***
Они решили разделить ее ближе к ночи, когда риск быть застуканными мистером и миссис Поттер уже не будет столь высок. Пришлось потратить какое-то время, уговаривая родителей Питера отпустить своего сына в чужой дом на ночь, но в итоге все закончилось успешно. — Вы ведь не планируете ничего такого, правда, мальчики? — спросила Юфимия, глядя на Джеймса взглядом, который означал — я точно знаю, что вы планируете что-то такое, но позволяю вам слегка меня одурачить. Римус смотрел на нее и думал, что наверняка она и на Бродягу смотрит точно таким же взглядом, наверняка она знает всю правду и просто подыгрывает им, чтобы узнать, как далеко они смогут зайти в своей лжи. Правда, он тут же отказался от этой мысли, потому что сама идея Юфимии Поттер, позволяющей Сириусу Блэку все лето прошляться по ее дому в облике собаки, казалась ему абсурдной и неправдоподобной. «Только через мой труп», — вот, что она сказала бы на самом деле. — Ну что ты, мам, — ответил ей Джеймс, сладко улыбаясь, — мы будем добрыми, милыми и послушными — как всегда, в общем. Не волнуйся за нас, лучше ложись спать. — Разумеется, — ответила она, повторяя улыбку сына. Он закрыл за ней дверь и тут же, взмахнув палочкой, наложил на комнату заглушающие чары. — Чувак, она знает все наши секреты, — сказал Римус, сидя на полу и откидывая голову на кровать. — Ой, она всегда такой вид делает. — Джеймс равнодушно махнул рукой, опускаясь на пол рядом с ним. — Думает, что это способно меня напугать. Тиранша. — По крайней мере, я никогда не видел, чтобы на тебя кричали, — задумчиво сказал Питер, глядя в потолок. Повисло неловкое молчание. Питер, впрочем, его не заметил. Он приподнялся, оглядываясь по сторонам. — У тебя даже кружки здесь нет. — И с каких это пор нам нужны кружки? — с улыбкой покачал головой Джеймс. В узкой компании они всегда распивали алкоголь прямо так, из горла, передавая бутылку из рук в руки. Было в этом что-то очень особенное, какая-то странная прелесть момента, которую нельзя передать словами. Римус был уверен, что каждый из них это чувствовал. Пока Джеймс возился с крышкой, не рискуя применить заклинание, чтобы ее открыть, Римус повернулся к Бродяге и почесал его за ухом. Несчастный пес был снова в пролете, но его это, кажется, не волновало. Или он просто… старался держать марку, чтобы не заставлять Римуса чувствовать себя виноватым. У Бродяги, к сожалению, невозможно было об этом спросить. — О, ура! — Джеймс в победном жесте поднял бутылку в воздух и тут же торжественно протянул ее Питеру. — Ты пьешь первый, великий и ужасный Крысохвост. Их вечер проходил расслабленно и спокойно. Всего через один круг они уже лежали на полу, закинув друг на друга ноги, руки и головы. Рука Римуса покоилась на шее Бродяги и иногда путешествовала вверх, чтобы почесать за ухом или погладить по лбу. Через три неспешных круга Джеймс решил, что будет задавать им всякие «каверзные» и «провокационные» вопросы, чтобы «узнать их получше». Римус не понимал, зачем ему это нужно; иногда ему казалось, что он знает этих людей так близко, что даже чересчур. Он определенно хотел бы не знать о них некоторые вещи, если бы только мог сам это решать. Но он не возражал, потому что таков уж был Джеймс Поттер. Ему всегда хватало трех глотков чего-нибудь крепкого, чтобы выдумать очередную ерунду и начать докапываться до своих друзей. Они говорили про девчонок, и Римус почти не слушал их, воспринимая лишь фоном, как ток-шоу по телевизору. Девчонки, кроме пары конкретных, не входили в сферу его интересов, увы. Он пару раз отвлекся от своих мыслей, пока Питер рассказывал про то, как целовался с какой-то рейвенкловкой, а в следующий раз уже пришел в себя в тот момент, когда Джеймс фантазировал о своей свадьбе с Лили. — Ого, а она сама-то хоть приглашена? — спросил он, тыкая Джеймса пальцем в бок. — Отвали, Лунатик. Пришлю ей приглашение за пару дней до события — уж успеет собраться, надеюсь. Римус рассмеялся. В апреле он пообещал, что ни за что и ни в коем случае не расскажет Джеймсу про то, что он, вроде как, тоже нравится Лили, и именно поэтому ему все еще приходилось делать скептическое выражение лица каждый раз, когда Поттер заводил разговор о ней. Но, надо признать, он неплохо справлялся со своей задачей — Джеймс ни о чем не подозревал. — Лучше расскажи что-нибудь о своих любовных похождениях, мистер недотрога. — Джеймс, хмыкая, вернул ему тычок. На пару секунд повисла тишина, во время которой можно было даже услышать, как скрипят шестеренки в голове Римуса. — Мне… э-э… не о чем рассказывать, вообще-то. — О, да ладно, Лунатик! — Джеймс перевернулся на живот, из-за чего голова Римуса упала на пол. Бродяга рядом с ним недовольно заворочался, пытаясь найти положение поудобнее. — Джеймс, — предостерегающе сказал Римус, сжимая челюсти. Поттер, слишком увлеченный, не замечал его тона. — Ты такой скрытный, это нечестно. Я уважаю твое право на конфиденциальность, личную жизнь и все такое, но можно же иногда… совсем чуть-чуть… — Я, блядь, не хочу говорить об этом, Сохатый. Ты можешь сменить ебаную пластинку, в конце концов? Он чувствовал, как раздражение закипает в нем, поднимается к самому горлу, желчью выплескиваясь наружу при каждом неосторожном движении. Он знал, что в этом виновата растущая луна и волк, жаждущий крови, знал, что должен противостоять той животной злобе, что росла и множилась внутри него с удвоенной скоростью. Но Джеймс Поттер бесил его так сильно, что он едва держал себя в руках. — Да, конечно, если ты так этого хочешь, — продолжал бормотать тот, укладывая голову на вытянутую руку; он, казалось, по-прежнему не замечал перемен в настроении Римуса. — Я просто хочу сказать… Лунатик, ты реально нравишься девчонкам. Я мог бы устроить тебе тысячу свиданий, если бы ты только попросил. Мне грустно, что ты всегда один, вот и все. Римус сжал ладони в кулаки. — Мне не нравятся девчонки, Джеймс. Он увидел, как Бродяга поднял голову и устремил на него свой пронзительный взгляд, но он не мог посмотреть в его сторону. Больше не мог. — Да, да, я знаю, ты говорил, что тебе не нравятся те, с которыми я устраивал тебе свидания, это понятно. Но их было всего… в смысле… две или три? В Хогвартсе гораздо больше девушек, чем ты думаешь. — Мне, блядь, вообще не нравятся девчонки, Джеймс. Ни одна из них. Кажется, ему наконец удалось поставить правильное ударение, потому что он заметил, как Джеймс, будто внезапно протрезвев, резко вскинул голову. Римус не стал дожидаться продолжения этого унизительного разговора, пулей вылетая из чужой спальни. Он был так зол и так подавлен, что просто не знал, куда себя деть. Он не мог пойти в свою комнату сейчас — это было слишком близко к Джеймсу, Питеру и Бродяге. Ему нужно было уединение. И одновременно с тем он не мог уйти слишком далеко — он, вообще-то, уже как несколько часов расхаживал в пижаме, изображая святую невинность перед миссис Поттер. В итоге он спустился вниз по лестнице, стараясь не шуметь, и вылетел на задний двор. Пахло дождем и ночью, и прохладный воздух немного успокоил его безумное сердцебиение. Он сел на последнюю ступеньку, опуская босые ноги в мокрую траву. Он жалел только о том, что не успел взять сигареты из своей спальни. — Ну, вот, — зачем-то сказал Римус, взъерошивая волосы. Слова утонули в густой темноте ночи. Вот так и закончится их пятилетняя дружба. Вот так и закончатся Мародеры. Он чувствовал странное спокойствие, думая об этом. Он никогда не хотел терять своих друзей, но сейчас, сидя здесь, в тишине и темноте, он подумал: если бы он мог отмотать время назад и все исправить, он бы этим не воспользовался. Он сказал бы то же самое. Настоящим облегчением было осознавать, что они теперь знают о нем все. Ну, ладно, почти все. Он не знал, сколько просидел так, освещенный блеклым лунным светом и обдуваемый порывами прохладного ветра, но в какой-то момент сзади открылась дверь. Римус не оборачиваясь знал, что это Бродяга, он слышал стук его когтей по полу и запах псины. Он боялся посмотреть на него, боялся увидеть жалость в его глазах, поэтому сидел, не двигаясь. Он был чертовски удивлен, когда ему в руки неожиданно упал комок ткани. Римус опустил на него взгляд и, развернув, обнаружил, что это плед. Не задумываясь, он накинул его себе на плечи и закутался. Что-то упало к его ногам. Пачка сигарет, приглядевшись, понял он. Пачка сигарет из его комнаты. — Спасибо, — сконфуженно пробормотал Римус, доставая сигарету и тут же прикуривая. Он привык, что Бродяга, существуя где-то рядом с ним, издавал примерно тысячу разных звуков в секунду. Невозможность разговаривать он компенсировал воем, лаем, скулежом, недовольным пыхтением, рычанием и шумными, красноречивыми вздохами. Сейчас же он молчал, и это было хуже всего на свете. Римус не мог даже представить, что происходит в его голове, и с силой прикусывал нижнюю губу, чтобы не закричать — а, черт с тобой, превращайся! давай, выскажи мне все прямо здесь и сейчас! скажи, как я тебе противен, скажи, как ты меня ненавидишь! я и без того уже все потерял. С другой стороны — и это была самая тихая мысль из всех, что кружились в его голове, — с другой стороны, разве стал бы Бродяга тащить ему плед и сигареты на улицу, если бы ненавидел его? если бы презирал его? Он не знал, что думать. Сигарета истлела в его пальцах, и он с ненавистью посмотрел на нее. Подумал было поджечь еще одну, но затем отказался от этой идеи. Пустая трата — он даже покурить сейчас нормально не мог. Он услышал, как Бродяга поднялся на ноги, и прикрыл глаза. Он был уверен, что вновь услышит перестукивание когтей по полу и тихий скрип открывающейся двери. И он совершенно не ожидал, что, когда откроет глаза в следующий раз, Бродяга уже будет сидеть напротив, доверчиво положив морду на колени Римуса. — Жалеешь меня? — спросил он — безо всякой агрессии, впрочем. Бродяга не завыл, не заскулил, не зарычал, только продолжал молча смотреть на него своими серо-голубыми глазами. Римус всегда мысленно сравнивал этот цвет с арктическими ледниками. Но сейчас ледники, кажется, таяли; он никогда не видел столько тепла в его глазах. Это была не жалость. Что-то другое, менее унизительное, более дружеское. Поддержка, возможно. Римус провел указательным пальцем от его лба до кончика носа, заставляя Бродягу прикрыть глаза. — Спасибо.***
Следующие несколько дней Римус только и занимался тем, что старательно избегал всяких разговоров с Джеймсом. Это было нелегко, учитывая тот факт, что они находились в его доме и жили на одном этаже — благо, что не в одной комнате. И, плюс ко всему, им постоянно приходилось делать вид, что у них все в порядке, ради родителей Джеймса — у Римуса не было никакого желания волновать их по всяким пустякам. Он завтракал, обедал и ужинал за общим столом, по утрам все так же выходил на задний двор, чтобы посмотреть, как Джеймс и Питер тренируются на своих метлах, а вечерами сидел вместе со всеми в гостиной, слушая музыку и потягивая ароматный чай из большой кружки. То, что между ними что-то не так, становилось понятно только тогда, когда они оставались наедине. Джеймс успевал только рот открыть — Римус уже вылетал из комнаты, не желая его слушать. Он не боялся, что Джеймс станет хуже к нему относиться. Джеймс Поттер был человеком большого сердца и широкой души, и хотя он не всегда поступал правильно, у него были свои собственные четкие представления о добре и зле, от которых он никогда не отклонялся. Его всегда тянуло к сирым и убогим, не способным постоять за себя, он проявлял смелость и храбрость, заступаясь за тех, кто слабее. Римус знал, что его сердце будет способно впустить в себя и такого, как он: мальчика с уродливыми шрамами по всему телу, мальчика, который раз в месяц превращается в чудовище, жаждущее плоти и крови, мальчика, которого интересуют вовсе не девочки, а другие мальчики. Римус знал это и не боялся, что Джеймс станет хуже к нему относиться. Римус боялся, что Джеймс станет относиться к нему по-другому. Он боялся слишком добродушных улыбок, подбадривающих похлопываний по спине и пристальных взглядов. Боялся, что Мародеры будут смущаться, переодеваясь рядом с ним, боялся, что их разговоры будут неловко затихать каждый раз, как он появляется рядом. Одна мысль об этом заставляла его сердце болезненно сжиматься, и пару раз он даже думал — может, стоит просто бросить это все? В смысле, учебу в Хогвартсе и все такое. Он может вернуться к маме и провести свою никчемную жизнь, помогая ей с делами на ферме. За несколько дней до полнолуния всех этих мыслей стало в сотню раз больше. Они были назойливыми мухами, со всей дури врезающимися в его пустую стеклянную голову. Трещины расползались от висков к затылку, эхо могло оглушить. Впервые в своей жизни он был рад наступлению этой ночи; ему нравилась перспектива ни о чем не думать хотя бы несколько часов подряд. Он ошивался рядом с подвалом, ожидая заветного «пора!» от Юфимии, когда увидел Джеймса и Бродягу на другом конце комнаты. Их взгляды пересеклись, и Римусу пришлось с силой вцепиться пальцами в дверной косяк, чтобы не сбежать в очередной раз. — Не сейчас, Сохатый, — сказал он, отворачиваясь. — Лунатик, — ответил Джеймс. И, повысив голос, позвал: — Мам! Юфимия выглянула из кухни, пытаясь оценить обстановку. Ее взгляд скользнул по Римусу, стоящему возле двери в подвал, и ее сыну, который выглядел так, будто… задумал что-то. — Да, дорогой? — спросила она, скрещивая руки на груди. — Я тут… знаешь, что я вспомнил? — Джеймс почесал в затылке и медленно пересек комнату, приближаясь к ней. Бродяга семенил следом, изо всех сил стараясь делать вид, что его не интересует их разговор. — Что же, Джеймс? — Я вспомнил, как в одной книжке, на втором или третьем курсе, читал про… хм… оборотней. Римус вздрогнул, поднимая взгляд. Он не знал, чего ему ожидать от Поттера, и потому напряженно замер. — И в ней говорилось, что оборотни очень злы и агрессивны по отношению к людям, когда обращаются, — продолжал Джеймс, не обращая на него никакого внимания, будто Римуса вовсе здесь не было. — Но не к животным. С животными они, вроде как, способны дружить. Понимаешь, о чем я? Юфимия опустила взгляд на Бродягу, который усиленно делал вид, что занят вылизыванием лапы. — Нет, не совсем, милый, прости, — неуверенно ответила она, снова глядя сыну в глаза. — Объясни, пожалуйста. — Если мы запустим Бродягу в подвал вместе с Лу… Римусом, оборотню будет чем заняться во время полнолуния кроме того, чтобы рвать и калечить самого себя. У него будет… ну, знаешь… друг. Таким образом, утром он будет гораздо более здоровым и целым, чем в прошлый раз, когда мы его достали. Римус по-прежнему не знал, что с ним случилось в «прошлый раз», но судя по тому, как содрогнулся Джеймс, вспоминая это… должно быть, ничего хорошего. — Это… звучит так, будто имеет смысл, — задумчиво сказала Юфимия. Она вдруг перевела взгляд на самого Римуса, чем неслабо его удивила, — к тому моменту он уже начал чувствовать себя невидимкой. — Что ты сам об этом думаешь? Это твоя собака. Только тебе решать. Римус бросил беспомощный взгляд сначала на Джеймса, затем на Бродягу, судорожно выдохнул и прикрыл глаза. Он чувствовал, как волк с каждой секундой подбирается все ближе и ближе, заявляя свои права на его тело как на чертову облюбованную им территорию. Он не мог сосредоточиться на мыслях, они ускользали от него, будто песок сквозь пальцы. Вместо этого он попытался сфокусироваться на своих чувствах и понял, что не испытывает никакого отторжения от идеи Джеймса. Он точно знал, что был бы против, если бы они предложили это еще месяц назад, но сейчас… сейчас все было по-другому. — Да, — наконец сказал он. — Я не против. Все будет хорошо. Пошли, Бродяга. Я чувствую, что осталось совсем немного. Эффи погладила его по голове и поцеловала в щеку, прежде чем отпустить. — До завтра, Римус, — сказала она ему вслед. Он спускался вниз, слыша, как она произносит заклинания за дверью. — Это была твоя идея, Бродяга, ведь так? — спросил он, усаживаясь на пол у стены. Бродяга издал тихий звук, укладываясь на его вытянутые ноги половиной своего большого собачьего тела. Римус потянулся, чтобы почесать его за ухом. — Спасибо. Волк будет рад твоей компании. «Как и я».***
Римус приходил в себя постепенно, будто метр за метром выныривая из воды. Картинка перед глазами стояла размытая, нечеткая, на сетчатке плясали яркие блики; ему пришлось моргнуть и потереть глаза, чтобы восстановить зрение. Он обнаружил, что уже находится у себя в комнате, укрытый одеялом по грудь. Из одежды на нем было только белье, и Римус поморщился, когда понял это. Кроме этого унизительного факта, с его телом… все было в порядке? По крайней мере, он чувствовал себя значительно лучше, чем после прошлого полнолуния. Общество Бродяги определенно пошло ему на пользу. Сам Бродяга тоже был здесь: дремал у него в ногах, свернувшись клубочком. Римус хрипло позвал его по имени; пес быстро поднял голову, вскочил на ноги и спрыгнул с кровати, уносясь куда-то вдаль по коридору. Римус слышал цоканье его когтей по паркету какое-то время, потом перестал. Он уронил голову обратно на подушки и закрыл глаза. Какое-то время спустя — может, минут через пять — на пороге комнаты, в сопровождении Бродяги, показался Джеймс. При виде Поттера все внутренности Римуса скрутило судорогой; вся боль и весь стыд из-за ситуации между ними вдруг обрушились на него сшибающей волной. Джеймс никак на него не отреагировал. Римус подумал, что впервые в жизни видит его таким тихим, холодным и отстраненным, и с силой прикусил нижнюю губу. — Сохатый… — Лунатик, — безразлично сказал Джеймс. Он прошел вглубь комнаты, к его кровати, налил в стакан воды из графина и протянул его Римусу. Пару секунд Римус пытался поймать его взгляд, но затем сдался. Он выпил предложенную воду и снова откинулся на подушки. — Как… — Римус запнулся, облизывая губы, — как все прошло в этот раз? — Лучше. По крайней мере, сегодня мне не пришлось испытывать рвотных позывов при виде разорванного мяса и сломанных костей. — Э-э… да. Я хорошо себя чувствую. Спасибо. — Благодари Бродягу. — Уже благодарил, — ответил Римус, кидая быстрый взгляд на пса. — Но без тебя бы все равно ничего не вышло. Поэтому спасибо, Сохатый. Я… чувствую себя виноватым. Из-за того, что избегал тебя. — Да? Не стоит. — Джеймс по-прежнему не смотрел ему в глаза и даже отвечал будто бы машинально, без всякого выражения. — Лучше отдыхай, Лунатик. Мама просила передать, что куриный бульон почти готов. Он направился к выходу из комнаты, но Римус снова окликнул его: — Сохатый, ну пожалуйста. — Да блядский господи, Римус. — Джеймс вдруг с силой захлопнул дверь и повернулся к нему лицом, глаза были полны усталости. — Я несколько дней бегал за тобой, пытаясь поговорить. И теперь, когда я решил отвязаться, потому что понял, что тебе не нужны разговоры, ты наконец смилостивился! Бродяга приглушенно зарычал на него, и Джеймс закатил глаза: — Хоть ты не выступай, а. Меня твои угрозы не пугают. — Я… в смысле… я… мне было страшно, Джеймс, как ты можешь этого не понимать? Римус вдруг отчетливо почувствовал себя маленьким, глупым и беспомощным, и в уголках глаз собрались слезы. Он поспешил утереть их ребром ладони, хотя это все равно не укрылось от внимания Джеймса — тот стоял напротив и почти не моргал, смотря на него. — Я знаю, Лунатик, — сказал Джеймс, неожиданно смягчаясь и отводя взгляд. — Просто мне было… обидно, понимаешь? — Обидно? — Разумеется. Ты все это время избегал меня, как будто я… что? в лицо тебе плюнуть должен? может быть, ударить? начать издеваться над тобой? — Джеймс снял очки и устало потер глаза пальцами, присаживаясь на край кровати. — Нет. Я знал, что ты так со мной не поступишь. — Тогда что? — Не знаю. Наверное, я боялся… неловкости, которая может возникнуть, и все такое. — Но это ничего не меняет, Лунатик, — твердо сказал Джеймс, возвращая очки на место и глядя прямо ему в глаза. Через секунду его губы исказила усмешка. — Я же знаю, что я не в твоем вкусе. Хотя мне и чертовски грустно от этой новости. — С чего это ты взял, что не в моем? — пробормотал Римус и рассмеялся, видя удивленную физиономию Джеймса. — Я шучу. — Придурок. Пару секунд они просто глупо улыбались, глядя друг на друга. Римус первым отвел взгляд. — Я просто… не совсем понимаю, как ты можешь так плохо думать о нас, Лунатик. Особенно с тех пор, как мы узнали, что ты оборотень. Разве мы хоть слово об этом сказали? — Джеймс печально покачал головой. — Не стану говорить за всех, но лично я всегда на твоей стороне. Я друг того типа, к которому ты можешь заявиться ночью на порог, весь перепачканный грязью и кровью, сказать, что тебе нужно помочь закопать труп, и я, типа, просто пойду искать лопату, понял? — О нет, Джеймс, умоляю, мгновенно сдай меня властям, если такое случится однажды. Джеймс улыбнулся в ответ, но ничего не сказал. — Значит, все в порядке? — спустя минуту молчания спросил Римус, хмурясь. — Ты не будешь думать, что я раздеваю тебя взглядом всегда, когда просто смотрю на тебя, или тайно дрочу на мысли о твоем великолепном теле? Джеймс засмеялся, качая головой: — Боже, ты просто сексуально неудовлетворенный придурок. Тебе стоило бы попробовать подрочить… даже если и не на меня. — Он пожал плечами. — Конечно, все в порядке. Я… в смысле… у меня… Джеймс нахмурился, подбирая слова. — Что? — Ты, в общем-то, не единственный мой знакомый, которого привлекают парни. — Правда? — Римус вскинул брови. Он почему-то даже не думал, что такое возможно. — И… этот твой знакомый… он, вроде как, тоже из Хогвартса? — Ага, — улыбнулся Джеймс. — Вроде того. Я обязательно вас познакомлю.***
Счастье Римуса было так велико, что в него почти невозможно было поверить. Ну, он и не верил, собственно говоря. Несмотря на то, что их с Джеймсом диалог прошел просто превосходно и они, вроде как, все уладили, Римус постоянно замечал, что пытается «подловить» его. Он подолгу зависал, наблюдая за мимикой и движениями Поттера, будто бы дожидаясь момента, когда он покажет свое истинное отношение к Римусу, и, замечая это, он жутко стыдился, потому что Джеймс был очень, очень хорошим другом и не заслуживал такого отношения к себе. Он заверял, что знание об ориентации Римуса ничего между ними не меняло, и доказывал это каждым своим действием. Он по-прежнему свободно притягивал Римуса в свои медвежьи объятия, трепал его волосы, заставляя хмуриться, укладывал голову ему на плечо, если они сидели рядом на диване, и ныл по поводу Лили Эванс. Римус даже слегка пожалел, что Джеймс не один из тех парней, которые перестают ныть тебе о своих девчонках, когда узнают, что ты гей. Было бы славно немного передохнуть от всех этих «она так прекрасно пахнет!» и «какие замечательные у нее волосы». Раньше его хотя бы Сириус ненадолго затыкал, но теперь тот мог максимум вцепиться зубами в лодыжку Джеймса — и даже это не всегда помогало: иногда Джеймс продолжал болтать, не обращая на Бродягу никакого внимания. Так было и сегодня, когда они тащились вверх по тропинке, ведущей в лес, нагруженные походными рюкзаками с ног до головы. Джеймс снова начал болтать что-то про Лили, и Бродяга, подвывая на ходу, сбежал от них далеко вперед — они даже из виду его потеряли. Питер, наоборот, шел позади, метрах в пяти от них, и так уж получилось, что Римус в очередной раз был единственным слушателем душевных страданий Поттера. Он улыбался и кивал, когда было нужно, и понял, что что-то пошло не так, только в тот момент, когда Джеймс вдруг остановился и хмуро посмотрел на него. — Что? — неуверенно спросил Римус. — Лунатик. — Джеймс закатил глаза, продолжая идти. — Я спросил, какие парни тебе нравятся. — О господи, Сохатый. — А что, ты и правда думал, что освобожден от этих разговоров только потому, что ты «по мальчикам»? — …ну, вообще-то, да. — Это почему? — Не знаю. Я думал, тебе будет неприятно такое обсуждать. Джеймс пожал плечами: — Вовсе нет. Мне наоборот интересно узнать, кто входит в сферу интересов нашего Лунатика. К тому же, ты каждый день слушаешь мой треп по поводу Эванс и все такое. — Да, я достоин памятника в свою честь. — Не стоит слишком сильно собой гордиться, тебя это не красит. — Джеймс фыркнул, пихая его в плечо, из-за чего Римус чуть не свалился в ближайшие кусты. — Ну так что? Какие? — Ну… разные. — Вау, вот это да! Какое красноречивое описание! Спасибо, Лунатик. Боюсь, я услышал даже больше, чем хотел. Остановись на этом. Римус закатил глаза. — Я просто… не знаю, что ответить. Никогда не задавался этим вопросом. — Слушай, даже если ты никогда ни в кого не был влюблен, наверняка в твоей голове должен быть образ того самого идеального парня, с которым ты волей-неволей сравниваешь всех, кто тебя окружает. Вот его и опиши. Нам все равно пока делать нечего. — Ну… — Римус глубоко вздохнул, скрещивая руки на груди и задумываясь. Им предстояло идти еще минимум полчаса, и Джеймс, судя по всему, ни за что не собирался от него отвязываться. Римус решил, что ему нужно сказать хоть что-то, и принялся озвучивать все, что приходит ему в голову. — Ладно. Он… добрый. И готов на все ради тех, кого любит. Умеет, не прикладывая усилий, рассмешить любого. По настроению бывает и поверхностным, и глубоким. Открытая душа, но никто на самом деле не знает, что происходит у него внутри. Он ужасно хорош собой и знает это. Классно одевается, следит за своей внешностью, но не зациклен на этом. И он гораздо более активный, чем я… Любит находить приключения на пятую точку и все такое. К концу своего рассказа Римус уже шел с глупой улыбкой, едва поспевая отводить от лица ветки, так и норовящие выколоть ему глаз. — Мг-м, — пробормотал Джеймс, идущий впереди него. — Добрый, самоотверженный и смешной авантюрист, который выглядит так горячо, что о него можно обжечься. — Он вдруг остановился. Римус уткнулся в его спину и покачнулся от неожиданности. — Лунатик? — Сохатый, ты планируешь… Он не договорил, потому что плечи Джеймса вдруг мелко затряслись. Со спины он выглядел так, будто плачет, и Римус даже успел струхнуть, пока тот не повернулся к нему лицом. С его губ сорвалось несколько приглушенных смешков, прежде чем он спросил: — Лунатик, ты же понимаешь, что буквально описал мне Сириуса сейчас? Это было так неожиданно, что Римус даже не знал, что ответить, не мог на ходу сочинить достойную ложь. Они продолжали молча смотреть друг на друга, пауза затягивалась, и в какой-то момент в глазах Джеймса вдруг промелькнула тень понимания. Римус будто в замедленной съемке наблюдал за тем, как поднимаются его брови и вытягивается рот. Ни следа от былого веселья. — Лунатик, — одними губами сказал он. Он хотел сказать что-то еще, но в следующую секунду раздался шорох листвы и хруст веток, и из зарослей, откуда-то спереди, на них выскочил Бродяга. Он раздраженно на них зыркнул и остановился, пытаясь зубами вытащить сухие листья из спутанной шерсти. Римус, не задумываясь, наклонился, чтобы помочь. Он чувствовал на себе взгляд Джеймса, но знал, что разговор закончен. По крайней мере, до тех пор, пока они снова не останутся одни.***
Когда они наконец добрались до пункта назначения, добрая половина всего им необходимого уже была здесь, сваленная неряшливой кучей. Палатки, раскладные столы и стулья, даже котелок — Римус представить себе не мог, что они будут варить в нем. Он скользнул взглядом к воде и заметил, что на берегу стоит лодка. Ладонь правой руки, будто примагниченная, прилипла к его лбу. — О, круто, — радостно заявил Джеймс, — папа уже обо всем позаботился. Римус его чувств не разделял, но деваться было некуда. В конце концов, он дал обещание — они его даже рукопожатием скрепили. — Ладно, так, — сказал Римус, привлекая к себе внимание, — помните, о чем мы договаривались перед тем, как выйти из дома? Я сказал, что возьму вас в поход только в том случае, если… — …мы поклянемся всегда тебя слушаться, — хором договорили Джеймс и Питер; Бродяга согласно гавкнул, глядя на него во все глаза. — И что я обещал сделать, если вы не будете меня слушаться? — Утопить нас всех, как слепых котят. Римус, довольный собой, улыбнулся и одобрительно покивал. — Точно. А теперь давайте сюда свои палочки. Шумно фыркая, закатывая глаза и стараясь выражать протест любыми другими доступными способами, они вложили в его раскрытую ладонь волшебные палочки. Бродяга в зубах притащил ему хворост и уселся, довольный собственной шуткой. Римус убрал волшебные палочки в отдельный карман своего рюкзака и использовал хворостинку как указку, поднимая ее в воздух и по очереди тыкая в Поттера и Петтигрю. — Сперва мы с вами установим палатки, мои юные господа туристы, — провозгласил он, поправляя воображаемые очки. — Боже, если бы ты был преподом, я бы ненавидел тебя сильнее всех, — пробубнил Джеймс, под пристальным вниманием Римуса принимаясь за дело. — Минус десять очков Гриффиндору, Поттер. Меньше слов — больше дела, дорогуша. Он еще какое-то время крутился рядом с ними, размахивая палочкой, поправляя очки на переносице и всячески паясничая, чем до невозможности веселил Бродягу — пес бегал вокруг них, издавая звуки и размахивая хвостом так сильно, что Римус переживал, как бы он не отвалился. Когда их палатка в очередной раз рухнула бесформенной кучей, Джеймс встал на ноги и гаркнул на него так злобно, что Римусу пришлось тут же отбросить полюбившийся образ и прийти на помощь. Втроем им наконец удалось поставить ее так, что она больше не заваливалась на бок, если ее отпустить. Бродяга, не дожидаясь разрешения со стороны, залез в нее и разлегся поудобнее, только нос торчал. — Ну вот, — сказал Джеймс, всплеснув руками. — Я там спать не буду. — И я, — решительно кивнул Питер. — Не хочу псиной потом вонять. Прости, Бродяга. Римусу было не привыкать спать в одной постели с Бродягой, но он все равно жутко покраснел, когда оба друга синхронно посмотрели на него. — Да, ладно, — сконфуженно ответил он, избегая смотреть Бродяге в глаза, затем прочистил горло и похлопал в ладоши: — Ну, что встали? Вам еще одну ставить. Или вы собрались под открытым небом спать? Работаем, работаем, господа туристы. — Я бы поспал под открытым небом, — мечтательно сказал Джеймс. — Если ты сейчас скажешь про Эванс, я утоплю тебя первым, — пообещал Римус. Джеймс мрачно замолчал. Дальше дело пошло проще и быстрее; Джеймс с Питером явно приободрились, когда поняли, в чем вообще смысл всей этой конструкции и как она должна работать, поэтому вторую палатку они установили примерно в половину быстрее и даже без помощи Римуса — тот только стоял поблизости, прильнув спиной к дереву и с гордостью наблюдая за их копошением. Позволив им самим разбираться со всем остальным, он молча развернулся и направился вглубь леса. Он надеялся прогуляться в одиночестве и заодно насобирать сухих веток для костра. Первая цель тут же провалилась — он услышал, как Бродяга следует за ним по пятам. — Я не планировал заблудиться здесь, если что, — сказал Римус, оглядываясь на него через плечо. — Я довольно неплохо ориентируюсь в лесу, тебе не о чем… ну, знаешь… волноваться. Бродяга на секунду соединился с ним взглядом, громко гавкнул, заставляя Римуса задуматься, что бы это могло значить, и умчал куда-то прочь — Римус вскоре потерял его из виду и даже перестал слышать. Не то чтобы он совсем пропал. Он то появлялся, заботливо притаскивая охапку веток в зубах, то снова исчезал, давая Римусу побыть наедине с собой и своими мыслями. Он, казалось, мотался по лесу кругами по одному ему понятной траектории, каждый раз выскакивая на Римуса с новой стороны. В свой палаточный лагерь они вернулись всего минут через сорок, но Джеймс, до его прихода выискивающий что-то в своей сумке, тут же оторвался от своих дел и бросился на него с обвинениями: — Люпин! Вы где, блядь, были вообще? Ни слова не сказал, свалил в тихую! А мы что делать должны, если вы… — Если мы что? — Римус закатил глаза, выпуская из рук целую охапку хвороста. — Не знаю, попали в медвежий капкан или типа того. — Джеймс задумчиво почесал в затылке, резко теряя всю свою способность выглядеть злобно. — Одновременно? — поинтересовался Римус. Он присел на корточки, сооружая между палатками место для костра. Бродяга, даже будучи собакой, помогал ему больше, чем два его человеческих друга с предназначенными для таких дел руками и ногами. — Ага, ну, откуда мне знать, сколько там этих капканов? — пожал плечами Джеймс. — Расслабься, Сохатый, — иронично пробормотал Римус, поднимая на него взгляд и щурясь из-за солнца, — я же волк. Это, считай, моя стихия. Ничего со мной не будет. Джеймс вздохнул, складывая руки на груди, и огляделся. — А волки рыбу ловить умеют? Римус задумался, прежде чем ответить. — Не знаю, я про такое только в сказках читал, а почему ты сп… — Он замолчал, сталкиваясь взглядом с Джеймсом. Теперь фигура Поттера, нависающая над ним всей своей карикатурной долговязостью, казалась ему вырезанной из старых фильмов ужасов и совершенно не вписывалась в окружающий их яркий зеленый пейзаж. Если бы Римус увидел нечто подобное посреди ночи, он визжал бы во весь голос. Джеймс указал ему на лодку, одиноко стоявшую на берегу. Римус посмотрел на нее долгим, тоскливым взглядом. — Сохатый. Ты же не серьезно? Но Джеймс был серьезен, как никогда в своей чертовой жизни. Уже через пятнадцать минут они все — трое нелепых парней и большая черная собака — сидели в лодке. Лодка казалась довольно вместительной на первый взгляд, но, когда они залезли в нее, свободного места почти не осталось. Джеймс потратил несколько минут, пытаясь уговорить Бродягу остаться на берегу и сторожить их вещи, но в итоге просто махнул рукой: — Да кому нужен этот блядский котелок вообще… Приняв на себя роль капитана, Джеймс велел Питеру и Римусу грести, а Бродяге — направлять их. Сам он возился с отцовским спиннингом и выглядел как человек, который не имеет ни малейшего понятия о том, что он делает в жизни, но старается держать марку ради окружающих. Римус и сам был хреновым рыбаком — он в жизни не рыбачил самостоятельно и наблюдал за процессом лишь раз, когда маме ни с того ни с сего пришло в голову поднять его из постели в четыре утра и позвать с собой. Но, даже имея столь ничтожный опыт в этом нелегком деле, Римус прекрасно видел, что Джеймс все делает неправильно. Невозможно было смотреть на то, как он мучается, пытаясь установить леску на место — та без конца выскакивала и закручивалась вокруг катушки, что явно не было хорошим признаком. — Сохатый, дай мне спиннинг, — в конце концов сдался он. — Черта с два! У меня все под контролем, понял? Я знаю, как с этим обращаться. — Сохатый, ты узнал, как называется эта штука, сегодня утром. До этого ты называл ее «рыболовка». — По-моему, звучит гораздо лучше, чем какой-то там «спиннинг», — скривился Джеймс. — Ладно, держи. Может, у тебя получится разобраться. Давай сюда весло. Римусу пришлось повозиться какое-то время, прежде чем все заработало так, как должно было. Ну, или ему так казалось. Вспоминая тот единственный раз, когда он, сонный, наблюдал за действиями мамы на озере, он размахнулся и забросил приманку. Рыбалка была не самым динамичным занятием на свете — Римусу теперь оставалось только ждать, надеяться и верить, что какая-нибудь совсем глупая рыбешка попадется на крючок и потешит эго Джеймса, чтобы они наконец смогли вернуться обратно на берег. Римус не боялся воды, но твердая почва под ногами ему нравилась куда больше. Не зная, чем занять самого себя, он окинул взглядом своих друзей. Питер с Джеймсом вяло переругивались насчет того, как правильно грести, Бродяга увлеченно наблюдал за летающей вокруг них стрекозой. Погода стояла хорошая, солнечная, теплый августовский ветер едва колыхал кроны деревьев, издалека слышалось пение птиц. Все это казалось таким красочным, ярким и нереальным, что Римус даже на секунду задумался — а не в книге ли он? И нервно усмехнулся, снова глядя на друзей. — Трое в лодке, не считая… — пробормотал Римус, переводя взгляд на Бродягу, — собаки. Он и сам не знал, почему его так рассмешила эта мысль, но, начав смеяться, он уже не мог остановиться. Озадаченные лица друзей вызывали в нем только новые приступы веселья. Бродяга вскочил на лапы, не зная, куда себя деть, и тревожно заскулил. — Эм-м… Римус? — неуверенно произнес Питер. — Что? — пытаясь успокоиться, спросил тот. — Простите, я просто… я не знаю… это показалось таким блядски смешным, вы… — Да нет, слушай… — Вам не смешно, потому что вы никогда не читали магловскую литературу, но я клянусь вам, если бы вы только знали контекст!.. — Римус, заткнись, — неожиданно грубо оборвал его Питер, кивая куда-то в сторону, — спиннинг тонет. Ну, уже утонул, пока ты… — ЧЕГО, БЛЯДЬ? — возмущенно воскликнул Джеймс, бросаясь туда, где он видел свой спиннинг еще пару минут назад. Под весом Джеймса лодка опасно накренилась, Римус сместился куда-то вбок, чувствуя, как его придавливает теплое лохматое тело Бродяги. Они успели только переглянуться — в следующую секунду лодка уже перевернулась вверх дном, и все они дружно рухнули в воду. Все звуки — шум ветра, шелест листьев, пение птиц — внезапно пропали, яркие пейзажи сменились размытыми силуэтами его друзей, которые, как и он, были застигнуты врасплох таким неожиданным поворотом событий. Через какое-то время они все выползли на берег, откашливаясь, отфыркиваясь и пытаясь избавиться от воды в ушах. — Ты утопил спиннинг! — сказал Джеймс, яростно протирая очки футболкой, которая, впрочем, тоже была мокрой, так что это не помогало. — А ты перевернул лодку! — воскликнул Римус, задыхаясь от негодования. Джеймс хотел было что-то ответить, но отвлекся на Бродягу, который за шкирку вытаскивал из воды Питера. Римус вскочил на ноги и подхватил Петтигрю под руки, волоча его по берегу прочь от воды. — Хвостик, — беспокойно сказал он, нависая над Питером сверху. — Он же не умер, нет? Может, ему искусственное дыхание сделать? — Только через мой труп, Лунатик, — простонал Питер, открывая глаза. — А если бы здесь была та симпатяжка из Рейвенкло, ты бы не отказался. — Римус закатил глаза, падая на пятую точку. Все еще бледный и трясущийся, Питер на слабых руках приподнялся и посмотрел вдаль, туда, где их лодка — вверх дном — продолжала покачиваться на воде. Римус проследил за его взглядом и, не сдержавшись, прыснул со смеху. Поттер посмотрел на него с недоумением, но через пару секунд засмеялся тоже. В итоге они наверняка выглядели как три придурка, мокрые с головы до ног и смеющиеся так, будто им только что рассказали самую смешную шутку в мире. Бродяга сначала смотрел на них с оттенком презрения в глазах, затем и вовсе грозно залаял, будто приказывая им заткнуться. Мокрый, он выглядел в несколько раз меньше своего обычного размера и в несколько раз безобиднее, так что угрозы его было сложно воспринимать близко к сердцу. — Прости, Бродяга, — с улыбкой сказал Римус, когда смех сошел на нет. Бродяга фыркнул и отвернулся, намереваясь в гордом одиночестве продолжить вылизывать свою шерсть. — Нам нужно срочно переодеться и развести костер, пока мы все не простудились, — сказал он, снова беря командование в свои руки, потому что от Джеймса и Питера в этом плане не было никакого толку. — Я себе не прощу, если мы все заболеем за несколько недель до возвращения в Хогвартс. Ну, давайте-давайте. Он похлопал в ладоши, привлекая их внимание, и они наконец поднялись с земли, лениво стягивая с себя одежду. Римус не планировал пользоваться волшебными палочками на природе — он все еще помнил о своем обещании не спалить лес, которое дал мистеру Поттеру перед уходом, — но сейчас, как ему показалось, ситуация была по-настоящему критическая и требовала от него решительных действий. Поэтому, быстро переодевшись, он порылся в рюкзаке и отыскал там свою палочку. Он оставил рюкзак валяться на земле, занимаясь разведением костра, когда услышал позади себя голос Поттера: — Акцио спиннинг! Он обернулся как раз в тот момент, когда спиннинг — или то, во что он превратился теперь — прилетел в раскрытую ладонь Джеймса. — Позер, — пробормотал Римус, снова отворачиваясь к костру и грея о него ладони. Занятый собственными мыслями, он даже и не подумал отобрать у Джеймса его палочку. Волосы зашевелились у него на затылке ровно в тот момент, когда он уже не мог ничего поменять — слова были произнесены: — Акцио лодка! Лодка мчалась к ним, рассекая воду, так быстро, что Римус не мог даже взгляда от нее отвести. Бродяга бросился на Джеймса всем своим телом, сбивая его с ног, — лодка пролетела там, где секунду назад стоял Поттер, с силой ударилась о ствол дерева и плашмя упала на землю. Римус уже не знал, как ему реагировать на все происходящее, и потому какое-то время просто стоял на месте, глупо хлопая глазами и глядя то на лодку, то на Джеймса, лежащего на земле. — Лунатик, прости меня, я больше никогда не возьму палочку без твоего разрешения… Может быть, это говорила до того спящая беспробудным сном совесть Джеймса. А может быть, все дело было в Бродяге, который стоял у Поттера на груди и низко рычал, не сводя с него взгляда. — Сними с меня свою псину, пожалуйста, — сдавленно прошептал Джеймс. Римус тяжело вздохнул. Он обошел лодку вокруг, приблизился к Бродяге и коснулся ладонью его спины, говоря: — Эй, приятель, ты ему сейчас все очки своей слюной зальешь. Бродяга, по-прежнему стоя на груди Поттера, повернул к нему голову, возбужденно растопырил уши и высунул язык. — Я понимаю твое желание добить его, но вряд ли миссис и мистер Поттер скажут нам за это «спасибо», — продолжил Римус. Бродяга нехотя слез с Джеймса, напоследок больно ухватив его зубами за предплечье. Римус помог Джеймсу встать на ноги, и на этот раз Поттер, не дожидаясь чужих указаний, сам вложил палочку в его ладонь. — Садитесь к костру все, быстро, — сказал он. — А ты расскажешь нам страшилку? — вяло попытался пошутить Джеймс, усаживаясь на один из раскладных стульев. — Сегодняшний день — одна сплошная страшилка, Сохатый.***
Какое-то время они в полном молчании сидели у костра, высыхая и отогреваясь. Начинало темнеть, и Римус задумался над тем, чтобы приготовить поесть. Он не смог придумать ничего лучше, кроме как запечь картошку вместе с овощами, но это было уже что-то. — Ты и наш убийца, и наш спаситель одновременно, Лунатик, — пробормотал Питер, принимая тарелку со своей порцией. Джеймс с Римусом переглянулись и синхронно рассмеялись. То, что произошло с ними пару часов назад, перестало казаться таким уж реальным и больше походило на совместную галлюцинацию, потому что, ну, серьезно? Трое взрослых парней, которые решили порыбачить, а в итоге перевернули лодку, утопили спиннинг и сами чуть не утонули. Просто, блядь, невероятно. — И все-таки что за ересь ты там нес перед тем, как… — Джеймс неопределенно взмахнул рукой, — ну, все это случилось? — А? — Что-то про лодку и собаку. — А, это. — Римус улыбнулся, качая головой. — Есть такая повесть, называется «Трое в лодке, не считая собаки». Там про трех английских джентльменов, которые на старости лет решили отправиться в путешествие по Темзе. У одного из них была собачка по имени Монморанси. — На этих словах Римус красноречиво посмотрел на Бродягу, и тот, поймав его взгляд, оскорбленно фыркнул. — Мне просто стало смешно с этой параллели. — Поверить не могу, что мы все чуть не умерли из-за какой-то там магловской повести, — сказал Джеймс, но в голосе его больше не слышалось ни злости, ни раздражения, скорее что-то похожее на… восторг? Римус вдруг понял, что уже первого сентября эту историю будет знать примерно весь Хогвартс. Ему этого, конечно, не хотелось, ведь история выставляла его в не самом выгодном свете, но он не стал даже начинать этот разговор — у него не было никаких сил препираться с Джеймсом Поттером. Поэтому он молча продолжил ковыряться в своей тарелке, изредка поглядывая на друзей. Бродяга покинул их компанию первым, умчавшись в сторону леса. Римус несколько секунд озабоченно смотрел ему вслед, думая, не стоит ли ему пойти за Бродягой, но потом решил, что все-таки, наверное, нет — если бы тот нуждался в его компании, то, несомненно, нашел бы способ позвать его с собой. Он повернулся и столкнулся взглядом с Джеймсом, который, как оказалось, все это время неотрывно наблюдал за ним. Римус кашлянул и неловко потер шею, отводя взгляд. Джеймс ничего не сказал. Питер ушел вторым, объявив, что он чертовски устал за этот гребаный день и пусть только кто-нибудь попробует потревожить его сон — о, никто не хочет знать, каким злым он будет тогда… — Спокойной ночи, Хвостик, — сказал Джеймс, посылая ему воздушный поцелуй. — Не занимай всю палатку, я скоро присоединюсь к тебе на нашем любовном ложе. — Лучше бы тебе заткнуться прямо сейчас, Джеймси, — глухо пробубнил Питер, заставляя Поттера рассмеяться. Римус тоже задумчиво улыбнулся, краем уха слушая их диалог. Он занимался тем, что собирал грязные тарелки и прочий мусор, оставленный ими, в пакет, когда почувствовал, что Джеймс снова на него смотрит. — Сохатый, — шепотом сказал Римус. — М-м? — Ты не такой незаметный, как думаешь, вообще-то. — Я не пытаюсь быть незаметным. И это было справедливым ответом, поэтому Римус только пожал плечами, ничего больше не говоря. Он старался не смотреть Поттеру в глаза, потому что тот, кажется, ждал от него только этого. — Мы можем поговорить, Лунатик? Римус замер на секунду, чувствуя, как ускоряется его пульс и потеют ладони. — Да, — сказал он. — Ладно. Они не могли просто делать вид, что ничего не случилось, и Римус решил: чем быстрее они разберутся с этим, тем будет лучше. Для всех. Так что, покончив с уборкой, он кивнул Джеймсу в сторону и отошел как можно дальше от палаток, чтобы не тревожить сон Питера. И, конечно же, чтобы тот ненароком не услышал ничего из того, что они планируют обсуждать — Римусу не нужны лишние свидетели его неуместных влюбленностей. Он не ожидал, что Джеймс начнет кричать на него или бросится на него с кулаками, но он ожидал чего-то типа нахмуренного лба, укоризненного взгляда и негодующего покачивания головы. Он ожидал, что Джеймс спросит что-то вроде «как ты мог позволить себе даже мысленно покуситься на такого, как Сириус Блэк», потому что, ну, в сущности, это был справедливый вопрос. Римус и сам знал, что Сириус ему не по зубам, вообще-то. Так что Джеймс чертовски удивил его, когда спросил: — Это серьезно? Римус судорожно вздохнул, собираясь с мыслями, прежде чем начать говорить. — Я думаю, что это самое серьезное из кучи всего несерьезного, что когда-либо происходило в моей жизни. Я никогда никого… — Он замолчал, не в силах закончить эту фразу. — Думаешь, это глупость, да? — Глупость? — удивился Джеймс. Римус впервые за пару минут поднял голову, чтобы посмотреть ему в глаза и удостовериться, что в них нет ни капли веселья. — Любовь не может быть глупостью, друг. Римус несдержанно фыркнул: — Мерлин, Джеймс, какой же ты слащавый… — Заткнись, Лунатик, я пытаюсь тебя поддержать, понял? — Да, извини. Но… в смысле, ты не думаешь, что я ему не ровня и все такое? — Боже, кто вбил в твою прекрасную голову всю эту ерунду, — с неподдельным отчаянием в голосе пробормотал Джеймс. — Нет, Лунатик, я так не думаю. И он так не думает. Если бы он так думал, мы вчетвером никогда не стали бы друзьями. У нас бы просто не получилось. Римус кивнул, думая над тем, что услышал. По крайней мере, звучало похоже на правду. — А ты… давно, Лунатик? — спросил Джеймс. Он явно чувствовал себя неловко, задавая все эти вопросы, но Римус вдруг понял, что не против на них отвечать. В смысле, он обсуждал свои чувства к Сириусу только с Лили Эванс, но у них это выходило довольно редко и в последний раз чуть ли не месяц назад, так что… — Несколько лет. — Лет?! — воскликнул Джеймс, но, тут же спохватившись, понизил тон: — Я заявил Лили, что люблю ее, через неделю после того, как все мы попали на второй курс. А ты просто… носишь все это в себе несколько лет? Римус почувствовал, как краснеет. Спасибо, что Джеймс не мог увидеть это. — Ну, не то чтобы прям в себе… — В смысле? — Я тоже говорил Лили. — Что любишь ее? — Нет, придурок. Его. Джеймс завис на пару секунд, явно пытаясь понять, как ему на это реагировать. — Она все это время знала? — Ага. — И молчала? — Ну, да. Потому что она хорошая подруга. — Блядь. — Джеймс тяжело вздохнул, касаясь лба ладонью. — Он будет так зол на Лили, когда узнает, что она была первая. Римус мрачно промолчал в ответ, и Джеймс тут же засуетился. — Римус? Ты же… ты же планируешь ему рассказать, да? — Зачем? Чтобы окончательно пустить прахом все, что осталось? — Римус поднял взгляд. — Я вовсе не такой придурок, как ты думаешь. Я был зол и обижен на него, но я не… я не думаю, что смогу пережить, если потеряю его благодаря своим идиотским чувствам. Джеймс положил ладони на его плечи, видимо, пытаясь таким образом его успокоить, и, заглядывая ему в глаза, сказал: — Во-первых, твои чувства не идиотские, Лунатик… о, помолчи, не перебивай! Во-вторых, ты не можешь знать, что случится, если не попробуешь. — Ты это серьезно сейчас? — уныло спросил Римус. Он получал от этого диалога совсем не то, что ожидал. Он как-то даже не думал, что Джеймс может не обругать, а благословить его. — Я… — Поттер задумчиво почесал бровь, подбирая слова, — ну, да, конечно, я серьезно. Слушай! я тоже не хренов прорицатель, я не могу с уверенностью сказать тебе, какой будет реакция Сириуса. Но одно я могу сказать тебе точно: он хотел бы об этом знать. То, насколько серьезно и твердо звучал голос Джеймса, поразило Римуса до глубины души. Он чувствовал, что теперь ему есть что обдумать как следует. — Не думай, что я давлю на тебя, но я, вообще-то, и правда давлю, потому что я не так хорошо храню тайны, как ты. Они меня будто изнутри отравляют… Римус закатил глаза. — Ну, зато ты сможешь обсудить все свои влажные фантазии по поводу нас с Эванс, раз уж теперь вы двое обо всем знаете. Как удачно. — Поверить не могу, что она узнала раньше, чем я! — продолжал сокрушаться Джеймс. Их диалог сам собой подошел к концу, и они возвращались обратно к палаткам, когда из кустов вдруг выбежал Бродяга — гораздо более сухой и похожий на себя. — Набегался, Бродяга? — спросил Римус, наблюдая за тем, как он приближается. — Теперь готов баиньки? Хвостик уже давно в постельке, такой славный мальчик… Бродяга издал тихий звук в ответ. Римус хмыкнул, открывая их палатку и пропуская Бродягу вперед. Он задержался на пороге, чтобы достать палочку из рюкзака и заклинанием потушить костер. — Спокойной ночи, Сохатый, — громким шепотом сказал он. — Ага. И вам с Бродягой.