Один на один

Сидеть на Железном Троне и смотреть на Люцериса сверху вниз было словно ожившей мечтой. Теперь у Эймонда было всё. Главное было не упустить мечту из рук. Он не знал, боялся ли или страстно желал увидеть в глазах Люцериса восхищение перед его могуществом. Но больше всего Эймонд не понимал, хотел ли он, чтобы Люцерис испугался всего, что сделал Эймонд ради короны, и сбежал от него подальше. Или он хотел ещё больше опутать Люцериса своим влиянием, сплести паутину для своей жертвы и вновь сделать его своим драконом, обладать им целиком и полностью. Но вот Люцерис стоял перед Железным Троном. Его лицо было нечитаемым, а глаза — безжизненными, словно он разделил участь своей матери, оставив в бренном мире лишь оболочку себя. Эйгон был прав. Люцерис не смотрел на Эймонда. Он оглядывал Тронный Зал совсем не затравленным взглядом, какой был у него в день казни Веймонда Велариона. Его мрачный взор задерживался на всех придворных и постоянно возвращался к Джекейрису. Они наверняка мысленно уже держали друг друга в крепких объятиях и находили в друг друге молчаливую поддержку. — Рад наконец увидеть тебя, племянник, — сказал Эймонд, поставив локоть на трон. — Что тебя так сильно задержало? И где же другие мои племянники и моя новорождённая племянница? По обычаю её нужно мне представить. Принцесса Бейла была бы рада встретиться с сестрой. И в конце концов, где же моя сестра Рейнира? — Прошу меня извинить, дядя, у меня были дела на Драконьем Камне... — К королю полагается обращаться "Ваша Светлость", щенок, — вдруг выплюнул Тиланд Ланнистер из горстки приближённых. — Или Стронгов не учат хорошим манерам? Горло перехватило от возмущения. Эймонд метнул в Тиланда полный холодной угрозы взгляд, и тот сразу стушевался. Видимо, он посчитал, что стать новым десницей можно через неуместное поддакивание. Слухи об отставке Отто как играют на руку, так и раздражают до белого каления. — Вы забываетесь, лорд Тиланд. Прикусите язык, пока я не приказал заменить его на золотой, — медленно произнёс Эймонд. — Принц Люцерис — всё ещё мой племянник, особа королевской крови, и вы не смеете перебивать его и называть... "щенком". Эймонд перевёл глаз на Люцериса, по прежнему стоящего с каменным лицом. Оскорбления, кажется, его мало тронули, как и защита Эймонда. Зато лорды и леди сразу тихо зароптали у ног короля. — Продолжай, Люк, — мягче попросил Эймонд. — К сожалению, мои младшие братья и принцесса Рейна не смогут приехать, так как они заболели, и я решил не рисковать их здоровьем. Принцессу Эйму привезут сегодня вечером на корабле. — А принцесса Рейнира? — повторил он вопрос, который мучил весь двор. После паузы, повисшей в зале на мгновение, Люцерис сказал со скорбным выражением: — Принцесса Рейнира... не сможет приехать. — Почему? — Она... Было заметно, что Люцерису тяжело говорить, как будто он собирался предать Рейниру. Эймонд увлечённо придвинулся на троне, слегка наклоняясь. Он весь превратился в слух, мысленно молясь о том, чтобы Люцерис сделал это и перешагнул черту ради безопасности своей семьи. "Да-да, — нетерпеливо пылали мысли в голове Эймонда, — сдавайся, сдавайся, мой милый Люк. Просто скажи при всём дворе: моя мать мертва. Это очень просто. Просто скажи, и всё". — Её роды прошли тяжело. Моя мать жива, но не может встать с постели. Она не сможет сесть на трон, как того хотел король Визерис. Зубы сжались сами собой. Люцерис сказал идеально всё, кроме конца. Волна шёпота прошлась по людям. Лица многих до этого верных Эймонду людей дрогнули, клятвы верности наследнице Рейнире впивались в них иглами. Люцерис взывал к их потерянной чести. Уголок рта нервно задёргался. Единственный, кого чёрные бы могли посадить на трон законно, был Эйгон, сын Рейниры и Деймона. Эймонду нужно было ответить, нужно было ответить сейчас же, иначе всё будет потеряно. — Мои искренние соболезнования. Теперь я понимаю, почему вы не смогли прибыть в столицу раньше, а принц Деймон, напротив, прилетел ранее срока. Напоминание о Деймоне, Порочном Принце и ныне Принце-палаче, немного отрезвило придворных. Малолетний сын шлюхи и кровожадного убийцы на троне? Немыслимо. То ли дело спаситель Королевской Гавани, сын набожной королевы и покойного короля. Его наследник — племянник, рождённый в законном браке. Да, Эймонд занимает трон перед многими, это незаконно. Но законы пишут люди, и их можно переписать. А вот отсечённую голову не пришить обратно. — Могу я узнать, где принц Деймон, дядя? — спросил Люцерис в свою очередь. — Где? Там, где и должен быть убийца и изменник, — хладнокровно ответил Эймонд, приподняв бровь. — В королевской темнице. Люцерис не потерял дар речи, не побледнел и даже не моргнул. Он просто кивнул, ожидая этого. А Эймонду, признаться, надоедало его безразличие. Когда он встал с трона, все резко переполошились, и это было приятно. А вот лицо Люцериса, словно покрытое коркой льда, когда Эймонд спустился вниз и даже на последней ступени возвышался над ним, было почти оскорбительным. — Думаю, мы продолжим этот разговор позже, когда прибудет принцесса. В семейном кругу, — заявил Эймонд. — Отдохните после полёта, племянник. Вы наверняка очень устали. К своей чести, Люцерис хотя бы отступил, когда Эймонд направился прямо, к выходу из Тронного Зала. Но ни поклона, ни другого знака уважения Эймонд от Люцериса не дождался. С этим нужно было что-то делать. — Отведите принца Люцериса в его покои, и никого к нему не пускайте, кроме моих слуг, приставьте к нему подходящую охрану, — приказал Эймонд Кристону Колю, прежде чем Люцерис осмелился подступить к Джекейрису или Бейле. — Он любит подшучивать надо мной вместе с ними, так позволим же ему. И пошлите за лордом Ларисом. *** Смотреть как длинная красная мантия Эймонда вьётся за ним и как все приседают перед ним и кланяться, было чем-то за гранью понимания для Люцериса. Обращаться к нему "мой король" и пропускать его вперёд, в то время как Люцерис, будучи сыном наследницы, всегда шёл впереди сыновей Алисенты, было ещё большей дикостью. Весь двор больше 20 лет именовал Рейниру наследницей, давал ей почётные клятвы, преклонял колени и соглашался с Визерисом. Никто из этих высоких господ не требовал Эйгона на престол в открытую. Но стоило Визерису умереть, как коршуны налетели на его труп и стали раздирать его наследие. Стоило Мужчине сесть на трон, как всё это забывалось. Стоило Рейнире дать слабину, у неё отобрали корону. Люцерису было тошно смотреть на этих клятвопреступников, но он смотрел и запоминал. Каждого. Каждого из них. Когда открывают рот политики, честь и клятва становятся лишь инструментами в их устах. Так его всегда учила мать. Когда Кристон Коль, этот мерзавец, подошёл к Люцерису с сиром Эрриком, Люцерису оставалось лишь бросить последний взгляд на Джекейриса, уводящего Хелейну и детей из зала. Кристон Коль сказал холодно, на грани дерзости: — Король желает защитить вас от нападков со стороны неразумных. Впредь сир Эррик будет охранять вас. А пока пройдёмте в вашу комнату, принц. — Я вполне могу защитить себя, — резко отозвался Люцерис. — Это приказ короля. — Я желаю повидаться с моим братом, — настаивал он. — Вам положено быть в ваших покоях. Приказано никого к вам не пускать, кроме слуг. — Я что, пленник здесь? — как можно громче спросил Люцерис, ощерившись. Их перепалка привлекала взгляды придворных, и Кристон засуетился. Он должен был сделать всё бесшумно, но провалился. — При дворе у вас много противников... — закипая, начал Кристон ту же песню. — И вы — один из них, — прошипел Люцерис. — Вы — гость, принц Люцерис, и по законам гостеприимства мы обязаны вас защищать, — спокойно вмешался сир Эррик. — Король лишь заботится о вашей безопасности. Пройдёте с нами. Дальнейший спор выставил бы Люцериса капризным мальчишкой. Если Кристона при дворе не жаловали за сплетни и чрезмерное лицемерие, то сира Эррика уважали. Люцерису пришлось подчиниться, однако последовал он только за Эрриком, намеренно игнорируя Кристона. — А где королева Алисента? — вдруг задался вопросом Люцерис, вглядываясь лица. — Королеве-матери не здоровится. Она в своих покоях, — ответил Эррик. В следующие часы Люцерис действительно постарался отдохнуть, замечая, что его покои располагались опасно близко к покоям короля. Ему принесли обед, а после ванну. Титус был вежлив и участлив как никогда. Люцерис, знавший его ещё как слугу принца, старался выведать у него всё, что только мог. Но и Титус был отнюдь не простаком. В конце концов, он ставленник Отто Хайтауэра. Слуги в Королевской Гавани отличались от слуг на Драконьем Камне. Здесь все были хитрее и циничнее и обычными деньгами или заботой их было не купить. Секреты — вот была их валюта, которая шла прямиком на стол к Мастеру над Шептунами. — Какова она, новорождённая принцесса? — спросил Титус, оставшись, чтобы помочь Люцерису помыться. От него разило драконом, и хоть Люцерис считал этот запах сродни запаху матери, дождь и грязь нужно было смыть перед встречей с остальной семьёй. — Она прелестный ребёнок, — признался Люцерис, стараясь оценить, какую тайну он сможет выменять на эту. — Я ни разу не слышал, чтобы она плакала. — Не поймите меня превратно, мой принц... Люди говорят, что у неё рога и чешуя как у дракона! Говорят, что она ужасна! Титус намылил мочалку и хорошенько потёр спину Люцериса, пока он усмехался. — Ещё люди говорят, что она питается личинками, но уверяю тебя, она сосёт только молоко. Нет, у неё ничего этого нет. Только... — Люцерис закусил губу. Он боялся пожалеть об этом. — ...большое родимое пятно. — Всего лишь? — с сомнением спросил Титус. — Да, на пол лица, но со временем это будет не так заметно. Ты и сам знаешь, слухи всё преувеличивают. Сегодня все её увидят и убедятся в её нормальности. Она лишь слегка бледна, но для Таргариенов нормально быть белее снега. Ну хватит о моих новостях. Расскажи, Титус... — Люцерис сглотнул, тщательно подбирая вопрос. — Какое у моего дяди настроение? Титус тяжело вздохнул, обмакнул мочалку в воде и смыл отшелушившуюся кожу со спины. — Он был глубоко опечален в последние дни. — Титус понизил голос, передавая Люцерису мочалку, чтобы он продолжил мыться сам. — Его, признаться, очень беспокоило то, что вы не отвечаете на письма. Он собирался лететь на Драконий Камень после коронации и устроить что-нибудь... ну, знаете. — Да, знаю, — тихо отозвался Люцерис, намыливая волосы. — Отлично знаю... Титус полил его водой из кувшина, смывая пену. — Но думаю, он очень обрадовался, увидев вас. Я впервые увидел его улыбку за последние недели. Пользуйтесь моментом, пока он добр, — подмигнул Титус. Они рассмеялись, как будто были старыми приятелями. Люцерис смог добиться того, чтобы лично забрать у нянечек сестру, как только корабль прибыл в порт. Их конвоировали четыре Белых Плаща, привлекая внимание, и Люцерис на это и рассчитывал. Он надеялся рассеять слухи об Эйме. Однако, пока они добирались до кареты, в Люцериса полетел стухший помидор. Его успел прикрыть щитом сир Эррик. Люцерис инстинктивно прижал проснувшуюся Эйму ближе к себе. — Бастард! Твой палач убил мою семью! — выкрикнул человек из толпы. — Уходим, — скомандовал Эррик. За этим посыпалось ещё больше оскорблений и не так много тухлых овощей, как Люцерис боялся. Он скрыл сестру за своим дублетом, двигаясь как можно быстрее по площади с фонтаном и статуей. Белые Плащи помогали пробиться сквозь толпу обратно к карете. — Неведомый послал его, чтобы наказать нас за наши грехи! — раздалось откуда-то, а дальше всё нарастало как снежный ком. — Порочный Принц — демон! Наказание Таргариенам за то, что нарушаются законы Богов! И шлюха-королева заплатила! И ты заплатишь, бастард! — Она породила ящерицу с крысиными лапами, чудовище вместо ребенка! Боги прокляли её! — Только таргариенская потаскуха могла породить такое! — Да здравствует наш спаситель — король Эймонд! — за этим последовали согласные возгласы. Люцерис прошмыгнул под щитами Белых Плащей и выбежал на постамент со статуей. Охрана не успела опомнится и схватить его, как он начал говорить, крича, что есть мочи: — Добрые люди! Не верьте злым языкам! Моя мать породила не чудовище! Люцерис выставил вверх недовольно ворочающуюся в пелёнке Эйму, показывая её лицо с родимым пятном. — Глядите же! Она была поцелована богами! Моя мать усердно молилась, чтобы моя сестра родилась живой и здоровой, и боги услышали её молитвы. Узрите! Это прелестный ребёнок! Люди отступили, перешёптываясь. Они перестали кидать проклятия и уставились на Эйму в руках Люцериса. Она щурилась от света ламп и ёрзала как крошечный червяк. — Видите? Это родимое пятно в форме звезды! Она была благословлена на жизнь! Пятно едва ли было похоже на семиконечную звезду, скорее на алеющее лучистое солнце, но люди будут видеть то, что они захотят увидеть. Опускающаяся темнота только играла на руку Люцерису. Толпа угомонилась. Людям нравились дети, тем более такие маленькие, и чтобы закрепить успех, Люцерис вытащил из кармана кошелёк полный золота и серебра. Он планировал раздать милостыню около Великой Септы, но раз подвернулся случай, нужно быть щедрым случайно. Простой люд быстро подобрел и оттаял, получая монеты. Они желали Люцерису и Эйме здоровья и процветания, и Люцерис желал им в ответ. Скорее всего, выкрики были подставными. По крайней мере, первый. Люцерис подозревал, что это подстроил Эймонд, чтобы запугать Люцериса и заставить бежать к нему на поклон. Губы растянулись в невольной ухмылке. Было на удивление приятно знать, что Эймонд помнил их разговоры о власти и простолюдинах. — Вы очень рисковали, мой принц, — поучал его Эррик по дороге обратно. — Я бы рискнул, если бы ничего не сделал, — возразил Люцерис, укачивая Эйму. Только на полпути в Красный Замок Люцерис понял, что раздавал милостыню в день коронации Эймонда... Раньше короля... Это посчитают оскорбительным. Люцерис устало прикрыл глаза рукой. Почти сразу его направили в гостиную короля. Подходя к дверям, Люцерис услышал монотонный лязг цепей и стук дерева о пол на противоположном конце коридора. Через пару лязгов из-за поворота вышел Деймон с конвоем из двух Белых Плащей и четырёх стражников. Ещё один помогал ему идти с деревянной ногой. Его руки были скованны громоздкими кандалами, которые не позволяли Деймону даже полноценно поднять руки, не то что идти. Эйма закопошилась в одеяле от шума. Люцерис начал её укачивать по привычке, всё ещё наблюдая за тем, как медленно к ним приближался Деймон, тоже увидевший их. Люцерис видел его засверкавшие глаза, когда он заметил свёрток с ребёнком, его дочерью. Люцерис знал этот взгляд. Это была нежная любовь такого жестокого человека как Деймон. Его заставили остановится у входа и пропустить Люцериса в палаты первым, хотя они, кажется, оба надеялись хоть как-то пообщаться до того, как придётся встретить Эймонда. Всё, что они смогли, это обменяться голодными взглядами, подобно тем, которыми обменялись Люцерис с Джекейрисом в Тронном зале. Только в этот раз одного из них держали на цепи не только фигурально. В гостиной их уже ждали все: Бейла, Джекейрис и Хелейна с детьми держались кучком у окна; Алисента стояла в тёмном углу в одиночестве; Эймонд сидел в кресле у камина, а Отто положил руку на спинку его кресла; Дейрон, всё ещё перебинтованный, лежал на кушетке и смотрел в пустоту. Как успел заметить Люцерис ещё ранее этим днём, Корлис и Рейнис нигде не было. — Покажи мне принцессу, Люк, — попросил — нет —, приказал Эймонд. Пламя играло на его осунувшемся лице. Он ожидал, что Люцерис в ту же секунду повинуется. Люцерис же не собирался доставлять ему такого удовольствия. — Принцесса родилась с пятном на голове, — предупредил Люцерис, стоя посреди комнаты. — Я все роды молился за её спасение, и вот мою сестру поцеловали валирийские боги. Это их благословение и милость. Даже несмотря на огромное алое пятно на пол лица Эйма казалась Люцерису самым прелестным созданием мира и лучиком света в его стремительно омрачившейся жизни. Ради Эймы стоило жить. Вся большая семья собралась вокруг неё. Эймонд же остался в кресле, оперев голову на руку. В его глазах Люцерис прочитал заинтригованность. Их глаза, словно намагниченные металлы, раз за разом возвращались друг к другу во время разговора с другими людьми. Алисента тоже подошла поближе, держась, однако, на расстоянии вытянутой руки. В до крови искусанных пальцах Люцерис прочитал многие беспокойные недели. — Так вот что убило мою Рейниру — милость валирийских богов, — медленно и с отвращением произнесла Алисента. Она отшатнулась, держась за семиконечную звезду на ожерелье. — Я попрошу вас, моя мать ещё дышит! — заметил Люцерис. Если бы не Эйма в его руках, он бы непременно её ударил. Алисента совсем потеряла голову с его последнего визита. — В чём толк, если она никогда не откроет глаза и не улыбнётся, не поговорит со мной? — огрызнулась она. — Мы не знаем, очнётся ли она. Алисента страшно рассмеялась, напоминая в тот момент Эймонда больше, чем когда-либо за свою жизнь. — Сколько прошло, мальчик? Месяц? Ты идиот, Люк, если считаешь, что она вернётся. Оттуда не возвращаются! Она нервно покачала головой и отвернулась в свой угол, а затем неожиданно повернулась к Деймону, который стоял позади Люцериса. Он с мёртвой улыбкой любовался Эймой и не имел возможности даже подержать её на руках. — Это твоя похоть убила её, как и Лейну, твоё яростное желание родить трёх драконов! — прошипела Алисента. — А твоя похоть сожгла Харренхолл, Алисента, но я же не ставлю тебе это в упрёк, — тихо сказал Деймон, продолжая улыбаться только Эйме. — Довольно, — прогремел Эймонд, вставая с кресла. Все замерли. Он подошёл к Люцерису сам и требовательно протянул руки. — Король хочет увидеть свою племянницу. Инстинкты кричали лишь о том, чтобы прижать Эйму ближе к себе и убежать, но он пересилил себя, почти уговорил, внушая, что при всех Эймонд не станет расправляться с невинным ребёнком. Эймонд взял Эйму на удивление нежно и умело, и Люцерис запоздало вспомнил, что Эймонд обожал возиться с детьми Хелейны. — Боги... Она... — Эймонд погладил малышку по щеке, и её крошечные губы вдруг сложились в трогательную улыбку. Люцерис почувствовал, как его сердце раскололось. — Она прекрасна. Какое у неё имя? Эймонд поднял на него глаз полный восторга и умиления. Люцерис сжал руки в кулаки. Несмотря на всё, небольшая волна облегчения прошлась по телу. Эймонд не собирался её убивать, конечно нет. — Мать не сказала мне, как бы хотела её назвать, это против традиций. Поэтому я сам провёл обряд и дал ей имя. Я решил, раз есть Визерис... Должна быть и Эйма. Каждый понял это по-своему. Эймонд расплылся в счастливой улыбке, укачивая Эйму в своих руках. Деймон впервые за долгое время усмехнулся. Хелейна сжала руку Джекейриса, а Джекейрис сжал её, выглядя, как побитый пёс. Отто тяжело вздохнул. Алисента продолжала источать яд: — Да, да, конечно. Его любимая жена, которая подарила ему пять мёртвых сыновей! — Заткни свою пасть, сука, иначе, клянусь, я задушу тебя этой цепью, — тихо пригрозил ей Деймон так, что у Люцериса по спине рассыпались мурашки. — Ну так задуши, выродок, — не думала успокаиваться Алисента, подойдя к Деймону вплотную. Это был разговор двух отчаянных, озлобленных людей. — Рейнира тебя никогда не любила. Знаешь, почему она выбрала Стронга? Потому что у нас были похожие волосы, он напоминал ей обо мне. Глаза Деймона налились кровью. Он был в одном шаге от того, чтобы исполнить свою клятву, но Кристон Коль встал между ними раньше, чем это случилось. — Матушка, вы устали, — холодно оборвал её Эймонд. — Дедушка, проводите матушку в её покои, будьте так добры. Принц Деймон, вы можете остаться. Алисенту почти оттащили от Деймона, пока она пыталась разодрать его лицо. — Я убью тебя! Я убью тебя, выродок! — выплёвывала она, пока Деймон раскатисто хохотал. Казалось, его цепи смеялись вместе с ним. Когда она покинула комнату вместе с Отто и своим помешательством, Люцерису стало ощутимо легче дышать. Тут же голос подал Дейрон: — Брат, могу я её увидеть? — прохрипел он. — Конечно. Дейрон подержал Эйму около минуты своей единственной рукой. Эймонд помогал ему, чтобы не было так тяжело. Люцерис почувствовал запоздалый стыд перед Дейроном. Он не был плохим, и это было хуже всего. Он этого не заслужил. Если бы Люцерис тогда смог удержать Деймона... — Как поживают твои младшие братья, Люцерис? Надеюсь, болезнь не слишком их беспокоит, — вежливо поинтересовался Дейрон, передавая малышку в руки Хелейны. Несколько пар глаз сошлись на нём. Люцерис уже забыл, что солгал. — Нет-нет, это лишь предосторожность, — сказал он, кидая Эймонду многозначительный взгляд. После этого Хелейна и Джекейрис очень мило повозились с Эймой, представили её Джейхейрису, Джехейре и Мейлору. Хелейна завернула Эйму в лиловое одеяльце, а Люцерис с гордостью наблюдал за тем, как его брат смог вжиться в роль отчима для детей Хелейны. — Ты же её имела в виду, когда говорила про девочку, поцелованную богами, да, Хел? Ты не беременна, — высказал свою догадку Джекейрис с ироничной ухмылкой. — Не знаю, с чего все решили, что я настолько безрассудна, чтобы беременеть от тебя до свадьбы, — с самым невинным видом проговорила Хелейна и пожала плечами. — Но судьба решила так распорядиться, и я не стала ей мешать. Новость о том, что Хелейна не беременна захватила внимание "зелёной" половины семьи на некоторое время. Они что-то обсуждали между собой, даже ругались, пока все "чёрные" нянчили Эйму. Она уже перекочевала к Бейле, и та непременно заметила: — Я узнаю эти строчки. Рейна сшила эту сорочку, не так ли? — Да. Она говорила, что спрятала где-то оберег в узорах, но я так ничего и не нашёл. Деймон покачал головой и провёл по переднему воротничку Эймы. Ему должно было тяжело поднимать руки, но он как всегда делал вид, будто ему ничего не мешало. — Прямо здесь, Люк. Количество горизонтальных стишков на узоре — месяц рождения, а вертикальных — день рождения. — Деймон улыбнулся, когда Эйма засмеялась. — Лейна также делала. Это традиция Веларионов. Выслушав решение отложить свадьбу на несколько месяцев, чтобы казна успела пополниться, Хелейна с детьми покинула гостиную первой. Обняв Люцериса, Джекейрис последовал за невестой, так как только при ней ему давали хоть какую-то свободу. Через четверть часа уставшего Дейрона отнесли в его комнаты под присмотром Отто, который тоже решил "заняться делами". Ещё через несколько минут Эйма задремала в тёплых руках Бейлы. Она решила уложить её спать и не возвращаться к "любимому муженьку". Перед своим уходом она дала Деймону поцеловать Эйму в лоб и затем, кажется, впервые на глазах Люцериса поцеловала Деймона в щёку. Он никогда не видел в Бейле такой мягкости. — До свидания, kepa, — сказала она с такой горечью и нежностью, что Люцерис вдруг осознал самое очевидное, что мог сделать Эймонд, — они не виделись с того момента, как Деймон вернулся на Драконий Камень. После битвы Эймонд запер Деймона в темнице и не пускал Бейлу к отцу. Люцерис шокировано обернулся на Эймонда, спокойно стоящего позади. Наверное, его недовольство было написано на лице, раз Эймонд хмыкнул себе под нос. — Прощай, моя воительница, моя смелая девочка, — сказал Деймон так, будто это была их последняя встреча, и тоже поцеловал её в лоб. — Позаботься о сёстрах, это твой долг. — Да, kepa. Бейла удалилась, оставляя их втроём. Сир Эррик и Кристон Коль предусмотрительно остались в гостиной. Деймон выглядел подавленным, лишённым света. Они несколько секунд простояли в тягучей, тинистой тишине. — Как твоя мать, на самом деле? — наконец спросил Деймон, поднимая на Люцериса глаза ярко-лиловые глаза. Глаза Бейлы, Рейны и Эймы. У Рейниры, были тусклее, можно сказать, туманнее, и она передала их всем своим сыновьям. — Она лежит в постели. Не встаёт, не открывает глаза, не может есть сама. Только дышит, — честно ответил Люцерис, не глядя на Эймонда. Он сделал шаг к Деймону. — Тебе нужно было остаться. Ты должен был остаться. — И снова смотреть, как умирает моя жена? — усмехнулся Деймон и покачал головой. — Я не мог оставаться на острове, Люк, и ты это знаешь. Да, жизнь сейчас была бы проще. Караксес был бы жив, а тебе бы не пришлось в одиночку подтирать зад своим братьям и сёстрам. Я знаю. Я тебя подвёл. Мне жаль. Я должен был дать имя Эйме. Я должен был избавить Рейниру от страданий. Я должен был убить этого гада, который сейчас прожигает твою спину взглядом и только и ждёт, пока я уйду, чтобы трахнуть тебя. Деймон засмеялся, когда Люцерис потупился, хмурясь. — Что, разве это неправда, Люк? — с усмешкой продолжил Деймон. — Я должен был убить его уже раза три. Но я жалел своего брата, его суку-жену и тебя. Не жалей никого, Люк. — Он вцепился взглядом в Эймонда. В складке рта Деймона было что-то мрачное. Смотря исподлобья, он сказал, обращаясь к Эймонду или к Люцерису: — Заставь этот мир пожалеть. Не испрашивая никакого разрешения у короля, Деймон развернулся и поковылял к выходу. Люцерис смотрел, как его некогда воинственную спину закрывают стражники и Белые Плащи и ведут по коридору обратно в темницу. Люцерису казалось, что в груди у него полыхает огонь, распирая, выжигая всё изнутри. Тяжёлая рука Эймонда опустилась на плечо Люцериса и сжала. — Племянник. — Дядя. Дверь в палаты короля закрылась.