Один на один

Здороваться, кланяться и кивать в то утро было невыносимо. Малый Совет близился с каждым часом. Голова раскалывалась от недосыпа. Хелейна избегала малейшего взгляда на него. Только воспоминание о тёплой ладони Люцериса, сжимающей его собственную, держало Эймонда на плаву и не позволяло утонуть. — Хелейна, ты так бледна сегодня. Ты хорошо себя чувствуешь? — справилась о её здоровье Рейнира за завтраком и как будто пробудила всех ото сна ещё раз. Возможно, она догадалась, что что-то не так, потому что не обнаружила старших сыновей в комнатах или какая-нибудь верная служанка сказала, что видела принцев, выходящих из покоев Хелейны. "Беременность. Рейнира подозревает беременность Хелейны, — внезапно сообразил Эймонд и подавил зевок. — Её муж исчез не так давно, а Джекейрис постоянно вертится рядом с ней. И начал вертеться ещё до смерти Эйгона, это все знают. Такая непредсказуемая беременность была бы на руку Рейнире. Её бастард-сын рука об руку с плодовитой валирийской принцессой, законнорождённость которой никто не оспаривает. Какая удача! Так вот почему она не оттаскивала сына от неё за шкирку и не тащила к Бейле". — Всё хорошо, милая сестра, — на одной ноте произнесла Хелейна. — Огонь не может убить дракона. — Огонь? — переспросила Рейнира, однако от Хелейны не последовало объяснений. Алисента грустно вздохнула и, перегнувшись через пустующее место короля, объяснила ей: — Не обращай внимания, Рейнира, дорогая. Такое иногда случается с Хелейной. Она может говорить... не совсем к месту. — А-а, — кивнула Рейнира и оглядела Хелейну вновь, уже по-другому. — Мальчики говорили мне. Я не знала, что это бывает так. "Конечно, ты не знала, тебе не было до неё дела. Тебе ни до кого не было дела, пока под угрозу не попала твоя власть. Мы же не твоя семья," — варился в злобе Эймонд, прожёвывая десерт со смородиной. Он поднял глаз и заметил многозначительные взгляды в свою сторону. Эймонд прочистил горло и пояснил, рассудив, что они всё равно узнали всё от своих слуг и шпионов, как только встали из постелей: — Хелейна не очень хорошо себя чувствовала ночью, и я пришёл побыть с ней. Мои старшие племянники также изъявили желание помочь нам. Ты воспитала благодетельных и отзывчивых сыновей, Рейнира. Эймонд вложил в свой голос всё терпение, на которое был способен, и был усыплён лицемерными благодарностями и комплиментами клубка змей. Алисента прижала руку к груди и семиконечной звезде на шее, Рейнира послала сыновьям нежный взгляд, Отто одобрительно покачал головой и только Деймон скрыл усмешку в бокале эля. — Да, мальчики очень помогли, — расцвела Хелейна в улыбке, потупив взор. На это Рейна поджала губы; Бейла продолжала слабо ковыряться в тарелке; Рейнис и Корлис напряжённо переглянулись; а по виду Джекейриса и Люцериса можно было понять, что они были бы рады, если бы перед ними тотчас разверзлась земля, и они могли бы сбежать в седьмое пекло. "Жаль Эйгона нет, — про себя посмеялся Эймонд, отпивая из своего бокала. — Он бы их всех поднял на смех". После завтрака Отто придержал уходящего Эймонда и сообщил, медленно прогуливаясь с ним по коридору: — Ты сможешь присутствовать сегодня на Малом Совете, как я и обещал. Матушка, говорившая с Рейнирой, бросила на них обеспокоенный взгляд через плечо. Они ушли далеко вперёд и не могли их слышать. Алисента надела чёрное. Вся Королевская Гавань надела чёрное, и теперь было сложно угадать, скорбел ли кто-то по Эйгону или праздновал победу Рейниры. — В качестве чашника, я полагаю? — уточнил Эймонд. Губы Отто недовольно скривились, и Эймонд понял, что впервые наблюдает хоть какое-то живое проявление эмоций этого человека. — Нет. Принцесса Рейнира и принц Деймон потребовали, чтобы на Совете прислуживал наследник принцессы — Джекейрис, как когда-то сама принцесса. Я, конечно, не мог этого допустить. — Это бы означало, что Совет признаёт право Джекейриса, — уловил Эймонд. — Именно, — вздохнул Отто. — Король не может ввести тебя в Совет без должности по той же причине. Принцесса бы потребовала ответного введения одного из её сыновей. Присутствовать на собрании просто так нельзя — это дела государства. Поэтому тебе пока придётся остаться в тени. — В тени? Как это? Глаза Отто сверкнули. Он вытащил из кармана сложенную бумажку и сунул её Эймонду за пазуху, как будто поправлял его одежду. — Мейгор приказал казнить всех строителей Красного Замка, чтобы секреты замка знал только он один. К счастью, Мейгор мёртв, — сказал Отто и, кивнув ему на прощание, удалился. Чувствуя, как бьётся сердце в месте, где лежит бумага, Эймонд быстро добрался до своей спальни и раскрыл план замка, нарисованный аккуратной рукой Отто. Путь до Палаты Малого Совета был помечен зелёным грифелем, но остальные тайные ходы и тропы казались Эймонду сущей бессмыслицей. Он некоторое время бился над планом, составляя себе карту и перерисовывая её на случай, если ему понадобится копия, когда заметил, что от его покоев есть прямая лазейка до покоев короля. Эймонд помассировал переносицу и вернулся к черчению и соотношению этажей. Ближе к обеду в дверь постучали и заставили Эймонда спешно попытаться спрятать все наработки. В проёме показалась копна каштановых волос. Люцерис осторожно высунулся и отвернулся, увидев, что Эймонд что-то прячет. — Извините, дядя, я должен был дождаться, когда вы разрешите войти. — А, Люк! Прошу, входи. Я всегда рад тебе, — отозвался Таргариен, вставая из-за стола Люцерису на встречу. — Ты что-то хотел? Он оглядел неуверенно закрывающего за собой дверь Люцериса. Веларион был одет для полёта на драконе. — Да... Я хотел узнать, как ты себя чувствуешь, — начал он, виновато опустив глаза. — Может... Думал предложить полетать на драконах вместе. Мне это всегда придаёт сил, помогает развеяться. Ты выглядел подавленным за завтраком, вот я и подумал... Но, кажется, не вовремя. У Эймонда перехватило дыхание. Он находил очарование в каждом слове, в каждом жесте. Никто никогда не проявлял к нему столько заботы и не показывал таких искренних переживаний. — Нет, ну что ты! — возможно, излишне радостно сказал Эймонд. — Это не так важно! Я уже закончил. С удовольствием полетаю с тобой. Подожди здесь, я сейчас. Люцерис кратко улыбнулся ему в ответ, и когда Эймонд нетерпеливо стал снимать с себя верхнюю одежду, брови Велариона невольно поползли вверх. Люцерис отвернулся к двери, и Эймонд не мог понять, выражало ли его лицо стыд или отвращение. — Не знал, что ты умеешь одеваться без помощи слуг, — пошутил Люцерис, и Эймонд понял, что стыд этому бесёнку был неведом. — Умею. Хотя у меня больший опыт в раздевании, — подыграл он, убирая волосы в косу. — Ох, так ты ещё и вор! Эймонд фыркнул, недовольный тем, в какое русло ушёл разговор. План был другой, и Люцерис, как всегда, нарушил его ход. — Конечно. Я люблю воровать маленьких темноволосых мальчиков, — сказал Эймонд, и прежде чем Люцерис успел повернуться, незаметно подобрался ближе и резко схватил его за плечи. Веларион дёрнулся от испуга, смеясь. Таргариен хмыкнул и притянул его обратно, приобнимая. — У меня даже есть один на примете. Люцерис был немного ниже, и ему приходилось задирать голову. Он сглотнул, и взгляд Эймонда невольно проследил за движением кадыка, поднялся к лицу, к еле заметным веснушкам и родинкам и увяз в светло-фиолетовых глазах. Ещё немного, и их губы бы соприкоснулись. Несколько сладких мгновений они тонули в тишине. — К счастью, я больше не маленький мальчик, — отрезал Люцерис и отодвинулся. Эймонд почувствовал, как боль пронзила его чёрное обугленное сердце. Он сжал руку в перчатке в кулак так, что она затрещала. Что он делал не так? Чем он его обидел? — Вы готовы, дядя? — буднично спросил Люцерис. — Да, я готов, племянник. Полёт на Вхагар действительно помог. Этот ветер, свистящий в ушах, и морские брызги, долетающие до лица, и смех обгоняющего Люцериса на вкус были как настоящее счастье. Вхагар была быстрее и сильнее, а Арракс — манёвреннее и легче. Ему было проще разгоняться и набирать высоту, поэтому они сошлись на ничьей. Вернее, Вхагар заставила сойтись на ничьей, просто отказавшись лететь новый круг. Она устало развалилась на песке под хохот Люцериса и урчание Арракса. — Моя ленивая старушка, — ласково погладил её Эймонд. На это она выпустила пар из огромных ноздрей как делала всегда, перед тем как заснуть. — Арракса невозможно заставить сидеть на месте! — сказал Люцерис, отпуская своего дракона полетать без него. Они стояли у Королевского Леса и смотрели Арраксу вслед. Отсюда всё ещё можно было видеть столицу и не чувствовать её зловоние. — А твоя такая спокойная, величественная. — И неподъёмная, — сострил Эймонд. — А что ты делал до того, как я пришёл? — поинтересовался Люцерис, массируя шею. — Это что-то важное, да? — Да, — отозвался Эймонд, подбирая с песка плоские камни. Люцерис присоединился к нему, чтобы бесцельно кидать блинчики. Вода в заливе была спокойной и прибывала мягкими волнами. — Дела государственной важности, если можно так выразиться. — А, точно, сегодня же Малый Совет. МалыйСоветМалыйСоветМалыйСовет — Будь проклят Малый Совет. Эймонд не сразу понял, что сказал это вслух. Он прикусил себе язык и натянуто усмехнулся Люцерису. Веларион не поверил, конечно. — Дедушка Отто нагрузил меня работой. Не то, чтобы я против, но это тяжело, — почти не солгал Эймонд, кидая камень так, что тот сделал семь "блинчиков". — Про этот шанс ты говорил позавчера? — Да. Про него. Врать Люцерису оказалось тяжело, как и смотреть потом в его прекрасные сияющие глаза, такие чистые, что ими можно было заменить зеркало. — Я что-то делаю не так? — решился спросить Эймонд. Он побил собственный рекорд, камешек ударился о воду восемь раз. — В каком смысле? Сколько бы Люцерис ни старался, ему удавалось лишь пять. Он пытался копировать манеру броска. — Ты... Сегодня... Я заметил, что ты... — Эймонд вздохнул, преодолевая робость. Проще было спросить прямо и не мучаться больше с этим. — Тебе не нравятся мужчины? Рука Люцериса с камнем, замерла. Он поразмышлял некоторое время и бросил его так, что он отскочил от воды девять раз. Он ликующе подпрыгнул ухмыляясь. Эймонд фыркнул, добродушно закатив глаза. — Я не знаю, — наконец сказал Люцерис, пожимая плечами. Даже если под его кожей клокотала буря, он отлично это скрывал. — И не имею право узнать. Мне нужно жениться на Рейне и породить наследников Дрифтмарка. Это мой долг. Умом Эймонд понимал и уважал решение Люцериса. Оно было честным и более достойным, чем можно ожидать от бастарда. Однако сердцем... Сердцем Эймонд приходил в бешенство от одной только мысли, что Люцериса будет целовать и обнимать эта дрифтмаркская выскочка; что он заставит себя переспать с ней; что он будет ломать себя, он будет касаться её так, как никогда не коснётся Эймонда. Однажды у Рейны родятся дети, и Эймонд никогда не сможет к этому прикоснуться, даже приблизиться на секунду. Пусть Эймонд лично убьёт Рейну после рождения наследника, Люцерис никогда не посмотрит на него с любовью и никогда не возьмёт его в мужья. — Лейнор пытался пересилить себя. Мы знаем, чем это закончилось, — источал яд Эймонд. — Женщины знают, что делать в таких случаях. Думаю, если у тебя не получится, Рейна найдёт выход. Твоя мать облегчила ей жизнь, к слову. Найти подобие андала лорда Стронга намного проще, чем подобие валирийца. Эймонд с интересом наблюдал, как зажигалась ярость в Люцерисе и как она преодолевала последние рубежи каменных стен. Эймонд обожал эту ярость, он готов был поклоняться и возводить ей храмы. Испорченная бастардская кровь не могла искоренить то, что вскипало в жилах Люцериса. Он был драконом — завораживающим и неумолимым. Огонь созревал и наливался в пасти Люцериса, когда он глядел на тебя исподлобья. "Дракарис," — подумал Эймонд. — А вы хотите заполучить себе настоящего лорда Стронга, да, дядя? — огрызнулся Люцерис, выпуская оставшиеся камни из рук. Рот Эймонда дрогнул в улыбке, и смешок вырвался из его горла. Он бросил быстрый взгляд на кажущуюся голубой и крошечной Королевскую Гавань, словно речной камешек на дне моря, и устремился к Люцерису, больно хватая его за волосы. — Меня не интересует лорд Стронг, — горячо ответил Эймонд, впитывая недоумение Люцериса. — Стронги горят в огне. Но огонь не может убить дракона. Эймонд наклонился и прижался лбом ко лбу Люцериса. Их глаза неотвратимо встретились, почти касаясь ресницами. Люцерис быстро заморгал, невольно задерживая дыхание. — Я хочу заполучить дракона, Люк. Всегда хотел, — прошептал Эймонд ему прямо в губы. — П-постой, подожди. Я не дракон. Я не дракон! — запоздало запаниковал Люцерис. Он как будто очнулся от транса. На это Таргариен расхохотался и сорвал повязку с глаза, позволяя сапфиру ощутить морской воздух. Люцерис бессильно сжал кулаки. "Дракарис, Люцерис! Дракарис!" — Не дракон? — давил Эймонд. Он обнажил свою шею со шрамом, указал на заживающие царапины на лице. — Что это, если не шрамы от схватки с драконом? От его приручения? Разве Арракс подчинился тебе с первого раза? Люцерис покачал головой то ли отвечая на его вопрос, то ли протестуя. Он знал, что Эймонд был прав. Таргариен выиграл этот спор много лет назад. Отдав глаз, он получил неопровержимое доказательство того, что отныне имел безграничную власть над Люцерисом. — О мой милый дракон, — на валирийском позвал Эймонд. Он не знал, что его голос может звучать так мягко, и не стал сдерживать порывов приласкать Люцериса. — Ты слишком долго притворялся лордом Стронгом. Не прячься. Выйди на солнечный свет, ведь ты прекрасен. Люцерис опустил голову и погладил руку Эймонда на своих волосах. В этом жесте было что-то покорённое, что-то от движений Вхагар, позволяющей себя оседлать. — Поцелуй меня, Люцерис, — попросил Эймонд, шепча в ухо, которое сам изуродовал. — Будь послушным драконом. Будь моим драконом. Он поцеловал Люцериса в скулу, зарываясь дальше в его волосы, и спустился губами вниз к подбородку и шее. "Д р а к а р и с," — заклинал Эймонд про себя в последний раз. Люцерис громко выдохнул сквозь зубы и сломался. Он оторвал Эймонда от своей шеи и сам впился губами в его губы, затягивая в долгий настойчивый поцелуй. *** Они возвращались вдвоём из Драконьего Логова, отпуская абсолютно глупые шутки. Люцерис рассказывал что-то искусанными, зацелованными губами, и Эймонд даже не замечал, что улыбался так широко, что мышцам, наверное, было больно. Когда они проходили по Мучной Улице, босая девочка врезалась в Люцериса, убегая от буйного мужчины, и чуть не упала, если бы Веларион её не подхватил. Эймонд сразу насторожился, опуская руку на рукоять меча. Его волосы были скрыты под капюшоном, но мало кто не знает, что у королевской семьи есть одноглазый принц. К тому же, они были одеты в слишком добротную одежду, чтобы сойти за простых горожан. Возможно, они зря отпустили белых плащей. — Попалась, мерзавка! Сейчас я отрежу тебе ухо, будешь знать! — гаркнул мужчина, догнав девочку. Она тут же спрятала лицо в одежде Люцериса и прижалась к нему, ища защиты. Она не доходила ему до пояса. На это Веларион прижал её к себе и погладил по голове. Незнакомец окинул его презрительным взглядом. — Что сделало это дитя, сир? — строго осведомился Люцерис. — Она что-то украла у вас? Я заплачу. — Нам лучше не вмешиваться, — предупредил его Эймонд и не был услышан. — Она подслушивала меня с моими друзьями, — сплюнув, отозвался мужчина. — Вынюхивала для наших соперников. Это стоит больше пары медяков. — Кто ваши конкуренты, сир? — Кузнецы из Квохора, Арей Мотт и его свора. Уж его-то вы должны знать, раз носите его работу, милорд, — фыркнул незнакомец, скрестив руки на груди. Люцерис поглядел на девочку, обнимающую его ногу, и на большую фибулу с двумя драконьими головами, скрепляющую его плащ. — Тогда будет честно, если ваши конкуренты получат ваши секреты, а вы — их, верно? — с вежливой улыбкой сказал он, снял плащ, отстегнул фибулу и протянул её мужчине. Тот повертел фибулу в руках, попробовал на зуб и согласился: — Да, это достойная цена, милорд. Но в следующий раз она так просто не уйдёт. Всего доброго. — И вам, сир. Люцерис опустился на одно колено и закутал девочку в свой плащ, в котором она теперь утопала. Эймонд закатил глаза, не зная, какое чувство испытывает больше: раздражение или скуку. — Ну вот не плачь, всё хорошо. Злой кузнец ушёл, — ворковал над девочкой Люцерис. — Ты голодна? Хочешь, куплю тебе горячий суп или булочку? — Нет, меня покормят, милорд, — пролепетала она, и её лицо вдруг показалось Эймонду смутно знакомым. Он сжал меч и вгляделся, силясь вспомнить, где он её видел. — Кто? Твоя семья, друзья? Тебя отвести к ним? — продолжал Люцерис. — Нет, я дойду сама. — Ну, что ж, хорошо. Тогда беги домой. Беги. Вечер. Фонтан. Белая дверь. Девочка была босая и очень быстрая. Эймонд вспомнил, однако было уже поздно, когда он дёрнул Люцериса за локоть. Таргариен оглядывался и пытался отвести ничего не понимающего Люцериса в сторону безлюдного закоулка. Девочка последовала за ними. — Ты же пташка Бледной Пиявки? Ты следишь за нами? — как можно тише спросил Эймонд, склонившись над ней. Пташка молча посмотрела на Люцериса, как бы спрашивая, для его ли это ушей. — Говори при нём. Он — мой самый доверенный человек. — Я слежу и много вижу, одноглазый, — призналась пташка, беззаботно перекатываясь с пятки на носок. — Милорд был добрым. Милорд должен знать, что это Порочный приказал госпоже следить за вами. — Порочный? — не поверил Люцерис, сразу осознав, что речь идёт о Деймоне. — Зачем ему? Пташка пожала плечами, хотя она скорее всего знала. Люцерис и Эймонд встревоженно переглянулись. — У госпожи для тебя дар, одноглазый. — Какой дар? — спросил Эймонд, чувствуя, как душа уходит в пятки. — Это редкий дар. Никому она больше такой не преподнесёт. Госпожа наказала запомнить его, одноглазый. — Я запомню, даю слово. — Пташки со Ступеней говорят, что домой в Лис наконец вернулся Лисандро Рогаре и его новый зять. Ходят слухи, что он подарил своей жене золотое кольцо с изумрудом, как только увидел её. Эймонд тяжело вздохнул и опёрся спиной о ближайшую стену, уставившись в пустоту. С Люцерисом он позволил себе забыть, какую игру затеял. Но игра ни на минуту не останавливалась. Девочка убежала, замотавшись в плащ. Люцерис стоял рядом, прикрыв рот ладонью, и, кажется, судорожно думал. — Это он, да? — наконец спросил он. — Да. В мире нет второго такого идиота. — И я — твой самый доверенный человек? — повторил он слова Эймонда с довольной ухмылкой. Они улыбнулись друг другу. — Да, — подтвердил Эймонд. Желание зацеловать Люцериса, выглядящего как сытый кот, возросло в тысячу раз. — Следуй за мной. Думаю, у меня есть ещё кое-что, что я могу тебе доверить.