Лоуренс и Альберих — новые тренеры олимпийской сборной предстоящего сезона. «Спортсмены вернутся в Мондштадт и начнут подготовку к новому сезону под руководством трёхкратного призёра олимпийских игр. Ранее Альберих тренировался в Фонтейне, там же к нему присоединилась Лоуренс. Фигуристы из Мондштадта выразили радость от возвращения…» Олимпийский чемпион Люфцуг намерен поднять уровень подготовки фигуристов Мондштадта. «Безусловно, Лоуренс и Альберих — наш козырь, но хочу напомнить, что Мондштадт богат на юные таланты. Я убеждён, что через пару лет Мондштадт сможет составить сильную конкуренцию на мировой арене», — комментирует тренер.
***
— Ужин приехал! Джинн вскидывает голову. Кабинет завален папками и бумагами, так что прокладывать дорогу среди завалов, имея в распоряжении одну свободную руку — это, прямо скажем, задачка со звёздочкой. Дилюк старается лишний раз не дышать в сторону подозрительно расползающихся стопок с документацией. — А? В смысле… У тебя же… — Она сплевывает прядь волос, которую неосознанно мусолила во рту. Джинн скользит взглядом на часы и морщится: время перевалило за девять. — Ох черт. Не спрашивая разрешения, Дилюк усаживается напротив, ныряет рукой в шуршащий пакет и достает порцию лапши. — Ой, секунду, дай я только… — Джинн разом сваливает бумаги в одну кучу на угол стола, отодвигает клавиатуру в сторону и только тогда хватает палочки. — Спасибо. Дилюк передаёт ей зелёный чай и принимается распаковывать свою порцию. Джинн задумчиво щелкает палочками и хмурится. — Разве у тебя сегодня не деловой ужин?.. — Уже закончился. — Он открывает свой напиток. — Были в «Море Гриля». Джинн морщит нос. Дилюк замечает, как меняется её лицо, более того — он абсолютно разделяет её реакцию и тут же зеркалит. Она отправляет лапшу в рот и блаженно мычит, прикрыв глаза от удовольствия. Впервые за день Дилюк позволяет себе выдохнуть и не без удовольствия отмечает, что напряжение, от которого весь день сводило плечи, потихоньку покидает его. История его знакомства с Джинн началась летом в год поступления, когда они подавали заявки в летнюю школу. Летние школы — что-то вроде затяжного интенсива, неплохой «трамплин» для тех, кто метит в высшую лигу. Из абитуриентов они были самыми младшими, и, как выяснилось уже потом, Джинн тоже была родом из Мондштадта. Откровенно говоря, именно ноющая тоска по дому и ощущение чего-то привычного и знакомого стали причиной, почему он тогда обратил внимание на Джинн. До знакомства с ней Дилюка потрепала затяжная депрессия, и он не мог отделаться от чувства, что они с Джинн были в одной лодке. Ей нужен был кто-то, кто принял бы её заботу и поддержку, которая ранее ни в ком не находила выхода. А вдвоём можно было коротать ночи в библиотеке, ходить парочкой на всякие мероприятия, куда идти одному не с руки, помогать друг другу отвлечься от тяжелых мыслей перед сном, разминать затекшие плечи. Никто из них не был уверен, что из этого что-то получится, они просто привыкли быть вместе. Их отношения давно вышли за привычные рамки «просто дружбы» и упёрлись в стену под названием «наверное, мы встречаемся». Ведь так всё обычно и происходит, верно? Смиренно приняв этот факт, они провстречались всё лето, железно уверенные, что их отношения — это предел мечтаний. Когда Джинн сдала экзамен и получила юридическую лицензию, Дилюк на радостях забронировал столик на двоих в самом распиаренном и фешенебельном ресторане города и твердо вознамерился сделать ей предложение. И вот, наступил день икс: кольцо камнем оттягивает карман, Дилюк нажирается в хлам и в слезах признаётся, что он гей. Джинн рыдает. Она тоже вдребезги пьяна, и ей тоже есть, что сказать: «Я лесбиянка». Остаток ночи они торжественно блевали в туалете, придерживая друг другу волосы, а после разоряют запасы обезбола в доме. Утром с похмелья до Дилюка дошёл смысл выражения «во рту будто кошки нагадили». Не без труда собрав остатки мыслей в кучу, он всё же вручил Джинн кольцо, просто в знак дружбы. Так было честно по отношению к ней, решил тогда он. На сей драматичной ноте их незамысловатая и неловкая пародия на отношения подошла к концу. О том, насколько Дилюк умирает по Кэйе, знала только Джинн; а Дилюк был единственным человеком, кому Джинн вручила вторую пару ключей от дома и постоянный пропуск на слушания в суд. Друг о друге у них получалось заботиться лучше, чем о себе. — Слушай, — начинает Джинн, разламывая печенье с предсказанием. — Мне правда жаль, что так получилось с… — Всё нормально, правда. — Дилюк пытается свернуть тему. Серебряное кольцо поблескивает на безымянном пальце её правой руки. Небольшой тёмно-синий сапфир, обрамлённый нитью бриллиантов, ловит редкие отсветы. При виде него в памяти всплывают трогательные воспоминания. — Давай я сама буду возить Барбару на тренировки? — предлагает она, и Дилюк знает, что она это от чистого сердца. — Мне несложно, — заверяет он. — Тебе ведь нужно сосредоточиться на деле. Джинн опускает недоверчивый взгляд в пустую коробку из-под лапши, а потом подвигает её вперед. Дилюк выбрасывает упаковки в бумажный пакет. — Из-за работы совсем времени нет. Наверное, поэтому я не успела тебя предупредить. Я правда думала, ты в курсе. Что ж, зато теперь понятно, почему Джинн с таким облегчением выдохнула, когда он согласился возить Барбару на занятия. Пазл сложился. — Замотался с открытием бара, не уследил за новостями, — Он вздыхает. — В межсезонье ведь обычно не то чтобы… — Он вздыхает ещё более сокрушённо. — Как там говорят? «Что ни делается, всё к лучшему»? — Джинн хватается за спасительную ниточку. — Хорошо ведь, что вы всё же встретились? К щекам приливает жар. Дилюк борется с желанием закрыть глаза. — Не знаю. Я… Я не верил, что ещё когда-нибудь его увижу. Джинн какое-то время молчит, а потом меняет тему, отвлекая от самобичевания. — Кстати, как там твой бар? Персонал уже готов? Дилюк мысленно благодарит Джинн. Разговор уходит в безопасное русло: он сетует на всякие организационные мелочи, на то, что поставку алкоголя задерживают по непонятным причинам, и на то, что официальное открытие тоже не за горами. Джинн, в свою очередь, делится подвижками в своём деле, но вынужденно опускает подробности. С её работой как на минном поле: сболтнёшь лишнего — и это может неприятно аукнуться. Когда Джинн только повысили до окружного прокурора, Дилюк оплатил ей новый гардероб. Гуннхильдры привыкли жить на широкую ногу, да и на зарплату прокурора тоже грех жаловаться, но часть семейных расходов уходила на занятия Барбары, а сама Джинн никогда в жизни не потратилась бы на одежду больше необходимого. Сложив эти два факта, Дилюк взял все затраты на себя. Теперь гардероб Джинн ломился от блузок на любой вкус и цвет, туфель, и костюмов. На последние он особенно не жалел денег: все костюмы были сшиты по индивидуальным меркам, строго под заказ, и выдержаны в темно-синей гамме. Разве что, один, цвета переспелой клюквы, ярко выделялся на общем фоне. Дилюк нередко видел Джинн по телевизору в местных новостях, чаще всего она отмахивалась от репортёров перед зданием суда в одном из её парадных костюмов. Каждый раз Дилюк отчего-то испытывал странное чувство гордости. Сейчас она сидит напротив, знакомый пиджак висит на спинке стула, рукава серой шёлковой блузки закатаны до локтей. Под глазами темнеет усталость, на подбородке свежее пятно от соуса. Дилюк тянется через стол, чтобы его стереть. — Спасибо, — со вздохом продолжает Джинн о работе, откидываясь на спинку стула. — В общем... В сухом остатке всё лучше, чем могло бы быть. — Но хуже, чем хотелось бы? — угадывает Дилюк. Джинн удручённо кивает. Он встаёт. — У меня идея. Собирай вещи, поехали. — Но как же… — Джинн обескураженно смотрит на горы бумаг. — Переночуешь у меня, а перед сном глянем какой-нибудь фильм, — говорит Дилюк. — Отдых пойдёт тебе на пользу. — Но у меня столько работы… — слабо протестует она. Дилюк вздыхает. Так, переиграем. — Нам обоим. Отдых пойдет на пользу нам обоим, — уговаривает он. — Отговорки не принимаются. Беспроигрышный номер. Джинн не умеет отказывать тем, кому нужна помощь, а Дилюку и подавно. В первую очередь в сумку летит телефон, следом пара папок с материалами по делу. Джинн подхватывает со спинки пиджак. Дилюк выпроваживает её из кабинета, осторожно положив руку ей на поясницу. Она опускает голову ему на плечо. — К разговору о Кэйе мы ещё вернёмся, — грозно напоминает она. При звуке его имени всё внутри переворачивается. «Да не о чем тут говорить», — мысленно отвечает он, но так и не озвучивает. У них нет привычки врать друг другу.***
Утром на парковке его захлестывает новая волна душевных метаний. Барбара спит на ходу, даже утренний эфир по радио ей не помеха. Максимум, на что её хватает, это «доброе утро» и «спасибо». Дорога пролетает незаметно. Пока Барбара копошится с вещами на заднем сиденье, Дилюк пытается придумать цивильное оправдание, чтобы не провожать Барбару внутрь. С одной стороны, так он точно не столкнётся с Кэйей. С другой, как-то невежливо навьючить Барбару сумками и дать по газам в неизвестном направлении. А что, если Кэйа спросит о нём? Что она скажет? «А, Дилюк там в машине со сложным лицом сидит, ему явно не до меня». Водительская дверь хлопает с такой силой, что Барбара подпрыгивает. Дилюк виновато улыбается и и забирает у неё рюкзак. Хотя «улыбается» это, конечно, сильно сказано — больше похоже на то, что у него защемило лицевой нерв. — Извини, что вчера уехал без предупреждения. — Каждое произнесённое слово стоит ему титанических усилий. — Да всё окей, — отмахивается Барбара. — Мы с подругой на школьном автобусе доехали. — Вы учитесь в одной школе? — Он хватается за любой пустяк, лишь бы отвлечься от черной дыры, которая стремительно разрастается в животе. Барбара кивает, убирая волосы с лица. — Ага. У нас первые уроки совпадают, — на удивление задорно сообщает она, сонно потирая глаза. Вестибюль встречает их, обдав потоком холодного воздуха. Где-то впереди громкие крики эхом отражаются ото льда. Несколько ребят что-то увлечённо обсуждают в дальнем углу. Дилюк молниеносно сканирует взглядом каток: Кэйи на горизонте нет. Можно выдохнуть. — Спасибо! — Барбара швыряет рюкзак в общую кучу. — Э-э… Хорошего дня! — Удачи на занятиях. — На этот раз получается улыбнуться искренне. Барбара волочит спортивную сумку туда, где толпятся остальные ребята. Они уже заприметили подругу и машут ей в знак приветствия. — Так значит… Ты и сестрёнка Барбары? — Донёсся позади него дразнящий низкий голос. Сердце подскакивает к горлу. Дилюк резко оборачивается. Кэйа стоит, привалившись к трибунам, справа от груды рюкзаков. Подперев подбородок рукой, он расплывается в довольной ухмылке. — Ты ей, получается, вместо старшего братца? На словах «старший братец» лицо опаляет румянец. Улыбка Кэйи становится шире. — Мы не… Ты всё не так понял. — Дилюк оправдывается хуже всякого пятиклассника. Кэйа отталкивается от трибуны и подходит ближе. — Вот как? Прости, поторопился с выводами. На коньках он кажется ещё выше. Намного выше. Последний раз они разговаривали здесь же, на этом самом катке, и, помнится, они были примерно одного роста. — Ты тренируешь новичков. — Волнение зашкаливает, и то, что планировалось вопросом, звучит как констатация факта. — Ага. — Кэйа задирает ногу и наклоняется, чтобы снять защиту с лезвия. Почему даже это у него получается грациозно?! — Точнее, как. Подготовкой занимается личный тренер, тут он у каждого свой, а я веду групповые занятия. Разминка, упражнения, все в этом духе. А ты чем на жизнь зарабатываешь? Вопрос застаёт врасплох, и заготовленный ответ, который Дилюк столько раз репетировал у себя в голове, мгновенно улетучивается. — Продолжаю дело отца. Кэйа на секунду меняется в лице, а затем наклоняется снять защиту с другого конька. — Серьёзно? Ты теперь почётный член м-м... тусовки предпринимателей? Он выпрямляется и пристально вглядывается в лицо Дилюка, будто ожидая какой-то реакции. Волосы Кэйи собраны в небрежный хвост, глаза выразительно блестят. — Типа того, — придушенно отвечает Дилюк. Кэйа вскидывает брови, сверкая озорной улыбкой. Нервы шалят: если Дилюк срочно не придумает, куда деть руки, то рискует взорваться от напряжения. — Тебе идёт. Кэйа скользит на лёд через открытую дверцу. — Рад был тебя видеть, — повинуясь внезапному порыву, кричит Дилюк ему вслед. Кэйа застывает от удивления, вслепую возится с молнией жилета. Жилет застёгивается только с третьей попытки. — И я тебя, братец, — подмигивает Кэйа. Бегущая строка в голове Дилюка транслирует одну-единственную мысль: вот бы упал метеорит и положил конец его мучениям.***
Метеорит, однако, падать не спешил. За тягостными надеждами, возложенными на обломок астероида, неделя пролетает незаметно. Однажды утром Кэйа приветливо машет ему рукой, днём позже — не удостаивает и взглядом, сосредоточенно растолковывая что-то одному из юниоров. Он опускается перед мальчиком на колени и смотрит на него так вдумчиво, ободряюще, что от увиденного щемит сердце. Дилюк позволяет себе задержаться до начала тренировки. Кэйа ставит какую-то отвратительную попсу и в качестве разогрева отправляет разношёрстных новичков на разминку. В пятницу Дилюк застаёт Кэйю на льду. Он плавно скользит, стремительно набирая скорость, и без видимых усилий, почти лениво, взмывает в двойной аксель. Новички в унисон охают с нескрываемым восхищением. Барбара хлопает. Кэйа поворачивается к ней, но вместо этого встречает взгляд Дилюка. — Доброе утро, — здоровается с ним Дилюк, когда Кэйа неторопливо проезжает вдоль бортов. Знакомое покалывание под перчатками снова даёт о себе знать. Кэйа одаряет его ослепительной улыбкой. — Ну ещё бы.***
— Поужинаем сегодня? — Сегодня? — переспрашивает Джинн, явно сосредоточенная на чём-то. — А мы что-то планировали? После деловой встречи Дилюк решает заскочить в бар до приезда персонала. Ещё слишком рано, но солнце уже безжалостно выжигает утренний туман. В пиджаке быстро становится жарко. Дилюк зажимает телефон между ухом и плечом и открывает заднюю дверь. — Нет, решил вот предложить. «Доля Ангелов» — его новый проект. Скромный по размеру бар со сдержанным оформлением и интерьером из массива дуба и черного мрамора. Раньше Дилюку принадлежал один из баров в Ли Юэ, но со временем он передал управление главному менеджеру. Пост генерального директора многомиллионной компании подразумевает плотный график из бесконечных совещаний и встреч, но на правах начальства его можно сделать более или менее гибким, а потому заниматься чем-то заземляющим вдвойне приятно. По мнению Аделинды, он рехнулся. Джинн мычит, о чём-то раздумывая. В трубке шуршат бумаги. — А есть повод? — Ещё бы. Хочу лично удостовериться, что ты не голодаешь и не ночуешь в офисе. — Он поднимается по узкой лестнице к себе в кабинет. — Ваша сторона выдвигает обвинения, мистер Рагнвиндр? — с улыбкой в голосе подтрунивает она. — Протестую, мисс Гуннхильдр! — Он скидывает пальто с плеч. — Я делюсь личными наблюдениями. — Протест принят. Дилюк вешает пальто и садится за стол. Места в кабинете едва хватает на самое необходимое. Небольшой письменный стол, сейф, стеллаж-картотека: по ощущениям, шкаф с одеждой — и тот побольше будет. Дилюк шевелит мышкой, выводит компьютер из спящего режима и откидывается на спинку стула. — Как дела с открытием? — спрашивает Джинн. — Извини, что не смогла приехать. — Не переживай, — успокаивает Дилюк. — Прошло как по маслу. Народу набилось даже больше, чем я рассчитывал, но это даже хорошо. — Поздравляю, — тепло говорит Джинн. — Жди меня в следующие выходные! А как ваши дела с Кэйей? — ...Никак. — Признаётся он через силу. — Подожди. — По тону не совсем понятно, отчитывает она или утешает. — Хочешь сказать, вы с прошлого раза не разговаривали?! — В смысле, мы разговаривали во вторник! — Дилюк переходит в оборону. Память, как назло, услужливо подкидывает воспоминания о том, как Кэйя, смакуя, произнес «старший братец». — Так. И как? Дилюк мнется, прекрасно понимая, что отвертеться не выйдет, поэтому пристыженно сознаётся. — Перекинулись парой слов о работе. — Боже, Дилюк, ты неисправим. — Джинн обречённо вздыхает. — Судьба сводит тебя с любовью всей твоей жизни, а ты говоришь с ним о работе? Ничего лучше не придумал? — Ты слишком сгущаешь краски! — недовольно отпирается Дилюк. — Конечно-конечно, — подтрунивает Джинн, не таясь. — А теперь серьезно. Колись давай, ты ведь хочешь с ним поговорить? Во-первых, он уже ни в чём не уверен, во-вторых, знать бы, что с этим желанием делать. Всё… Странно. Они сто лет не виделись, и это — ну, ещё бы, — сделало своё дело: здравствуй, общение в стиле «привет-пока», здравствуй ощущение, что они друг другу просто случайные прохожие, что самую малость не роднится с тем, что Дилюк засыпает и просыпается с мыслями о Кэйе. Их мимолётные свидания и игры в гляделки на катке и так ощущаются прыжками без парашюта — земля давно ушла из-под ног, и Дилюк не понимает, за что хвататься. — Слушай, столько работы, дел невпроворот… — изображает усталость Дилюк. — Врешь и не краснеешь! Джинн заливается смехом, и Дилюк понимает, что не может сдержать улыбки — да, она смеётся над ним, но как заразительно! — Так я про тебя, — парирует он. — Созвонимся, когда закончишь.***
В понедельник солнце поднимается в несусветную рань и уже сияет высоко в небе, когда Барбара заваливается в машину. С трудом держа глаза открытыми, она как робот повторяет зазубренные формулы по алгебре. — Мы сегодня как-то рано. Не хочешь по кофе? Барбара забавно пучит глаза. С каждым разом Дилюк всё больше убеждается, что они с Джинн похожи как две капли воды. — Я за. — Зевок. — Если ты за. Дилюк ищет в приложении ближайший Старбакс. Придётся сделать небольшой крюк, но это не страшно. Он протягивает телефон Барбаре. — Я за. Заказывай. Они опаздывают всего на пять минут. Приятель Барбары, едва она успевает бросить вещи, слёту подхватывает её под руку и утаскивает на каток. Дилюк ловит себя на том, что начинает потихоньку узнавать знакомые лица — поимённо он их, конечно, не знает, но тем не менее. Кэйа плавно скользит вдоль бортиков. Их взгляды пересекаются, и глаза Кэйи загораются любопытством. — Это кофе там у тебя? Дилюк кивает, рассеянно приподнимая подставку со стаканами. Главное не пялиться, главное не пялиться, главное... Да как тут не пялиться! Леггинсы обтягивают длинные ноги, вырез на свитере целомудренно обнажает ключицы. Боже, ущипните его, если это не сон. Кэйа наигранно вздыхает. — В следующий раз не забудь про меня. — Конечно! — чересчур быстро соглашается Дилюк. Кэйа на секунду столбенеет, меняясь во взгляде. Черт, надо было помедленнее и чуть более безразлично. Хохотнув, Кэйа откатывается назад. — Какой ты джентельмен. — Кэйа не был бы Кэйей, если бы упустил шанс поддразнить. Не разрывая зрительного контакта, он выкрикивает: — Так, крошки мои, за работу! Ребята следом сонно волочатся на разминку. Барбара, которую Кэйа негласно назначил своей помощницей, вовсю подгоняет своих товарищей по несчастью, в попытке растолкать их, правда, недолго: они объединяются против своей подруги и с шутливым рыком и гиканьем пускаются за ней в погоню, так и норовя дёрнуть за хвостики.***
Следующим утром Дилюк стоит у катка с тремя стаканами на подставке. Взгляд Кэйи светится необъятным восторгом и удивлением — и то и другое он скрывает из рук вон плохо. — Который мой? — Для верности уточняет он, облокачиваясь на бортик. Дилюк подаётся вперёд, но вспоминает про рюкзак Барбары, и быстро скидывает его с плеча — она уже убежала переодеваться. Друзья дожидаются её на катке, нарезая круги по льду. — Горячий шоколад для Барбары, — кивает он на небольшой стакан. — Я не знал, что ты пьешь, так что рискнул взять чёрный кофе. — Да я всё подряд пью. Кэйа тянется за стаканом. Мгновение в Дилюке борется добро со злом, он останавливается на расстоянии вытянутой руки. Ну нет, так просто он не сдастся. — Ну а… Что ты обычно берешь? Кэйа польщённо улыбается и закатывает глаза. — Айс-кофе, чёрный, один кубик сахара. Дилюк протягивает ему стакан. — В следующий раз попрошу добавить лёд и сахар. Кэйа распахивает глаза и смотрит на него так, что у Дилюка воздух выбивает из лёгких. — М-м… Ловлю на слове, — моргнув, говорит он слегка отстранённо, будто на языке вертится что-то в корне другое. — Спасибо! Кэйа медленно отъезжает спиной вперёд, не сводя глаз с Дилюка. — За дело, крошки мои, хватит бортики подпирать! — Он машет ученикам, рассредоточившимся по периметру катка. — Разминаемся, поехали! Раздаётся коллективный театральный стон. Кто-то с обострённым чувством справедливости выкрикивает: — А вот нам напитки на лёд брать запрещают! — Я взрослый, золотко, мне всё можно, — авторитетно бравирует Кэйа и демонстративно отпивает кофе. Детишки разражаются дружным «ну во-о-от!», чем только больше веселят Кэйю. Дилюк поневоле издаёт короткий смешок. Взгляд Кэйи останавливается на нём, на щеках пролегают едва заметные ямочки. Бедное сердце Дилюка заходится в оглушительном ритме.***
День открытия «Доли Ангелов» подкрадывается незаметно. Дилюк пашет в поте лица — буквально, потому что в баре дышать нечем, да и работы хватает: то оказывается, что ящики с пивом так и не успели перетащить из подсобки, то администратор и повар грозятся вцепиться друг другу в волосы, то Чарльз от нервов с ума сходит. Худшие опасения, правда, не сбываются, всё проходит нормально. Кое-кто даже сдерживает своё обещание: Джинн заскакивает в бар после работы. Её взору открывается забавная картина — Дилюк весь в мыле, бегает тут и там и раздаёт указания, пока ему на ухо сыпется еще полсотни вопросов, каждый из которых, по мнению вопрошающих, требует его немедленного личного вмешательства — и она не может сдержать улыбки. В конце дня Дилюк на свой страх и риск полагается на сознательность своих сотрудников, собирает вещи, и они с Джинн едут к ней домой. Остаток вечера они скрашивают вином, а утром уплетают блинчики под воскресные новости. Дилюк бережно хранит воспоминания об улыбке Кэйи. Фантазии обволакивают его разум, он представляет, как обнимает руками его лицо, как накрывает пальцем ту самую ямочку на щеке, как развеваются его волосы, как иногда чересчур внимательный взгляд Кэйи задерживается на нём слишком долго, и всё вокруг погружается в белый шум. Жгучее желание опаляет солнечное сплетение. И Дилюк знает один бесхитростный способ, как его унять.