Один на один

Вскрывать новое письмо с королевской печатью при беспокойном мейстере было опасно. Люцерис закусил губу, пробегаясь по строкам глазами. Оно не дало Люцерису ни облегчённо выдохнуть, ни по-настоящему разозлиться. Мейстер всё норовил узнать, что в письме, и Люцерис закрыл письмо от его любопытного взгляда. Ответ был полностью на валирийском, однако мейстерам верить было нельзя. Так его всегда учил Деймон. — Что там, мой принц? — осведомился мейстер, нервно потирая ладони. Он предусмотрительно оттягивал обращение "мой принц", очевидно, боясь прослыть изменником короне. Однако никакого приказа о том, что Люцерис признан бастардом ещё не вышло. — Мы с моим дядей ведём переговоры. Гарантирую, что нашим жизням ничего не угрожает, — заверил его Люцерис, зная, что именно эти слова ждет весь Драконий Камень. — Ох, слава Семерым! — воскликнул мейстер, присаживаясь за стол. — Продиктуете ответ, мой принц? — Нет, я напишу его сам, благодарю, — поспешно сказал Люцерис, сжимая руки в кулаки. Он сглотнул и продолжил решительнее: — И, мейстер, я хочу, чтобы ни один ворон не вылетал из замка без моего ведома. Надеюсь, причина понятна. Корабли, моряки и слухи, которые они разносят, я контролировать не могу, но позвольте мне самому общаться с моей семьёй. Если я узнаю, что вы вскрываете письма или отправляете что-то тайно, работая против меня... Мейстер поднял руки в защитном жесте. Возможно, Люцерис переборщил с напористостью и стал выглядеть даже угрожающе с его темными кругами под глазами, худобой и полубезумным таргариенским взглядом, но Люцерис защищал свою семью или хотя бы то, что от неё осталось. — Как пожелаете, мой принц, — перебил его мейстер. Люцерис сжал челюсть, резко выхватил свой кинжал из ножен и вонзил его в стол мейстера. Он наклонился поближе к побледневшему мейстеру и тихо произнёс: — Я скормлю вас своему дракону, мейстер. Флот Простора не успеет добраться до Драконьего Камня, чтобы спасти вас. Подумайте об этом на досуге. И вытащил кинжал из дерева. По дороге в покои матери Люцерис вновь открыл письмо и прочитал его вдумчивее. В этот раз не было ни следа Отто Хайтауэра. Люцерис узнавал эти резковатые завитки и характерные для Эймонда слова. Эта бумага, в отличие от жалкого истеричного черновика, который Люцерис послал в столицу, была чистая и аккуратная, слова выверенные и политичные. Даже не вчитываясь, Люцерис мог понять, что у Эймонда всё просто замечательно. Вот, что он ему писал: "Дорогой племянник! Несмотря на все наши разногласия, я рад, что ты написал мне. Твоё предложение очень своевременно. Могу тебя уверить, что необдуманное преступление против короны моего дяди Деймона не бросает тени на твою верность, твоих братьев и сестер. Я клянусь тебе, что вы в полной безопасности. Вам нужно лишь сохранять свою преданность Железному Трону. Хочу также обозначить, что мир — это то, к чему я стремлюсь в своём правлении. Войти в историю миротворцем так же, как мой отец-король, было бы воистину исполнением его воли. Однако я хочу обсудить все детали с тобой лично и хочу, чтобы ты и другая часть нашей семьи прилетели в Королевскую Гавань на мою коронацию в знак того, что начало мира уже положено. Все должны увидеть, что с вашей стороны нет никаких возражений против моих прав. Вы поклянётесь мне в верности перед глазами богов и людей, и мы начнём переговоры. Дрифтмарк и Драконий Камень, конечно, перейдут к законным наследникам, как и должны. Я наслышан о твоём горе и очень сочувствую тебе и нашей семье. Я также слышал, что моя новая племянница родилась с уродством из-за тяжёлых родов. Я молюсь богам о том, чтобы это было неправдой. Мы приносим свои искренние соболезнования и обязательно почтим память твоей матушки и моей дорогой сестры. Мы также можем похоронить её в Великой Септе рядом с нашими предками, где ей и место, если ты того пожелаешь. Если же вы поступите неразумно и не явитесь на мою коронацию, я буду рассматривать это как акт измены. Драконий Камень больше не будет рад вам в качестве гостей. Я отправлюсь к вам вместе с Вхагар и королевским войском, чтобы убедить вас одуматься. С наилучшими пожеланиями, Король Эймонд I". Дочитывая письмо, Люцерис зашёл в покои матери, где она лежала всё также неподвижно, как и неделю назад. Рейнира заметно исхудала и побледнела, но всё ещё дышала и являлась законной королевой. Люцерис приклонил колени у её постели и зачитал ей письмо, как делал это со всеми другими, которые приходили. Он не понимал, зачем это делал и почему его это успокаивало. Ему хотелось верить, что Рейнира его слышит, просто заперта в своём теле. Признаться, он был очень зол на мать. Рейнира их бросила. Возложила на Люцериса такую ответственность и бросила. Не меньше он зол на Деймона, но видят боги, на него никогда нельзя было положиться. Порой Люцерису хотелось просто вонзить нож Рейнире в горло и прекратить эту пытку, отказаться от всего и сбежать за Узкое Море как Эйгон. Особенно тяжело было преодолеть это желание в первые дни, когда отчаяние переполняло и кипело, вспенивая кровь. А потом наступало время кормления Эймы, и Алис подносила сестру к груди их мёртвой матери, которая всё ещё давала молоко. Люцерис не мог это сделать, хотя бы из-за сестры. Если бы Рейнира просто умерла, было бы проще. Тащить с собой в Королевскую Гавань бессознательное тело матери и требовать сажать её на трон? Сражаться за права Джекейриса — первого темноволосого Таргариена на Железном Троне? Выдвигать своего младшего брата Эйгона — фактически, младенца, именем которого разграбят страну, в то время как есть сильный и взрослый кандидат? Нет, Люцерис пока не настолько выжил из ума. Кошмары о шторме, вечной зиме и смерти драконов преследуют его в каждой тени, но он ещё способен мыслить здраво. — И что мне делать с этим? Подчиниться? Восстать? Выкинуться из окна? — спрашивал Люцерис. Свет огня играл на лице Рейниры и создавалась иллюзия, что она открывает глаза и отвечает ему: — Вас всегда должно быть двое: король и наследник, — вторила Рейнира не шевелящимися губами. — Грядет Обещанный принц от крови моей, и гимном его будет Песнь Льда и Пламени. Держава должна быть сильной. Ужасный враг, долгая ночь, Таргариен на троне. Люцерис помассировал виски, обречённо повертел письмо в руках и направился личному кабинету Рейниры, присоединённому к опочивальне. — Иди нахуй, Эймонд, — с этими словами Люцерис приступил к написанию ответа. *** Выбирать украшения для коронации, цветы, угощения и подписывать множество приглашений и ответов было утомительно. Под конец дня у Эймонда отваливалась рука, а чернила, кажется, навсегда въелись в его руку. Когда мейстер принес очередную пачку писем, Эймонд не надеялся увидеть в ней чёрную таргариенскую печать — печать Драконьего Камня. Эймонд с нетерпением вскрыл конверт и слегка успокоился от вида слегка косого почерка Люцериса. В этот раз письмо было в лучшем состоянии, чем то, что он видел после битвы, а его содержание, напротив, ухудшилось. — Что-то стряслось, Ваша Светлость? — спросил Отто, заглядывая в письмо. Видимо, Эймонд заметно изменился в лице, раз Отто отвлёкся от обсуждения казны. — Это с Драконьего Камня? — Да, — сказал Эймонд, удерживая себя от того, чтобы разорвать или сжечь письмо прежде, чем он его дочитает. — И что в нём сообщается? Эймонд был готов со всей силой приложить Отто о стол, но он поднял взгляд на членов Малого Совета, заставляя всех умолкнуть. — Стронг, десница, останьтесь. Остальные — вон, — медленно произнёс Эймонд. Благородные мужи быстро разбежались как тараканы. Когда дверь закрылась, Эймонд выкинул письмо на груду бумаг и снял повязку с глаза, оголяя сапфир. Ларис Стронг выглядел удивлённым и заинтересованным, Отто — настороженным и готовым к удару. — Где Бледная Пиявка? — потребовал Эймонд, растирая зону вокруг глазницы. — Она должна быть в городе, — осторожно сказал Ларис. — Приведите. — Сюда, в замок, мой король? — Да. Плевать каким образом, но приведите. Без неё можете не возвращаться. Я насажу вашу голову на пику. Ларис побелел как мел. Он быстро вскочил и поковылял к выходу, даже забыв поклониться от страха. Отто тяжело вздохнул, оперевшись руками о стул напротив Эймонда. — Что тебе пишет мальчик? — повторил Отто вопрос. Нога Эймонда затряслась, а затем по нему всему прокатилась дрожь. Он глубоко вдохнул и выдохнул, стараясь снять напряжение, охватившее его тело. Рёв Вхагар послышался ему в крике пролетающей птицы, и он сжал столешницу до побелевших костяшек. — Рейнира жива, — выплюнул Эймонд и поднял глаз на застывшего Отто. — Что значит "жива"? Наши шпионы... Эймонд резко ударил кулаком по столу так, что на нём всё подскочило в воздух. Открытые чернила разлились на подписанные приглашения. — Шпионы врут! — Или мальчик врёт... Эймонд страшно расхохотался. — Зачем Люку мне лгать?! У него ничего нет! Ни поддержки лордов, ни закона. Деймон уничтожил несколько улиц! Все ненавидят чёрных! Я — герой! — Заманить вас в ловушку на Драконий Камень, — резонно предположил Отто, делая шаг к Эймонду. — Поднять народные массы этими слухами и завоевать преданность вассалов обратно. Сделать из вас предателя, а из Деймона — героя. Я могу продолжать целый день, Ваша Светлость. Этот мальчик... в отчаянии. Он на многое готов пойти. Продолжая скалиться, Эймонд покачал головой. — Корлис прав. Ты — андал, дедушка. По таргариенским обычаям людей хоронят почти сразу. Выходит дракон, которого невозможно не заметить, и сжигает тело, а пепел ставят в храм. Твои шпионы об этом упоминали хоть где-нибудь? Нет. Никто не видел Рейниру с родов. Повитуха носит её дочь в её комнату. Люк ходит туда, и шпионы слышат его голос. Джоффри, Рейна, Эйгон и Визерис ходят туда. Зачем им ещё идти в её покои, если не за тем, чтобы увидеть её? Отто преспокойно развёл руками, как будто Эймонд не сказал ничего существенного. — Значит, она при смерти. Или они вынесли её тело ночью, сожгли тайно и притворяются, что они жива, чтобы поселить среди людей смуту. Мне думается, мы уже это обсуждали, мой король. Что он вам написал, что вы засомневались в наших выводах? Сжав зубы, Эймонд вдруг живо вспомнил, как Отто разговаривал с Визерисом, и ощутил себя полным идиотом. По какой-то причине Отто было выгодно держать Эймонда в неведении, и что-то подсказывало, что неспроста. Эймонд прищурился и сказал: — Он написал, что не может прибыть на мою коронацию, пока дышит его мать. — И какие доказательства того, что она дышит, он приводит? Может быть, он прислал запотевшее стекло? — Отто позволил себе едкость. — Никаких. Только своё слово. — Слово бастарда, — холодно напомнил он. — Не давайте своим чувствам затуманить разум, мой король. Я знаю, вы не хотите прослыть человеком, убившего своих родственников. Это страшное клеймо. Но мальчику нельзя верить. Он скажет любую ложь, чтобы вернуть властвующее положение. — Ты не знаешь Люка, как знаю я, дедушка. Ему это всё не нужно. — О, я знаю, что ты знаешь, — остановил его Отто, приподнимая одну руку. — Ему и правда не нужен трон. Он нужен его семье, а ради них он готов на всё. Ты согласен? Одно лишь воспоминание о том ужасном дне, когда Люцерис пришёл в Драконье Логово и всё прекрасное в жизни Эймонда закончилось, заставляло его каменеть. Отто знал, на какие раны нужно сыпать соль. Глаз Эймонда опустился обратно на письмо. Он перечитал его, явственно ощущая злость Люцериса и ядовитую иронию, которую он источал, пока писал его. Вот, что в нём говорилось: "Дорогой дядя! Благодарю вас за ваши искренние соболезнования, но в них нет нужны. Моя мать, Её Величество Рейнира Первая, королева андалов и Первых людей, владычица Шести Королевств и защитница державы, живёт и здравствует. Я, мои братья и сёстры не можем прилететь на вашу коронацию, покуда моя мать ещё дышит. Это будет актом измены Железному Трону. Покинуть Драконий Камень в качестве гостя я смогу, лишь когда у моего брата появится законный наследник. До тех пор им являюсь я, а после меня — мой брат Джоффри, согласно закону старшинства наследия, установленному по прецеденту 48 от З.Э., и указу покойного короля Визериса I о назначении моей матери наследницей Железного Трона. Ко всему прочему, спешу тебя заверить, что моя новорождённая сестра не имеет никаких уродств. Недостоверные слухи абсолютно бесплодны. Вам следует лучше проверять сведения, которые вам поступают, а ещё — ваших шпионов. Они явно вам что-то недоговаривает, ведь моя сестра растёт здоровой, красивой и сильной, как вы всегда любили подчеркнуть обо мне и моих братьях. Вопрос измены принца-консорта Деймона Таргариена же должен изучаться королевой и назначенным ею десницей, то есть, мной. Несомненно, он виновен в смерти многих жителей Королевской Гавани и нанесению урона вашему дракону. Я слышал, что бедная Вхагар при смерти. Мы с королевой обсудим, как с ним следует поступить после урегулирования нашего с вами конфликта. Моё своевременное предложение всё ещё в силе. Я готов уступить Дрифтмарк тому, кого вы посчитаете нужным. Одна из моих сводных сестёр отлично подойдёт для роли леди Дрифтмарка. Я также предлагаю для переговоров встретиться на нейтральной территории с участием нейтральной стороны. Хорошо подойдёт Дрифтмарк, так как там имеются оба элемента. С наилучшими пожеланиями, Десница королевы, принц Люцерис". — Да, согласен с вами, я не позволю своим чувствам затуманить мой разум, дедушка, — произнёс наконец Эймонд после минутной тишины. — Это прекрасно. Что вы намерены делать, мой король? Он почесал подбородок и вытащил чистые листы. — Напишу ответ, — кратко бросил Эймонд. По изменившемуся лицу Отто Эймонд ещё больше уверился, что ему нельзя доверять. — Отправьте кого-нибудь за словарём валирийского. И... — Эймонд закусил губу, мешкая. Это может стать самой провальной идеей в его жизни. — За Эйгоном тоже. *** Заметить золотую чешую на солнце было сложно. Ещё сложнее было не подумать "мы все обречены", как только тень чужого дракона ровно легла на воду и Люцерис разглядел Солнечный Огонь, стремительно приближающийся к замку. В ту же секунду всполошились местные драконы, и Арракс дал воинственный клич. Это смыло с Люцериса скользкий страх. Он сорвался с места и скомандовал членам Ордена приглядеть за драконами, а нянечкам — срочно увести детей. Рейна осталась с Люцерисом, тревожно сжимая его плечо, пока Солнечный Огонь приземлялся во дворе. До Драконьего Камня дошли слухи о том, что произошло во время битвы. Один из бастардов из Халла оседлал Морской Дым, а второй — Солнечный Огонь. Прямо как в старой песне братья предали друг друга, выступив на разных сторонах, и одному пришлось убить другого. Люцерис ожидал увидеть Алина, но ему взору предстал синеволосый Эйгон. — А, племянник! Кузина! — сказал он, раскрывая объятия. Он направился к ним и заключил их, изумлённых и потерянных, в холодные объятия. — Ты!.. Ты же умер! Я была на твоих похоронах! — визгнула Рейна, отскакивая от Эйгона. Только в тот момент Люцерис понял, что забыл сказать ей об этом, и сделал виноватое лицо. Рейна вдохнула и не выдохнула, смотря то на извиняющегося Люцериса, то на восставшего из мёртвых весёлого Эйгона. — Слушайте, это всё очень трогательно, — остановил его разъяснения Эйгон, вытаскивая из-за пазухи конверт с королевской печатью. Он говорил так же манерно, как Люцерис помнил. — Но мне, как призраку Эйгона, давно пора в лучший мир. Знаете, куда-нибудь ещё помимо Лиса? Что, например, на западе от Вестероса? Хочу узнать! У меня теперь есть мой великолепный дракон, и я отныне не работаю вместо вороньей почты или спасателем задниц своих глупых братьев, потому что я где-то там налажал и повёлся на лиссенийкую шлюху. Я бесконечно свободен. Поэтому, ради Семерых, Владыки Света, Шестнадцатисиськовой богини или кому вы там поклоняетесь, дайте мне какое-нибудь дерьмовое пойло, мясо моему дракону и можете получить письмо от Эймонда. Одну бутылку эля спустя Эйгон сидел с Люцерисом в столовой и ел свинину. Рейна суеверно не захотела находиться в компании Эйгона и отправилась утихомирить драконов. — Да-а, а свинка-то хороша! — хохотнул Эйгон и пихнул Люцериса локтем. — Вот куда девался Розовый Ужас! Люцерис знал, что это было смешно, но просто не мог заставить себя даже улыбнуться. — Твоего дракона кормят, тебе пополнили запасы вина, ты и сам теперь сыт. Отдавай письмо, Эйгон, — отчеканил он. Эйгон усмехнулся и склонился к Люцерису, блестя стеклянными глазами. В ожидании новой шутки Люцерис скучающе вздохнул и пододвинулся ближе. — Тебя коснулась смерть, мальчик. Я это вижу, — с улыбкой сказал Эйгон, растягивая валирийские слова как можно длиннее. Что-то в его голосе было похожим на то, что говорила Хелейна в бреду. И в ту же секунду, как Люцерис почувствовал эту схожесть, его заполонил леденящий душу ужас. В горле встал ком, а в глазах потемнело. Эйгон же тихо засмеялся, отпил эля и продолжил: — Я видел во сне, как зубы Вхагар вгрызаются в плоть твоего Арракса, а ты сам проваливаешься глубоко во тьму чёрного шторма. Сердцебиение дробило грудную клетку изнутри, капля пота нервно скатилась вниз от шеи до лопатки. Образы из кошмаров начали оживать в разуме Люцериса. На мгновение он оказался настолько ослеплён ими, что даже перестал замечать кислый запах изо рта Эйгона. Всё было как на яву: огромные зубы, шипение молнии, дождевая вода, оседающая на лице, и горячая кровь, переполняющая горло. ГрядетОбещанныйПринцОтКровиМоейИГимномЕгоБудетПесньЛьдаИПламени Эйгон улыбнулся так широко, что у него должны были затрещать щёки. — Да-а, ты знаешь, о чём я говорю. Ты же тоже это видел, да? Кивнув самому себе, Эйгон прожёвывал последний кусок своего обеда, запил его элем и положил письмо Эймонда на стол. — Приятного чтения, — хмыкнул Эйгон и вышел из столовой. Никем не останавливаемый, он зашёл в покои Рейниры, где Алис помогала ей кормить Эйму. Обитатели замка справедливо боялись Алис после её страшных обрядов, и никто кроме Люцериса не осмеливался охранять покой Рейниры. — Ну, что, сестра? Отдыхаешь? — громко спросил Эйгон, осматриваясь. Поначалу он едва замечал Алис, для него она была не больше, чем мебель. — Хорошо, что я здесь никогда не жил. Тут сыро и гадко. И что вы все нашли в этом куске драконьего дерьма? Смекнув, что Рейнира не играла спящую, Эйгон подошёл ближе и с любопытством осмотрел её неподвижное тело и младенца у её груди. — Что вы здесь делаете, принц Эйгон? — спросила Алис спокойно, сверкнув глазами. — Я пришёл попрощаться с сестрой, — несколько растерянно сказал Эйгон. — Так прощайтесь, — почти велела ему Алис. Её повелительный голос и демоны, пляшущие на дне её зрачков, отрезвили Эйгона. Не сводя взора с Алис, он тихо оголил кинжал. Через несколько минут он уже забирался на Солнечный Огонь и стремительно улетал на запад. Вместе с ним Драконий Камень покинул ворон с весточкой, направляющейся в столицу. *** Преодолевать оцепенение было мучительно долго. Люцерис не знал, какое заклятие Эйгон наложил на него и зачем, но ему это удалось. Он взял письмо негнущимися пальцами и направился в покои Рейниры, шатаясь, словно под хмелем. Голова была тяжёлой как никогда. Ноги сами вели его по туманному коридору, тонущему в чёрных тенях и красном свете заката. Мать лежала всё так же, как и полторы недели назад, — безмолвная и отрешённая, купающаяся в кровавых тонах. Может быть, простыни вокруг неё казались немного помятыми. Ни Алис, ни Эймы не было рядом. Не прочитав послание для себя, Люцерис стал зачитывать его вслух, словно это было единственным, на что он был способен в тот момент: — "Дорогой племянник! Не могу не поздравить тебя с твоим назначением. Я ещё помню, как в детстве, играя с Джекейрисом, ты всегда был его десницей. Я вижу, и здесь ты остался верным традиции, выступая в роли десницы человека, который никогда не сядет на трон. Отрадно ко всему прочему знать, что моя сестра живёт и здравствует. Надеюсь, она будет в том же здравии, когда Эйгон покинет Драконий Камень. Благодарю тебя за то, что ты поделился со мной правдой и указал на несовершенство моих источников. Я приму это к сведению, но я из тех людей, кто не верит в то, что не видел. Я всем сердцем жажду увидеть свою здоровую сестру и свою прекрасную племянницу на своей коронации. Ты должен понять следующее, Люцерис: ни о каком переносе даты и места переговоров не может идти и речи. Ты, твои братья и сёстры должны приехать на коронацию, иначе мне придётся обрушивать пламя и кровь на Драконий Камень. Или ты так страстно желаешь убедиться в том, что Вхагар всё ещё способна уничтожать замки, что это затмевает твоё благоразумие? С наилучшими пожеланиями, Король Эймонд I".