не исполнилось одиннадцать, Клара, я не понимаю… Это моя вина, это всё моя вина… — Уилл, посмотри на меня. Это не твоя вина. Это просто такие гены. У неё нет травмы, как у тебя. Нам просто выпали такие карты, и мы, черт возьми, разберемся с этим. Потому что никакие карты не смеют указывать, как нашим детям нужно жить. — Я… Я считаю карты. Я мухлюю. — Вот так! Этот куш уже у нас в кармане, — она целует его в щеку и поправляет его волосы. — Наша дочь будет в порядке. Обещаю. Клара обещает, а значит, так оно и будет.***
Майк, кажется, немного завидует тому, как много времени Уилл проводит с Элизабет. Он не хотел допускать это, но ему нужно убедиться, что её эпизоды не перерастут во что-то то слишком серьезное, как было и, скорее всего, снова будет у него (но, когда это случится, он будет в порядке, у него есть они, у них есть он, всё будет хорошо). Однажды вечером, Уилл садится на край кровати Майка. Его сын уже давно не в том возрасте, чтобы его укладывали спать, но традиция разговаривать перед сном осталась. — Банни, мне нужно с тобой поговорить. — О чем? — Ну, — Уилл немного сдвигается, хотя с сыном он всегда чувствует себя уверенно, потому что он герой Майка. — В последнее время я стал больше уделять внимания твоей сестре. Об этом я хотел поговорить. Я делаю это не потому, что она моя любимица. Просто у неё есть небольшая проблема, и я могу ей с ней помочь. Майк хмурит брови и поднимает колени к груди. — Это про твое граничное расстройство? Почти, думает Уилл. — Да, Майкл, то самое. У некоторых людей есть больше шансов унаследовать что-то от своих родителей или бабушек с дедушкой. Как Лиз унаследовала светлые волосы или ты мамины веснушки, или Эван голубые глаза. Лиз могла получить от меня какое-то из моих расстройств. И это может пугать её. — Ей страшно? — Иногда. Поэтому мы должны быть с ней терпеливыми, хорошо? Я люблю вас всех одинаково, но мне нужно проводить с ней немного больше времени, чтобы убедиться, что с ней всё в порядке. Ты понимаешь? Майк кивает с готовностью солдата. — Да, я всё понял. Я буду храбрым ради неё, не волнуйся, папа. Уилл улыбается. — Молодец. Замечательно. Если у тебя будут вопросы, спрашивай у меня, понял? — Хорошо! — Уилл гладит сына по голове, и, уходя, выключает свет. — Папа? — Да, Банни? — Ты… — он слышит, как Майк дергает свое оделяло. — Тебе бывает страшно, как Лиззи? Он замолкает на мгновение. Он не может лгать своему сыну. — Да, Майк. Помнишь, как в отеле тогда? Иногда мне становится страшно. Если кто-то пытается причинить вам боль, это очень пугает меня. Но именно поэтому у меня есть причина оставаться храбрым, — он надеется, его сын видит, что он улыбается. — Ты делаешь меня самым храбрым человеком на земле, Майкл. Это одна из самых правдивых вещей, которые он говорил.***
Майкл защищает брата и сестру, когда кто-то в школе пытается их задирать. Майкл садит их рядом с собой в автобусе. Майкл показывает Чарли свои рисунки волшебных существ, которые всегда будут охранять их крепость. Майкл Афтон храбрый. — Бу! — Майк выскакивает из-за телевизора с маской Фокси на лице (отец вручил именно ему самый первый прототип). Эван падает на спину, задыхаясь от смеха, и Майк выходит из-за тумбочки, подхватывая брата на руки. Эван выворачивается из объятий и кладет край футболки в рот. — Папа! — зовет он, когда Уилл заходит к ним в гостиную. — Папа, смотри какого динозавра дал мне Майки! — он размахивает своим бронтозавром, вероятно, доисторическим товарищем Фредбера. Завтра у Эвана день рождения. Скоро будет открытие нового ресторана. Дела идут превосходно. — Чудесно, Эван, — Эван проходит через фазу любви — или, скорее фиксации — к динозаврам. Его друзья говорят, что это « причудливо» и «круто» (Уилл разбавил словарный запас своих детей, добавив «причудливо», в попытке немного де-американизировать его, к превеликому горю своей жены). Часто они приходят к ним во двор, чтобы поиграть в динозавров (Уилл садит Эвана себе на плечи, и они притворяются птеродактилем и огромным тираннозавром, который явился сеять хаос по всему Харрикейну). — Эван, пошли играть в Марио, — Майк подзывает младшего брата и дает ему сесть к себе на колени, делая вид, что именно Эван управляет пиксельным водопроводчиком (хотя на самом деле Майк нажимает все кнопки). — Эван! — Шарлотта вбегает в гостиную и плюхается рядом с Майком. — Завтра у тебя день рождения! — Мгм-м-м. — Что ты хочешь, чтобы тебе подарили? Что-нибудь большое, да? — Лиз выходит из кухни, отдавая Шарлотте чашку горячего шоколада, и Шарлотта сразу тянется заплетать ей волосы. Эван пожимает плечами, задумавшись, а затем весело заявляет: — Динозавра. — Я достану тебе динозавра, малыш, — говорит Майк, кладя подбородок на макушку Эвана, и младший смеется. — Самого большого динозавра на свете. Уилл молча наблюдает, как его дети веселятся, и задумчиво улыбается. Фриц рассказал, что жестокая шутка привела к смерти его брата, но с тех пор ни разу Уиллу не приходилось волноваться об этом. Эван обожает Майка, и Майк бесконечно дорожит Эваном. Этого никогда не произойдет, не здесь.***
— Папа, — перед сном окликает его Майк. — Можно тебе кое-что рассказать? Уилл наклоняет голову вбок и садится рядом. — Конечно, Банни. Что такое? — Эван, — Майк вздыхает, потирая свою руку. — В школе у Эвана много друзей, но некоторые старше него… Я не знаю… Они грубые. Как мама говорит, типа, им нечем больше заняться, поэтому они обзывают его за спиной. Болваны. Уилл хмурит брови. — Как обзывают? Майк пожимает плечами. — Потому что он… разговаривает не как все. И только про динозавров. Его друзьям это нравится — они думают это круто — но некоторые дети в моем классе грубые. Я не знаю, что им ещё сказать. Чарли тоже не знает, а она же всё знает! Типа, она сказала просто быть дружелюбными, но… мне кажется, этого недостаточно. Уилл сползает по стене, садится на пол и жестом подзывает Майка сесть позади. Майк вздыхает и садится спиной к спине с отцом. — Надо мной тоже издевались, когда я был ребенком. Майк ахает: — Но ты же такой большой! Уилл посмеивается. — Я не всегда был большим, Банни. Раньше я был низким и толстым. Отчасти, за это меня и дразнили. Я хотел причинить им ужасную боль за то, что они со мной делали. Но однажды один мой очень хороший друг — тот, в честь которого тебя назвали — сказал мне быть достойным. То, что со мной случилось было несправедливым, но я выбрал быть лучше. Потом хулиганы меня оставили. Честно, Майкл, мы не знаем, что происходит у этих негодников дома. Это не оправдывает их поведение, но ты должен быть лучше них. Я знаю, ты самый хороший ребенок в городе. Будь достойным, и тогда мир будет достойным в ответ. Понимаешь? Майк обдумывает его слова и медленно кивает. — Хорошо, папа. Я попробую. Но я не хочу, чтобы Эвана задирали. — Если что-то случится, говори мне, понял? Защищай их, но о серьезных вещах позабочусь я. Понял? — Понял. Спасибо, пап. — Отлично. Спокойной ночи, сынок. — Спокойной ночи!***
Уилл встал пораньше, чтобы съездить в магазин игрушек в городе и купить плюшевого динозавра. — О, так рада, что ты явился, — невозмутимо говорит Белла, когда видит, как он спешит в закусочную. Эван настоял, что хочет провести свою вечеринку именно здесь, а не в новой локации, ещё даже не открытой для остальных. Он слишком любит Фредбера, чтобы расставаться с ним в этот день. Динозавры и аниматроники. Превосходные компаньоны. — Заткнись и скажи мне как я выгляжу к дню рождения сына. — Обольстительно. — Чудно, — когда он заходит, вечеринка уже в полном разгаре. Малышня носится повсюду, несколько детей останавливаются, чтобы помахать ему. В самом конце игрового зала Генри разговаривает с Шарлоттой. Клара осталась дома с Элизабет, сегодня Лиззи не в настроении терпеть шум и суету. Он замечает Майкла, тот стоит в своей маске Фокси и серой майке, оглядывая помещение в поиске потенциальных угроз. Фред и Бонни поют на сцене. Ничего примечательного, совсем ничего. — Майкл, чего не веселишься? Поиграй с Шарлоттой. Майк вяло пожимает плечами. — Папа, у тебя когда-нибудь бывало… типа, странное чувство в животе?.. — Ты что-то не то съел, Банни? Майк качает головой, маска покачивается вместе с ним. — Нет, это как… эм… плохое чувство. Как будто у тебя в животе кошмар. — Это называется интуиция, Майк, но не волнуйся. Сегодня же день рождения, всё будет замечательно. Поиграй с друзьями, повеселись, а твой папа позаботится обо всем, ладно? Майк смотрит на него ещё пару секунд, а затем кивает. — Хорошо, папа. Шарлотта, пошли играть в автоматы! — он убегает, берет Шарлотту за руку и тащит её к автомату Frogger в углу. Уильям ищет глазами Эвана и находит его среди толпы детей. Эван взволнованно повторяет им всё, что знает про динозавров, а потом рассказывает про своего большого и храброго старшего брата, крутую сестру, клёвую кузину, потрясающую маму, умных дядю и тетю и странного (в хорошем смысле, видимо) отца, и Уилл облегченно выдыхает. Эван смеется. Эван всегда смеется. — Уилл! — кричит Генри. — Пора принести торт, верно? Какая же вечеринка без торта. Уилл кивает, сжимая плюшевого динозавра (птеродактиля, конечно) в руке. — Разумеется.***
— Майки! Игрушка выпадает из рук Уилла. Он выбегает из кухни в главный зал, ничего не сказав Генри. Кошмар в его животе. Он видит, группа детей в масках стоит у сцены. Он видит, Майкл на сцене. И здесь здесь ЗДЕСЬ Что что что что что что что ЧТО ПРОИЗОШЛО… ОН ПЛАЧЕТ?ЭВАН ПЛАЧЕТ
И И И
И ОН
ЧЕРТ ЧЕРТ ЧЕРТ ЧЕРТ ЧЕРТ ЧЕРТ ЧЕРТ
ЧЕРТ ЧЕРТ ЧЕРТ ЧТО ПРОИЗОШЛО ЧТО ПРОИЗОШЛО ЧТО ПРОИЗОШЛО
Г о л о в а Э в а н а в о р т у Ф р е д б е р а — Майкл? — шепчет Уилл, и вновь его ноги несут его вперед. Он расталкивает детей в стороны, словно они помеха на его пути к Источнику Молодости, они — всего лишь препятствия на пути к бессмертию. — Майкл! Майк поворачивается к отцу. Он стоит на цыпочках, рука лежит на челюсти Фреда. — Папа… — Ты что творишь? Маленькое тело Эвана ещё дергается во рту Фредбера, он хнычет, слёзы падают на металлические зубы. — Ох черт, черт, — бормочет Уилл, безуспешно пытаясь усмирить сердце, которое будто сейчас взорвется в его груди, успокоить голову и отчаянные мысли, — черт. Он водит рукой внутри рта аниматроника и нажимает несколько кнопок. С шипением, челюсть Фредбера раскрывается, и ему наконец удается вытащить Эвана и поставить на пол. Майкл сурово оглядывает брата и отца, а затем спрыгивает со сцены. — Майкл, что ты… Уильяма не успевает договорить, потому что Майкл грозно подходит к мальчику в маске Бонни — мальчику, который так звонко смеялся всего мгновение назад — хватает за грудки, сжимает руку в кулак и с размаху бьет его прямо в нос. Уилл замирает, не в силах пошевелиться, пока не понимает, что Эван дергает его за штанину и хихикает. Ох. Ох. Эван не плакал. Он просто смеялся. Он смеялся так сильно, что глаза заслезились. Уилл садится рядом с ним, пытаясь отдышаться и не обращать внимания на детей, которые окружили его старшего сына, и, насмехаясь и подначивая, наблюдают как он избивает мальчишку в маске Бонни. — Эван, Эван, посмотри на меня, что произошло? Эван снова смеется. — Майки! — Майкл засунул тебя туда? Эван качает головой, в его глазах всё ещё стоят слезы. — Нет! Бонни! — мальчик в маске Бонни, который прямо сейчас получает взбучку от Майкла Афтона. — Это весело! — Нет, это не… Черт возьми, стой здесь, — Уилл спрыгивает со сцены и подбегает к Майку. Схватив его за плечо, он разворачивает сына к себе. На лице Майкла оскал, который быстро превращается в гримасу сожаления и даже страха, когда он сталкивается с серыми глазами отца. — Майкл, прекрати. — Но! Но он засунул Эвана в рот Фредбера, и… и ты сказал мне защищать его, и они обзывали Эвана плохим словом! Они думали это будет весело, и тебя не было рядом, а я пытался вытащить его, я думал, что он умрет… я не знаю почему, я не знаю, но… они обидели моего брата! Я… Они должны бояться! Я побил его, как ты побил того грабителя, потому что они пытались навредить моей семье! Уильям Афтон услышал достаточно, но сейчас он останавливается на одной вещи, которая, как он знает, мгновенно разожжет в нем пламя: — Как они его обозвали, Майкл? Майкл закусывает губу и качает головой. — Я не хочу говорить. Это плохое слово, — он говорит тише и опускает взгляд. — На букву «о». Уилл напрягается всем телом. Почти интуитивно он чувствует, что Генри уже пришел и приглядывает за Эваном. — Поговорим об этом позже. Кто обидел твоего брата? Майк немедля указывает на троих детей в масках новых аниматроников. Уилл встает перед своим сыном. Уилл возвышается над всеми. Уильям Афтон впивается в них своими серыми глазами и коротко, но резко отрезает: — В мой кабинет. Живо. Сам Бог бы побоялся его в этот момент. Холодный, как льдина, он обращается к Генри: — Я был бы благодарен, если бы ты присмотрел пока за детьми, — он не дает Генри ответить, потому что Генри скажет ему успокоиться, и он спокоен, он совершенно невозмутим, он не улыбается безумно, его удовлетворяет ярость, которая закипает под его кожей, он — вулкан Везувий посреди Харрикейна.***
Трое детей — один прижимает окровавленный платок к носу — сидят напротив него. Уильям стоит, стуча пальцами по своему рабочему столу. Он позвонил Кларе и объяснил ситуацию. Номера телефонов родителей маленьких паршивцев уже записаны на листе перед ним. — Не могли бы вы трое, — говорит он спокойно, спокоен, он спокоен, — объяснить мне, почему вам показалось забавным засунуть моего сына в рот Фредбера? Бонни, Чика и Фредди (им не нужны имена, они их не заслуживают) неловко переминаются на своих стульях, словно преступники, ожидающие смертной казни. Чика подает голос: — Нам… нам жаль… — Это не то, о чем я спрашивал. Если вы совершаете настолько серьезный проступок, то должны понимать, что с вами будут обращаться как со взрослыми. Я спрашиваю снова: почему вы думали, что засунуть моего сына в рот Фредбера будет забавно? Фредди дергается от его тона и отвечает: — Это не было забавно. Мы думали, что будет, но мы ошиблись. Нам жаль. Уилл кивает и тянет руку к телефону. — Я надеюсь, вы прекрасно понимаете, что мне придется позвонить вашим родителям. Фредди выглядит сожалеющим. Чика хмурится. Бонни вздрагивает. (Уилл как может пытается не замечать их реакции, но он замечает и всегда будет замечать, потому что он любит детей больше всего на свете.) Он набирает номера родителей и велит им приехать. Вскоре, все они собираются в его кабинете. Теперь Уилл сидит и, смерив их взглядом, тяжело вздыхает. — Боже, мистер Афтон, — говорит мать Чики, — Нам ужасно жаль, что… — Эта соплячка, — говорит её отец, и Уилл хмурится. Что-то в нем надламывается. Он хмурится. Не хмурься. Эти паршивцы навредили твоему сыну.но они всего лишь дети.
И тогда он наконец смотрит на них, и он узнает этих детей — перед ним Сьюзи, сестра Мэйбл; Габриэль, брат Лусианы и сын Розиты; Фриц, знакомый Майка. Фриц, ну почему именно Фриц? Он видит этих детей, и его сердце разбивается. — Не волнуйтесь, мистер Афтон, — говорит отец Фрица, хлопая сына по плечу, и тот вздрагивает, — он будет соответствующе наказан… — Я не припоминаю, что разрешал вам говорить, — выплевывает он, и тут же берет себя в руки. Эти взрослые боятся его. Он устрашающий, как говорят друзья Майка. Это хорошо. Ему нужно выглядеть страшным прямо сейчас. Он не страшный, но он может, если захочет, и это хорошо. — Оставайтесь здесь. Я на секунду, — он выходит их своего кабинета. В коридоре его ждут Генри с Эваном на руках и Майк. Костяшки пальцев Майка ободраны. Уилл кивает им, и Майк берет Эвана на руки и следует за ним обратно в кабинет. Уилл ведет их к своему месту, за столом, чтобы показать, что они здесь главные. — Эван, — говорит Уилл, снова стуча пальцами по дереву, — эти дети засунули тебя в рот Фредбера. Ты мог пострадать. Ты хочешь что-нибудь сказать? — Мистер Афтон… — хочет начать отец Сьюзи, но Уилл громко бьет по столу кулаком, отчего все — кроме его детей — слегка подпрыгивают. — Попробуйте ещё раз перебить моего сына, и можете быть уверены, в этом штате вы уже никогда не сможете найти работу, и это не угроза, это обещание. Эван, ты хочешь что-нибудь сказать? Эван пожимает плечами, Он шепчет что-то на ухо Майка, и Майк передает: — Ему не нравится, когда его обзывают, но с Фредом было весело. Он знает, что ничего бы не случилось, потому что ты сделал этих роботов, папа. Уилл выдыхает. Он даже не заметил, что в какой-то момент задержал дыхание. Теперь он чувствует, как быстро бьется его сердце, и медленно кивает. — Хорошо, — он переводит взгляд на детей. — Кто из вас оскорбил Эвана? Фриц медленно поднимает руку. — И почему ты назвал его этим словом, сынок? Фриц напрягает плечи и поднимает глаза на своего отца. — Не смотри на него. Смотри на меня. Отец Фрица сильнее впивается рукой в его плечо. Уилл пронизывает его яростным взглядом. — Уберите свою грязную руку от ребенка сейчас же. Через секунду, он подчиняется. — Я… Я слышал, как папа так говорил. Я не знал, что это слово плохое, — он шмыгает носом. — Мне очень жаль, мистер Афтон. — Я знаю, знаю, — он вздыхает и снова смотрит на своих детей. — Вы в порядке, Эван? Майкл? — Всё хорошо, — отвечает Майк, крепче обнимая Эвана. — Я бы не дал ничему случиться. Не волнуйся. — Хорошо. Дети, выйдите в коридор и ждите меня там, — никто не противится. Следуя за Габриэлем, дети один за другим выходят из кабинета. Уилл поворачивается на стуле и наклоняется вперед, опираясь руками на стол. — Такому поведению дети учатся дома. Если я ещё раз увижу что-то подобное, клянусь, я разрушу ваши жизни. Я ясно выражаюсь? — Мистер Афтон… — Я ясно выражаюсь? — он указывает на отца Габриэля. — Ваша бывшая жена почти святая и никогда бы не научила Габриэля такому поведению. Я упеку вас в тюрьму, — на родителей Фрица. — Я заметил, как он вздрагивает. Если я ещё раз увижу, как он вздрагивает, я вас обоих упеку в тюрьму, — на отца Сьюзи. — Мэйбл сказала мне, что вы кричите на них. Если вы ещё раз повысите голос на кого-то из своей семьи, я упеку вас в тюрьму. Вообще-то, к черту тюрьму. Вы будете умолять меня посадить вас за решётку, если только попробуете ослушаться меня, и я спрошу опять: я ясно выражаюсь? Несколько тихих согласий, несколько кивков, несколько жалких извинений. — Прекрасно. Убирайтесь с глаз моих. И вашим детям временно запрещено приходить в мое заведение, — он выходит из своего кабинета первым и приседает перед тремя детьми. — Вам больше нельзя сюда приходить. Вы должны быть наказаны за свое поведение. Вы это понимаете? Три грустных кивка. — Хорошо. Послушайте. Я знаю, какого это, быть жертвой издевательств. И я прекрасно понимаю, что вы тоже это знаете. Я больше не хочу, чтобы подобное повторилось. То, что происходит у вас дома не оправдание для того, чтобы издеваться над моим сыном, но я понимаю, почему вам могло быть страшно или почему вы думали это будет смешно. Извинитесь перед Эваном, и, если я ещё раз услышу о чем-то подобном, последствия будут ещё хуже. Понятно? — Д-да. — Да, мистер Афтон. — Да, сэр. — Отлично. А теперь извинитесь, — он наблюдает, как трое детей приносят извинения мальчику, который этого не ожидает, а их родители, словно призраки, выходят из его кабинета, понурив головы. Они уходят. Он смотрит на Майкла. — Я рад, что ты защитил своего брата, Майк. Но на будущее скажу, начинать драку — не лучшее решение. Всё обошлось, не нужно было никого бить. Я не зол и не разочарован в тебе. Вообще-то, я очень горд тобой. Ты хорошо справился. Больше я не дам никого из вас в обиду, хорошо? — Х-хорошо, пап. — А сейчас, Эван, — говорит он, теребя волосы своего младшего, отчего тот снова смеется. — Нам придется закончить вечеринку. Почему бы нам не съесть торт дома? — Окей! Майки, на ручки! — Ну ладно, малыш, — Майк сажает Эвана себе на плечи, и каждый раз, когда он делает большой шаг, тот изображает звук взрыва. Генри отпускает Шарлотту, и она убегает вслед за своими кузенами. — Мне жаль, что всё так вышло, Уилл, — убедившись, что вокруг никого, он целует его в щеку. — Но я очень горд тобой. Уилл кивает. — Спасибо, Хен. Не мог бы ты посадить детей в машину? Мне ещё нужно кое-что доделать. — Конечно. (Позже тем же вечером Клара будет целовать Эвана и не выпускать из своих рук. Она намажет кремом костяшки пальцев Майка и крепко поцелует его. Она будет плакать, прижавшись к груди Уилла, думая о том, что могло случиться с её сыном. Генри будет долго обнимать Шарлотту. Белла поблагодарит Уилла за то, как он обращался с этими детьми, потому что она замечает их в школе и знает, какие у них родители.) (Эван радостно скажет, что замечательно отпраздновал свой день рождения.) Но сейчас Уильям Афтон стоит на сцене закрытой закусочной, смотрит в пустые глаза Фредбера. В его руке бутылка с водой. «Сделайте их безопаснее. Когда вы подумаете, что они безопасны, сделайте их ещё безопаснее. От воды, резких движений, чего угодно. Сделайте их безопаснее.» Он резко засовывает правую руку в челюсть Фреда, и подносит бутылку к зубам, обливая водой, словно Фред только что выплыл из моря, и его легкие полны соленой воды. Он ждет, когда зубы Фредбера с ужасным скрежетом вонзятся в его руку, но ничего не происходит. Он просто стоит, один, в безопасности. Уилл вытаскивает руку, кладет голову на грудь Фреда и плачет. — Они в порядке, Фриц, — всхлипывает он, впиваясь рукой в желтую, влажную шерсть. — Они в порядке, у тебя получилось, они все в порядке.