***
Всего на секунду Уильяму удается обеспокоенно посмотреть на своего сына, прежде чем тот бесцеремонно убегает прочь от него. — Майк… Майкл! — зовет Уильям, делая шаг вперед, Джереми вздыхает и качает головой. — Что произошло, Джереми? — Он… Он просто ударился головой об пол! Я не знаю, не знаю. Иногда у него случается эпизод, и он хочет побыть один, но… это плохо для него. Обычно я просто сижу с ним. Ничего не говорю, но просто чтобы он знал, что я рядом. — Хорошо… Хорошо. Нужно идти за ним. У него может быть сотрясение, — быстрым шагом Уилл выходит из ресторана, дергая край своего свитера. Джереми не отстает от него. — Как вы приехали? — Я на скейте. Он на велосипеде. И они видят, как Майкл едет по дороге, так быстро крутя педали, словно от этого зависит его жизнь. — Я поеду за ним. Медленно. Не хочу, чтобы он испугался и врезался в дерево. — Окей. Я поеду за вами на скейте. — Нет, останься здесь. Закрой потом всё. Я тебе доверяю. Я позвоню насчет Майкла. Спасибо, сынок, — Уилл похлопывает парня своего сына по плечу и идет к машине, давая Майку небольшую фору. Он знает, что Майкл едет домой. Майкл всегда возвращается домой. Он садится в машину и его начинает трясти. Майкл прочитал его дневник? Это, конечно, было бы наглым вторжением в его личную жизнь, но Уильям не злится. Ему знакомо это неудержимое любопытство, особенно с мозгами как у них. Майк узнал правду про бассейн с шариками? Про 1956 и Фрица Смита? Он теперь ненавидит его? Это нормально. Майкл может ненавидеть своего отца, но Уилл никогда не бросит его. Ни за что на свете. Но он очень хотел сам рассказать всё Майку. Мягко. Терпеливо. Спокойно. Его Банни — нет, не Банни, Майку больше это не нравится — Майк будет зол? Ничего страшного, даже если у него эпизод. Уильям поможет ему. Он никогда не уйдет. Прошел 31 год после Фрица Смита, Уильям уже не способен уйти.***
Ветер дует ему в лицо, пока он едет домой. Он просто не мог находиться рядом с отцом ни секунды больше. Когда он увидел Уильяма Афтона, живого и здорового, стоящего в ресторане, ему даже в голову не пришло, что он бросает Джереми. Он тяжело дышит, сворачивая на главную дорогу. Столько лет он не был в Харрикейне, но каждая улица, каждый поворот на пути к дому всё ещё свежи в его памяти. Люди проходят мимо него — он узнает кого-то, Мэйбл, Сьюзи и их собака (Что?) — кто-то даже машет ему или зовет по имени. Но он не отвечает. Он едет всё быстрее и быстрее. Он должен добраться домой. Потому что у папы в спальне хранится пистолет.***
Он бросает велосипед перед на лужайке домом, заходит внутрь и захлопывает за собой дверь. Мама и тетя Белла — Клара и Белла сидят на диване, и, и… Что, что, что? Ох. Сегодня же воскресенье. Эван, Лиз и Кэсс не в школе. Конечно нет. И в последнее время Шарлотта занята подготовкой документов для поступления. Она помогает Джереми подать заявки на его направление — педагогика. И тетя Белла, Белла, тоже помогала. Майк будет учиться на факультете искусств. Искусство… да, он хочет стать художником. Он посещает арт-терапию, рисует рекламные постеры для «Фредди», он уже собрал хорошее портфолио, и… и они с Чарли однажды станут владельцами компании, если захотят. Если они захотят. Его брат и сестры тоже сидят на диване, и Генри… дядя… нет, Генри заходит домой с заднего двора с двумя кроликами в руках. — О, привет, Майк! — он разряжает тяжелую атмосферу, повисшую между взъерошенным, выдохшимся Майком и всеми остальными. Он облокачивается плечом о дверной косяк и смотрит, смотрит, куда он попал? — Где твой старик? Я думал, у вас сегодня встреча. Мне нужно забрать Элизабет, чтобы мы все поехали к терапевту… — Что происходит? Что вы здесь делаете? — Сегодня воскресенье, — фыркает Чарли. — Выходной, Майк. Мы отдыхаем. — Нам… нам нужно уходить, он идет сюда, — говорит Майк, указывая на окно. Каким-то образом, вся его семья жива. Он не может упустить эту возможность. Он спасет их всех от папы, и они все будут жить далеко от него, если он убьет папу, они навсегда будут в безопасности… — Дети, — мама, Клара, встает с дивана, — идите к себе, пожалуйста. — Мама, — жалобно протягивает Лиз, но Клара решительно качает головой. — Быстро. И заберите с собой Пятнашку и Хэппи, — Шарлотта повторяет все детям, Кэсси и Лиз забирают кроликов у своего дяди. — Шарлотта, ты тоже. — Ладно-ладно. Займусь своим долбанным портфолио. — Не выражайся, — отчитывает её Генри, но Белла только пренебрежительно отмахивается от него, пока их дочь уходит в свою комнату — Майк, что случилось? Где твой отец? — Нам нужно идти, — повторяет Майк. — Где Уилл? — Уилл? — спрашивает Белла, взяв Клару за руку, чтобы подняться с дивана. Тетя Белла плохо чувствует себя в холодную погоду. — Почему ты называешь своего отца так? — Он… нет, не… Уилл рассказал вам? Я даже не сказал ему, я… Я только сказал, что я Майкл из 1948, я не сказал ему про… Откуда вы знаете? Где он? — Он был на работе с тобой и Джереми, — медленно отвечает Генри. — Майк, давай сядем, хорошо… — Я не могу сесть! Нужно найти Уилла и собрать всех пока… — он хмурит брови, пристально глядя на Генри. — Конечно, ты не хочешь уходить! Ты всегда бросаешь меня с папой, да? — затем он поворачивается к своей матери. — И ты позволишь ему бить меня? Она хмурится. — Когда твой отец ударил тебя? Он раздраженно фыркает. — Что ты… Он смотрит на свои руки. На них нет синяков. Он слегка дергается, с удивлением замечая, что он носит кольца, особенно его внимание привлекает черное кольцо на большом пальце. — Майкл, — говорит Клара. Её голос твердый, но в то же время ласковый. — Садись. — Я… Почему? — он поднимает голову, он не может сдержать дрожь, почему я ничего не понимаю? — Что происходит, Клара? — она пытается подойти к нему, но он отдергивается. До него доносится скрип, с которым открывается дверь в гараже, и его сердце уходит в пятки. — Нам… Нам нужно уходить. — Майк, мы никуда не пойдем… — говорит Клара, но он уже бежит на кухню и упирается ладонями в стойку. Когда его отец наконец появляется в гостиной, он выхватывает нож из подставки, стоящей возле плиты. Папа широко раскрывает глаза, двигается в сторону, но не подходит к Майку. Вместо этого он встает перед Кларой, держа руки на виду. — Майкл, я не знаю, что случилось, но сейчас у тебя эпизод… — Отойди от неё, — шипит Майк. — Не подходи к ней. Папа вздыхает, но улыбается. Не холодно, злобно или коварно, а тепло, устало и понимающе. — Где ты находишься, Майк? — Я… Харрикейн. Я дома. — И где ты был? Когда упал? Майк крепче обхватывает нож. — 1957. Был 1957. Сейчас 1988. Он ясно это понимает. Он понимает, что он Майкл Афтон, он живет в Харрикейне со своей семьей, у него есть брат и сестры, живые. Иногда у него случаются эпизоды, поэтому он ходит на терапию. Он и Джереми встречаются, он состоит в клубе по борьбе, и папа приходит на все его матчи. Его мама держит его волосы, если он и Чарли слишком напиваются на вечеринках, тетя Белла помогает ему зашить дырки на одежде, дядя Генри научил его пользоваться грилем, который стоит на их заднем дворе. Он плавает, он плавает со своим папой, его папа был бременем, но больше нет, он просто хотел, чтобы хоть что-то было настоящим, он был настоящим, как это может быть настоящим? Его отец бьет его, его семья мертва, он падает в бассейн с шариками, и… — Дыши, Майкл, — мягко говорит папа, и пальцы, сжимающие нож, дрожат. — Я… Где Уилл? — Я — Уилл, Майкл. Я твой отец, — папа улыбается тепло, слишком тепло, но не фальшиво. Это не обжигающее тепло, как солнце в жаркий день, а как камин в Рождественское утро. Он делает шаг вперед. — Я папа. Всё хорошо. Просто дыши, ладно? Его отец брызгался одеколоном, чтобы перебить запах сигарет, но он всегда оставался, пробивался как дым сквозь щели дверей горящего дома. На нем всегда был чертов костюм и фиолетовый галстук. Он всегда хмурился, а если и улыбался, эта улыбка не достигала его глаз. Кроме тех случаев, когда он убивал детей, но сейчас в глазах папы виден свет. На его руке не один, а два обручальных кольца. Он не в костюме, на нем свитер с лосем и надписью ЧЕМПИОНЫ ХАРРИКЕЙНА ’87, потому что в прошлом году Майк помог школе выиграть чемпионат по борьбе. Да. Папа в тот день ещё долго носился вокруг него, потому что он сильно ударился головой о мат. — Я… — Майк судорожно выдыхает через нос и наконец, наконец кладет нож обратно на стойку. Он не чувствует слез на лице, но улыбается и растерянно смеется. — Мы победили его? Папа медленно идет вперед, словно подходит к дикому зверю. — Кого, Майк? — Папу. Мы… мы убили папу? Мужчина перед ним недоуменно сводит брови. — Я жив, Майк. Ты жив, — он осторожно кладет ладонь на грудь Майка и, да, вот оно, тук-тук-тук. Майкл Афтон жив. Майк не может сдержать смех. — Уилл? Папа… Уилл… Он качает головой. — Я папа, Майк. — Папа, я… — Майк улыбается так широко, что сводит скулы. — Уилл, я вернулся домой, — он берет руку отца и крепко сжимает, не давая ему отойти. Он шепчет: — Теперь всё хорошо. Ты не нарушил свое обещание. Рука его отца начинает дрожать. — Майк, ты… у тебя эпизод. Но Клара уже услышала своего сына и начинает плакать. — Я… Прости, что так долго, — хриплым голосом говорит Майк, и Уилл качает головой. — Ты выпил сегодня свои таблетки? — с трудом проговаривает он сквозь ком в горле. Майк кивает. Он помнит. Он помнит всё. — Я дома, Уилл, — говорит он. — Я просто прошел долгим путем.***
Уильям пристально смотрит на своего сына. По его глазам он понимает — это не очередной эпизод. Он в порядке. Он здесь. Он всё понимает. Это не эпизод. Уилл бы сразу это понял. — Что ты помнишь? — шепчет Уилл. Это не может быть правдой. Не может быть. Не может… — Мы были у воды, — тихо отвечает Майк. — Он добрался до меня, но ты покончил с ним, и… и я проснулся. Я был в каком-то месте. Я исчез. Там было озеро, и я вспомнил… Ты сказал, нужно быть злодеем. Я начал брать. Я взял. Я вернул её, — Майк улыбается так широко. — Я вернулся. — Нет, ты… Мой Банни. — Фриц? — неверяще шепчет Уилл, где-то позади него Белла громко ахает. Майкл кивает. — Привет, Уилл. Уилл не замечает, когда начинает плакать. — Мой Майкл, где мой… — Это я. Это всё ещё я. Это я. Это всегда был я. Ты мой папа. Кошмары, они были не кошмарами, просто мой мозг не мог всё осознать. Я… Мне просто нужно было нагнать всё. Попросить о помощи, — Майк сглатывает смешок и продолжает: — Я собирался рассказать тебе. Мой дневник, я все записывал. Это… Это были не эпизоды. Это было прошлое. Я… Я всегда был настоящим. Я всегда был Майком. Я просто… Теперь я всё помню… Уилл не дает ему договорить. Он втягивает его в свои объятия. Ноги не держат его, поэтому они вместе падают на колени. Уилл качает головой, все мысли путаются, это слишком много для него, но он ни за что не может отпустить своего Майкла. — Банни, — шепчет он, и Майк кивает, пряча лицо в плече отца. — Ты сдержал обещание, — говорит Майк, ещё больше рук окружают их, плачут, все всегда плачут. — Я дома. Я дома. Я дома. Майкл продолжает повторять это. Дом. Уилл трясется и прижимает к его груди, едва сдерживаясь, чтобы не задушить в своих объятиях, потому что он не понимает, он не понимает, это не эпизод, это не Фриц, это не Майкл, где мой Банни… — Папа, — говорит Майк, и это слишком для Уильяма. Он встает на ватные ноги, отчаянно хватаясь за грудь и гадая, может ли он просто вырвать из неё свое сердце и отдать Майку, чтобы убедиться, что больше никогда ни огонь, ни монстры, ни его собственный гениальный мозг не погубят его. — Папа, прости меня… — Нет, не нужно, — говорит Уилл, держась за Клару. — Это реально? Клара ничего не говорит, но кивает. Она опирается на него, как он на неё, словно они два дерева, сросшихся вместе. Кажется, Белла так же держится за Генри, и на несколько секунд в доме, полном стольких людей, не слышно ничего кроме удушающей тишины. В доме Майкла, должно быть, было так тихо после всего… — Майкл, Майкл, — говорит Уилл, потому что он терпеть не может тишину, потому что в тишине слышно, как кап-кап-кап из раковины и кап-кап-кап из труб под пролетающими самолетами. — Майкл, ты в порядке? Майкл смотрит на свою семью. — Я в порядке! Простите, я не знаю… Я знаю, почему я вспомнил именно сейчас. Я… Думаю, у меня ещё будут эпизоды, я ощущаю себя так же, но теперь я всё знаю. Я знаю, где я. Я знаю, почему мне снятся те сны. Это были просто воспоминания. Воспоминания. Однажды они с Сарой спорили, является ли человек просто сплетением его воспоминаний. Он думал, что нашел ответ, когда у него случился эпизод, и он не понимал, где он, но знал, что его окружает любовь, и этого было достаточно. Этого достаточно? Потерять лучшего друга всего после нескольких месяцев, чтобы… чтобы что? Чтобы потом он переродился в его сына? В себя самого? И вспомнить через тридцать лет, этого достаточно? Этого… — Что ты сказал мне? — говорит Клара, подходя ближе. — Что ты сказал мне в нашу первую встречу? — Я… — Майк усиленно моргает. — Я сказал, что меня сбила машина, что я не хочу ехать в больницу, и что я ищу Уильяма Афтона. Ты отвезла меня к себе. Я встретил Беллу, и ты попросила меня помочь вам заставить этих идиотов сводить вас на свидание. — Серьезно? — Генри напряженно смеется. Майк ухмыляется и кивает. — Я… — он надувает грудь, пытаясь выглядеть увереннее. — Я был так зол. Я застрял в каком-то месте, и я был так зол. Я наконец-то позволил себе злиться, и это было так хорошо, так правильно… так приятно позволить себе злиться. Я даже не думал об этом раньше. Я думал, что не заслуживал злиться из-за того, что он говорил мне, но… теперь всё хорошо. Я злился, а сейчас… Я дома, и я… Простите, простите, что был так долго… — его пальцы касаются его шеи, но Генри тут же подходит к нему и отводит его руку в сторону. — Его больше нет, — тихо говорит Генри. — Он мертв. Я не оставлю тебя, как он, Майк. Я не брошу тебя. Там нет ран. Посмотри, ты знаешь меня, у меня остался шрам, — он приподнимает футболку, и в голове всплывает воспоминание о том, как в Генри стреляет мужчина, который не смог бы убить его, даже если бы попытался. Белла подходит к Майку и нежно берет его лицо в свои ладони. — Я здесь. Всё это реально, потому что я здесь, — она вытирает его слезы, и целует костяшки пальцев Генри. — Шарлотта в порядке. Мы все в порядке. Все поворачиваются к Уильяму Афтону, который всё так же стоит, он дрожит, он держит на руках своего лучшего друга, истекающего кровью. Как он может плавать, если ничего нет, если он не может даже считать в голове, если он может даже спасти своего Фрица… Фриц сам спас себя… — Ты спас меня, — шепчет Майк, — ты показал, что я заслуживаю быть счастливым. Я заслуживаю быть счастливым, ты заслуживаешь быть счастливым, «Сара, думаешь, мы заслуживаем быть счастливыми?» и «Уильям, я не думаю, что это так важно. Просто будь счастливым. Кто тебя остановит? Уж точно не я». — Помнишь я спросил тебя, — говорит Майк, подходя к нему, — она прекрасна? «Я хочу, чтобы жизнь была прекрасна, но это не так, она никогда не была, я…» Уилл вздрагивает. До этого Майк лишь случайно повторял слова Фрица, всегда говорил о его старом лучшем друге в третьем лице, никогда не понимал, что они были одним и тем же, одним и тем же, дурацкий бассейн с шариками. — Она так прекрасна, Фриц, — произносит Уилл. Он выпрямляет плечи и смеется. — И в ней столько дерьма. В ней есть всё. Она ужасна, страшна и так прекрасна, Майк. — Я знаю, — Майк смеется и оглядывает всех. — Мне нужно наверстать где-то четырнадцать лет. Может кто-нибудь… просветить меня?.. — Ты дурень, — говорит Уилл и снова обнимает своего сына. Он не отпускает его, больше никогда он не отпустит Майкла Афтона, я всегда буду твоим лучшим другом, я всегда буду твоим папой, — какой же ты дурень. Восемь лет, потом, сколько, тридцать? Тридцать чертовых лет, и ты…. Мой сын, мой сын, Банни, Банни, ты в порядке, я здесь, я здесь, я здесь. И они дома.***
Они объясняют всё как можно проще. Майкл Афтон попал в прошлое. Он умер в Новый Год в 1957 году и проснулся возле какого-то озера с надоедливым крокодилом. Он вернулся, потому что он Афтон, и это то, что делают Афтоны, когда они ещё не закончили. Майкл Афтон родился в 1970. Чуть не умер. Несколько раз чуть не умер, вообще-то. Всю жизнь он был в замешательстве, не понимал, почему его существование не было таким, каким «должно» быть. Он был зол, потому что не понимал. Потому что никогда не мог отделиться от Уильяма Афтона. И однажды, после стольких лет, которые потребовались ему, чтобы снова воссоединиться с Уиллом, он вспомнил. Его жизнь принадлежит ему. Майкл Афтон исправленного таймлайна не был стерт. Просто Фриц Смит всё вспомнил. Он вспомнил Лондон, колледж и карьер. Майкл Афтон, обе версии, одновременно, два в одном, существуют в своем счастливом конце. — Помнишь, — спрашивает Майк, — когда ты упал в воду и вспомнил, что я был твоим воображаемым другом? Ты остался собой. Просто всё… разблокировалось. Это то же самое. Я это я. Я всё ещё твой сын. Просто ещё я… Фриц Смит не умер. У Фрица Смита чертовски хороший отец.***
— Так, — говорит папа, затягиваясь косяком, — с какими правилами путешествия во времени мы работаем? — Конечно же Доктор Кто. Историю можно переписать, — говорит тетя Белла, но мама качает головой. — Назад в будущее, — возражает она. — Нет, — отвечает дядя Генри. — Тогда Майкл бы не помнил «новый» таймлайн. — Разве это важно? — спрашивает Майк, глядя на бассейн. — Это сработало. — Может, нам нужно задавать поменьше вопросов, — предлагает папа, выдыхая дым. — Просто быть благодарными, — он потирает плечо Майка. — Долго же ты тянул. — Прости. Опаздывать — хороший тон. Они все смеются, затем наступает нервирующая тишина. — Я… Я всё ещё твой папа? — шепчет папа, и Майк улыбается. — Ты папа. Все одно и то же. И я тоже. Думаю… я наконец проснулся. — Это так бессмысленно, — говорит мама, и он пожимает плечами. — Вы даже не представляете, сколько бессмысленной хрени случилось… в том месте. — Следи за языком, — отчитывает папа. Майк смеется. — Прости. Они решают никому не рассказывать. Не сейчас. Пока нет. Майк сам едва всё понимает. Сны настоящие. Реальность тоже настоящая. Майкл Афтон существует, и он точно не сможет объяснить это своему терапевту. Но у него есть хорошие люди, с которыми он может поговорить об этом. Этого достаточно.***
Он нервничает. Он не понимает, почему. Но Майкл Афтон ужасно нервничает, когда стучит в дверь комнаты своего младшего брата. — Эв? — он стучит три раза. — Можно я зайду? Дверь открывается и перед ним показывается Эван Афтон. — Майки, — говорит Эван, — я должен показать тебе кое-что, у меня новые, эм, новые… части! Части, части для моего Фредбера! Дядя Генри помогает мне с ним. Я хочу сделать папе сюрприз. Посмотри, смотри. Он берет Майка за руку и тащит в середину своей комнаты, опрокидывая по пути несколько игрушечных роботов. — Так, он сможет снимать шляпу, и дядя Генри сказал, что запишет для него голос, и… Майки? Иногда Эвану не нравится обниматься. Майк сглатывает ком и улыбается. — Можно я обниму тебя, Эв? Эван задумывается. — Хм… Хорошо! — тут же Эвана втягивают в крепкие объятия и крутят вокруг. Майк смеется, пытаясь не сжать брата слишком сильно. — Майки! Ты меня задушишь! — Черт, прости, прости, прости, — шепчет Майк и лишь совсем немного отпускает его. Укус чуть не случился снова — нет, не снова. Вообще нет. Он бы никогда не случился здесь. — Ты же знаешь, что ты мой самый любимый мальчик на свете? Эван смеется. — Я знаю. — Ладно, малыш, покажи мне своего Фредбера. Можно я выберу цвета? — Мгм! Я хочу золотой, потому что Фред золотой, но мы может сделать красный, я знаю, это твой любимый цвет, но может, хм, эм, фиолетовую бабочку, и… Майки, давай посмотрим сегодня страшный фильм? Я спрячусь под одеялом. Или поиграем в видеоигры! Ты же уже попросил маму купить тебе ту новую игру? Можем, да? Майк улыбается, взяв в руки запчасти для Фредбера. — Конечно, малыш. Мы будем делать всё, что захотим. — Хорошо! Только не ругайся, я маме расскажу. — Ладно-ладно. Эван Афтон***
Майк открывает дверь ванной комнаты, и две девочки замирают на месте. Руки Лиз испачканы чем-то черным, а Кэсс стоит, наклонившись над ванной. — Не, — медленно произносит Лиз, — говори папе. — Лиз, — Майк смеется и закрывает за собой дверь. — Вы чего тут делаете? — Кэсс хотела покрасить свои волосы, — отвечает Лиз. — Не говори Бонни! — тут же умоляет Кэсс. Майк пытается выдумать какую-нибудь мотивирующую речь, которую сказал бы в этой ситуации его отец. — Он бы сказал, что ты так самовыражаешься или типа того. Лиз посмеивается. — Она хочет выглядеть как папа. — Не рассказывай ему! Сучка! — Эй, Кэсс, не говори так. — Мама так называет других мам в родительском комитете, — Кэсс пожимает плечами и вскрикивает, когда чуть не поскальзывается и падает в ванну. — Майки, помоги нам. — Я попробую. У до сих пор меня кончики волос розовые, — Лиз радостно хлопает руками и случайно разбрызгивает краску по всем стенам. Она краснеет. — Блять. — Лиззи, следи за языком. — Ты мне не папа, Май… — Па-а-апа… — Нет, нет! — кричит Кэсс. — Майк, пожалуйста, побудь классным старшим братом хотя бы разочек. — «Хотя бы разочек», — повторяет он, фыркая, но всё равно чистит ванную и пытается спасти то, что осталось от волос Кэсс. Лиз садится на крышку унитаза и достает плеер. Она включает музыку и ставит громкость на максимум, чтобы всем было слышно. Наслаждайся жизнью. Он крепко обнимает их обоих, не волнуясь, что краска испортит его футболку. Элизабет Афтон***
— С тобой всё хорошо? — спрашивает Чарли, надувая пузырь жвачки, когда он заходит в её комнату. Она работает над своим эссе. — Ты же знаешь, что куда угодно поступишь, — он облокачивается о косяк двери. — Да, да. Я в норме. Спасибо. — Отлично. Иди сюда и прочитай это. Скажи, насколько умно оно звучит, — Майк подходит к ней и наклоняется через плечо, пытаясь прочитать её неразборчивый почерк. — Тема была: «Случай, который изменил твою жизнь». — Так… «Когда я была младше, я чуть не умерла, но это было бы очень разочаровывающе. Такую, маленькую, живую девочку как я могло убить много вещей, но это чуть не сделал потерянный ингалятор. Вот три вещи, которые успокаивали меня, пока я дрожала под дождем: 1. Звезды выглядели очень красиво. 2. Мой дядя никогда ничего не упускает из виду. 3. Мои родители очень крепко обнимают меня.» Она продолжает читать эссе. Эссе, которое не должно было существовать, но, нет, должно, как и всё остальное здесь. — Ты очень умная, знаешь об этом? — бормочет Майк с улыбкой. — Я думаю, может взять дополнительной специальностью астрономию, — внезапно говорит Чарли. — Я очень люблю звезды. Он задается вопросом, какие звезды были на небе, когда Чарли закрыли на улице. Когда папа нашел её. В тот день, когда дядя Генри и тетя Белла очень крепко обняли её. Майк кидается на неё, придавливая к стулу, и Чарли вскрикивает от неожиданности. — Ты что творишь?.. — Обнимаю тебя, дура. — Ты дурак. Придурок, — Чарли поднимает руки и неловко обнимает его за голову, и смеется, перебирая пальцами его волосы. — Люблю тебя, Майки. — Люблю тебя, Чарли. Чарли Эмили***
— Эй, чувак, — говорит Джереми, спрыгивая с доски. — Твой папа звонил, сказал, что ты в порядке, но у вас какое-то «семейное дело» или че-то такое. Он сказал, не я. Ну, в основном. Короче, куда пойдем сегодня… Майкл берет его лицо в свои ладони, случайно пиная скейтборд в сторону. Губы Джереми на вкус как клубника и газировка, и, что удивительно, не травка, потому что он не курит на работе. Только если папа не разрешит ему. Джереми смеется и отступает, слегка стукая Майка по голове. — Что случилось, чувак? — Я люблю тебя, — отвечает Майк, касаясь лбом лба Джереми. — Я очень тебя люблю, ты же знаешь? Ты всегда ждешь меня. Ты самый терпеливый болван на свете. Не знаю, как я заслужил тебя, но я с тобой, а ты со мной. У тебя очень замечательная голова, Джер. Очень. Джереми становится красный как помидор и смеется. — Что на тебя нашло, Майки? Майк пожимает плечами. — Не знаю. Просто очень люблю тебя. Джереми улыбается и целует Майка в щеку. — Я тоже тебя люблю, — он проводит пальцем по лицу Майка, от одной веснушки к другой. — Мой Майки. — Мое солнце, — Майкл целует его. — Мое солнце. Джереми Фитцджеральд***
— Ты знаешь, — говорит папа, облокотившись спиной о кровать, — я ждал. Очень много лет. Я смотрел в окно и ждал, что Фриц Смит придет ко мне, скорее всего, с травмой головы, и назовет меня дурнем, — он смотрит на его шкаф. — Я так боялся, что монстр может появиться в твоем шкафу. Думал, меня удар хватит. — Ты не настолько старый, папа, — фыркает Майк. — Я знаю, знаю, — папа, Уилл, они оба, поворачивается к нему с усталой улыбкой. — Ты счастлив, Майкл? Майк поднимает колени к груди и кивает. — Не всегда, но кто всегда счастлив? Но… думаю, я очень счастлив, папа. Это по крайней мере заставляет его отца улыбнуться шире. — Я так волновался, что из-за моего мозга, или монстра, или чего-угодно, это невозможно. — А ты счастлив? — О, Майкл, — папа улыбается. — Я просто великолепен. Я очень, очень счастлив, — несмотря на это, папа внезапно подносит ладони к лицу, чтобы вытереть слезы. — Ты умер. Я держал тебя на руках, и ты умер, и… Я покончил с ним, Майк. Он не вернется, — папа опускает руки и всхлипывает. — Ты вернулся. Майк встает и подходит к отцу, чтобы крепко обнять его. — Я же обещал, что не уйду. — Долго же ты возился. — Я был здесь всегда, просто забыл. — Как удобно для тебя. — Не могу поверить, что бросился под нож за тебя, неблагодарный, — говорит Майк, и его отец дает ему подзатыльник. — Ты очень хороший друг. Ты очень хороший папа. И это всё тоже. Одна из них. Одна из… Не концовок. Это не конец, думает он. Не для его семьи. — Счастливых жизней. — Это очень счастливая жизнь, Банни — прости, прости, я знаю, тебе не нравится… — Разрешаю. Только сегодня! — Только сегодня, — папа смеется. — Я никогда не забывал тебя. Ни на секунду, — он отстраняется и ерошит волосы Майка. — Фриц Смит, Майкл Афтон, Банни, ты очень достойный. Майк смеется. — Уильям Афтон, папа, босс, ты мой лучший друг. И не рассказывай остальным, что я так сказал. Я это не переживу. Папа не рассказывает, он открыто хвастается перед ними, когда выпивает слишком много вина, и Майк, окруженный своей семьей, ужасно смущается. Майкл и Уильям Афтон