— Я хочу домой…
Ах, вот она, достойность, (последнее, что чувствует Майкл Афтон — это слезы его лучшего друга, и последнее, что он слышит — это крики его семьи, зовущие его) — и вечная тьма, под маской счастливого конца…
Майкл Афтон просыпается, глотая воздух.
— Уилл? — он резко потирает глаза и инстинктивно тянется к ранам, которые должны быть на его шее, груди и животе. — Уилл! Хен, Клара, Белла…
— Не думаю, что они слышат тебя, приятель.
Над головой Майка смыкается красный лес. На небе нет ни звезд, ни луны.
Нет ангелов. По телу пробегают мурашки. Трава под ним до жути темная, почти черная. Он не чувствует ветра, не слышит птиц или насекомых. Ничего.
Но он видит мужчину — или, что-то похожее на мужчину — сидящего на бревне с удочкой в руках, конец лески исчезает в озере, раскинувшемся перед ним.
Майку кажется, он слышит крики, идущие из-под воды.
— Я должен вернуться, — говорит Майк, качая головой. — Мой папа там. Я должен идти.
— Почему бы тебе не посидеть со мной? — мужчина похлопывает по месту рядом и слегка покачивает удочкой, как будто оказывает Майку любезность. — Сегодня отличная ночь для рыбалки.
Вода в озере совсем не такая как в карьере. Или, возможно, совсем такая же. Майк вдруг понимает, что не может вспомнить. Всё в голове ускользает от него слишком быстро, и этого не может быть, не может —
единственное, на что он всегда был способен с совершенной уверенностью, это помнить всё — поэтому он хватается за воспоминание в своем разуме и не отпускает:
«Я никогда не перестану следовать за тобой, Фриц. Я никогда не перестану быть твоим лучшим другом. Я обещаю.»
— У меня нет
времени на рыбалку, — возражает Майк, топая ногой по земле, словно ребенок, которому не достался подарок. — Нет! Я должен вернуться. Мой отец ещё там. Мои друзья там. Я должен вернуться к своим друзьям.
— О, он не там. Больше нет, — плащ мужчины развевается на ветру, когда он указывает на озеро. — И твои друзья в порядке. Им грустно, но они в порядке.
— Как… Откуда ты знаешь? Какого хрена я вообще здесь делаю?
Плащ вздрагивает, как будто мужчина возмущен его тоном.
— Разве ты не помнишь, Майкл?
Майк медленно тянется к своей шее. На ней должна быть кровь. Должно быть
так много крови. Должны быть папа и Уилл, и остальные, и…
Ох.
И то, что преследовало его всю его жизнь.
Призраки.
— Я умер? — глухим голосом спрашивает Майк.
Но что ещё более важно:
папа победил?
— Разве что-либо когда-нибудь
умирает на самом деле? — спрашивает мужчина с шутливым присвистом.
— Не… Не делай так, — бормочет Майк, неосознанно делая шаг к озеру. — Не неси этот загадочный бред. Людям такое не нравится. Людям нужны
ответы.
Мне нужны ответы. Где я? Что случилось?
— Почему бы тебе не сесть, тогда я всё расскажу.
Майк смотрит на спину мужчины несколько мгновений, продолжая потирать кожу на шее, пока наконец не вздыхает и неохотно, но устало опускается на бревно. Он поворачивается, чтобы заглянуть в лицо мужчине, но от увиденного он отшатывается, не сумев скрыть ужас и шок. «Мужчина» больше похож на какое-то странное существо, чем на человека. Он выглядит как багровый крокодил, в глазах читается старость и мудрость, сильные руки сжимают удочку.
— Кто ты? — шепчет Майк.
Существо пожимает плечами.
— Разве кто-то знает, кто он есть на самом деле?
Я знаю, кто я.
— Я — Майкл Афтон.
— Я думал, ты Фриц Смит.
Майк хмурит брови и фыркает.
— Что я здесь делаю?
— Кто…
—
Хватит. Если ты скажешь: «Кто знает, что он самом деле здесь делает», у меня голова взорвется.
Существо тихо посмеивается.
— Молодец. Стоишь на своем. Немногие так могут. Большинство ломаются под давлением.
— Просто скажи мне, что происходит, — Майк запоздало думает, что ему бы следовало добавить «пожалуйста», но у него уже нет ни сил, ни желания. Это должно удивить его, но на самом деле совсем нет. Он даже не устал.
Что-то незнакомое (
или, скорее, забытое) бурлит внутри него.
— Ну, Майкл, Фриц, — существо переминается на месте, удочка всё так же мирно покачивается на глади воды, — твой отец вернулся за тобой. Он ударил тебя ножом. Теперь ты здесь, — голос существа такой спокойный и участливый, что у Майка от раздражения дергается глаз.
— Где это
здесь?
— Если честно, я сам не знаю. Знаю, что не там.
Я не дома. Майк вздыхает и проводит рукой по волосам. Всё нормально. Всё хорошо! Такое уже случалось.
— Ладно. Без проблем, — он поднимается с бревна и встает прямо перед существом. Тот вытягивает шею в сторону, чтобы видеть удочку. — Просто ударь меня.
— Ударить тебя?
— Да, врежь, прямо по лицу, — Майк выставляет щеку вперед, показывает пальцем. — Моя мама из альтернативной реальности врезала мне и так отправила домой. Всё нормально. Просто ударь меня.
— Я не собираюсь
бить тебя. Мы будем сидеть здесь, пока ты не будешь готов.
— Готов? Готов для чего? Я
готов. Мне нужно домой.
— Готов двигаться дальше, Майк.
— Двигаться… дальше, —
когда это я вообще двигался дальше? — Я не могу просто
двигаться дальше.
— Но ты должен. Это естественный порядок вещей. Может, это займет у тебя какое-то время. Пока рыба не начнет клевать. Ты можешь ждать, но все в конце концов уходят.
— Я… — Майк начинает расхаживать из стороны в сторону, дергая себя за волосы. — Я умер, да? Мой папа убил меня? Мой папа
победил? —
Снова? Папа снова победил? ПОСЛЕ ВСЕГО ЧЕРЕЗ ЧТО Я ПРОШЕЛ ОН ВСЕ РАВНО ПОБЕДИЛ?
ОПЯТЬ.
— О, не знаю, можно ли назвать это
победой, Майкл. Ты сделал это. Ты спас их. Ты всё исправил.
— Я… Я исправил?
— Ну, я не знаю, что будет в будущем, но оно точно будет лучше. И они тоже. Монстр побежден, Уильям Афтон исправлен. Разве не в этом был весь смысл?
Весь… весь смысл.
— Это… Ты что, идиот?
Существо хмурит брови или по крайней мере делает что-то отдаленно похожее на это.
— Я не знал, что ты жесток, Майкл.
—
Ты ничего обо мне не знаешь, Старик! — огрызается Майк, топая ногой.
(
Что-то забытое и желанное.)
— Может и нет, но я знаю историю, — существо сматывает удочку и закидывает обратно в воду.
Бессмысленный цикл, думает Майк. — Это история Майкла Афтона. Фрица Смита. Он убивает своего брата, теряет всё из-за монстра и почти сгорает заживо… но, подождите, случается
нечто. Ты падаешь в бассейн с шариками. Ты берешь с ребенка обещание быть достойным. Ты встречаешь его снова и убеждаешься в этом. Ты умираешь, — существо сочувственно улыбается. — Разве ты не знаешь, что в конце ты всегда умираешь?
Майк замирает, сердце громко колотится в груди.
— Ты Бог? — спрашивает он.
Он не верит в Бога.
«И я верю ему. Я верю в это сильнее, чем во все проповеди, которые слышал.»
«Что?»
«Он Бог.»
«Генри…»
«Но не только это. Не только он. Мы все можем найти Бога друг в друге.»
Существо широко раскрывает глаза и смеется.
— Нет, не думаю. Я просто рыбак, который любит хорошие беседы. И кто лучший собеседник, чем сам протагонист, а?
— Протагонист… — Майк вдруг хватается за живот (
когда-то он не мог так делать, внутренности сдвигались в его нутре, пока паразит из металла порабощал всё его существо) и захлебывается смехом. — Ну, ты точно не Бог! Ты просто дурень.
— Майкл.
— Нет, серьезно?
Протагонист? Ты что издеваешься надо мной? — Майк качает головой. Его взгляд цепляется за землю, где в грязи зарыт плоский камешек. Он наклоняется, чтобы поднять его, затем поворачивается к озеру и запускает его. Он наблюдает, как камешек отталкивается от воды несколько раз и тонет. Он ухмыляется. Семь. Это рекорд. — Протагонист. Чушь. Я не
протагонист. Я просто ребенок.
— Ты герой, Май…
— Я НЕ ГЕРОЙ! — Майк кричит во всё горло, хватает камешки с земли и кидает их в воду, как когда-то скидывались бомбы на один очень большой город. — Я не гребаный герой! Я просто ребенок! Протагонист всю жизнь расплачивается своему отцу за единственную ошибку, которую совершил?
Он был протагонистом. Он был антагонистом! Он был всем! Он был
ничем. Он был чертовым парадоксом!
Я всего лишь человек.
Я — это просто я.
Это всё, чего я хочу.
— Я человек. Я этого заслуживаю.
Я заслуживаю быть счастливым. Больше нет никаких причин! Просто быть счастливым! Делать других счастливыми! Я делал это. Я
сделал это. Я наконец-то нашел что-то, что делало меня счастливым, и я держался за это… и я
всё равно проиграл.
— Я же сказал, парень: Майкл Афтон умирает в конце истории.
— Кто вообще придумал это правило?
— Кто из нас делает правила…
— ХВАТИТ НЕСТИ ЗАГАДОЧНУЮ ХЕРНЮ! Никому такое не нравится! Люди хотят ответы, Старик! Кто вообще сделал правилом, что Майкл Афтон должен умереть, потому что это точно был не я! Я пытался, я пытался и пытался умереть
столько раз, и наконец у меня появился кто-то, кто может поймать меня! — Майк вздыхает, поднимая голову к небу. — Нет правила, что Майкл Афтон умирает. Вот правило — Майкл Афтон отказывается останавливаться. Хочет он этого или нет.
— Ну, ты остановился. Скоро ты сможешь двигаться дальше.
— Я не
хочу двигаться дальше!
— Никто не
хочет умирать…
— Нет! Иногда люди хотят умереть! Что, думаешь они эгоисты? Ты знаешь как это ужасно,
хотеть умереть? Но я… наконец-то я не хочу умирать. И он всё равно убил меня.
— Майкл, ты отдал свою жизнь, чтобы спасти своих друзей…
— Я НИЧЕГО НЕ ОТДАВАЛ!
(
Что-то настолько знакомое, врезавшееся в память.)
— Я ничего не отдавал! Я никогда в жизни ничего не брал! И я не отдавал. Мою жизнь
забрали у меня. Забрали, как жизнь Эвана забрали у него! Я не отдавал свою жизнь. Я остановил его, и, как в какой-то дерьмовой шутке, я всё равно проиграл. Я не отдавал свою жизнь. Я был
убит. Я…
Майк смотрит в сгущающиеся темные воды.
— Я умер.
— Все умирают, Майк.
Майк громко усмехается.
— Не он, — он драматично взмахивает руками. —
Я всегда возвращаюсь.
— Ну, теперь его нет. Можешь больше не волноваться о монстре.
— Отлично. Охрененно. Я разбирался со всем этим дерьмом, теперь его нет, и я умер. Я умер, и что? Я отправлюсь в Рай? Да никто даже не знает, существует ли он. Важно то, что мы делаем пока живы, и я наконец начал жить, и…
Существо задумчиво мычит.
— Ты проходишь через стадии принятия. Отрицание. Горе. Печаль. Гнев. Принятие. Рано или поздно ты примешь это. Все принимают.
— Я ничего не отрицаю. Я мертв. Я не горюю. Мне не грустно.
Майкл Афтон не плачет.
— Это всё чушь.
— Ты зол. Это нормально.
— Мне не нужно, чтобы ты оправдывал мой гнев. Ты думаешь, что знаешь меня, потому что знаешь историю? Да-да. Ты не… — Майк резко оборачивается и, нахмурив брови, указывает пальцем на существо, которое вполне может быть божеством всего сущего во вселенной. — Ты не знаешь, что Клара
очень плохо поет. Ты не знаешь, что Генри изображает разные голоса для каждого аниматроника. Ты не знаешь, что Белла каждое утро пьет чай с тремя кубиками сахара, просто потому что ей так нравится. Ты не знаешь, что Уилл…
Ты не знаешь Уилла. Ты сказал, я исправил его? Людей нельзя
исправить. Ты такой мудак, что думаешь, что его мозг нужно исправить? Ему нужна
помощь. Он не сраный робот.
Я не робот! Мы не аниматроники. Мы просто люди. И… какой смысл? Какой смысл? У того, что я
путешествовал во времени, был какой-то смысл? В этом… в этом нет никакого смысла! Я не знаю, почему я существую, но кажется, я нашел причину для себя.
Причина в том, чтобы быть счастливым. Если бы мой папа понял это, ничего плохого бы не случилось. Ему просто нужно было попросить о помощи. Я наконец-то попросил о помощи, и я умер? Херня, это херня, это… это всё херня.
(Он был таким несчастным ребенком.
Таким злым.)
Майкл Афтон взбешен.
Он фыркает и складывает руки на груди.
— Ну, так где он? Мой папа? Он тоже умер, да? Так он должен быть здесь. Чтобы мы с ним поговорили об искуплении и прощении и остальной брехне.
Существо качает мордой и указывает на озеро.
Крик.
Кто-то в абсолютной агонии кричит имя Майка.
Существо снова вздыхает и похлопывает по бревну.
— Посиди со мной. Оставь демона его демонам. Успокой свою душу. Больше ничего не осталось.
На мгновение Майк замирает, но затем снова захлебывается безумным смехом.
— Демон? Знаешь, в другой вселенной мой папа герой по имени Демон. Но не в моей. В моей вселенной я терпел этого ублюдка. И… его окружали помощники, которых он превратил в тупых послушных роботов. Дядя Генри
сбежал. Что он за дядя такой, как он мог бросить своего племянника? Что, его любовь к папе была важнее чем моя
безопасность? Он позволял жалкому монстру избивать меня, потому что сам позволил себе влюбиться. Генри
знал, что папа бьет меня. Он знал, мать твою. И скорее всего, он знал, что папа убивал детей. И знаешь, что сделал Генри, когда я ушел? Он не искал меня. Господи, может, он попробовал, но если бы попытался нормально, то он бы нашел меня. И когда дети
снова стали пропадать в 87, Генри
снова сбежал. Он был трусом. Он всё бросил, и когда пиццерия сгорела, он выбрал остаться в огне. Что если бы папа вернулся, а? Генри Эмили, чертов трус до самого конца, как будто он не подыгрывал монстру всю свою жизнь.
Моя мать позволяла папе бить меня, как Беатрис позволяла Джону! Она выбрала Эвана своим любимчиком. Она даже не могла заставить себя посмотреть на меня, на собственного сына, хотя почему-то это не касалось моего отца. Мы выглядим
одинаково, о чем она вообще думала? Она видела мои синяки, мои слезы, но стояла и ни черта не делала всю жизнь. А когда этого стало слишком много, этого
ничего, она убила себя. Она убила себя и даже не удосужилась попрощаться со мной. Нет. Я уверен, она знала, что это
я найду её тело. Как мама могла сделать это со своим сыном? С её единственным оставшимся ребенком?
Все, намеренно или нет, оставили меня. Что они за взрослые такие? Как мои дядя и мама могли это сделать? Как они могли любить папу больше, чем любить меня? Ты знаешь, почему я любил папу больше всех? Потому что несмотря на побои, несмотря на Остаток, несмотря на убийства, он обращал на меня внимание. Он обращался со мной как с каким-то гребаным животным, и всё же это было лучше, чем когда тебя игнорируют. Принадлежать Уильяму Афтону было лучше, чем быть вообще ничем. Вот чем я был для них.
Ничем.
Всю жизнь я прожил назло. Я жил
назло ему. Это же так ужасно. Я никогда не останавливался. Я — Афтон. Я и мой старик, мы всегда так делаем. Мы никогда не останавливаемся, как тараканы. Но наконец-то, наконец-то я замедлился. После того, как я должен был умереть, я замедлился. 1956 заставил меня понять, каким
несчастным я был, но не потому, что я хотел умереть —
я понял, я устал от того, что я вечно устал. Я заслуживаю быть счастливым! Уилл научил меня этому! И я зол, я в ярости, я печален, и я одинок, но я ещё не
закончил. Это самое худшее. Я как папа. Я никогда не остановлюсь…
Но нет, нет, нет, я не как папа. Нет, нет.
Я больше, чем мой отец. Мой отец был больным ублюдком, который ненавидел себя так сильно, что избивал своего сына. Я? Я это я. Я Майкл Афтон, и я хороший человек! Я хороший человек, понятно? Я достойный! И часто я даже больше, чем достойный!
Я СУЩЕСТВУЮ. Я… Я не как папа! Папа покончил со всем, даже не начав. Но я ещё не закончил!
Ты говоришь, Майкл Афтон умирает в конце истории. Что больше
ничего нет. Здесь есть
всё. Существует бесконечное количество вселенных, и уверен, я нахрен уверен, что далеко не в каждой я падаю в чертов бассейн с шариками, чтобы попасть в прошлое. И даже если это не так, они не я.
Ни один из них не я. Я…
«Майк, я не знаю — а ты знаешь, я всегда всё знаю — но может ты и не герой… но… черт, Майк, ты мой герой, понятно? Ты мой герой.»
— Я не герой, но я его герой. Я герой моего лучшего друга. Я… Я герой моего папы.
Я герой Уильяма Афтона, а он мой! Они все мои герои, и…
Он замолкает, хватаясь за грудь, и пытается перевести дыхание.
— О, Майкл, мне очень жаль. Герои всегда умирают в конце трагедий.
Он сжимает рубашку в кулак. Это рубашка Уилла. Увидев, как он мнет её, он бы его отругал.
— Это… Это не трагедия, — он широко раскрывает глаза, поняв кое-что. Что-то. Что-то, что было с ним всегда, но что он забыл.
Его глупая, упрямая жизнь.
— Это не трагедия. Это трагично. Но отказываюсь.
Я отказываюсь. Существует бесконечное количество вариантов того, что могло случиться, но ты знаешь, что это за вселенная?
Улыбка Генри. Смех Клары. Тепло Беллы. Слезы Уилла.
Всё.
—
Это вселенная, где я получаю свой счастливый конец.
— Майкл…
Майкл бьет Старика по морде. Сильно. Существо издает удивленный вскрик, падая на спину, его удочка откидывается в сторону. Майк судорожно оглядывается вокруг и пятится назад, пока его ноги не оказываются в воде.
Вода.
Просто двигай ногами.
— Черт, черт, черт, — он скидывает носки и обувь и вглядывается в воду.
— Ты, — существо раздраженно шипит, пытаясь встать, — ты не можешь переписать концовку, Майкл! Вот, что должно было произойти! Ты не должен был попасть в прошлое! Ты должен был сгореть.
Ты должен был умереть.
Майк ухмыляется. Может, он в бреду. Может, он маниакален.
А может, он просто очень, очень упрямый.
— Все умирают. Но нельзя избавиться от антагониста, верно?
«Давай будем злодеями.»
— Я дал ему обещание. Он отдает. Я забираю.
Я забираю свою жизнь обратно.
— Майкл…
Майк разворачивается и погружается в воду. Ледяная волна обрушивается на него, бьет по мышцам, словно несущийся грузовик —
как Тандерберд, думает он с усмешкой — но он двигает ногами и держит голову над водой.
— Начни уже жить, — шепчет Майк сам себе.
Бассейн с шариками был похож на обычный бассейн.
Майкл Афтон плывет.
Может, не нужно было ему лезть в воду, пока он такой злой. Такой растерянный. Такой отчаянный. Такой взволнованный. Может, не нужно было делать такой глубокий вдох.
Но, ах, кого это волнует?
Плыви, Майкл, плыви.
Мозг забывает, чтобы защитить себя.
Майкл Афтон забывает.
Да кто вообще захотел бы помнить это всё…
Я хочу! Я! Майкл Афтон, Майкл Афтон,
«Ну привет. Ты заслуживаешь этого.
Ты заслуживаешь всего мира, Майкл. Майкл Афтон.
Майкл Афтон.»
«Я… Я больше не труп…»
Уилл? Уилл, нет… папа.
«Папа здесь.»
«Он не перестает плакать, Клара, почему он постоянно плачет…»
Кажется, я такой крошечный. Я всегда был таким крошечным?
«Майки, это наша Шарлотта, твоя подруга.»
«Она тебе не дочь, Клара, важен только Майк…»
Нет, нет, я в 1948, я рисую с Уиллом…
«Что… Почему ты это нарисовал, Майкл? Нет-нет, это прекрасно…»
«Я работаю, Майкл, у меня нет времени на твои тупые рисунки-
О Боже, вставай, вставай, Майкл…»
Мой… мой папа пугает меня, мой папа пугает меня, МОЙ ПАПА ПУГАЕТ МЕНЯ.
«Прости, что напугал тебя, Банни. Я обещал, что никогда так не сделаю,
но я напугал тебя, мне очень жаль.»
«Замолчи, Майкл, перестань уже плакать, ну же…»
Нет, мой… мой папа мой герой.
«Да, да, Спрингбонни. Я так тебя люблю,
Майк, спасибо тебе, спасибо, спасибо.»
«Ты не можешь оставить меня так, Майкл.»
Где Эван и Лиз, они в порядке, я обидел Эвана?
«Ты хорошо справился.
Больше я не дам никого из вас в обиду, хорошо?»
«Я хочу, чтобы ты ответил на один простой вопрос, Майкл.
Зачем ты убил своего брата?»
Мой папа… он убил кого-нибудь? Где все, где все, где…
«Всё по-другому, всё по-другому. Я не он…»
«Вместе мы построим империю, сын мой.»
почему… почему я НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЮ…
«Я не позволю, чтобы с ней что-то случилось, Майкл.
Ты мне веришь?»
«И вытащу тебя обратно, ты меня слышишь?!»
Почему… почему всё вращается вокруг него, я тоже человек…
«Прости, Майк. Я не хотел тебя смущать.
Я просто хотел убедиться, что всё пройдет хорошо, вот и всё.»
«Я снова счастлив… Нет, не снова, я просто счастлив.
Я наконец-то счастлив, Майк.»
Почему… Я МАЙКЛ АФТОН Я МАЙКЛ АФТОН Я
«Это всё.»
«Я же говорил, мы всегда будем лишь вдвоем, сынок.
Ты всё ещё веришь в это? Молодец. Мой послушный мальчик.»
Мы… это не по-настоящему это всё не настоящее МЕНЯ ЗОВУТ ФРИЦ СМИТ СЕЙЧАС 1956 Я НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЮ ПОЖАЛУЙСТА КТО-НИБУДЬ ПОМОГИТЕ МНЕ
«Майкл. Что с тобой происходит?»
«Я измучен. Ты же меня понимаешь?»
ПОЖАЛУЙСТА Я НЕ ПОНИМАЮ ГДЕ Я, Я ДОЛЖЕН ОСТАНОВИТЬ ПАПУ, Я ДОЛЖЕН СПАСТИ УИЛЛА, Я ДОЛЖЕН ВЕРНУТЬСЯ…
«Я обещаю, Майк, я всегда поймаю тебя. Всегда.»
Всегда.
Двигай ногами.
Так. Я плыву. Я умею плавать. Я в порядке. Я здесь.
Сейчас 1987. Я — Майкл Афтон.
Но тридцать лет до этого. Я — Фриц Смит.
Я…
Ха.
Снова парадокс.
Мозг забывает, чтобы защитить себя.
Но кто захочет забыть такую жизнь?
Кто может забыть Майкла Афтона?
Он не может. Ему снятся сны. В жизни, которая есть у него сейчас, ему снится жизнь, которая была у него в прошлом. Всё. Все. Это невозможно забыть, это слишком много, всё сразу. Он всего лишь мальчик. Он всего лишь ребенок.
Майкл Афтон получает ещё один шанс.
Кто бы не сошел с ума от такого? Когда две вселенные одновременно воюют в чьей-то голове? Травма осталась из времени забытого и потерянного. Шрамы на разуме, но не на теле. Остаток больше не течет по его венам, но воспоминания об этом сохранились. Фиолетовое и бьющееся, настоящее и фальшивое.
У него есть эпизоды. Очень, очень много. Он забывает себя. Он помнит всё.
Ему страшно.
Но у него есть кое-кто, кто поймает его.
Он записывает всё, что вспоминает, гадая, неужели он сходит с ума, потому что он зол, расстроен, напуган и взбешен, но он не хочет сходить с ума, не как кое-кто, кого он раньше знал. Он видит сны, и он вспоминает, и когда он просыпается…
И потом я засыпаю.
***
Боже, папа ужасно требовательный босс. Майк убирает зал за детьми, которые носятся по всему ресторану. Он вытирает пол, напевая про себя песню. Когда Джереми подходит к нему, он поднимает голову и прислоняет швабру к столу.
— Мое солнце.
— Не на работе, чувак, — отшучивается Джереми, но всё равно улыбается ему. — У тебя же скоро встреча, я тут сам закончу, окей? Ты поедешь со своим папой?
— Ага. Спасибо, Джер, — Майк не целует Джереми, но подмигивает ему, когда никто не смотрит, и Джереми краснеет (
и иногда, когда он так делает, Майк представляет, что его лицо полностью в крови, алый цвет заливает его солнце, и Джереми больше не помнит его). Майк смеется. — Я сейчас…
Вдруг Майк поскальзывается на мокром полу. Джереми не может не засмеяться, потому что Майк эффектно изворачивается, но к счастью, что-то спасает его.
Кое-что конкретное. Бассейн с шариками.
Майк чертыхается и падает на спину, ударяясь затылком об пол. Он шипит, лежа на дне бассейна с шариками.
— Какого черта…
«Это конец, Майк. Всё хорошо. Всё повторится. Но я всегда буду любить тебя больше всех. Только ты и я, лишь мы вдвоем навсегда, да? Разве не чудесно? Лишь отец и сын. О, тише-тише, всё хорошо, ложись спать, Майк. Ложись спать. Я так тобой горжусь…»
Майкл Афтон просыпается, глотая воздух.
