***
Быть может, по мне трудно сказать, но я всегда легко распознавала любое изменение в чужом взгляде. Читала по дрожащим в сдержанной насмешке губам сухие слова или целые предложения. Видела своё блёклое отражение в холодных, словно пасмурное небо, дымчато-ореховых глазах и с опаской ожидала глухого грохота и первого удара молнии, чётко по мне. Нервно изучала прямые тёмные волосы, с которых давно смылась багровая краска, в поисках хотя бы одного наэлектризованного волоска и слышала тихое хихиканье, предвещающее долгие минуты стыда и унижений. Честно, создавалось дурацкое впечатление, будто со сменой внешности Маши исчезли её приятные черты характера, что раньше я считала отличительными. Для меня она обрела образ серого маргинала, что незаметно слился с такой разной, но слишком идентичной толпой. — Лин, ты… Ты сама то хоть понимаешь, как это звучит? — девушка протягивала слова с ледяным презрением, сверлила чужими глазами, а я всё никак не могла отделаться от ощущения, будто красные волосы удерживали в ней капельку человеческого понимания, которого на тот момент катастрофически не хватало. — Да. К сожалению, понимаю. Лицо Маши приобрело ещё более неприятно удивлённое выражение, словно она не могла поверить в полную правдивость моих слов. — И то есть… Когда ты отказалась отвечать на вопрос тогда… Ты думала о ней? Я вздрогнула, с досадой подмечая, как подушечки пальцев начали неметь, а живот противно скрутило. Если даже можно было в данной ситуации придумать быструю отмазку, то до того она звучала бы глупо и неправдоподобно, что Маша истерически смеялась мне в лицо, брызгая слюной. Да и какая уже разница? Мне должно быть безразлично. Хотя, когда речь заходит о Майе, мне не может быть безразлично. А отсутствие друзей только освободило бы от лишней ответственности. — Да. А что? — стараясь сохранить невозмутимость в интонации, произнесла я. — Лин, ты… Совсем дура? Ты нормальная? Это какая-то болезнь… Такого быть не может, — Маша выплёвывала каждую фразу с очевидным отвращением. — Ладно бы ты ещё просто влюбилась в какую-то бабу… Это не так мерзко было бы, как-то, что ты дрочишь на какую-то взрослую тётю, которую даже нормально не видела ни разу. — Закрой. Свой. Грязный. Рот. — А разве я не права? Ты реально ведь… — Ты говоришь куда более мерзкие вещи, чем я. Ты не понимаешь. Ничего не понимаешь, Маш. — Что я не так понимаю? — Послушай… — я смерила её решительным взглядом, полным гнева. Не с такой Машей мне было приятно и хорошо. Или она наконец раскрыла свою настоящую сущность? Нет, с ней произошло нечто неясное, с чем я не собиралась терпеливо мириться. — Ты ничего не знаешь о моих чувствах. И кто из нас болен, если ты сразу думаешь о том, как я дрочу на неё? — Все лесбухи такие, — Маша невозмутимо пожала плечами, словно с ней была истина, но я лишь с горьким сожалением наблюдала, как личность девушки потеряла для меня всякие положительные качества. — О чём бы ты ещё могла думать? — О том, что она мне дороже всех, например. Жаль, что твоего хрупкого мировоззрения хватает только на мысли о сексуальной жизни других людей. Некоторое время мы просто стояли и смотрели друг на друга. Она — растерянно и устало. Я — злобно и разочарованно. Наконец, Маша бросила неуверенную фразу: — Знаешь… Ладно. Твоё дело. Но я считаю это странным. — Я не нуждаюсь в твоём одобрении. — Ну… Надеюсь, ты одумаешься. — Не надейся. — Как скажешь. — Зря я тебе это рассказала. — Возможно. Но ты на самом деле… — она задумчиво взглянула в мою сторону. — Ты всё равно особенный человек. Не только для меня, но и в целом. — Ты несёшь какую-то хрень. Мне абсолютно всё равно. — Я знаю, — Маша многозначительно улыбнулась и отвела смягчившийся взгляд в сторону. — И почему ты только не можешь до сих пор выкинуть меня из вашей шайки? Ты же считаешь меня больной. — Потому что ты другой человек. Блин. Теперь я понимаю, как это, должно быть, странно звучит… — Маш, отвали. Я не понимаю тебя. — Сочту за комплимент. Тебе редко удаётся не читать людей, как раскрытую книгу. Я не стала ничего более слушать, лишь резко развернулась и гремящим шагом двинулась к выходу из школьного туалета. Как можно сначала нещадно крыть человека гомофобными фразочками, а затем говорить про привязанность? Маша невыносима и непонятна. И меня это выводило из себя.***
Я с любопытной внимательностью оглядываю сегодняшний завтрак на столе. Две кружки, полные прозрачно-зелёного напитка, стоят на противоположных концах обеденного стола, а рядом — узорчатые блюдца со свежей выпечкой. — Ты ходила в магазин? — уточняю я, со слабым аппетитом разглядывая печенье. — Да. При чём не только за едой. Глянь! — Майя с игривым восторгом демонстрирует небольшой картонный горшочек, обёрнутый в цветастую этикетку, что зажат двумя пальцами. — Магазин проводит акцию и выдаёт при больших покупках вот такие штуки! Прикинь, их нужно выращивать самим. Кстати, это должен быть помидор… — Как… Мило, — старательно нахожу слова, хотя при любых других обстоятельствах решила бы промолчать. Вернее, при любых других. — Я обязательно буду ухаживать за ним. В её неимоверно красивых глазах мелькает некая искра, которую я не успеваю уловить, но зато вижу, как Майя счастлива. Как мало ей нужно для радости… — Я тоже буду, — девушка уделяет мягкой улыбке минуту комфортной тишины. Затем слишком расслабленно отворачивается к окну и непринуждённо интересуется: — Что снилось? — Ам… Да ничего, вроде. Стыд, стыд, стыд. Как много наигранности в моём голосе. — Правда? Хм… Тебе никогда ничего не снится? — Майя будто и не замечает моего волнения. Она смотрит в окно и позволяет приятным потокам летнего ветерка ласкать её щёки. — Снится… Всякая ерунда, — слишком показательно зеваю и тут же краснею от ужасной актёрской игры. Что со мной? С любым другим человеком я без малейших затруднений изображаю невозмутимость. Вероятно, чувства к Майе и вправду плохо влияют на меня, делая слабохарактерной. — Мне тоже. Сегодня, например, мне от чего-то приснилась ты. Я подавляю потрясённый вздох с (почему-то) горьким замечанием о спокойствии в голосе собеседницы. Так свободно и просто говорит о своём сне. Где есть я. — Правда? А… Что там было? — Что-то мыльное и непонятное. Но сон был хорошим. И вправду, для неё это не имеет такого значения, как для меня. Зачем я всё ещё пытаюсь получить от неё особенное расположение ко мне, если недавно готова была пообещать самой себе, что не допущу развитие этих нелепых чувств? Не успеваю поспешно допить зелёный чай и метнуться тихой тенью обратно в свою комнату, как кто-то коротко стучит в дверь. Неужто мать решила вернуться пораньше, измучавшись в нежных ожиданиях встречи с родной дочерью? Между рёбер болезненно ноет преждевременная тоска, но я иду к входной двери и заглядываю в глазок. Позже не верю в увиденное. А затем нехотя открываю дверь нежданной гостье, что шокирует меня нервной усмешкой. — Ну… Привет, — неловко начинает Маша под моим скептическим взором. – Решила вот зайти к тебе, купить вкусного чего-нибудь… А то ты тут болеешь одна совсем. Подруга протягивает полный разных продуктов пакет мне. — Ничего не понимаю… — озадаченно комментирую я и, кажется, зря; Маша обидчиво изгибает тёмные брови. — Было бы приятно услышать хотя бы «спасибо». — Ой, да. Извини. Спасибо. Повисает недолгое молчание. Напряжённое. Девушка с небывалой внимательностью рассматривает стены коридора, пока её взгляд не останавливается на чём-то за моей спиной. Или на ком-то. — Здравствуйте?.. — на лице Маши вырисовывается непонимание. Затем удивление. А позже какая-то не совсем понятная эмоция, которая обычно выражает осознание. — Здравствуйте, — Майя солнечной улыбкой приветствует гостью, не обращая внимания на её шок. — Вы — подруга Эвелины? О, как мило! Вы принесли такой большой пакет… Теперь ей точно хватит запасов на ближайшие полгода, ха-ха! — Ха… Да… Можно «на ты»… А Вы, извините, кто? — одними губами спрашивает Маша, бегло глядя то на меня, то в сторону моей сожительницы. Догадалась? Конечно. Я уже вижу, как лицо подруги неприятно искажается, а быстрые взгляды больше задерживаются на мне, опаляя холодным пламенем с ног до кончиков волос. — Можно просто Майя! — девушка, кажется, даже не догадывается, почему щёки гостьи загораются нездоровым румянцем. Вот всё и выдала. — Ну что же, не стой на пороге! Проходи, позавтракаешь с нами. Ну или же мне лучше оставить вас наедине? — Да мне как-то… Без разницы… — Точно? Что ж, хорошо. Я сделаю и для тебя чай. Зелёный, если не против, — получив вялый утвердительный кивок, Майя торопится на кухню, и теперь мы с Машей остаёмся наедине в коридоре. К моему удивлению, она не говорит ни слова. Только ошарашенный взгляд прикован ко мне, словно моя сожительница только что предложила нечто мерзкое. Я решаю не дожидаться, пока подруга отойдёт от очередного шока, и следую за Майей допивать свой немного остывший чай. Минуту спустя неуверенным шагом заходит и нежданная гостья. Ореховые глаза, обрамлённые длинными ресницами, с поникшим омерзением рассматривают присутствующих. От этого начинает мутить, и напиток не лезет в горло. — Вот, пожалуйста, присаживайся на моё место, — Майя ставит другую дымящуюся кружку на стол. Маша же нерешительно присаживается напротив меня, даже не думая притронуться к чаю. — Так вы… Уже вместе, значит? Чай выходит через ноздри. Меня одолевает приступ кашля, и Майя тут же подбегает помочь мне, хотя к тому времени я уже прожигаю полным взаимного презрения взглядом подругу. — О чём ты? — моя сожительница недоумённо смотрит на неё, при этом лицо остаётся мягким и добрым. — Вы сами знаете. Серьёзно? Лин, а мама нормально к этому относится? Или ещё не в курсе, что её дочь трахается с… Я хватаю рядом лежащие салфетки и кидаю их прямо в лицо напротив. — Закрой свой рот, Маша… — ледяным полушепотом приказываю я, но та и не думает останавливаться. — Ты со мной ещё и драться собралась? Совсем со своей Майей с ума сошла? — Она приехала только ради того, чтобы присматривать за мной, пока я болею, конченная ты идиотка! — кричу я ей, перегибаясь через стол. Кто-то успокаивающе трогает меня за плечо, заботливо придерживая, словно я должна была в скором временем сорваться, подобно бешеному псу в руках доброй хозяюшки. С жутким опасением решаюсь рискнуть и посмотреть на Майю. Но её лицо, несмотря на серьёзный вид каштановых бровей, всё так же беззлобно. Как у неё только так получается? — Я попрошу Вас объяснить своё поведение, — чётко проговаривает она, и Маша робеет под её невозмутимо решительным взглядом. — Я думала, Вы пришли порадовать свою подругу, а не устраивать ей минуту глупых претензий, которые звучат не столько грубо, сколько пошло и непозволительно. — Да ты… Вы… — губы гостьи сжимаются в напряжённую полоску, прикрывая дальнейшим словам выход. — Может, это и не моя квартира, но я не позволю, чтобы кто-то стал причиной развития её болезни. Уходите. Твёрдая ладонь Майи резким движением разрезает воздух и указывает на выход. Маша на секунду замирает, почти со слезами в глазах глядя на меня, но тут же уходит вглубь коридора. Оттуда доносится несмелый шёпот, явно недоброго характера, но сейчас мне трудно думать об этом. Одним своим появлением эта дрянь испортила всё… Тихой молнией я возвращаюсь в комнату, беззвучно прикрыв дверь, и чувствую, как нездоровый жар снова одолевает меня. Очевидно, стресс способствует возобновлению заболевания. Падаю на кровать, обняв колени, лицом к стене… …Интересно, как она будет смотреть на меня после этого? Отдалится, не так ли? Что ж… Это в любом случае должно было произойти. Для Майи я почти как дальняя родственница, о какой романтике может идти речь? Правда, я не хочу, чтобы она ненавидела меня… Кто-то заходит в комнату, и по телу бегут холодные мурашки. Готовлюсь к очередному словесному потоку осуждения и криков, но… Девушка лишь молча ложится рядом со мной и осторожно обнимает сзади. Сердце кажется таким громким, что я готова взорваться от стыда. Но Майя молчит. Только аромат лесных ягод не даёт мне уснуть спокойно.