Один на один

Вести Люцериса за руку по тёмному коридору, ориентируясь по карте, было забавнее, чем Эймонд предполагал. На него посыпалось тысяча вопросов, как только он показал секретный проход между двумя статуями драконов, и Эймонд только качал головой, не имея ответов. — Дедушка Отто сказал про Мейгора, — тихо говорил Эймонд, всматриваясь в карту. Они старались говорить тихо, потому что не представляли, насколько их слышно в остальном замке. Люцерис стоял с подсвечником и разглядывал потолок и стены. — Он убил строителей, которые достроили Красный Замок, чтобы секреты знал только король. — Здесь везде какие-то рисунки, — вполголоса сообщил Люцерис. Эймонд повернулся, следуя взором за свечой. Его встретил оранжевый глаз криво нарисованной змеи, пожирающей саму себя. — Я видел ещё несколько, когда мы шли. Это странно. Может, кто-то использовал их как пометки, куда идти? — Или застрял здесь и не мог выбраться, — предположил Эймонд, увидев рисунок паука. Кажется, рисовали углём. — У тебя же с собой запасные свечи? — Я купил десять на всякий случай. — Что ж, этого нам хватит до утра. Они мрачно посмеялись и вернулись к карте. Успев к началу Малого Совета, они притаились в темноте, заранее погасив огонь. На месте короля сидела Алисента, как и весь этот год, который Визерис болел. По правую руку сидел Отто, а после Рейнира и Деймон. Лорды на должностях оставались на своих местах. Эймонд мог различить Джаспера Уайлда, Лариса Стронга, великого мейстера, Корлиса Велариона. Остальные были скрыты за колоннами. Малый Совет открылся несколькими предложениями законов, рассмотрением узаконивания бастардов вымирающих домов, отчётом об укреплении стен города и утверждением трат королевской казны. Всё было таким обыденным, что казалось, что развязка не произойдёт. Эймонд не знал, чего он больше хотел: чтобы этот момент наконец настал или чтобы он никогда не случился. — Очень хорошо, — заключил Отто, собирая бумаги. — Если у нас нет больше тем на рассмотрение... — Вообще-то, есть, — начала Алисента самым решительным тоном, на которой была способна. Она сидела, повернувшись к Отто. Эймонд хорошо знал мать, и ему не нужно было видеть её лица, чтобы представить, какое оно сейчас — далёкое и неприступное, словно высеченное из камня. Такое лицо Отто носил сам, такое передал своей дочери, такое унаследовали и его внуки, смешав это с таргариенским безумием. — Это... это то, о чём ты говорил, да? — шёпотом спросил Люцерис. Тревога и осознание отразились в его глазах, и Эймонд выдохнул сквозь зубы. — Да. Сейчас увидишь. — Ваша Светлость? — опешил Отто. Игра началась. — Я говорю это с нелёгким сердцем, лорд-десница, но, думаю, все в этом зале согласятся, что вы посвятили многие годы государю и верно служили королевству. Смерть моего сына... — Алисента запнулась, и ход белой королевы, бросающей на съедение своего лучшего слона, остановился вместе с ней. — Вы очень тяжело пережили эту утрату, я понимаю, моя королева. Вы несколько дней не выходили из своих покоев и благоразумно передали мне все полномочия, с которыми я успешно справился, — решил пойти ва-банк Отто, поняв, к чему она клонит. — Вы хотели бы обсудить свою отставку и передачу ваших обязанностей кому-то более подходящему? В связи с вашим расстройством из-за потери первенца? Люцерис приглушённо охнул, закрыв рот рукой. Эймонд ощутил, как внутри всё сжалось. В палате Малого Совета повисла такая тишина, что наверняка каждый в комнате слышал тяжёлое сердцебиение Эймонда. Рейнира метнула глаза на Алисенту, и их паникующие взгляды наверняка встретились. Сейчас они, вероятно, были больше похожи на двух юных девиц, пытающихся стащить немного денег из кошелька отца. — Нет, — сказала Рейнира и взяла ситуацию в свои руки, вместе с шаром с постамента, обозначающим, что она сейчас говорит. Все взоры мгновенно сосредоточились на ней. Дракон сделал свой ход, перелетев через горы, готовясь съесть слона. — На самом деле, мы хотели бы обсудить вашу отставку, милорд. — Мою отставку, ваше Высочество? — Да, вашу. Королева Алисента — хорошая дочь. Она не хотела предавать огласке ваши преступления и очернять ваше имя. Поверьте мне, ваш Мастер над Шептунами превосходно работает и знает всё, что нам нужно, чтобы казнить вас или отправить на Стену в случае неповиновения. Алисента отвернулась, и Эймонд увидел боль, проступившую сквозь её каменную маску. Она выглядела так, будто её ударили в живот. — Мои преступления? Ваше Высочество, я не понимаю... Отто посмотрел на членов совета и не увидел заступничество с их стороны. Никто не собирался его защищать. Любая собака в столице готова была сама вгрызться в шею человека, продержавшегося на посту десницы восемнадцать лет, не то, что придворные интриганы. — Да, вы не понимаете. К вам, как к беспринципному политику, очевидно, не применим мягкий подход, — отчеканила Рейнира. — Так что позвольте мне, как истинной наследнице моего отца, — Она особо подчеркнула этот факт для Малого Совета и встала со своего места, держась за живот. Все встали вслед за ней. — ...лишить вас этой должности и отправить вас на покой. Корона более не нуждается в вас. У вас есть другие дети, другие обязанности и другой замок. Отто не было видно со своего места из-за Джаспера Уайлда. Однако Эймонд видел озадаченный и одновременно проницательный блеск Отто даже сквозь. Этим блистал и искрился воздух, пронизывая его истинным коварством. — Что ж, — произнёс Отто, спустя несколько секунд, показавшихся Эймонду вечностью, — если этого желает Корона... Я её слуга. И всегда ею останусь. Дракон съел слона. Отто поклонился и степенно выдержал Рейниру, снимающую с него брошь десницы. Ни один мускул на его лице не дрогнул, когда он вновь поклонился Рейнире, Алисенте, а затем совету, и провозгласил, глядя прямо туда, где прятались оцепеневшие от ужаса Эймонд и Люцерис: — Да здравствует король! Он улыбнулся, вероятно, обнаружив замешательство членов совета, но настоящий получатель этого сообщения всё понял. У их стороны ещё есть король и дракон. — Он знает... — жалобно пробормотал Эймонд, не в силах оторвать взгляда от Отто, покидающего палату. — Что знает? — нахмурился Люцерис. — Он знает, что я... Что я его предал, — растерянно объяснил Эймонд и помассировал виски. Пожертвовал им в игре. — Ты его предал? — Я... Я дал документы, которые они хотели использовать против него. Я нашёл их, когда помогал ему. Он знает, он догадался. Думаю, он знал это с самого начала. Он надеялся на меня, а я его предал!.. — О, Эймонд... — Люцерис погладил его по плечу, и Эймонд не сдержался, заключая Велариона в крепкие объятия. Малый Совет тем временем постепенно растаял, оставив Деймона, Рейниру и Алисенту втроём. Как только дверь за сердитым Уайлдом закрылась, Алисента расплакалась и нашла утешение в плече Рейниры. — Боги, что я наделала! Надо было... надо было!.. Алисента громко всхлипнула, возвращая Эймонда в реальность. Он неохотно оторвался от Люцериса и вернулся к наблюдению. Люцерис продолжал успокаивающе гладить его, словно Эймонд мог взорваться, если от него отвлечься. Возможно, так оно и было. — Ты всё сделала правильно, — заверяла Рейнира. — Я... я не знаю... — Алисента, ты лучше всех знаешь, какой твой отец жадный до власти стервятник. Если бы ты не сделала этого, он бы отправил тебя в Молчаливые Сёстры в лучшем случае. Либо ты, либо тебя, — сказал Деймон, подходя к подносу с вином, стоящим рядом с убежищем Эймонда и Люцериса. Они затаили дыхание и невольно сделали шаг назад. — Он не думал о семье или благополучии государства. Тоже мне "слуга"! Нам стоило пожалеть Стену, она же рухнет под грузом его интриг! — Деймон! — рявкнула Рейнира, прерывая поток его издёвок. — Что? Надо было дождаться, когда он развяжет гражданскую войну? Алисента зарыдала в голос и упала перед изумлённой Рейнирой на колени. — Прошу тебя, умоляю, не казни моих детей! Они будут хорошими! Они не станут заявлять права на трон! Я клянусь всеми богами! Я заставлю их! Заставлю отречься! — обливаясь слезами, просила Алисента. Рейнира охнула, и Деймон, поняв, что жена не справится сама, подошёл, поднял Алисенту и усадил её на место десницы. — Алисента, милая, никто не собирается казнить твоих детей, — мягко говорила Рейнира, взяв её за руки. Рейнира села на место короля. Деймон протянул Алисенте платок и поставил рядом кубок с водой. — Они же мои родственники, моя семья. И ты — моя семья. — Действительно, — хмыкнул Деймон, покрутив в своём кубке вино. — Если наша драгоценная семья не станет бунтовать против нас, ни один белый волос не упадёт с твоих прекрасных детей. Очевидно, они обе проигнорировали Деймона. — Правда? — промокнув мокрые щёки, спросила Алисента. Она отдышалась, глядя на Рейниру с отчаянием и усталостью. — Правда? Я — твоя семья? — Конечно, Алисента. Ты всегда была и будешь. Слёзы полились из Алисенты новой волной, и Рейнира вновь начала укачивать её. Таргариен поцеловала её в висок и стала перебирать её длинные красивые волосы. — Вы так похожи, — вдруг шепнул Люцерис, и Эймонд непонимающе повернулся к нему, требуя объяснений. Веларион тепло улыбнулся. — Ну, ты тоже, не знаю... Так отчаянно ищешь поддержку. Вы стремитесь показать свою холодную и суровую сторону, но... На самом деле, вы оба очень мягкие и нуждающиеся в любви. Горло забилось оловом. Эймонд взглянул на мать, хнычущую в объятиях Рейниры, и отвернулся. — Боги... — произнёс он в темноту, поняв, что Люцерис прав. — Пойдём отсюда. Я больше не могу на это смотреть. — Пожалуй, нам нужно скрепить наш союз. Для общего спокойствия, — сказал Деймон. — Сейчас неподходящее время. Обсудим позже, — отрезала Рейнира, и это было последнее, что донеслось до ушей Эймонда. Обратная дорога была затоплена гнетущим безмолвием. Люцерис еле поспевал за размашистыми шагами Эймонда и любознательно пытался найти ещё что-нибудь на стенах. Если он что-то и заметил, то не стал тревожить Эймонда и его ворох неистовых мыслей, больше ощущающихся как пчелиный улей. — О... — выпалил вдруг остановившийся Люцерис. Эймонд прошёл несколько шагов вперёд и вернулся к нему, не слишком увлечённый надписями, которые освещал Люцерис, пока не осознал, что это был валирийский. Веларион заворожённо провёл рукой по вырезанным из камня широким словам — неровным и кривым, с прыгающими строчками. "Тот, кто прочитает это, найдёт меня мёртвым, — гласила надпись. — Король оставил меня и моих друзей в лабиринтах замка без огня, еды и воды. Я пишу на ощупь. Король сказал: "Если вы хорошие строители, вы найдёте выход из своего творения". Эти слова сводят меня с ума уже несколько дней, хотя я не знаю, сколько здесь нахожусь". — Смотри! На полу ещё! Они прошли несколько шагов вперёд и наклонились, чтобы прочитать: "Мейгор монстр. Я проклинаю его. Я нашёл бездыханное тело своего брата. Я проклинаю Мейгора, всех мужей Таргариенов и этот замок. Однажды он станет местом смерти их всех. Они все сойдут с ума. Они будут умирать на своих тронах. Я клянусь богами Старой Валирии, что буду преследовать их после смерти и сводить с ума. Они не найдут покоя, как я, мой брат и сотни других строителей, чьи тела я нашёл здесь". — Они могли выкинуть из замка его мёртвую оболочку, но его призрак, его след навсегда останется в этих стенах. Как поэтично, — изрёк Эймонд. — Я надеялся, что он просто их казнил. Мейгор... взаправду был монстром. Не удивительно, что при его упоминании простые люди приходят в ужас. Они продолжили идти, полностью разделяя желание удрать отсюда поскорее. — Ты слушаешь, что говорят простолюдины? — Конечно! Наше предназначение как людей, волей богов наделённых властью, выполнять свои обязательства перед королевством и его народом. Это наш долг — защищать их и заботиться о них. Мейгор пошёл против своего долга и поплатился. Эймонд позволил себе поразиться и восхититься идеями Люцериса на несколько мгновений. — Так ты представляешь власть? Как долг? — А ты, я полагаю, представляешь власть как своё неотъемлемое право? — насмешливо уточнил Люцерис. — Да, это естественно. Мы же Таргариены! В нас течёт королевская кровь. — Но кто надел на нас корону? Прошлые короли андалов, подчинившиеся Эйгону Завоевателю взамен за мир и спокойствие в их землях. Это была сделка, и свою часть нужно выполнять. С людьми нужно считаться, иначе мы перестанем быть королевской крови. Они подошли к секретному проходу обратно в замок, и Эймонд остановился, загораживая нишу. Люцерис непонимающе нахмурился, а потом лицо разгладилось, когда их губы встретились в кратком нежном поцелуе. Вообще, с Люцерисом Эймонд чувствовал себя так, словно ему снова было тринадцать лет и Эйгон впервые вёл его на Шёлковую Улицу "посмотреть, как выглядит настоящая жизнь". Ему жутко хотелось посмотреть, но стыд сковывал ему рёбра и в голове невольно звучали строки из Семиконечной Звезды, осуждающие блуд и распутство. Он ненавидел и боялся этого. Он ненавидел каждую понравившуюся деталь, которую замечал, и боялся прикосновений, страстно желая их получить. Эймонд жалел, что плохо знал богов Старой Валирии. Может быть, они были бы к нему милосерднее. Свеча в руке Люцериса медленно догорала и начинала коптить. Он опустил её на пол, прежде чем обнять Эймонда за талию и положить подбородок ему на плечо. Таргариен улыбнулся и погладил Люцериса по щеке тыльной стороной ладони. — Знаешь, я передумал. Ты не придворный. Ты — отличная королева. Добрая, умная и прекрасная. Люцерис подскочил и запротестовал, краснея. Эймонд не понимал, насколько это было в шутку, когда Люцерис больно ударил его в плечо и негодующе всплеснул руками. — Хотя бы сказал принц-консорт для приличия! — Но принцы-консорты бывают при королевах, — весомо сказал Эймонд, подняв палец. — А разве не ты королева? — обиженно паясничал Люцерис. — Королева Эймондис, вы сегодня прекрасны как солнечный свет, сияющий в этом зале! Веларион озорно откланялся, приседая в женском реверансе. Эймонд манерно кивнул, делая вид, что расправляет воображаемое платье. — Благодарю вас, королева Люцериана! — подхватил он. — Вот только мы в кромешной тьме. И наша свеча сейчас потухнет. — В этом и суть, ваша Светлость, — съязвил Люцерис, широко улыбаясь. Теперь можно было считать, что они квиты. Эймонд назвал Люцериса прекрасным, а Люцерис в ответ назвал его уродливым. Они рассмеялись и поспешили вернуться в обычные коридоры замка, опасливо поглядывая по сторонам. Люцерис оставил подсвечник и потушенную свечу с другой стороны, чтобы у встречных не возникало лишних вопросов. — Хорошо полетали, дядя, — сказал он, морщась от солнечного света. — Ты как всегда прав, племянник, — отозвался Эймонд, всеми фибрами души чувствуя, как приближается шторм. *** Возвращаться в свою комнату, глупо улыбаясь и чувствуя, как в животе плещется счастье, не было Люцерису в новинку, однако он ценил каждый такой момент, даже несмотря на усталость от долгого полёта на драконе. Сейчас, правда, он хотел лишь погрузиться в ванну и пролежать так несколько добрых часов. Бейла и Рейна, хохочущие и играющие в догонялки с Алином и Аддамом из Халла, — не совсем то, что ожидал увидеть Люцерис с балкона, выходящего в сад. Он спрятался в нише, и они не успели его заметить, но Люцерис заметил их дерзкие, их взаимные неподобающие взгляды, касания и объятия. Мальчики ловили девочек, непременно хватая их в охапку, и девочки только хихикали и краснели. Это было на грани невинности и вульгарности, учитывая их возраст. Между невестами двух принцев и якобы бастардами Лейнора была искра, далёкая от дружеской. Видимо, увидев, что Люцерис и Джекейрис предпочли им кого-то, они тоже не стали терять времени. Сплетни разлетятся быстро, и это наконец заставит взрослых решить вопросы замужества их детей. Люцерису показалось, что он разгадал намерения своих кузин — заставить их ревновать и привлечь внимание, поэтому со спокойной душой отправился в их с Джекейрисом комнату, чтобы бессовестно порадоваться, что брата не было на месте. Люцерис наконец мог побыть один. В тесной и шумной Королевской Гавани это сделать сложнее, чем на просторном Драконьем Камне. "Бастарды Лейнора, — размышлял Люцерис, рухнув на постель. Он разоблачил кузин, но не их бабушку и дедушку. — Каждому здравомыслящему человеку очевидно, что Алин и Аддам из Халла сыновья Велариона, и этот Веларион отнюдь не Лейнор. Рейнис умна, её нельзя так легко провести, и всё же она проглотила эту ложь. Зачем?" Он потёр лоб, обнаруживая на нём засохшую грязь, и, отыскав слуг, попросил наполнить ванну. Люцерис отпустил их, как только они сделали свою работу, разделся и лёг в горячую воду, почти кипяток, ощущая, как расслабляется его тело и разум. "Сын Корлиса не смог бы унаследовать Дрифтмарк при живом сыне Лейнора, — поразила Люцериса внезапная мысль, и он чуть не перевернул ванну, расплескав немного воды на пол. — Аддам старше меня. Он может унаследовать Дрифтмарк, если его узаконить". Решение всех проблем воссияло над Люцерисом.