Дом воронов

Мы говорим всю ночь и весь день Пока больше нечего будет сказать И когда мы все закончим, ты скажешь, что это было весело Но так будет лучше        На следующее утро Сакура поднялась с жалобным хрипом ровно в то же время, что и солнце. Если бы это зависело от неё, она даже не задумываясь проспала бы ещё по меньшей мере пару часов, но когда ты находишься на миссии вместе с Какаши, приходится мириться с тем, что придётся прибегнуть к жутким упражнениям по самодисциплине. Хотя это, подумала она, взглянув на часы, было явным преступлением.        — Проснись и пой, — сказал он, обходя её футон и распахивая двери, чтобы впустить первые лучи раннего бледного света. Отвратительно, но он уже был умыт и одет в тщательно подобранную гражданскую одежду. Это заставило Сакуру понять, что его привычка быть ленивым ублюдком, который часто не вставал с постели до полудня в выходные, была на самом деле для того, чтобы он мог делать такие ужасные вещи, как вставать в четыре утра в дни миссий.        Сакура крякнула, скатываясь с кровати, как раздутый морж, и поползла в поисках своих ног, а затем в ванную. Когда она вернулась, то была одета в похожую гражданскую одежду, хотя все ещё не слишком бодрая, несмотря на то, что плеснула на лицо холодной водой. Она заметила, как Какаши оценивающе оглядел её, и вспомнила, как он смотрел на неё вчера вечером. Но сегодня был новый день, и возможность расшифровать что его взгляд означал, уже прошла. Она также могла ничего не понять, и предупредила себя, что не стоит слишком зацикливаться на этом.        — Ты выглядишь сносно, — сказал он, протягивая ей квадратный платок. — Может, тебе стоит надеть это? Твои волосы слишком заметны для работы под прикрытием.        Сакура покорно намотала его на волосы, пока не стало видно только несколько прядей, и, посмотрев в зеркало, согласилась с Какаши. Теперь она больше походила на обычную рабочую девушку.        — Готова, — сказала она.        — Тогда пойдём.        Они направились в медленно пробуждающийся город, чтобы приступить к своему заданию по разведке местности. Даже если это было маленькое место, оно все равно было слишком большим, чтобы справиться всего с двумя оперативниками, поэтому Какаши заручился помощью своих псов-ниндзя. Под видом бродячих собак они также действовали инкогнито и разделились, чтобы следить за разными частями города.        — Почему бы мне не использовать свои призывы? — весело предложила Сакура. Но Какаши, поморщившись, предложил ей не делать этого.        — Это может создать больше проблем, чем решить, — сказал он неопределённо.        Она знала, что на самом деле ему просто не нравится её выбор животного.        Сакура, как и следовало ожидать, застряла на рынке рядом с особенно вонючим рыбным прилавком. Там она провела большую часть дня, посылая Какаши бесполезные отчёты через коммуникатор, поедая сладкое данго.        Она внимательно следила за каждым, кто мог выглядеть неуместно. Ниндзя часто можно было отличить от гражданских, их движения были одинаково быстрыми и плавными, и они лучше следили за своим окружением. Если повезёт, то Ива-нин, которого она искала, будет одет в форму Ивы, чтобы облегчить ей задачу. Но по мере того, как день тянулся, а солнце поднималось всё выше, Сакура становилась всё более скучающей и пессимистичной. Может быть, им всё-таки досталась приманка?        — Что-нибудь? — умоляла она Какаши по рации.        — Ничего, — прозвучал короткий, резкий ответ. Он звучал так же раздражённо, как и Сакура, поэтому она больше не спрашивала. Она знала, что если он что-то увидит, то скажет ей. А пока ей оставалось только бродить по улицам, присматриваясь к каждому прохожему, пока солнце полностью не перекатится на другую сторону долины.        И девушка, слоняющаяся без дела, неизбежно в конце концов сама привлекала к себе внимание. Как только некоторые части рынка начали закрываться, а Сакура собиралась со Скраффи — одним из ниндзя-псов метко названных Какаши — к ней подошли два парня. Они были на год или два младше самой Сакуры, но невероятно самоуверенны, и, хотя Сакура была рада отвлечься от скучной толпы, она оставалась достаточно прохладной по отношению к ним, не поощряя и не препятствуя их попыткам произвести на неё впечатление.        — Ты здесь работаешь? — спросил один из них. — Я никогда не видел тебя раньше.        — Просто проездом с моим боссом, — честно ответила она.        — Чем вы торгуете? — спросил другой парень, сделав очевидное предположение.        Она взглянула на ларек позади них.        — Рыбой, — быстро сказала она. — Все любят рыбу. На неё всегда есть спрос.        — Действительно, — согласились парни, уделяя больше внимания её голым рукам и лодыжкам. К несчастью для них, её гражданская одежда скрывала всё остальное, что могло их заинтересовать.        Но Сакура, взглянув в сторону рыбного прилавка, что-то заметила — точнее, кого-то. Она сразу же поняла, что это тот самый джонин Ивы, она поняла это по тому, как он стоял, и по тому, как он настороженно оглядывал рынок, словно выискивая врагов так, как ни один другой мужчина здесь не смог бы. Возможно, его одежда была такой же простой, как у неё, но она была слишком новой, и он чувствовал себя в ней далеко не комфортно.        Кроме того, его лоб закрывала повязка Ивы. Это всегда было подсказкой.        Мужчина начал отходить от тени дверного проема, в котором он стоял, и направился сквозь толпу. Сакура тут же извинилась перед ребятами и отправилась в погоню за ним, возившись с рацией.        — Какаши-сенсей, я нашла его, — прошептала она, натыкаясь на кого-то, пытаясь удержать взгляд на спине джонина Ивы.        — Что? — резко спросил Какаши ей в ухо.        — Джонин Ивы — я вижу его.        — Стой на месте, я иду.        — Нет, он уходит. Я иду за ним.        — Сакура, оставайся на месте.        — Но я потеряю его! — протестующе прошипела она.        — Сакура!        Что толку от старого придурка, который не давал тебе ничего делать? Сакура с раздражённым ворчанием выдернула рацию из уха и сунула её в карман. Джонин впереди неё срезал путь прямо через городскую площадь, исчезая в густой толпе прохожих возле какого-то клуба. Если она остановится сейчас, то потеряет его навсегда. Наемник наверняка был там, и если Сакура будет ждать Какаши, то сделка может быть уже заключена, а их цели ушли.        Поэтому Сакура отважно рванула вперед, поманив за собой Скраффи. Она вклинилась в толпу и тщетно огляделась в поисках человека, которого преследовала. Это было нелегко. В комнате было полно мужчин, большинство из которых были неудобно выше её, так что видеть из-за их плеч было очень трудно. К счастью, у Скраффи был нюх.        — Сюда, — сказал он, пробираясь между ногами стоящих мужчин и столов. Сакура протиснулась за ним, пока он не привёл её в то, что казалось задней комнатой.        Там!        У стены была её цель, она разговаривала с другим мужчиной, который выглядел ещё более потрепанным и подозрительным! Это было оно. Это определённо была та встреча, на которую их послали, чтобы перехватить. Он протянул руку и пожал её наёмнику… она не могла больше ждать. Какаши просто не успел бы вовремя.        — Эй! Ты! Стой!        На крик Сакуры в комнате воцарилась тишина, и все головы повернулись в её сторону. Её цель тоже взглянула в её сторону всего за секунду до того, как она схватила его за лацканы и швырнула на пол. Когда она надавила коленом ему на спину, чтобы удержать его на месте, Скраффи сделал своё дело, прижав второго мужчину к стене серией угрожающих лаев и рычаний.        — Что, чёрт возьми, ты делаешь? — мужчина под ней ахнул. — Кто ты?!        — Это я буду задавать вопросы, — рявкнула она, дергая его за воротник достаточно сильно, чтобы задушить его, одновременно вытаскивая кунай, чтобы приставить к горлу. — У тебя хватает наглости появляться в таком месте, как это.        — Я понятия не имею, о чём ты говоришь. — Он попытался встать, но Сакура только сильнее вдавила своё колено в его позвоночник, пока он не упал, застонав от боли. Странный. Для джонина он не казался таким уж сильным… и его друг-наемник, необычайно боящийся собак.        — Какова была цель вашей встречи? — спросила она. — Скажи мне, и я оставлю тебя в живых.        — Мы просто… строили планы, — выдохнул он.        — Какие планы? — Сакура пододвинула кунай ближе. Начали появляться капельки крови.        — На выходные! — завопил джонин. — Клянусь! Перестань меня резать — это больно.        Сакура остановилась, но скорее из-за абсолютного отвращения, чем из милосердия.        — «Что?»        — Послушайте, я не знаю, что я сделал, но я клянусь, что ничего не делал! — закричал мужчина под ней. — Это из-за той девушки в Майко? Она сказала мне, что ей восемнадцать!        — Соберись, чувак, ты джонин! — огрызнулась Сакура. — И твоё вторжение на территорию Страны Огня считается актом войны.        — Вторжение? Но я живу здесь!        Всё это время люди в полном недоумении смотрели на взрослого мужчину, которого подавляла миниатюрная молодая женщина, в то время как другой пытался забраться на стол, чтобы избежать щёлкающих челюстей разъярённой дворняги. Теперь в комнату вошёл кто-то новый с тремя собаками. Он мгновенно оценил обстановку, а затем, тихо свистнув, приказал Скраффи прекратить террор и вернуться к хозяину.        Сакура этого не заметила.        — Что значит, ты здесь живешь?        — Дом номер двенадцать, возле фруктового сада. Спроси мою маму!        — Не ври — вы из Ивы!        — Нет, это не так!        — Тогда что это за хрень? — Сакура сорвала с мужчины хитай-ате и ткнула его ему в лицо. — Ты действительно думал, что я не заметила, как ты разгуливаешь с эмблемой камня на голове?        — С чем?        — Вот эта маленькая гравировка, — она постучала по ней пальцем, её терпение неуклонно истощалось. — То, что выглядит как два маленьких камня, перекрывающих друг друга, — это символ Ивы.        Мужчина уставился.        — Я не знал этого. Этот парень просто дал мне его.        Сакура молча стиснула зубы.        — Сегодня утром, — продолжил он. — Этот человек передал его мне и сказал, что он мне подходит… что я должен носить его. Я не знаю, кто он был. Большой парень. Немного страшный. Я не хотел отказываться, понимаешь.        Сакура размышляла, не оторвать ли ему голову просто так, когда рука коснулась её плеча.        — Давай. Пошли.        Их одурачили. Она не удивилась бы, если бы, допрашивая этого парня, настоящий джонин Ивы сумел проскользнуть незамеченным. Он явно был здесь этим утром, чтобы выставить этого парня в качестве приманки. Скорее всего, встреча уже закончилась, и они её проглядели.        Сакура медленно поднялась на ноги.        — Извините, — без сожаления сказала она мужчине на полу, потому что если люди настаивают на том, чтобы ходить с вражеской атрибутикой, она считала, что они не могут жаловаться, если и когда их будут бить ножницами. Она лишь помогла ему подняться на ноги, после чего быстро повернулась и с достоинством удалилась. Люди могли сколько угодно пялиться и шептать вполголоса о том, что именно по этой причине женщин не пускают в клуб, но уши Сакуры, обычно чуткие к малейшему писку критики, не слушали. Она протиснулась сквозь собравшуюся толпу, пока снова не оказалась на городской площади.        Какаши и его собаки выскочили вслед за ней, и по тому, с какой скоростью за ними захлопнулась дверь, было ясно, что все они заработали себе пожизненный запрет.        — Кто-то дал ему эту повязку, — бросила она ему через плечо. — Кто-то из Ивы.        — Скорее всего, — хмыкнул Какаши.        — Что означает, что мы промахнулись по целям.        Как, чёрт возьми, она собиралась объяснить это Цунаде?        — Не обязательно, — размышлял Какаши. — Эта деревня находится особенно близко к границе Страны Земли. В таких местах, как это, обычно происходит много нейтральных сделок. В Стране Земли нет подходящего климата для выращивания риса, так что можешь себе представить, как часто они торгуют с такими деревнями, как Джонан.        Сакура остановилась и пристально посмотрела на него.        — Вы не могли упомянуть об этом раньше?        — Это казалось неуместным, — пожал он плечами.        — Неуместным? Я втыкала острые предметы в шею невиновного человека!        — Ни один человек не невиновен. Я уверен, что он сделал что-то в своей жизни, чтобы заслужить такое возмездие. — Какаши вскинул голову. — Я же просил тебя подождать.        — Если бы он действительно был нашей целью, это означало бы позволить ему уйти, — возразила Сакура. — Вы действительно думали, что я буду держаться в стороне?        — Ты когда-нибудь слышала пословицу о торопливых дураках? — в его тоне прозвучали резкие нотки.        — Вы когда-нибудь слышали пословицу об «отвали»? — ни у кого не было языка острее, чем у Сакуры.        Три собаки тревожно скулили у их ног, и если существовал взгляд, который выражал фразу «повзрослей», то это был взгляд Какаши. Он оглядел городскую площадь, которая была заметно более пустой, чем несколько часов назад, а затем поднял глаза к угасающему небу.        — Нет смысла спорить из-за этого, давай просто вернёмся в гостиницу. Была ли здесь сегодня встреча или нет, я думаю, можно с уверенностью сказать, что мы её пропустили.        Сакура угрюмо шла рядом с ним, внутренне злясь больше на себя, чем на кого-то другого. В характере Сакуры было то, что он редко бывал сдержанным, из-за чего она могла наброситься на любого, кому не повезло оказаться рядом, но Какаши это понимал. Он никогда не обижался на её плохое настроение. В каком-то смысле это помогало ей быстрее успокаиваться.        К тому времени, когда они достигли узких каменных ступеней, ведущих к гостинице на вершине утёса, она немного расслабилась.        — Что мы скажем Цунаде-шишо? — спросила она, всё ещё хмурясь, но желая говорить.        — Правду, — равнодушно сказал он. — Миссия была безрезультатной.        Укол раздражения пронзил Сакуру, когда они двинулись вперед в одиночку. Было слишком поздно возвращаться в Коноху в такой час, так что теперь им предстояло заночевать. Какой пустой тратой времени была эта миссия!        Оказавшись на вершине, Какаши отменил его призыв, и темноглазая горничная с платиновыми волосами встретила их в дверях гостиницы, чтобы передать приглашение на ужин. Сакура бы согласилась, как и прошлой ночью, но Какаши бросил на женщину озадаченный взгляд и сообщил, что они решили провести ночь в тишине.        — Не помню, чтобы я так решила, — пробормотала Сакура низким голосом, пока они босиком побрели в свою комнату, оставив горничную у входа. — Я с нетерпением ждала нормальной еды.        — Мы можем послать за чем-нибудь, — ответил он, пожав плечами.        — Если вы ведёте себя асоциально, это не значит, что я должна быть такой, — сказала она. Они вошли в арендованную ими комнату, и Сакура первым делом сорвала с головы платок. Намного лучше.        Рука Какаши мягко коснулась её руки, заставив её остановить мысль, которая должна была вырваться из её рта.        — Почему бы тебе просто не остаться и не поужинать со мной?        Он слишком много времени провёл рядом с собаками, потому что его выражение лица, слегка обнадеживающее, слегка умоляющее и слегка обиженное, было доведено до совершенства. Сакура обычно защищалась зеркально, поскольку он был более восприимчив к собственной тактике, чем она, но на этот раз она знала, что его желание остаться перевешивает её желание пойти на ужин.        Сакура прекратила безмолвную борьбу выражений и скрестила руки на груди.        — Хорошо, — легкомысленно сказала она. — Но я хочу расслабиться.        — Мы прекрасно можем сделать это здесь, — он подошёл к низкому шкафу и распахнул дверцы, чтобы она заглянула внутрь.        — Саке! — воскликнула она.        В этом городе больше нечем было заняться, кроме как предаваться утехам, поэтому они вынесли бутылку на крыльцо и сели смотреть на заходящее солнце. Несмотря на то, что они проработали вместе восемь лет, им редко выпадала возможность выпить вместе. В последнее время было много случаев, особенно во время последних миссий с разделённой командой, когда они садились и ели вместе (и она обнаружила, что он был привередливым едоком, который ел, держа пальцы слишком близко к еде), но не часто они делили бутылку рисового вина.        Какаши налил каждому по чашке саке, и Сакура поднесла свою к носу. Затем она вспомнила о своей непереносимости алкоголя.        — Хотите что-нибудь поесть? — спросила она Какаши.        — Нет, — коротко ответил он.        — Ну, а я хочу, — алкоголь всегда лучше усваивался, если к нему прилагалась еда, а сегодня ей не хотелось напиваться. — Думаю, я просто спущусь на кухню, чтобы взять…        — Нет, все в порядке, я сам, — неожиданно сказал Какаши. — Ты оставайся здесь, а я принесу.        — Но… вы даже не знаете, чего я хочу, — заметила Сакура, моргая.        — Тогда скажи мне, — сказал он.        — Но… я не знаю, что в меню.        — Почему бы тебе просто не съесть то, что ты ела вчера вечером.        — Но… я не хочу этого снова…        Она смотрела на него, пока он нетерпеливо постукивал пальцами по деревянному полу веранды. Казалось, он полон решимости сделать это для неё, но она не могла понять, почему. Какаши никогда не старался изо всех сил сделать что-либо отдалённо напоминающее «одолжение» для кого-либо, и в деревне даже шутили, что Какаши не помог бы подняться своей собственной матери, если бы она упала с лестницы. Не имея матери, было трудно оценить, соответствует ли это утверждение действительности.        По крайней мере, она знала, что это неправильно.        — Вы можете пойти со мной? — предложила она после продолжительной паузы.        Его пальцы перестали барабанить.        — Нет, я не голоден.        — «Дело явно было не в этом!» — раздражённо подумала она. Он уже сказал, что не хочет есть, но он предложил пойти вместо неё, но отказался, когда ему предложили пойти вместе, но…        — Ладно. Как угодно, — вздохнула Сакура, сдавшись, пока у неё не заболела голова. — Я вернусь через минуту.        — Ловлю на слове, — и что-то в том, как он это сказал, звучало так, будто он действительно имел это в виду. Как будто он примчится, чтобы оттащить её обратно за ухо, если она не вернётся ровно через шестьдесят секунд.        — Чудак, — прошептала она себе под нос, выходя из комнаты, зная, что он её слышит.        Она пошла по коридорам в поисках кухни, чтобы сделать заказ. Один из поваров с сияющим лицом протянул ей меню, и она вполне сознательно потратила не менее полутора минут на то, чтобы решить, что же ей съесть.        Какаши не мчался за ней по коридору. Какое разочарование.        Через десять минут она вернулась в комнату с простым ужином — подносом с жареным тофу, и, покопавшись секунду в рюкзаке в поисках какого-то предмета, вынесла свои лакомства на крыльцо, где всё ещё сидел Какаши. Они одновременно взглянули друг на друга, и это был один из тех редких случаев, когда они столкнулись лицом к лицу без маски между ними.        Он заметил книгу в её руке.        — Что читаешь? — спросил он.        — Нака. Вы? — Она не пропустила его собственную книгу, которую он достал в её короткое отсутствие.        — Порно.        — Интересно, мы превращаемся в скучных, предсказуемых людей? — вздохнула она, снова садясь. — Ну, может быть, по крайней мере я. Вы, по-моему, уже были скучным и предсказуемым.        — Я поменяюсь с тобой, — предложил он. — Я прочитаю твою чёртову Наку, если ты прочтёшь моё порно.        Сакура задумалась. Она была уверена, что он научится принимать романтическую сторону Нака, если по собственной воле прочтет что-нибудь из его прозы, но готова ли она при этом подвергнуться порнографии? Не то чтобы она была против порно. Дома у неё было несколько собственных грязных книжек, спрятанных под матрасом, но правило для девочек гласило: ты можешь быть извращенкой, если никто об этом не узнает. Читать порно в присутствии свидетелей было просто табу.        — Я пас, спасибо, — она приоткрыла книгу, а затем, чувствуя, что Какаши нужно немного расслабиться, глубоко вдохнула свежий горный воздух и посмотрела на заходящее солнце в жёлтом небе. — Разве это не будоражит вашу душу?        — Даже не думай об этом.        — Я думаю, что здесь нужно немного поэзии.        — Не смей.        — «Моя любовь — моя тюрьма, мои слова — мои ключи…»        Тут ей пришлось остановиться, потому что Какаши запихнул ей в рот кусок жареного тофу.        — Ты права, это действительно что-то будоражит, — беззаботно сказал он, пока она пыталась решить, жевать, подавиться или выплюнуть.        — Он застрял у меня в горле… — прохрипела она. — Такое сухое!..        Он протянул ей чашку саке, которую уже налил, и она быстро сделала большой глоток, пока не проглотила тофу полностью.        — Романтическая поэзия, — сказал он ей, — предназначена для девушек и подавленных гомосексуалистов. Ни один натурал никогда не получит удовольствие от слащавой лирики.        Возможно, были стихи Нака, которые могли бы его заинтересовать, но Сакура воздержалась от их прочтения из смущения. Какаши любил отвергать её любовь к поэзии Нака на том основании, что всё это упрощенно, в розовых тонах и совсем не настоящее, но это только потому, что он не знал о других вещах.        — Настоящая любовь — это не держание за руки и чувства, — продолжил он. — Настоящая любовь — это грубая, грязная и болезненная любовь чаще, чем светлая, чистая и приятная.        — Думаете, я этого не знаю? — сокрушённо ответила она. Никто не мог обвинить Харуно Сакуру в том, что она не знает любви. Она провела большую часть своей жизни, будучи влюблённой и будучи проигнорированной, и она точно знала, насколько мучительным и жестоким это может быть, потому что это всё ещё больно.        Но если он хотел грязи, она могла сделать и это.        Не глядя на книгу, она начала произносить.        — «Кольцо, опоясывающее палец моей возлюбленной, полученное с благоговением, тут же скользнуло по её костяшке, чтобы задержаться. Пусть ты подходишь ей так же хорошо, как она подходит мне. Плотно прилегает. Точно по размеру…»        — Это кто?        — Это Нака.        — Это мусор, — он посмотрел на неё, приподняв бровь. — И ты знаешь это наизусть.        Сакура отвела взгляд, поднесла чашку к губам, когда её щёки запылали.        — Я даже не добралась до хорошей части.        — Я содрогаюсь при одной мысли.        Сакура стойко проглотила саке, больше для того, чтобы скрыть своё смущение, чем для чего-либо ещё. Но, конечно, она забыла, что это саке, а не вода, поэтому задыхалась и кашляла, когда алкоголь попал в желудок и — как ей показалось — в мозг.        — Тебе не следовало этого делать, — сказал он, заметив, как она покачнулась. — Разве не ты падаешь с барного стула после половины бокала вина, или это Наруто?        — Нет, это я, — она плохо переносила алкоголь, поэтому добросовестно отодвинула чашку и стала ждать, пока головокружение пройдёт.        Напротив, она знала Какаши достаточно хорошо, чтобы понять, что он выглядел обманчиво трезвым, когда был пьян, и обычно единственной выдающей его особенностью был немного более развязный язык и склонность чаще улыбаться. Он не начинал качаться до четвёртого или пятого стакана. Когда он был по-настоящему пьян, он начинал хихикать, и тогда его нужно было отвести домой, пока он не начал опрометчиво подшучивать над официантками.        А потом над официантами.        Однако сейчас Сакура не могла похвастаться особой ясностью ума. Саке превратилось в насыщенное тепло, от которого она почувствовала себя лёгкой и весёлой. Не навеселе, но с определённым чувством благополучия, которое давало ей понять, что в её венах действует релаксант.        — Я рада, что вам сегодня лучше, — честно сказала она.        — Хм? — он взглянул на неё.        — Вчера вечером вы казались взволнованным. Я думала, вы злитесь на меня или что-то в этом роде.        Он покачал головой.        — Не вижу причин для этого. И если я приободрился, то, вероятно, потому, что ты хорошая компания, — сказал он, слегка улыбнувшись. — Лучше, чем большинство.        В этой улыбке было мягкое тепло, к которому она не привыкла. Смущенная, она неопределённо улыбнулась в ответ и снова обратила внимание на закат, пытаясь понять, что ей напомнила эта улыбка и что она означала. Возможно, он все-таки был немного пьян. Какаши редко признавался вслух, что ему нравится её компания. Она всегда догадывалась об этом, но он никогда не высказывал таких чувств.        Лучше не думать об этом, чтобы не переусердствовать.        — Позорная миссия, — выдохнула она.        Он пожал плечами.        — Иногда так бывает, — сказал он. — Ты будешь скучать по этому, когда начнётся война.        — Возможно.        Они сидели в задумчивом молчании, пока солнце скрывалось за горами, окрашивая небо в почти ослепительно оранжевый цвет. Постепенно оно потускнело, но когда Сакура посмотрела на Какаши, она всё ещё могла видеть его отражение в его взгляде.        — О чём думаете? — спросила она.        — Война приносит сожаление, — сказал он. Его слова были почти заглушены пальцами, рассеянно прижавшимися к губам. — Исход войны может быть непредсказуемым, но всегда можно предсказать, что сделаешь что-то, о чём пожалеешь. Что-то, что никогда не сможешь вернуть.        Что именно он имел в виду? Военные преступления? В его послужном списке не было ни одного, или, по крайней мере, ни одного из тех, что были записаны. Может быть, он имел в виду более личные ошибки?        — У всех есть сожаления, — сказала она, стараясь говорить умиротворяющим тоном.        — Это так? — мягко сказал он. — Тогда какие же у тебя?        Сакура сидела и теребила край своих хлопчатобумажных шорт.        — Наверное… когда я была маленькой девочкой, я была на рынке с мамой. Не помню почему, но у меня было плохое настроение. Я дулась и хмурилась, а мама изо всех сил пыталась меня развеселить. Она предложила купить мне в одном из киосков набор водяных кукол-младенцев, но я отказалась.        Она замолчала, и через мгновение Какаши неуверенно взглянул на неё.        — И?        — И, — подчеркнула она, — знаете, какими крутыми были водяные куклы, когда я была ребёнком? Все хотели их! Опускаешь их в воду, и они меняли цвет и всё такое, а если ты опускал мальчика-водяного в воду вместе с девочкой-водяной, то они размножались, а иногда даже выращивали растения и всё такое. Но у меня было такое настроение, что я сказала «нет» и потом долго жалела об этом.        Какаши уставился на неё.        — Ты жалеешь… что не завела водных кукол-младенцев?        — Да. А что? О чём вы сожалеете?        Казалось, он не знал, как превзойти её эпическую историю. Он несколько раз моргнул, уставился на темнеющее небо, а затем довольно медленно произнёс.        — Я жалею… что напился на дне рождения Мориока Ханы, когда мне было шестнадцать. Она подавала мне сигналы, даже поцеловала меня, но когда она собиралась вести меня наверх, меня вырвало на её туфли и я потерял сознание. Больше она со мной никогда не разговаривала.        Несмотря на свой рассказ о горе, Какаши самодовольно ухмылялся и, похоже, не слишком возражал, когда Сакура разразилась таким смехом, что чуть не опрокинулась на спину.        — Это… вы просто… о… ой, мой живот! — она задыхалась, вытирая слёзы. — Возможно, это был быстрый путь к спасению, сенсей! Девушка, которую отпугнула небольшая рвота, не стоила вашего времени.        — Ты слишком сурова с обычными девушками, Сакура, — упрекнул он. — Ты, наверное, каждый день убираешь рвоту в этой проклятой больнице, так что ты уже привыкла к таким вещам. Нельзя ожидать, что нормальные девушки хорошо справятся с такими бурными проявлениями… энтузиазма.        — Может быть.        — Не знаю, о чём я тогда думал, — он провёл рукой по своим жестким волосам и снова нежно улыбнулся своим воспоминаниям. Война и сожаление были на мгновение забыты, и он жил в более счастливых временах.        Конечно, у Сакуры были сожаления, и серьёзные сожаления, которые всё ещё преследовали её. Она сожалела, что не была достаточно важна для Саске, чтобы заставить его остаться. Она жалела, что была слишком занята в больнице, спасая жизни других людей, и не заметила ухудшения здоровья собственной матери, пока не стало слишком поздно. Она жалела, что в тот день на рынке нагрубила матери, потому что иногда она была отвратительно эгоистичным ребёнком, который много раз ранил чувства матери, но позволять этим сожалениям захлестнуть её и затянуть в страдания — это не то, как следует жизнь.        И она не собиралась позволять Какаши делать это с собой. Вероятно, у него было достаточно сожалений, чтобы хватило на несколько жизней, но Сакура предпочитала его, когда он улыбался, смеялся и рассказывал неловкие истории о своей юности. Не все должны быть заперты в ловушке своей собственной тьмы.        — Тост, — сказал Какаши, протягивая ей чашку саке.        — По поводу? — озадаченно спросила она.        — Водяные куклы и блевотина, — сказал он с каменным лицом. — И Харуно Сакура.        — Водяные куклы, блевотина и я, — согласилась она. — Очевидно, все трое одинаково хороши.        Она сделала большой глоток, затем ещё один, пытаясь угнаться за Какаши, который, казалось, выпивал свою чашку одним махом. Когда она допила до дна, голова у неё поплыла, и она снова вспомнила, почему не пьёт.        — О-ох, — простонала она, смущенно улыбаясь. — Надо остановиться. Завтра нам нужно возвращаться, а нет ничего хуже, чем ехать с похмелья.        — Да, ты права, — сказал он, наливая им обоим ещё порцию.        Оглядываясь назад, Сакура подумала, что должна была догадаться, что это была плохая идея. Даже когда миссии были очевидным провалом, никогда не стоило терять бдительность. В конце концов, алкоголь был одним из трёх грехов шиноби. И всё же какая-то очень восприимчивая часть её личности считала, что если Какаши делает это, то это не может быть настолько безответственно, ведь Какаши во многом был определением «разумного».        К тому же, это был исключительный опыт, так легко рассмешить Какаши. Это было само по себе удовольствие — подливать ему ещё выпивки и наблюдать, как понемногу рушится его жесткая, неразговорчивая натура. Он ухмылялся чаще, а его взгляд задерживался на ней немного дольше, чем необходимо. Прикосновения были свободными и непринуждёнными, но всё же с трепетом волнения, которое озадачивало Сакуру не меньше, чем его улыбки.        Когда она снова поймала его взгляд, он улыбнулась и покачал головой, словно сбитый с толку.        — Что? — спросила она.        — Ничего, — пожал он плечами с загадочной улыбкой. — Я просто подумал, как ты похожа на хомяка, когда ешь тофу вот так.        Прошла ещё почти минута пережевывания, прежде чем она смогла проглотить и ответить.        — Это одно из самых лестных сравнений, которые мне когда-либо давали.        — О?        — Другие дети называли меня лоб-билборд. Вы, возможно, не заметили, но под этой чёлкой мой лоб тянется вот сюда, — сказала она, указывая на невероятное место на затылке.        — Тогда я должен поздравить тебя с твоей потрясающей причёской.        — Убедительно, не так ли?        Он тихо рассмеялся.        — Они просто завидовали, Сакура. Ты очень красивая девушка и одна из самых умных, которых я знаю. Я бы удивился, если бы ты не вызывала зависть на своём пути.        Другая проблема, связанная с тем, что Какаши так редко хвалил, заключалась в том, что было трудно понять, как реагировать. Она повернулась лицом к долине, надеясь, что тускнеющее небо скроет её румянец, когда она улыбнулась и неловко пожала плечами.        — Не все придираются к другим из зависти. Это просто то, что жертвы говорят друг другу, чтобы чувствовать себя лучше. На самом деле люди придираются к другим, потому что чувствуют своё превосходство над ними, будь то физически или умственно. Человеческий инстинкт изгнания неудачников сильнее, чем инстинкт изгнания тех, кем мы восхищаемся.        — Тебе было бы приятнее верить, что они делают это из зависти. — Он щёлкнул языком.        — Над вами когда-нибудь издевались?        — Нет. Я был задирой.        — Вы и сейчас являетесь им для большинства своих подчинённых.        — Только непреднамеренно.        — Ну, вы кажетесь мне хорошим.        — Может быть, потому, что ты побьёшь меня, если я буду плохим?        Она сморщила нос и ударила его плечом.        — Я знаю, что втайне вы очень мягкосердечный. Я видела, как вы читаете самые глупые стихи Наки, завернутые в пыльную обложку порно-романа, когда думаете, что никто не смотрит. И я видела, как по вашему лицу катились мужественные слёзы, когда…        — Нет, это был всего лишь твой сон, — возразил он.        — Что вы знаете о моих снах? — высокомерно спросила она.        — Я знаю, что иногда бываю в них.        — Делая что? — неосторожно спросила она. Его брови двусмысленно дернулись вверх, и она удивлённо вздохнула. — Что? Никогда! Я никогда — о, вы такой развратник!        Ну, никогда было немного неправдой. Была одна странная ночь около года назад, когда, проведя более двух недель, нянчившись со своим больным начальником, она увидела сон, в котором оседлала его на больничной койке, и проснулась глубоко взволнованной. В основном потому, что она не хотела просыпаться. Однако ей снились сексуальные сны о большинстве парней, с которыми она была умеренно близка, и даже с участием Ино. Это ничего не значило (кроме того, что она, вероятно, была немного лесбиянкой), но сейчас, при воспоминании об этом в подобной ситуации, её кожа нагрелась от смеси смущения и чего-то ещё.        — Я просто дразню тебя, — заверил он.        — Вы плохой человек, — игриво надулась она.        — Я думал, мы только что установили, что я хорошо к тебе отношусь.        — Я беру свои слова назад, вы безнадежно ужасны.        — Громкие слова для пьяной девушки.        — Не менее правдивые, — возразила она.        Он вздохнул.        — Да, может быть…        Когда она снова взглянула на него, то заметила, что он снова смотрит на долину, выражение его лица стало чуть более напряжённым, чем минуту назад. Вдруг он провёл рукой по лбу и закрыл глаза, как будто что-то наконец настигло его.        — Может, нам пора заканчивать? — предложила она, размышляя, не слишком ли много он выпил.        — Полагаю, так будет лучше, — хрипло сказал он. — Прежде чем я сделаю что-то действительно постыдное, что ты будешь помнить обо мне до конца моей жизни.        Даже так?        — Если подумать, не хотите ли ещё выпить? — весело спросила она.        Какаши не был настолько пьян, чтобы повестись на это.        — Ах-ха, — отшутился он, неуверенно поднимаясь на ноги и направляясь обратно в комнату. Сакура услышала, как он по меньшей мере дважды врезался в дверной косяк, и вздрогнула. Ага. Немного перебрал с выпивкой…        Сама Сакура собиралась остаться ещё немного, чтобы насладиться тёплым вечером и понаблюдать за появлением звёзд, но этого не произошло, когда позади неё раздался жалобный возглас.        — Сакура-чан! Уложи меня.        Она вздохнула и закатила глаза.        — Да, господин, — весело отозвалась она и, молча пожелав небу спокойной ночи, вернулась в комнату.        Какаши уже сидел на своём футоне, потирая виски, как будто у него болела голова. Он не столько нуждался в укладывании, сколько просто хотел внимания.        — Вот, — сказала она, доставая из шкафа кувшин и наливая стакан воды. Она протянула его ему, но он не смог сделать больше, чем просто держать его, она опустилась рядом с ним на колени и поднесла стакан к его губам, заставляя его пить или быть облитым водой. В конце концов он сделал и то, и другое понемногу, кашляя и отплевываясь, пока она смотрела на него с ухмылкой.        — А говоришь, что я плохой человек, — запротестовал он, пока вода стекала по его подбородку. — Почему бы тебе просто не перевернуть его над моей головой?        — Хорошо, — весело прощебетала Сакура и попыталась это сделать.        Но даже если он был пьян, рефлексы Какаши не были настолько притуплены, и он потянулся вверх в то же самое время, чтобы схватить стакан и побороться с ней за контроль. Стакан начал опасно наклоняться в сторону Сакуры. Она пискнула и попыталась оттолкнуть его. Однако в следующий момент Какаши рассмеялся, и её окатило холодной водой.        Капли стекали по кончикам её волос и попадали в вырез жилета.        — Фу, — хихикнула она, скорчив гримасу.        Она заметила, как Какаши мягко улыбается ей, снова с тем странным теплым выражением в глазах, которое казалось таким знакомым, но таким чуждым. Она слегка вздрогнула, и ей показалось, что это была не столько холодная вода, сколько волнение другого рода.        — Что? — спросила она, робко улыбнувшись ему.        — Ты, — сказал он, как будто это было очевидно. — Ты невероятная.        Никто ещё никогда не говорил ей, что она невероятна — по крайней мере, в приятной форме. На её щеках вспыхнул румянец, который усилился, когда он протянул руку, чтобы убрать мокрый локон с её щеки.        — Конечно, я невероятная, — начала нервно лепетать она. — Почему бы мне не быть невероятной? Я была лучшей в своём классе, я элитный медик, я ученица Хокаге, и я могу победить девятихвостого Джинчурики со связанными за спиной руками — конечно, я невероятна. А ещё я хорошо выгляжу в холодной воде.        Она нервничала, потому что он, казалось, подходил всё ближе. Он всё ещё держал её за запястье и его большой палец мягко скользил взад-вперед по чувствительной коже её внутренней стороны руки. По её позвоночнику пробежали мурашки, и она замолчала, с опаской наблюдая за ним, пока его тяжёлый взгляд не опустился вниз по её лицу и не остановился на губах.        — О чём вы думаете, Какаши-сенсей? — прошептала она.        Он вяло улыбнулся.        — Как легко забыть обо всем, когда ты рядом, — сказал он, а затем осторожно отпустил её запястье и со вздохом плюхнулся на спину. Момент был упущен, хотя Сакура всё ещё чувствовала себя дико странно и тепло, глядя на него, потягивающегося и устало потирающего глаза. Его кофта немного задралась, обнажив полоску голого живота, покрытого светлыми жёсткими волосами, которые исчезали под поясом брюк. Это было самое завораживающее зрелище, которое Сакура когда-либо видела.        — На войне всегда есть сожаление, — смущенно сказал Какаши. Сакура заметила, что его мысли перескочили на предыдущую тему разговора.        — Ты всегда кого-то теряешь. Я потерял мать во второй войне, отца в третьей, вместе с друзьями и учителем. И ты думаешь про себя: если все мертвы, это больше не может тебя ранить, правда? Потом они нападают со спины, и ты оказываешься там, откуда начал, и всё, что ты можешь сделать, это надеяться, что на этот раз у тебя хватит сил удержаться.        — Бла, бла, бла… — пробормотала Сакура, ткнув его в нос. — Ты пьян, сенсей.        Он поймал её руку.        — Я всегда буду рядом с тобой, Сакура. Я не позволю никому умереть в этот раз.        Она застенчиво улыбнулась ему, сбитая с толку тем, насколько серьёзным он выглядел.        — Я могу позаботиться о себе. Что вы там говорили прошлой ночью о том, что вы заботитесь о своём здоровье, а я — о своём?        — Не будь слишком гордой, — прошептал он, закрывая глаза. — Со мной тебе не нужно быть сильной.        Его рука опустилась рядом с её коленом, и Сакура с любопытством наблюдала за его лицом, понимая, что он быстро погружается в сон.        — Знаете, вы не очень-то собутыльник, — сказала она его гладкому бесстрастному лицу. — Засыпаете на мне, боже.        — Я не сплю, — пробормотал он и в доказательство похлопал её по попе… …и Сакура ударила его в живот с такой силой, что он перевернулся на спину с болезненным ворчанием.        — Держите себя в руках, старый грязный развратник, — строго отчитала она его. — То, что я пьяна, не означает, что вы можете пользоваться мной.        Какаши оставался неподвижным и молчаливым.        Она склонилась над ним.        — Сенсей? — спросила она. — Ты умер, сенсей?        — Да, — ответил он.        — О. Что вы хотите, чтобы я сказала на ваших похоронах?        — Скажи, что я был потрясающим и умным. И что я умер, занимаясь любимым делом.        — Хорошо. Но я скажу всем, что вы умерли, занимаясь любовью с пылесосом.        Он застонал.        — Я бы не стал так говорить. Ты жестока, Харуно Сакура.        — И именно поэтому вы меня любите.        — Думай, что хочешь, — угрюмо пробурчал он.        Она наклонилась и нежно поцеловала его в висок, как будто и не била его.        — Спокойной ночи, сенсей, — ласково сказала она. — Завтра нам предстоит долгий путь домой, так что приятных снов.        — Я бы пожелал тебе того же, но я бы солгал, — прохрипел он, потирая пострадавший живот. Несмотря на то, что он явно нахмурился, ему всё же не удалось скрыть сонную улыбку.        Сакура забралась на свой собственный футон и со вздохом поерзала между прохладными простынями, чувствуя необъяснимое тепло и счастье, и, возможно, только отчасти благодаря саке. Закрыв глаза, она увидела тающую улыбку Какаши и вспомнила, как он непринуждённо коснулся её волос, а потом — незащищенный кусочек его обнажённого живота. Её сердце было переполнено, и ей не хотелось анализировать, почему. Всё, чего ей хотелось, это заснуть с мыслями о нём… например, если бы его кофта была поднята ещё выше, она бы увидела выпуклый или впалый пупок?        С её губ сорвался смешок, прежде чем она смогла его остановить.        — Прекрати свои извращённые мысли обо мне, Сакура, — пробормотал Какаши со своей стороны комнаты.        — Как пожелаете, — сонно ответила она и перевернулась, зарывшись головой в подушку.        Если ей и снились приятные сны, то она точно не вспомнила о них, когда проснулась. Холодный бледный свет струился сквозь открытые двери сёдзи, и тупая боль забивала носовые пазухи и, насколько она понимала, мозг тоже.        — О… моя бедная голова, — прохрипела она, садясь, не обращая внимания на тяжесть похмелья, которое заставляло её лежать.        — Вот что ты получаешь за пьянство на работе, — сказал голос в другом конце комнаты тоном, слишком ханжеским для человека, который выпил по крайней мере вдвое больше, чем она. Она окинула его мрачным рыбьим взглядом, заметив, что он одет, умыт и расслабленно прислоняется к стене с той же старой книгой «Ича-Ича» в руке.        В мире не было справедливости. Разве не старые пердуны должны были страдать от похмелья хуже, чем молодые?        Сакура раздражённо хмыкнула и, отбросив одеяло, на шатающихся ногах скрылась за ширмой. Задание закончилось, и официально это была ложная тревога, она не видела причин не надеть свою обычную рабочую одежду снова. После того, как она скрылась в ванной, чтобы сбрызнуть водой глаза, пришло время идти.        — Готова? — спросил Какаши, когда она снова появилась.        Настроение у него было явно лучше, чем вчера, но к тому времени она уже перестала пытаться понять, что это значит.        — Готова, — ответила она голосом, похожим на гравий, и они вместе направились к стойке регистрации, чтобы оплатить счета.        — Что-нибудь из мини-бара? — спросила гнусавая женщина за столом.        — Только саке, — признался Какаши. Сакура стояла позади него, потирая виски и отчаянно желая, чтобы они уже вернулись домой в Коноху.        — Мм-м-м, — женщина нацарапала дополнительные расходы на их квитанцию. — Вы пользовались какими-либо другими удобствами?        — Ну, был один пылесос…        Сакура вдруг разразилась хриплым смехом, а хозяйка гостиницы с недоумением посмотрела на них обоих.        — Простите? — спросила она, хмуро глядя на Какаши.        — Ничего, — серьёзно ответил он, перекрывая смешки Сакуры. — Никаких удобств. Сколько это стоит?        Сакура всё ещё пыталась сдержать смех после того, как Какаши расплатился с женщиной, и они вышли на улицу. Горничная с платиновыми волосами с предыдущего вечера была заменена служанкой с каштановыми волосами, которая бросила на Сакуру обеспокоенный взгляд, когда они проходили мимо.        — Неужели вы совсем не заботитесь о моей бедной голове? — спросила его Сакура. — Не рассказывайте глупых шуток.        — Я рассказываю их только потому, что ты смеёшься, как ослиха, — заметил он.        — Нет, не смеюсь. Ни в малейшей степени, — сказала она, внезапно почувствовав себя абсолютно довольной.        Они нашли дорогу, ведущую из города, и вскоре здания стали исчезать за деревьями и скалами, пока они не увидели лишь раскинувшиеся рисовые поля и далёкое пятно океана справа от них. Даже так далеко в глубине материка она почти чувствовала солёный привкус в воздухе.        — Как думаете, Наруто и Сай нашли что-нибудь в Чибе? — пробормотала она своему тихому спутнику. — Досадно, что мы ничего не нашли, но, возможно, это была не такая уж пустая трата времени.        — Хм? — Какаши взглянул на неё.        — Свежий воздух, красивые виды, две ночи в гостинице, все расходы оплачены Конохой, — она пожала плечами. — Мы должны смотреть на это как на отпуск.        Он снова отвёл взгляд.        — Думаешь? — он не казался полностью убеждённым.        Сакура бросила на него застенчивый взгляд.        — Я рада, что пошла с вами, — искренне сказала она. Он не смотрел на неё и никак не реагировал, но она знала, что удивила его. — Вы неплохая компания.        — Спорный комплимент? — догадался он.        — Я серьёзно, — сказала она. — Эта миссия могла стать полным провалом. Если бы я пошла с Наруто, он бы просто стонал всё время. Если бы я отправилась с Саем, я бы его уже убила. Мне нравится проводить время с вами… Наверное, это всё, что я хочу сказать.        Он долго молчал.        — Понятно.        Возможно, она сказала слишком много или сказала что-то не то. Она знала, что он не был человеком, которому комфортно выражать свои чувства, и ещё менее комфортно, когда другие люди выражали их. С ним было легко шутить и даже флиртовать, как она сделала вчера вечером за саке, но когда разговор переходил на серьёзное и личное, ей вдруг становилось нечего сказать.        Она могла сказать, что он был смущен, поэтому, чтобы пощадить его, она отвернулась и посмотрела на бесконечные рисовые плантации. Достаточно было того, что она выговорилась, и теперь она могла вернуться к глупым бессмысленным вещам, таким как.        — Как, по-вашему, они делают рисовые лепёшки?        Какаши знал об этом гораздо больше, чем о чувствах, и поэтому мог говорить гораздо свободнее, хотя это мало о чём говорило.        Сакуре придётся смириться с тем, что её командир всегда будет замкнутым гадом, и заставить его хоть иногда разговаривать было просто чудом. Она должна была быть благодарна за то, что знала его так долго, что они могли разговаривать с относительной лёгкостью, и она знала, что он говорил с ней так, как не говорил ни с кем другим, даже с теми, кого знал всю свою жизнь. Многие говорили, что у Хатаке Какаши нет чувства юмора, но это было неправдой. Просто очень немногим удавалось его увидеть, а если и удавалось, то ещё меньше людей его понимали. К сожалению, Сакура была одной из них.        Он был хорошей компанией, когда привыкаешь к нему. Возможно, на это ушло несколько лет, но Сакура могла с уверенностью сказать, что считает Какаши одним из своих самых близких друзей. Ей действительно нравилось оставаться с ним наедине, и она наслаждалась тем, как, когда он был пьян, он смотрел ей в рот, трогал её кожу и даже иногда хватал её за задницу. Конечно, она не могла дать ему понять, что ей это нравится, но ни с кем из других её друзей такого не было. У неё никогда не возникало желания подзадорить их, как это было с Какаши.        Ближе к полудню они пошли вдоль реки вниз к небольшому, но удивительно оживлённому городку. Сакура предложила обойти его стороной. Такие места всегда кишат карманниками.        — Интересно, продают ли здесь аспирин, — размышлял Какаши.        Сакура косо посмотрела на него.        — У вас действительно похмелье, не так ли?        — Возможно, — уклончиво сказал он. — Если хочешь, можешь походить вокруг, но я, пожалуй, пойду посмотрю сам. Встретимся на той стороне?        — Конечно, — Сакуре было всё равно. Она лишь пожала плечами, и они разошлись: Какаши направился в густую толпу города, а Сакура направилась по затененной травянистой тропинке, ведущей за дома. Звуки города слева от неё и реки справа сопровождали её по мере того, как густели деревья. На этой тропинке было не так много людей. Она прошла мимо пары, гуляющей с ребёнком в коляске, и старика, несущего на спине дрова.        Какаши сам будет виноват, если он окажется на другом конце города, потеряв половину своих вещей. Даже элитные ниндзя имели проблемы с элитными карманниками в таких центрах, как этот, так что Какаши повезёт, если на нём вообще останется хоть какая-то одежда. Сакура улыбнулась про себя. Вот это было бы зрелище.        Взглянув на часы, она поняла, что день пролетел быстро. За городом были только леса и равнины, что означало ещё одну ночь в лагере под верхушками деревьев. С похмельем, подкашивающим голову, Сакура не была уверена, что хочет подвергаться этому. Возможно, ей удастся уговорить Какаши остаться здесь на ночь. Конечно, он скажет, что хорошие шиноби не жалуются на то, что проводят ночь на улице, но тогда она просто затрепещет ресницами и пригрозит снова заговорить о «чувствах».        Сакура снова посмотрела на тропинку впереди и заметила, что впереди неё идёт ещё один человек, хотя и в два раза медленнее, так что она постепенно набирает обороты. Сначала она не придала этому особое значение. На этом маленьком обходном пути вокруг переполненного, сомнительного городка было несколько путников, и он ничем не отличался от них.        Вот только он отличался.        Со спины она смогла разобрать только то, что это был высокий мужчина с длинными черными волосами, стянутыми в беспорядочный хвост. Торговец? Похоже, у него был своего рода рюкзак, но длинная трубка, продетая через лямки, становилась всё больше и больше похожей на ножны меча по мере того, как она приближалась. Ниндзя?        В нём было что-то странное. Она не знала, было ли это из-за его походки или из-за одежды, которую он носил, но что-то показалось ей очень знакомым. Внезапно она была совершенно уверена, что знает человека, стоящего перед ней. Словно почувствовав пристальное внимание, он повернул голову и оглянулся через плечо. Увидев её, он замер на месте. Признаться, Сакура поступила точно так же. Ведь не каждый день сталкиваешься с Учихой Саске.