Неизвестная

«Киало — место духовного развития и медитации. Киало для тех, кто открыл в себе сверхъестественные способности и хочет направить энергию в правильное русло. Киало поможет тем, кто столкнулся с удивительным. Киало…» Он моргнул и мотнул головой. Уже несколько недель в каком бы подземном переходе он не шёл, он слышал этот обволакивающий женский голос и непривычную музыку, что-то восточное, но словно привычное уху, без сложных делений звуков; нечто, что вводило его в транс и останавливало на ступенях или между бетонными стенами и потоком людей. Казалось, никто другой не слышал этих слов и музыки в переходе. Он попытался один раз спросить у знакомых, но никто ничего не слышал. «Может, секта какая», — предположил Макс, макая картошку в соус и не высказывая особого интереса к вопросу Алекса. Он снова стоял посреди потока людей и пытался понять, что это такое, почему это так действует на него. Алекс поднял взгляд к белому с жёлтыми отблесками от ламп потолку и попытался разглядеть динамики. Нигде ничего не было. Осень ударила по городу, вместе с золотой листвой забрала последние теплые деньки и погрузила вечера во мрак и дожди. Алекс медленно брёл. Фонари потухли, а редкие огни из окон почти не освещали его путь. В голове навязчиво крутился женский голос, призывающий позвонить или прийти. Киало. Что это вообще? Может, действительно секта. Но до встречи с Эн, он ни разу не слышал этих слов, не слышал этой музыки, не думал об этом везде, где бы он не был. Оно преследовало его, Алекс наконец готов был признать это. Он пнул камешек под ногами и поднял голову, едва не споткнувшись о собственные ноги. Прямо перед ним было небольшое старое здание. Крыльцо подсвечивали огни фонарей, чей свет едва доходил до Алекса. Над массивной деревянной дверью висела безвкусная растяжка. Белым курсивом было выведено на ней «КИАЛО». Подул ветер. Алекс смотрел на буквы. Зелёный контур нелепо выглядел на фоне синих, ядовито-розовых и жёлтых пятен цвета. Пятна сливались между собой, их границы размывались, и, если долго смотреть, начинало казаться, что цвета закручиваются в спираль, а вокруг снова играет та самая мелодия из подземки. Качнув головой, он шагнул назад. Может, появление безобидной девчонки он считал вполне нормальным, хоть и странным, но это его пугало. Здание, вывеска, слова и музыка в его голове. Словно его вели сюда. Или преследовали. Страх захватил его, парализовал. Он должен уйти. Уйти сейчас, сбежать, уехать куда-нибудь, где не будет подземных переходов, а дома не будут появляться под самым носом. Если он это не сделает, случится что-то плохое. Умрёт он или нет, он лишится чего-то особенного, чего-то разбавляющего его серую жизнь. Ветер усилился, и Алекс словно снова оказался посреди серого мира, между серым небом и бетонными плитами, прижимаемый к самой земле. Страх окутал его и толкнул вперёд. И во всем мире остался лишь серый бетон, серое небо и серое здание с безвкусной вывеской. Ветер поднял пыль, и массивная дверь скрипнула, а потом распахнулась. «Заходи», — женский голос в его голове пригласил, и ноги повели его сами собой. Тот самый обволакивающий голос вёл его, нагонял страху и забирал волю. Алекс зажмурился. Пыль царапала его щеки, ветер пытался сбить с ног. А потом наступила тишина, и за его спиной с громким хлопком захлопнулась дверь. Он медленно открыл глаза и обернулся. Дверь была на месте, но темнота вокруг неё была густой и вязкой. Стены тоже казались черными, и проход за его спиной всё сужался и сужался, пока не исчез и вовсе — его заменила темнота или что-то тёмное, что он бы назвал «ничто», если бы смог вымолвить хоть слово. «Пойдём, малыш», — голос из объявления показался ему осязаемым. Что-то легкое, похожее на пальцы, но невидимое коснулось его подбородка и заставило отвернуться от места, где когда-то была дверь. Теперь он шёл, ведомый кем-то вперёд. Он шёл и шёл, и путь казался бесконечным. Темнота заполонила все, тело двигалось само собой, а голос в голове негромко напевал ту странную мелодию, въевшуюся в его память, но не произносил ни слова. Алекс не различал предметов, а скоро перестал различать и себя, и даже не заметил, как закрыл глаза. И тогда он растворился полностью в темноте. Больше ничего не существовало, кроме голоса и бесконечности впереди. Ни ощущений, ни запахов. Связь с телом была потеряна, но он уже не был уверен, что у него все ещё есть тело, как и есть ли что-либо в принципе. Реальность обрушилась тяжким грузом и тяжёлым дыханием. Алекс почувствовал под собой влажный асфальт. Несколько листьев прилипли к его куртке, а ладони быстро оказались грязными, пока кто-то держал его за воротник, громко и сбивчиво дыша. Он открыл глаза и понял, что и сам дышит так же, а Эн в ужасе смотрит на него. «Так смотрят на оживших мертвецов», — отстраненно подумал Алекс, всё ещё не осознавая происходящее. В голове было удивительно пусто и спокойно, а руки почему-то дрожали, сжимая листву под ними. — Никогда, слышишь, никогда так не делай, — Эн глубоко вдохнула. На глазах у неё выступили слезы, но она не заплакала, лишь глотнула воздуха и будто подавилась им — так тяжело она сглотнула. — Чего не делать? Алекс растерянно оглянулся. Это был пустой двор. Один из безымянных пустых дворов, которыми он ежедневно возвращался домой. Ничего особенного. Даже фонари погасли, а по асфальту барабанил дождь. Он задрал голову повыше, пытаясь почувствовать холодные капли, но влаги не чувствовал. Совсем. Эн посмотрела на него грустно и поджала губы, мотнула головой. Она выглядела промокшей и продрогшей. Волосы потяжелели от воды и завились мелкими кудряшками на концах. Алексу захотелось её обнять — она нуждалась в успокаивающих объятиях, или ему так казалось — и он её обнял, прижал к своей груди и ткнулся носом ей в шею. Вместе с объятием к нему пришло ощущение усталости и холода. Безумно захотелось спать, но они до сих пор были на мокром асфальте: он на спине, а она пачкая колени. Они неуклюже поднялись, держась друг за друга. Эн выскользнула из его объятий и крепко сжала его ладонь. — Идём, — её шёпот был едва различим в шуме дождя. Алекс огляделся еще раз и запоздало понял, что идёт не просто дождь, а ливень. Уши на несколько секунд заложило от возвращения звуков, и теперь он полноценно ощущал непогоду. Брюки неприятно прилипли к ногам, по которым верх, под куртку, пробралась дрожь. Всё было, как в тумане, кроме ощущения дикого первобытного страха, который охватил его по неизвестной причине. Он шёл домой, а потом ему стало страшно, и он оказался на земле. А ещё была мелодия и чей-то голос, смутно знакомый, но Алекс готов был поклясться, что раньше тот не слышал. — Ну же, идём, — Эн потянула его за руку. Её волосы намокли сильнее и мокрыми патлами свисали на её плечи. — Нам надо уходить, слышишь? — Куда? Он замер на месте, перестав понимать что-либо. В нём поднималось необъяснимое раздражение. Все хотели его куда-то увести, все пытались заставить его что-то сделать. Зачем? Никто не отвечал на этот вопрос. Никто за всю жизнь не ответил ему, зачем он что-то делает по чужой указке. «Пойди, пни его», — с громким гыгыканьем говорили восьмилетнему Алексу старшие мальчишки. «Можешь сказать своему отцу, что он скотина! И проваливай вместе с ним!» — в гневе кричала его мать. «Скажем маме, что ездили в парк, мм?» — учил его врать отец, оставляя одного в чужой квартире. «Стой на шухере», — грозила ему уличная шпана, пока пробиралась в закрытый магазин в ночи. Алекс отшатнулся от Эн, смотря на неё новым взглядом. Она такая же. Она приходила, указывала ему, а потом исчезала, а он и рад выполнять. Нет. Нет. Больше нет. Никогда. Никто. — Алекс! Голос Эн потонул в потоке серости. Она потянулась к нему, но её пальцы сомкнулись вокруг пустоты. Всё вокруг наполнила музыка из дурацкого объявления в подземке, и её голоса уже не было слышно, лишь видно, как открывается её рот. Её страх, отчаяние и ужас. «Хороший мальчик», — сказал голос в голове Алекса, и мир сомкнулся в бесконечной серости.