***
После Второй Мировой сирот становилось всё больше и больше. Маленькие ублюдки, плоды страсти отчаявшихся солдат или похоти надменных победителей, брошенные на обочину жизни. У их негодных родителей не было ни места, ни средств для них. Уилл задается вопросом, как сложилась бы его жизнь, если бы и его родители бросили его, как они, скорее всего, и мечтали. Принял бы его кто-то? Нет, скорее всего, нет. Он был жалким маленьким паршивцем, и нигде бы ему не нашлось пристанища. Скорее всего, он бы просто умер. Он старается не думать об этом. Они на пути в агентство по усыновлению в Солт-Лейк-Сити, и Уилл всё никак не может успокоить себя. Он словно едет на собеседование, к которому совершенно не готов. Он смотрит на фотографию своих детей, которая хранится в его бумажнике, Клара несется по шоссе. — Ты нервничаешь? — спрашивает она. — Да, да, и не могу понять почему. — Начал сомневаться? Уилл вздыхает, поднимая взгляд к окну. — Просто… скорее я… не хочу всё испортить. Я не хочу травмировать бедного ребенка ещё больше. — Уилл, — Клара успокаивает его, поглаживая костяшки его пальцев. — Дети обожают тебя. Ты был рожден, чтобы развлекать их. Я не знаю никого, кто смог бы общаться с ними лучше тебя. Ты герой для стольких ребят в закусочной и ресторане, — она улыбается, а затем агрессивно сигналит водителю слева. — Уилл, мы богаты, достойны, мы готовы. Всё получится. — Но, ох черт… — он снова вздыхает, облокотив голову о стекло. — Мои таблетки. Что, если они подумают, что сойду с ума и убью ребенка? Что это всё какая-то уловка, чтобы утолить свои психопатические желания? — Ну и дьявольщина. — Клара. — Ты хороший отец. Ты хороший человек. Поверь мне, Уилл. Он попытается.***
У него не получается. Ему становится всё тревожнее, когда они подъезжают к «Golden Adoption Agency». Он нервно жует жвачку, пока в его голове проносятся все возможные причины, которые могут помешать им усыновить ребенка до наступления нового 1984 года. Его главный козырь, финансовая стабильность. Дела в закусочной, ресторане и «Цирке» идут превосходно, его инвестиции окупаются, к тому же доход Клары смог бы обеспечить их семью, даже если с бизнесом что-то случится. Ему есть что оставить своим детям после смерти. Это преимущество. Он не слишком молод и не слишком стар. Но ему почти пятьдесят, и это может помешать всему процессу. У него нет судимостей, даже если, как ему кажется, должны быть. Ребенок-демон, на его руках чужая кровь. Он думает о том, как поживает тот бедный парень, которого он однажды чуть не задушил. От этого у него щемит в груди, поэтому он пытается думать о чем-то не менее неутешительном. Его образ жизни. Ни в коем случае он не расскажет этим людям, что он квир. Он почти уверен, из-за этого ему могут навсегда запретить усыновлять ребенка. Помимо этого, у него далеко не нуклеарная семья. Восемь человек в одном доме — звучит почти нелепо. Однако их дом может вместить ещё больше (гораздо, гораздо больше чем убежище). Всё же мысль о девяти людях под одной крышей может насторожить любого адекватного социального работника. И, конечно же, его расстройства. Его лекарства. Терапия. Что они подумают? Им будет противно от меня? Они заберут у меня детей?.. Он дышит. Раз, два, три, четыре. Расстройства, которые он контролирует, которые ему нравятся гораздо больше, чем мания и депрессивность. Его образ жизни, который помогает самым лучшим людям на свете. Его судимости, которых у него нет и не будет никогда. Его рвение. Его любовь. Дети любят его. Всё будет хорошо.***
Первая беседа проходит неплохо. Он всё ещё ужасно нервничает, поэтому говорит в основном Клара. Конечно, спрашивают и о его лекарствах, и он рассказывает всё настолько честно и открыто, насколько возможно. Он замечает, как она — сотрудник, мисс Джонсон — делает несколько пометок в блокноте, и притворяется, что его это вообще не волнует. Он актер, поэтому, ему кажется, он смог убедить её в этом. — Итак, мистер, доктор Афтон, я вижу, вы оба настроены серьезно. Мы можем организовать для вас ещё несколько встреч в наших центрах вне Юты, если вы пожелаете. Нам нужно будет провести ещё несколько проверок данных и осмотреть ваш дом, но пока что все ваши документы в порядке. Я уверена, всё получится, — она улыбается, немного приторно, но всё же оптимистично и кивает им. — Я с нетерпением жду сотрудничества с вами. Уилл встает, чтобы пожать ей руку, и в этот момент дверь кабинета резко открывается. — Мисс Джонсон? Она опять вернулась. Мисс Джонсон фыркает, откладывая документы. — Прошу прощения, я отойду на минутку. Одна из наших детей, она… — она хмыкает, — довольно проблемная. Сбегает уже из шестой семьи. — Ох, бедняжка, — сочувственно говорит Клара, и мисс Джонсон кивает. — Да, ужасно. И её ситуация, и её поведение. Уилл всего за одно это предложение понимает, что ему не нравится Мисс Джонсон. — Извините меня. Я скоро вернусь, — мисс Джонсон коротко кивает им и выходит из офиса, из-за двери они ещё слышат её голос. — Я схожу за кофе. Тебе что-нибудь принести, милый? Чувствуешь себя получше? Уилл кивает. — Немного, думаю. Не понравилось мне её последнее замечание. Бедная девочка. Клара кивает ему и целует в щеку, нежно сжимая его плечо. Вскоре она уходит, чтобы добыть себе что-нибудь, чтобы доехать обратно до Харрикейна в здравом уме. Он тянется в карман за жвачкой, но не находит её. Черт возьми. Не здесь. Должно быть, уронил её в машине. Он выходит в холл, где видит мисс Джонсон. Она о чем-то оживленно переговаривается с секретаршей, но делает вид, что всё в порядке, и натянуто улыбается Уиллу и его жене, которая наливает себе кофе. — Я схожу в машину, любимая. Скоро вернусь, — она кивает ему и выдыхает в свой стаканчик кофе. На улице он чуть не врезается в прохожего. Сегодня занятой день, высотные здания нависают над головой, несмотря на холодноватую осеннюю погоду, яркое солнце слепит глаза. Он подходит к машине и открывает её. Упаковка жвачки лежит на пассажирском сидении. Когда он поворачивается, чтобы закрыть дверь и уйти, он почти вскрикивает, откинувшись обратно внутрь машины. Перед ним стоит маленькая девочка. Она чем-то похожа на Элизабет, но выглядит потрепанной. Она изможденная, на щеках размазана грязь, наливаются синяки. Она смотрит на него пустыми глазами. Это не та врожденная пустота, а такая, словно из неё высосали весь цвет. На ней одежда не по размеру, волосы растрепаны, но, несмотря на усталость на детском лице, в её глазах читается любопытство. Похоже, немного неохотное, но всё же любопытство. — Привет, — говорит он, вставая. Она делает шаг назад, прячась за машину. — Как тебя зовут? Она качает головой, сжимает потрескавшиеся губы. Ох, бедняжка. Она, должно быть, понимает, что из-за него у неё могут быть неприятности. По крайней мере, теперь он знает, что это и есть та девочка, о которой говорила мисс Джонсон. Шесть семей. Он приседает и хмурит брови. Он тянет руку к себе за ухо и вытаскивает монетку. Девочка замирает и пытается проверить у себя, но ничего не находит. Уилл поднимает указательный палец, и она слегка вытягивает шею к нему. Он подносит руку к её волосам, и, вот она, ещё одна монетка. Она тихо смеется, но внезапно виновато замолкает. — Не для тебя, да? Сейчас, сейчас, — он возвращается в машину и тянется к бардачку, где у него лежит несколько вещей из ресторана, которые ему нужно было перевезти из одной точки в другую. Он показывает девочке три пластиковых шарика и, после секундной паузы, подкидывает их воздух и начинает жонглировать. Девочка смущенно, но завороженно смотрит, пока несколько прохожих бросают на него настороженные взгляды. Ему всё равно. Ему нужно развлечь ребенка. Мало что на свете может быть важнее этого. С слегка триумфальной ухмылкой он ловит шарики и театрально разводит руки в стороны. — Тебе понравилось? В её глазах чистое восхищение, и тут он понимает, что она смотрит на его костюм, а если точнее — на его светло-фиолетовые запонки в виде кроликов. — Вы… — она шепчет тихо, очень тихо, как будто если она подаст голос, то её отругают. — Вы мистер Афтон? От этого он слегка удивленно раскрывает глаза. Он протягивает ей ладонь для рукопожатия. Он знает, детям нравится, когда к ним относятся как ко взрослым. — Уильям Афтон, к вашим услугам. Она дергается, поэтому он немного отступает. — Вы… — она сглатывает, — Спрингбонни? Он посмеивается. — Так точно, это я. Она ахает. — Я обожаю «Фредди». Я была там один раз. Моя вторая семья водила меня туда! Вы и Фред жонглировали на сцене и пели, и… — она обрывает себя, опуская взгляд. — П-простите, с-сэр. — О, не нужно звать меня сэр. — П-простите, мистер Афтон, — он не хотел такой формальности, но сдерживает вздох и просто улыбается. — Не извиняйся, дорогая. Всё хорошо. Ты не сделала ничего плохого. Она фыркает, немного раздраженная. — Все говорят по-другому. — Ну, я думаю, что я умнее остальных, так что лучше верь мне, хорошо? А сейчас, мисс Джонсон ищет тебя, насколько я понимаю. Не беспокойся, я ничего ей не расскажу, но тебе лучше здесь не гулять, не так ли? Она медленно кивает. — Д-да. — Ну вот. Тогда пойдем внутрь. Я не дам никому обидеть тебя. Ты мне веришь? Она долго смотрит на его запонки, но, после некоторых сомнений, всё же кивает. Она берет его за руку, слегка покачивая её, и позволяет завести себя внутрь. Колокольчик на двери звенит, когда они возвращаются. — Уилл, вот ты где. Я уже начала волноваться. — Кэссиди! Кэссиди, Боже, ты не можешь сбегать вот так! — восклицает мисс Джонсон, подбегая к Уиллу и Кэссиди. Она сурово указывает на ребенка пальцем, отчего девочка прячется за длинной ногой Уилла и хмурится, опустив взгляд в пол. — Пожалуйста, не ругайте её, — вежливо, но настойчиво просит Уилл, мисс Джонсон фыркает. — Она всего лишь ребенок. Клара подходит к своему мужу и присаживается на корточки, улыбаясь Кэссиди. — Ну привет, юная леди. Надеюсь, он тебе не сильно мешал. — М-м. Уилл отводит мисс Джонсон в сторону, пока Клара разговаривает с девочкой. — Мисс Джонсон, я знаю, это может прозвучать немного поспешно, но… — он улыбается, когда слышит смех Кэссиди. — Сколько времени нам нужно, чтобы удочерить ее?***
Кэссиди изумленно оглядывает комнату. — Она моя? Клара взволнованно хлопает в ладоши. — Да, дорогая, вся твоя, — после процесса настолько же болезненного и долгого как подделка документов (хотя это было бы гораздо проще) Афтонам разрешили привезти Кэссиди домой. Официально, она ещё не удочерена, но семье позволили на время забрать её. Каждому Афтону-Эмили уже провели психологическую экспертизу, а их дом проверяют на наличие опасностей. Лиз кричала и раздражала социальных сотрудников, пока они наконец не дали ей поиграть с новой подругой. Очевидно, у неё дар убеждения. Кэссиди ставит на пол сумку со всеми своими немногочисленными вещами и рассматривает комнату, большую и чистую, какой у неё никогда не было. Уильям знает, она не будет плакать перед ними, не сейчас. Но это нормально. Ей всего девять. Ему понадобилось гораздо больше времени, чтобы научиться плакать, и сейчас он даже не знает, сможет ли когда-нибудь остановиться. Во время их еженедельных вечеров игр Кэссиди в основном только наблюдает. Шарлотта пытается вовлечь её в игру, но она отказывается и уходит спать пораньше. Уилл не давит на неё, хотя Белла и Генри подбадривают её как могут. Она сама придет к ним, когда захочет. Только когда директор школы звонит ему лично, сообщая, что Кэссиди устроила драку, Уильяму приходится отругать её. — Кэссиди, — говорит он уже в машине. Она сложила руки на груди, надувшись, и хмуро глядит в окно, — не хочешь рассказать, почему ты подралась в школе? Она бурчит. — Мне уже приходилось говорить об этом с Майклом. Дракой не решишь все проблемы. — Они смеялись над Эваном, — шепчет она. — Они смеялись над ним, а он мой… Уилл вздыхает. Прошло уже несколько месяцев, но Кэссиди так и не признала никого из них своей семьей. Однако отношения уже начали выстраиваться: Кэссиди и Эван: Кэссиди яростно защищает Эвана. Ему, конечно, это не нужно — у него уже есть Майк. Но в отличие от него, она гораздо охотнее лезет в драки. Как будто в другой жизни она была ангелом-хранителем Эвана, вечно наблюдающим, защищающим его, как ребенок свою любимую игрушку. Кэссиди и Лиз: Они спорят. Постоянно. Хотя очевидно, что Лиз делает это от большой любви, чтобы заняться с Кэссиди всякими «девчачьими» штучками. Макияж, танцы и, конечно, сплетни. Кэссиди ещё не привыкла к такому, но Лиз, как и её родителям, упрямства не занимать. Кэссиди и Шарлотта: Шарлотта относится к ней с наибольшим терпением. Когда Кэссиди вздрагивает от шума или не хочет смотреть в глаза взрослым, Шарлотта берет её за руку (с разрешения) и ведет к себе в комнату. Они тихо включает музыку и рисуют, пока Кэссиди не готова снова общаться с остальными. Кэссиди и Майк: Непонятно. Уильям знает только то, что Майку очень любопытно, и поэтому Уильям также понимает, что Майк уже видел Кэссиди в своих снах. — Я рад, что ты защищаешь Эвана, — говорит Уилл, — но не нужно драться. Поверь мне. Я тоже хотел причинить людям боль, когда был ребенком… — Ты не знаешь, каково это, — отрезает Кэссиди, ссутулив плечи. Он мог сказать ей, что, да, он знает, слишком хорошо знает, но вываливать свою травму на ребенка не кажется ему лучшим решением. — Я знаю, — говорит он без лишних подробностей. — Я знаю, дорогая. Поэтому, послушай своего старика… — Ты мне не отец. Уилл слегка сжимает руль в руках и вздыхает. — Это нормально. Я… — Оставь меня в покое. Так Уильям Афтон узнает, что Кэссиди очень упорно умеет хранить обиду. Целую неделю после этого она не разговаривает с ним. Она игнорирует его всеми силами. Только Шарлотта тайком говорит ему, что всё, что он хочет сказать, лучше передавать через неё. И однажды, Чарли стучит в дверь подвала, а затем врывается, перескакивая через ступеньки. Она делает вдох из ингалятора и с раздражением работника, который пашет 40 часов в неделю и одновременно воспитывает нескольких детей, устало говорит ему: — Кэссиди и Майки ругаются, — она потирает виски, как будто малышня не давала спать ей всю ночь. — Поговори с ними, дядя Уилл. Я уже устала. Уилл делает последние пометки в своей работе и вздыхает. — Спасибо, Чарли. — Мгм. Он поднимается по лестнице, до него доносятся разгневанные крики детей. Майкл и Кэссиди практически орут друг на друга, надрывая глотки, в комнате Майкла. Уилл недовольно ворчит — в последнее время он мало спал (удивительно), и ему нужны все силы, чтобы не сорваться в ближайший магазин за сигаретами — подходит к комнате и резко стучит. — Что тут происходит? Оба вздрагивают от его едва-едва повышенного тона. Он хмурится, пытаясь снова выглядеть безобидно (но он высокий, он сильный, он кошмар для Майка, он ещё один жестокий взрослый для Кэссиди). — Что вы делаете? — спокойно спрашивает он. Сначала быстро глянув комнату, постеры, висящие на стенах Майка, рисунки на ватманах и холстах, стоящие у окна, он наконец замечает на полу разорванного плюшевого Фокси, лежащего у ног детей. — Кэсс… — Майк сглатывает ком и качает головой, непривычно для него, он выглядит ужасно расстроенным (но действительно ли непривычно?). — Кэссиди порвала моего Фокси. Которого ты мне подарил. Уилл напрягается. Это можно легко исправить, а с помощью Беллы это вообще не проблема. — Кэссиди, объяснишь, зачем ты это сделала? Кэссиди впивается в него взглядом, полным ярости демона, и не отступает. Майк так зол, из его ушей почти валит пар. У Уильяма Афтона остается всего один выход из этой ситуации. — Оба, идите вниз и ждите меня на диване. Сейчас же. — Папа… — Живо, Майкл. Кэссиди и Майкл садятся на разные концы дивана, словно не могут даже касаться друг друга. Уилл садится на журнальный столик перед ними. Ему не по себе от мысли ударить их даже подушкой, поэтому он попросил Эвана одолжить ему один из его водяных пистолетов. — Так. Это, — говорит он, показывая им деревянную ложку, которую принес из кухни, — говорящая ложка. Только тот, у кого есть ложка, может говорить. — Папа… — начинает Майкл, но Уильям указывает на него пистолетом и наклоняет голову, без слов подстрекая его продолжить. Майк фыркает, сложив руки на груди, и поджимает губы. Как только они достаточно успокаиваются, Уильям протягивает ложку Кэссиди. — Начинай, дорогая. — Это просто дурацкая кукла, и тебе уже четырнадцать. Смирись уже. — Кэссиди… — Вы не можете говорить, мистер Афтон. Ложка не у вас. Уилл удивленно раскрывает глаза и слегка откидывается назад. Вообще-то, она права. Кэссиди закатывает глаза и бросает ложку на диван, Майк тут же хватает её. — Нельзя так делать, это жестоко. Он много значит для меня. Папа подарил его мне. Мне всё равно, что мне уже четырнадцать. Это моя вещь. Моя вещь моя вещь моя вещь моя вещь моя — Он много значит для меня. Я зол и расстроен, потому что ты порвала его. — Я порвала его, потому что ты доставал меня вопросами про свои тупые сны… — Кэссиди, — отчитывает её Уилл, и девочка подскакивает с дивана. — Вы все сумасшедшие! — Кэссиди! — рявкает Уилл, и тоже встает на ноги. — Не говори так. Это не хорошо. — А люди не хорошие! Люди ужасные, и вы этого не понимаете! Сумасшедшие, — она злобно сжимает руки в кулаки, и, не глядя ему в глаза, уходит, топая ногами. Напоследок она громко хлопает дверью. Майкл смотрит ей вслед всего мгновение, затем раздраженно фыркает, раздувая кончики длинной челки. Уилл поглаживает его по волосам и качает головой. — Тетя Белла и я починим твоего Фокси, Майкл, не волнуйся. — Это… — Майк хмыкает. — Дело не в Фокси. Она… она взяла то, что было моим. — Вещи можно заменить, Майкл. — Не… — Майкл, кажется, не может заставить себя посмотреть на отца. — Она тоже мне снилась, папа. И она… Её не получилось заменить. Она застряла в одном из аниматроников, она была призраком, и она… Людей нельзя заменить. Я не хочу, чтобы она пострадала. — Я… Я не позволю, чтобы с ней что-то случилось, Майкл, — Майкл наконец смотрит на отца, и, вот оно, неуверенное обвинение. — Ты мне веришь? — Д… Да, папа. Уильям понимает, что это ложь.***
Через несколько недель посреди ночи срабатывает тревога. Клара выскакивает из спальни с бейсбольной битой, которую хранит в шкафу. — Вы в порядке? — спрашивает Генри, Белла показывается из-за его спины, сжимая в руках утюжок для волос как молоток. — Всё хорошо, — Уилл проверяет комнаты всех детей, они либо спят, либо неохотно просыпаются, потирая глаза. Кэссиди убежала. — Черт возьми. Останьтесь с детьми. Я догоню её, — Уилл выбегает из дома прямо в ночь. Всего через несколько метров он натыкается на Кэссиди. Она стоит у его машины, одна коленка ободрана, за плечом у неё висит рюкзак. — Кэссиди? Кэсс? — Оставь меня! Я ухожу! Уилл несколько месяцев справлялся с тем, как Кэссиди игнорировала его, кричала на него, ломала вещи и в общем вела себя как хулиганка. Стоя в кромешной тьме, он понимает, что в той вселенной они вообще не должны были встретиться в подобных обстоятельствах, но ещё он понимает, что ему всё равно, ему плевать. Он видел вещи гораздо хуже, чем гнев маленькой, травмированной девочки, и он никогда не сдастся, потому что когда-то Кэссиди смеялась, потому что он жонглировал для неё. — Хорошо, — говорит он. В темноте он различает только как ещё бледнее становится её лицо, как широко и удивленно раскрываются её глаза. — Х-хорошо! Я убегаю! — Да, ты убегаешь. Как ты это сделаешь, дорогая? — Как всегда. У меня есть рюкзак, я сяду на автобус, а потом мисс Джонсон найдет ещё какого-нибудь придурка, чтобы избавиться от меня. — А что ты сделаешь, когда я заберу тебя? Она растеривается. — Я… Я снова убегу! — Хорошо. Что ты будешь делать, когда я вернусь за тобой? — Я… не знаю. Я просто…. Я буду бежать быстрее. — А что ты сделаешь, когда я побегу за тобой ещё быстрее? — Хватит… Хватит заставлять меня выглядеть глупо! Уилл приседает и вздыхает. — Ты не глупая. Ты великолепная. Я бы не смог пережить то, через что ты прошла. Я просто говорю, что я буду возвращаться за тобой. — П… Почему? — Потому что я бы хотел, чтобы кто-то вернулся… — он смолкает и мягко улыбается. — Потому что однажды кое-кто вернулся за мной. Он вернулся ради меня. И когда он вернулся, это спасло мою жизнь. Если бы он не сражался ради меня изо всех сил, наверное, я был бы мертв. Ты заслуживаешь того, кто никогда тебя не отпустит, Кэссиди. Можешь отпустить. Я поймаю тебя. Я вернусь за тобой. Лямка рюкзака выскальзывает из её рук. В этот момент она больше похожа на аниматроника без источника питания, чем на человека. Истощенное существо с пустыми глазами, которой столько лет повторяли какая она ничтожная, которую принимали в семью только чтобы получать пособие и бросить её, бить её. Её губы дрожат, боль в коленке, похоже, напоминает о себе, и она наконец, наконец, начинает плакать. — М-мне жаль, п-прости, пожалуйста не… пожалуйста. — Можно мне подойти к тебе, дорогая? Я не буду бить тебя, обещаю. — Все обещают! Все всегда обещают, и все всегда лгут! Уилл наклоняется вперед и печально осматривает рану. — Почему ты убежала, милая? — Потому что вы все слишком добрые! — она опускает голову, вытирая слезы. — Я была жестокой! Почему вы не были жестокими в ответ? Почему ты не ненавидишь меня? Он качает головой и садится рядом, прислонившись к машине. — Я никогда не буду ненавидеть тебя. Я не отпущу тебя. — Все всегда уходят. Все отпускают. — Я не отпущу тебя, Кэссиди. — Все всегда… — Я никогда не отпущу тебя. — Почему? — и она плачет, она плачет так сильно, что он едва различает, что она говорит. — Потому что ты — это ты, — шепчет он, и Кэссиди падает в его руки, захлебываясь слезами. Он поднимает её, тихо напевая. — Я никто. — Ты это ты. Ты будешь Кэссиди Афтон, если захочешь, но прежде всего, ты — Кэссиди. Разве это не чудесно? Что у тебя есть люди, которые поймают тебя? — она плачет навзрыд, и он продолжает укачивать её. — Вот так. Просто отпусти, дорогая. Я с тобой. Я с тобой. Ты — это ты. — П-прости, что была грубой. — Всё в порядке. Я прощаю тебя. — Ты… — он крепко обнимает её, и она невольно посмеивается. — Спрингбонни, ты… ты Бонни, — она смеется и прижимается к его груди. — Бон. Ты — Бон. — Я Бон. Я с тобой. Пойдем домой. — Х-хорошо, — он несет её обратно. Клара приклеивает пластырь на коленку Кэссиди, пока она успокаивается на его руках. Он уходит, чтобы взять ещё одно одеяло из спальни. Он хочет лечь рядом с комнатой Кэссиди, на случай, если он будет нужен ей ночью. Когда он проходит мимо комнаты Майка, тот показывается из-за двери. Под глазами у него темные круги. — Она… — он зевает, потягиваясь, — в порядке? — уже зашитый Фокси сидит на его кровати, сильный и надежный. — Да, да, всё уже хорошо. Майкл смотрит ему в глаза. — Я не буду пока ложиться. Для неё. — Майкл… — Она… — Майк качает головой. — Ей страшно. Я знаю. Уилл знает. Майк знает, что он знает. И так далее, и так далее. Уилл ложится на диване внизу. Клара берет свою подушку и подсаживается к нему. Майк кладет голову на подлокотник и вяло рисует золотых медведей в своем блокноте, пока наконец не засыпает. Кэссиди приходит к ним. Она не может спать. Ей страшно. Она ложится на колени Уилла. Она зевает. Она позволяет себе заснуть. Они спят.***
— Кэсс, пойдем! — зовет Лиз, обливая Эвана. — Вода теплая! Кэсс напрягает плечи и качает головой. — Ни за что! Шарлотта смеется, толкая Майка на глубину. Майк дёргается в воде, всплывает на поверхность и хватает Шарлотту на лодыжки, утаскивая за собой в бассейн. Уилл стоит на мелководье, а Белла и Клара валяются на лежаках, накрывшись пляжными шляпами. — Кэссиди, милая, можешь не купаться, если не хочешь. — Я знаю. Знаю. Я знаю! — Тебе помочь, Кэсс? — спрашивает Уилл, подплывая к ней. Она фыркает и слегка наклоняется к нему. — Я… Я не умею плавать, Бон. Я не хотела говорить, потому что ты подумаешь, что я глупая… — Кэсс, я не умел плавать до девятнадцати лет. Не бойся. Ты великолепная и совсем не глупая. Ты хочешь, чтобы я помог тебе? Она поднимает свои глаза, они отливают золотом в свете солнца, в них столько цвета. Через мгновение, она кивает. Он берет её на руки и ставит на мелководье, она испуганно дергается. — Не бойся, не бойся. Я с тобой. Я не отпущу тебя. — Я… Я не отпущу тебя, — шепчет Кэссиди, и Уилл кивает. Он говорит ей двигать ногами, и она рвано выдыхает, ритмично толкается конечностями и держится над поверхностью. Майк показывает ей другие стили плавания, Лиз учит её задерживать дыхание под водой. Уильям и Кэссиди Афтон плавают.