Дом воронов

Почти смелая, почти беременная Почти влюблена        Рвота забрызгала унитаз.        Сакура зависла там ещё на несколько минут, пока не убедилась, что тошнота прошла. С усталым стоном она потянулась за туалетной бумагой, вытерла рот и спустила воду. Уже давно её не мучила утренняя тошнота, но она уже привыкла к ней, даже если ей приходилось тратить пять минут на чистку зубов, чтобы избавиться от привкуса желчи.        Возможно, рецидив был как-то связан с Какаши. Она покинула Коноху, чтобы избежать стресса, а он взял и последовал за ней. Если и есть что-то, что не нужно беременной девушке — так это бездельник-отец-предатель, который болтался поблизости и расшатывал её нервы до предела.        Радовало одно: он, вероятно, ещё не знал, что она беременна. Сакура уже не хотела, чтобы он знал, по крайней мере, до тех пор, пока она не будет эмоционально подготовлена для общения с ним. Сейчас же, особенно в этот момент, когда она раскачивалась перед зеркалом в ванной, чувствуя слабость и недомогание, она не была готова встретиться лицом к лицу с Какаши, с этой беременностью и с тем фактом, что это лишь вопрос времени, когда он узнает.        По крайней мере, отметина на её ягодице сегодня не так сильно болела. Сакура надеялась, что она исчезает, но стоило ей поднять ночную рубашку и посмотреть в зеркало, как она увидела, что имя Какаши по-прежнему ярко отпечаталось на её коже. Однако цвет, похоже, темнел, превращаясь из красного в тёмно-бордовый, и через день-два, возможно, станет черным. Сакуре никогда раньше не приходило в голову спросить об этом дзюцу. Она никогда не видела, чтобы Какаши использовал его на ком-то достаточно долго, чтобы оно изменило цвет, так что она могла только молиться, чтобы это не означало, что это с ней навсегда. Если это так, то головы снова полетят с плеч, и на этот раз это будет голова Какаши.        Проведя пальцами по волосам, чтобы привести их в более презентабельный вид, Сакура вышла из ванной и направилась обратно в общежитие. Каору и Аки ушли вперед, чтобы начать работу, оставив только Юи. Когда Сакура вошла, она, как обычно, складывала свой футон, но потом подняла голову и одарила Сакуру таким взглядом, что, казалось, температура упала на несколько градусов.        Сакура нервно улыбнулась и отправилась одеваться.        Не нужно было быть гением, чтобы понять, почему ненависть Юи к Сакуре возросла. Все знали, что Юи была любимицей Тошио, и любой, кто вставал между ними, заслуживал гнев Юи. Беременность Сакуры была невыносимым оскорблением.        Откровенно говоря, Сакура удивлялась, что Юи до сих пор не зарезала её во сне.        Когда Сакура завязывала фартук за спиной, Юи неожиданно заговорила.        — Химико сегодня отправляют домой.        Сакура неловко повернулась к ней лицом.        — Ей лучше? — задыхалась она, не смея надеяться. Может быть, она вывела достаточно яда прошлой ночью?        Юи посмотрела на неё, явно возлагая всю вину за то, что случилось с Химико, на Сакуру. Ведь именно её напиток отравил главу обслуживающего персонала.        — Немного лучше, — упрямо сказала Юи. — Доктор отправил её обратно к родным, чтобы она восстановилась. Пройдет много времени, прежде чем она вернется, так что до тех пор я здесь главная. Я стану личной помощницей Госпожи Зуру.        От такой мысли можно было поперхнуться. Сакура постаралась сохранить нейтральное выражение лица, вежливо заметив:        — Разве не Аки должна стать помощницей госпожи? Она здесь дольше всех и имеет наибольший опыт…        — Я самая старшая, — только и сказала Юи.        Спорить с ней было бессмысленно. Сакура сомневалась, что даже Аки стала бы заступаться за эту девушку, даже если бы должность личного помощника была тем, чего эти девушки жаждали больше всего на свете. Возможно, именно поэтому Юи до сих пор не задушила Сакуру: она была успокоена тем фактом, что случившееся с Химико принесло ей повышение в должности, о котором она мечтала, что-то более важное, чем её любовник, обрюхативший её коллегу. По крайней мере, на данный момент.        Стремясь поскорее выбраться оттуда, Сакура демонстративно посмотрела на часы, хотя время не засекала.        — Тогда я лучше пойду и принесу близняшкам завтрак, — сказала она. Это была её утренняя обязанность по средам и пятницам, и было целесообразно действовать быстро на случай, если близнецы решат встать пораньше и отправятся на кухню, чтобы выпрашивать у персонала сладости.        — Нет, — прервала её Юи, прежде чем она успела скрыться за дверью. — Прошлой ночью дождь залил лестничную площадку на четвёртом этаже. Кто-то должен там убрать.        — Этим кем-то буду я? — спросила Сакура с излишней слащавостью.        Юи была примерно в трех словах от того, чтобы дать ей пощёчину.        — Ты знаешь, где швабра, — сказала она.        Поднимаясь на четвёртый этаж с ведром и шваброй, Сакура размышляла о том, что её социальное положение среди персонала теперь под угрозой. Раньше она полагалась на Химико, которая держала её под крылышком, но теперь, когда Юи стала главной, Сакура осталась в одиночестве, и Юи собиралась как можно сильнее пошатнуть её положение.        Сакура подозревала, что теперь обязанностей по уборке туалета станет больше.        На последнем лестничном пролете она встретила одного слугу, которого иногда видела в коридорах. Довольно часто он улыбался ей и говорил «доброе утро», как будто грозовые тучи и моросящий дождь были его представлением о приятном начале дня, но на этот раз он слишком вежливо отводил взгляд в стену. Сакура вздохнула. Ей следовало ожидать такого рода вещей, если она собиралась остаться здесь, и она останется здесь, пока не найдет безопасный способ приструнить всех людей, которые были заинтересованы в том, чтобы она либо заткнулась, либо умерла.        — «Почему я?» — мрачно подумала она, ища место, которое должна была убрать. Его было трудно не заметить — это была огромная лужа воды рядом с одним из открытых окон террасы. Сакура сморщила нос, глядя на беспорядок. Она понятия не имела, откуда взялась грязь или чёрно-зелёные кусочки старого мха, но это была страна Дождя, и когда ты оставляешь окно открытым на ночь, ты впускаешь не только дождь, но и половину тропического леса тоже.        Она тяжело вздохнула — похоже, в последнее время она часто делала это — и хлопнула шваброй по половицам, начав уборку.        И тут она обнаружила ещё одну неприятную особенность работы слугой. Она не только была совершенно невидима для людей, которым прислуживала, но и то, что она делала, было так же незаметно. Несколько раз Сакуре приходилось останавливаться и отходить в сторону, чтобы пропустить очередного идиота Хатаке, причем некоторые из них были настолько беспечны, что просто проходили по луже, а потом поворачивались, чтобы обругать её, как будто это была её вина.        Сакура лишь неподвижно смотрела в ответ, пока её пальцы судорожно сжимали ручку швабры, так и тянуло замахнуться на одного из этих претенциозных кретинов. Трудно было представить, как Какаши может быть связан с этими людьми. Там, где он был любезным, невозмутимым, а иногда и терпеливым, его родственники были громкими, высокомерными и вообще неприятными.        Но, пожалуй, он их заслужил.        Метка на её бедре начала побаливать. Она услышала шаги на лестнице позади себя, и у неё неприятно свело живот, когда она поняла, кто это. Дом был большой, и это было слишком большое совпадение, чтобы он просто проходил мимо, не тогда, когда он знал, где её можно найти в любое время.        Она решительно продолжала возить шваброй по полу с хмурым выражением лица, пока запутанная серая масса не наткнулась на пару ботинок, как перевёрнутая миска с червями. Сакура остановилась, но не подняла глаз.        — Ты мне мешаешь, — выдавила она.        Он не мешал, но всё равно сделал размеренный шаг назад, чтобы дать Сакуре возможность вымыть и без того чистый пол.        — Сакура, — сказал Какаши. — Я хотел бы поговорить с тобой.        — Не похоже, что тебе нужно записываться на приём, — отрезала она. — Валяй. Я не занята или что-то в этом роде.        — Не здесь, — сказал он, оглядывая пустынный коридор. — Когда у тебя перерыв?        — У меня его нет, — солгала она. — Я работаю, пока не рухну от усталости.        Он замолчал, словно пытаясь понять, как с ней заговорить. Это заставило Сакуру приостановиться в своей хандре и впиться в него пристальным взглядом. За всё время, что она знала его, она никогда не замечала, чтобы он терял дар речи, и часто бывало так, что чем больше он злился, тем более причудливо красноречивым становился. Не было сомнений, что сейчас он зол, так почему же он был таким косноязычным? И, что ещё важнее, почему он избегал смотреть на неё, как слуга на лестнице?        Он глубоко вздохнул.        — Библиотека. Сегодня вечером, когда ты освободишься, я буду ждать тебя там.        — Жди сколько хочешь, я не приду, — прямо сказала она.        Теперь он посмотрел ей в глаза.        — Нет, придёшь.        Он был в бешенстве, глядя на неё так, словно она была раздражающим фактором, и приказывая ей, будто она действительно была его собственностью. Может, его имя и было буквально на её заднице, но, учитывая всё, через что он заставил её пройти, он не имел права так на неё смотреть.        Поэтому, когда он повернулся, чтобы уйти, вероятно, чувствуя, что сумел донести свою мысль, руки Сакуры сами собой пришли в движение. Швабра взметнулась по дуге, и грязная насадка ударилась о спину Какаши со звонким и чрезвычайно приятным шлепком.        Какаши застыл на месте, его плечи напряглись от отвращения, как у человека, на которого вылили ведро навоза… или, наоборот, у человека, которого ударили по голове самой грязной шваброй на свете. Сакура быстро вернулась к мытью пола, провоцируя его на ответные действия. Но после минутной паузы он заставил себя идти дальше.        — «Мудрое решение»,— подумала она. Они оба знали, что если он попытается отчитать её, то получит ту же швабру в рот.        Это был всего лишь маленький бунт после стольких угнетений, но, тем не менее, он вызвал на её лице улыбку. Она не любила, когда ей приказывали, как будто он всё ещё был её командиром, и велика вероятность, что она оставит его сегодня в подвешенном состоянии из вредности, даже если разговор с ним был бы в её интересах. А ещё ей было любопытно. Почему он хотел поговорить с ней?        По тому, как он едва мог смотреть ей в глаза, у неё возникло неприятное чувство, что, возможно, он уже…        — «В таком случае, я точно не пойду», — подумала она.

***

       — С каких пор ты снова начал курить? — спросил его Карасу.        Какаши уклончиво пожал плечами.        — Нельзя слишком много дышать свежим воздухом. Это вредно.        Они стояли, прислонившись к перилам одной из самых высоких террас с видом на озеро, почти одни, если не считать десятка воронов, кормившихся на перилах. Один из них был белым. Какаши задумчиво наблюдал за ним, выпуская из носа струйку дыма в горячий влажный воздух. Он думал о его слегка пожелтевшем брюшке, о его черных глазах, о торчащем на спине перышке, которое так и ждет, чтобы его расправили. Он думал об этом, потому что в тот момент думать о птице было легче, чем о чём-либо другом.        Наверное, и безопаснее, когда Карасу был рядом.        — Почему мы не могли поговорить в твоей комнате? — с любопытством спросил Какаши.        — Там жук, — ответил Карасу, дёргая себя за ухо, чтобы подчеркнуть, что это не насекомое. — Он там с тех пор, как мы приехали.        Какаши повертел сигарету в пальцах и стряхнул пепел на перила.        — Зуру снова нас подслушивают? — предположил он. Это был не первый случай, когда местная семейка по глупости пыталась подслушать клан Хатаке, но все думали, что Зуру уже научились не докучать им.        — Возможно, — ответил Карасу. Он облокотился на перила, глядя на цветущий сад раскинувшийся внизу.        — Ты ещё не отключил его?        — Зачем мне это делать? Гораздо веселее кормить его всякой всячиной и наблюдать за реакцией. — Он тихонько засмеялся.        Какаши пристально посмотрел на Карасу, начиная понимать, что это не просто очередной трюк семьи Зуру. Если бы это было так, Карасу уничтожил бы жучок. Кормить его чем-то могло означать только то, что он подозревал, что его подбросил кто-то другой.        — Думаешь, здесь есть крот? — догадался Какаши.        Карасу прищурил на него один глаз, другой закрылся от яркого солнечного света.        — А ты что думаешь?        Что подумал Какаши? Сакура была первой мыслью, пришедшей на ум, но он отогнал её и притворился перед собой и Карасу, что эта идея его озадачила.        — Я думаю, что это, скорее всего, Зуру.        — Согласен, — сказал Карасу. — Но то, что более вероятно, иногда не является реальностью. О, а вот и она. — Он выпрямился и посмотрел вниз на сад с ещё большим интересом, чем раньше. — Помнишь, я хотел спросить тебя кое о ком?        Какаши проследил за его взглядом и зажмурился от удивления, когда понял, что Карасу наблюдает за двумя девушками, идущими через сад с ведрами и тряпками под мышками. Одна из них была брюнеткой в синей юкате, и Какаши был почти уверен, что это та самая девушка, с которой он столкнулся накануне. Та самая, которая рассказала ему о беременности Сакуры.        Другая девушка была розововолосой в дерзкой красной юкате.        Он никак не отреагировал. Покерфейс Какаши не зря был бичом игрового круга Конохи, и хотя он заметил, что Карасу пристально смотрит на него, он остался невозмутимым. Он взглянул на собеседника и удивлённо вскинул бровь.        — Хм? — было всё, что он сказал.        — Ты знаешь эту девушку? — спросил его Карасу со слабой улыбкой, мотнув головой в сторону девушек. Они пробирались под арками глициний, направляясь к онсэну.        — Да, я знаю её, — ответил Какаши. — Шатенка, да? Это та, которую обрюхатил Тошио.        Карасу нахмурился.        — Что? Ты, идиот, с чего ты это взял?        — Это её я видел, когда он бил её в библиотеке. После того, как ты рассказал мне, я подумал…        — Как будто Тошио ограничивает себя только одной девушкой. Розовая, — Карасу указал пальцем. — Ты хочешь сказать, что никогда не видел её раньше?        Какаши облокотился на перила и сделал ещё одну затяжку, делая вид, что размышляет.        — Думаю, я бы запомнил такие волосы. Зачем тебе вообще это знать? — спросил он.        — Она из Конохи.        Взглянув на Карасу, он заметил, что лицо того было совершенно пустым. Он смотрел на девушек, исчезающих на ступенях онсэна, и, хоть убей, Какаши не мог сказать, не заманивают ли его в ловушку.        — Ты уверен? — осторожно спросил Какаши.        Карасу кивнул.        — У неё такой же акцент, как у тебя.        — Как и у половины страны Огня, — запротестовал Какаши. — Да ладно, у тебя должно быть больше причин подозревать её.        Он улыбнулся и пожал плечами.        — У тебя была ученица по имени Сакура, не так ли?        Какаши незаметно прикусил щёку и прикрыл её, поднеся сигарету ко рту. В прошлом он много раз мимоходом рассказывал Карасу о своих учениках, в основном, чтобы пожаловаться на них, но он начал избегать их в разговорах, когда становилось всё более очевидным, что презрение Карасу к Конохе перерастает в нечто серьёзное — что-то, по поводу чего он собирался принять меры. Какой-то инстинкт заставлял его держать язык за зубами в отношении троих людей, которых он так полюбил, будто говоря о них, он подставлял их под удар.        Однако Карасу помнил их достаточно хорошо. Благо, что Какаши так и не удосужился описать их своей семье, кроме их раздражающего поведения.        — Харуно Сакура, — тихо согласился он. — Сумасшедшая, как говорят некоторые, — он бросил на Карасу забавный взгляд. — Ты думал, что это она?        — Мне это приходило в голову, — ответил Карасу.        — Вряд ли она такая же чудовищная, как моя Сакура, — заметил Какаши.        — Я не знаю. Несколько дней назад она видела, как человеку отрубили голову, и она была вся в крови с ног до головы. Я вполне ожидал, что у такой девушки после такого потрясения случится выкидыш. Знаешь, что она сделала?        Какаши боялся даже подумать.        — Что?        — Она отчитала меня за шутку про голову Мацуке, — возмутился Карасу. — У неё наглое лицо, а взгляд твёрдый, как камень. Когда она смотрит на тебя, это очень нервирует. Это как если бы тебя ругала мать.        — Понятно. — Какаши не смог ничего на это возразить. За эти годы он испытал на себе всё разнообразие настроений Сакуры, и иногда ему приходилось признавать, что она могла запугивать людей лучше, чем он. Однако, у неё также был дар очарования, которого ему недоставало. Сакура могла заставить людей подчиниться одним лишь взглядом, но она также могла заложить руки за спину, улыбнуться и кокетливо наклонить голову, и в следующий момент они расплывались лужицей у её ног.        Какаши был одним из таких людей, поэтому он очень сочувствовал Карасу. Но также вызывало беспокойство, потому что, сам того не ведая, Карасу сумел выяснить, кто она на самом деле такая.        — Ты действительно думаешь, что она шпионка? — легкомысленно спросил Какаши. — Мы всегда можем вызвать её на небольшой допрос.        — Не будь варваром, нельзя пытать беременную девушку, — напутствовал его Карасу. — Она сказала кое-что, что вызвало у меня любопытство, но ты меня успокоил. Ты никогда не видел её в Конохе?        — Я так не думаю, — сказал Какаши, наблюдая за Карасу так же внимательно, как Карасу наблюдал за ним. — Возможно, стоит присмотреть за ней. Я знаю не всех в этой деревне.        Карасу ещё мгновение смотрел на него, а затем со вздохом перевел взгляд обратно на сад.        — Нет. Я не совсем доволен своей теорией. Я не верю, что Коноха бросила бы будущую мать на произвол судьбы, и я не думаю, что они оставили бы нас в покое так надолго, если бы у них действительно был контакт здесь. Наверное, это ерунда. Скорее всего, Зуру снова стал любопытным ублюдком. Подождем и увидим.        Ещё одна причина почему Сакура должна была заткнуться и не высовываться. Когда он увидит её сегодня вечером, ему придется напомнить ей о важности её молчания.        Карасу ударил его по голове.        — Перестань быть таким серьёзным, швабра, — сказал он. — Почему бы тебе не пойти поиграть с этим твоим щенком? Как там его зовут… Па-чан, кажется?        — Паккун, — поправил Какаши с ноткой предупреждения в голосе. Он чувствовал, что сейчас начнется. Ведь если в присутствии Карасу зайдет речь о собаках, разговор, естественно, перейдет на…        — Тебе действительно стоит подумать о заключении контракта с волками, — сказал ему Карасу. — Они намного лучше. В выносливости они превосходят ваших коротконогих выставочных собачек. Их нюх острее, они могут выслеживать на дальнее расстояние, их рефлексы быстрее, их укус мощнее…        — Они не такие умные.        — Как грубо.        — Я просто говорю, — Какаши никогда не любил такие разговоры, но между этим и обсуждением личности Сакуры с человеком, который убьёт её, если узнает правду, защита своего любимца была гораздо предпочтительнее. — Я доволен своими собаками.        Карасу не сдавался.        — Они принадлежали твоему отцу после того, как он покинул клан. Они не обязаны быть и твоими.        — Я должен отказаться от всего, что связано с моим отцом? — спросил Какаши, забавляясь.        — Я не это имел в виду, — замялся Карасу. — Но, может быть, тебе стоит подумать о том, какое впечатление это производит. Собаки — это просто прирученные волки: кастрированные, избалованные и лишенные клыков. Твой отец был волком… пока не встретил твою мать и не стал собакой Конохи.        Какаши неопределённо пожал плечами, затягиваясь сигаретой, которая, казалось, тлела вдвое быстрее, чем обычно.        — Коноха уже не та, что раньше, — тихо сказал он кузену. — Может, она и была первой деревней, но если бы она не возникла… революция всё равно бы произошла. Люди устали продаваться тем, кто больше заплатит. Они хотели иметь свой дом и дело, за которое можно бороться, кроме денег, и это был лишь вопрос времени. То, что основатели сделали с нашим кланом, отвратительно. Но неужели ты думаешь, что справедливо наказывать всех людей, живущих сегодня в Конохе, за трагедию, которую совершили их старейшины?        Без особых колебаний Карасу ответил:        — Конечно.        — Ты веришь в грех предков? — Какаши выстрелил в ответ. — Тогда ты считаешь меня ответственным за предательство моего отца?        Что-то во взгляде Карасу смягчилось, когда он снова посмотрел на него.        — Я не виню тебя. Твой отец заплатил за свою ошибку, потеряв жену и рассудок. И я не виню людей в Конохе за то, что сделали их старейшины, но эти помешанные на власти старые пердуны так и не понесли ответственности, а их дети наслаждаются награбленным, вырванным из рук таких кланов, как мы, которые отказались склониться. Я не могу принять это. Мы всего лишь делали то, чем ниндзя занимались сотни лет, но вдруг некоторые из них осели и решили, что все остальные — преступники, посягающие на их территорию? Присоединяйтесь к нам или умрите, именно из-за этого, знаешь ли, велась первая мировая война, и мы проиграли. Против Учиха и Сенджу мы никогда не победим. Теперь мы трусим и бежим, а они становятся богаче и упитанней, всё ещё перелезая через трупы друг друга, чтобы остаться на вершине. Они называют нас убийцами-изгоями и назначают за нас награду, в то время как сами устраивают геноцид против одного из своих кланов. Меня от этого тошнит, — он окинул Какаши бесстрастным взглядом. — Это не личное, но деревни должны исчезнуть. В этом мире не будет такой вещи, как свобода, пока они не лишатся власти. Я хочу, чтобы дети этого клана знали, какой свободой обладали наши прапрадеды.        Какаши ничего не сказал. Его сигарета догорела до фильтра, и он мог только смотреть на неё.        — Ты ведь понимаешь, правда? — спросил его Карасу. — Для нас это единственный выход. Если ты хочешь вернуться в Коноху и сражаться за них, я не стану тебя останавливать, но если мы встретимся в бою, я не пощажу тебя.        Так много вариантов, но так мало выбора. Так всегда было с Какаши. Он вздохнул и оперся локтями о перила, глядя на сад и представляя себе Сакуру, идущую по дорожке со своей подругой, как несколько минут назад. Блестящие, сияющие на свету волосы, свободный, безудержный смех, когда её напарница говорила что-то озорное. Он улыбнулся.        — Я хочу быть здесь, — сказал он.        Карасу хлопнул его по плечу.        — Когда всё закончится, я тебя повышу.        Не удержавшись, Какаши фыркнул. В клане не существовало рангов, не продиктованных кровью.        — До кого? Брата? — поддразнил он.        — До наследника.        Какаши уставился на него.        — Почему?        — Ну… — вздохнул он, почесав затылок. — Я думаю, если ты женишься на Рейке… она убьёт всех, кто стоит между тобой и титулом главы клана, включая меня. Таким образом, ей не придется этого делать, а я, возможно, умру от полуестественных причин, не связанных с Рейкой.        — Это очень мило.        — Не за что, — сказал Карасу, как будто ему было всё равно. — В любом случае, это справедливо, учитывая…        — Спасибо, Карасу, — сказал он более искренне. — Это много значит.        — Если ты хочешь уединиться, чтобы выплакать слёзы радости, — сардонически ответил его кузен. — Я пойду потренируюсь.        Карасу вернулся в дом, а вороны, сидевшие на перилах, разлетелись по деревьям и крышам. Какаши перевёл взгляд обратно в сад, надеясь ещё раз увидеть Сакуру, её розовые волосы и лёгкий смех, который она никогда больше не повторит в его присутствии.        — Кхм.        Какаши посмотрел себе под ноги.        Паккун оглянулся на него, взмахнув штопорообразным хвостом в знак приветствия.        — Для протокола, — сказал он. — Мой нюх так же хорош, как и у любого волка.        — Если это правда, почему ты мне не сказал? — коротко спросил Какаши.        Паккун озадаченно покачал головой.        — О чём?        — О том, что Сакура беременна, — выпалил он.        Голова Паккуна закружилась ещё сильнее.        — Правда?        В этот момент лоб Какаши ударился о перила между его предплечьями.        — Думаю, я обменяю тебя на волка, — холодно сказал он.        — Эй, послушай, — хмыкнул Паккун. — Я не знаю, о чём ты говоришь. Дикая Орхидея пахнет точно так же, как и тогда, в Конохе.        Это невозможно. Какаши поднял голову и, нахмурившись, посмотрел на маленького мопса.        — Не может быть.        — Тогда я не знаю, что тебе сказать, — вздохнул Паккун. — Я признаю, что мой нос не самый лучший в стае. Возьми одну из ищеек, если думаешь, что я что-то упустил. Даже волки не могут с ними тягаться.        Какаши больше ни на что не обращал внимания. Его хмурый взгляд усилился, и он уставился на пустой сад внизу, ничего не видя и не слыша. Паккун несколько раз с любопытством окликнул его по имени, но потом со вздохом сдался и спустился по ступенькам, чтобы исследовать клумбы.        Оставшись один, Какаши продолжал невидяще смотреть вдаль.        — Она не могла.        После мытья онсэна вместе с Каору, Сакура спустилась в подвал, чтобы проверить список своих дел на остаток дня. Она была слегка раздражена (но не особенно удивлена) тем, что кто-то полностью переписал её задания. 8:30: Почистить туалеты Облачного крыла. 10:00: Застелить и поменять белье в комнатах для гостей. 11:30: Обед — остаться, чтобы помочь обслужить группу на 12:00. 12:20: Дежурство по мытью посуды. 13:30: Чистка туалетов в крыле для слуг. 14:30: Отнести полотенца из онсэна в прачечную. 15:15: Перерыв 15:16: Застелить и поменять белье в оставшихся комнатах для гостей. 16:00: Уборка туалетов в крыле «Журавль». 17:00: Ужин — остаться, чтобы обслужить группу на 17:30. 18:00: Перерыв 19:00: Принести свежее белье. 19:30: Отнести обувь в ремонт. 20:00 — 23:00: дежурство в верхнем зале.        Сакура в ужасе смотрела на доску, замечая, что её расписание на сегодня кажется более насыщенным, чем чьё-либо, и так было до конца недели. По запредельному количеству упоминаний слова «туалет», она уловила не очень-то хитрую руку Юи. Конечно, как новая фаворитка госпожи Зуру, она могла приказать Сакуре выйти на крышу и держать металлический прут во время грозы, если ей так захочется.        Она также заметила, что ей дали перерыв в шесть часов. Это был один из самых напряжённых периодов для персонала, и именно в это время горничные должны были ждать семью в столовой. Это раздражало Сакуру по двум причинам. Во-первых, ей пришлось отравить двух очень милых девушек, чтобы получить эту работу, а во-вторых, сейчас ей как никогда хотелось услышать, что обсуждают члены клана Хатаке, особенно если среди них был Какаши. Единственная причина, которая могла бы объяснить, почему Юи вычеркнула её из списка, это то, что Тошио тоже будет там. Сакура фыркнула. Как будто она хотела быть рядом с этим болваном — Юи была совершенно не против его и его грязных мерзких рук.        Тем не менее, новое расписание позволит ей быть занятой, по крайней мере, до полуночи. Знал ли об этом Какаши? Скорее всего, он явится в десять (если собирался прийти в девять) и решит, что она не придет. А она и не собиралась. Но он, конечно, не сможет обвинить её в том, что на неё свалилась огромная нагрузка.        Сакура взялась за дело, срезая углы и выметая пыль из-под ковров, в переносном, а иногда и в прямом смысле. Будучи на третьем месяце беременности, она не чувствовала ни необходимости, ни желания делать работу быстро и хорошо. По большей части она просто бродила из комнаты в комнату, протирая тряпкой пыль на нескольких столах, а затем переходила к уборке туалетов, которая в основном заключалась в том, чтобы наполнить комнату духами, чтобы замаскировать любой запах, и, возможно, ослепить глаза всем, кто входил, чтобы они не видели, что там по-прежнему царит беспорядок.        Заправлять постели было легко, когда она не утруждала себя сменой простыней. На покрывалах в комнатах Хатаке было много собачьей шерсти — или, скорее, волчьей. Вероятно, они спали со своими призывами. Как Какаши.        Сакура спокойно выполняла свои обязанности, слишком привыкшая к такому ритму жизни, чтобы беспокоиться. К вечеру, складывая чистые платья в спальне близнецов, она поняла, что ей поручили много одиночных дел. Юи, вероятно, пыталась заставить её почувствовать себя одинокой. И это сработало. Чем больше времени она проводила в одиночестве, тем больше начинала скучать по Химико, Докко и своим друзьям в Конохе. Что делала Ино? Как Цунаде справляется со всей этой работой? Продали ли её дом на аукционе?        Понял ли кто-нибудь, что Какаши — шпион?        К восьми часам Сакура смогла расслабиться. Дежурство означало, что нужно было ждать в общей комнате на нижнем этаже, и если звонил колокол, кто-то должен был бежать, чтобы ответить на требования того, кто звонил. Колокола, похоже, звонили гораздо чаще, когда дом был полон гостей, но в этот вечер было много и других дежурных слуг, большинство из которых собрались за столом у печки, играя в карточную игру.        Сакура слишком устала, чтобы присоединиться к ним. Она свернулась калачиком на старинном, потёртом диване в углу, от которого довольно сильно пахло сыростью и плесенью, и быстро уснула. Она просыпалась всякий раз, когда звенел колокольчик, но кто-то всегда уходил разбираться первым, и после третьего звонка Сакура проснулась и обнаружила, что кто-то накрыл её своим халатом.        Звонок прозвучал в пять минут одиннадцатого, но к тому времени было уже слишком поздно. Сакура всё равно официально не работала. Она встала, потянулась и зевнула, предвкушая собственную кровать, более удобную и лучше пахнущую.        Потом она вспомнила Какаши и библиотеку, и хотя она отчаянно пыталась отговорить себя от этого… она знала, что пойдет.        — Чёрт возьми… — пробормотала она про себя, выходя из общей комнаты в направлении библиотеки, а не своего общежития.        В подземных переходах подвала было тихо. Немногочисленные слуги, которые ещё работали, были наверху, ожидая семью и их гостей, которые имели обыкновение засиживаться допоздна. В библиотеку в этот час никто не заходил, но Сакура всё равно ступала по доскам осторожно, зная, что у неё будут серьёзные неприятности, если её застанут в библиотеке в столь поздний час без разрешения. Какаши, вероятно, не понимал этого. Если бы он понимал, то попросил бы встретиться с ней в пустой гостевой комнате или ещё где-нибудь.        Ну… учитывая, что в последний раз, когда они были вместе в гостевой комнате, они зачали этого ребёнка, Сакура решила, что это было бы неразумно.        Внутри было темно и совершенно тихо. Сакура не стала звать его по имени — инстинкт, которым обладают лишь те, кто провел восемь лет своей жизни в ожидании этого человека, подсказывал, что его нет. Он, скорее всего, опаздывал, и она знала, что по крайней мере до тех пор, пока метка на её бедре не начала жечь, она была одна.        Скучая, она прошлась по книжным полкам. Даже если в библиотеке, полной новых, нетронутых книг, не было настоящего очарования, ей нравился их запах. Он напоминал ей о совершенно новых медицинских учебниках, которые она купила, когда ей было тринадцать. Они были дорогими, но мать купила их, как будто это было пустяком, и только позже Сакура поняла, что новая стиральная машина, которую хотела купить мать, была вмиг забыта. Вместо этого деньги ушли на книги Сакуры.        Её мать всегда была такой. Бескорыстной, но всегда ставящей дочь выше себя. В какой-то степени Сакуре было не по себе от одной мысли об этом. Она знала, что иногда была довольно эгоистичной, и если бы она была её собственной матерью, она бы сказала своей дочери купить себе эти чёртовы книги. Из некоторых женщин не получаются хорошие матери. Что, если Сакура была одной из них? Что, если она не сможет быть доброй к тому, кто так от неё зависит?        Сакура бродила, наверное, целый час, пока в конце концов не оказалась на верхнем этаже, стоя рядом с одним из стеллажей с поэзией. Там были собраны все произведения Нака: ранние и поздние, хорошие и плохие. Сакура выбрала свой любимый том и села за столик у окна, чтобы почитать его при свете луны. Было жарко, и она открыла стеклянную панель, чтобы впустить в комнату прохладный ночной воздух.        Несмотря на странные обстоятельства, знакомые слова успокаивали её. Как старые друзья, она заново знакомилась со своими любимыми стихами, шепча про себя слова, пока её веки не отяжелели и голова не начала опускаться.        Когда она проснулась, шёл дождь. Крупные капли били по подоконнику и забрызгивали ей руку, и на мгновение Сакура подумала, что именно этот шум и разбудил её. Когда она села, то обнаружила, что напротив неё сидит Какаши.        Её спина инстинктивно напряглась, и она поспешно вытерла влагу с подбородка.        — Я не пускаю слюни — это дождь.        — Я вижу.        Он сидел наполовину в тени и наполовину вне её, оставаясь почти полностью скрытым в темноте, за исключением рук, опирающихся на стол. Сакура чувствовала, что это было сделано намеренно. Прежде чем стать учителем, он служил в АНБУ, а в АНБУ он занимался допросами. Он должен был знать все уловки, чтобы вывести человека из себя, и, несмотря на это, он немного пугал. Особенно когда он ничего не говорил.        — Знаешь, у тебя крепкие нервы, — холодно сказала она. — Что бы ты ни сделал со мной, отмени это.        Пальцы одной из его рук тихонько забарабанили по столу. Только один раз.        — Что я тебе сделал? — тихо спросил он.        — Не притворяйся, что не знаешь, — прошипела она, вставая, чтобы показать ему руку, которую она прижала к бедру, и он слегка наклонился вперед, наконец выходя из тени. — Это было не смешно, так что можешь снять её прямо сейчас!        Его взгляд, казалось, блуждал по ней, но он ни разу не обратил внимания на ту часть тела, на которую она указывала.        — Нет, — сказал он. — Это единственный способ следить за тобой, я не сниму её.        — Я не шучу, сенсей, — и как же ей не хотелось удостаивать его таким титулом. — Я даже не могу использовать чакру — ты не можешь так поступить со мной.        — У метки нет абсолютно никакого потенциала для вмешательства в твою чакру, — тяжело сказал он. — Хотя я слышал, что это обычный побочный эффект беременности.        У Сакуры ослабли колени. Она резко села и уронила поплывшую голову на руки, но в остальном её разум был удивительно спокойным. Почти безмятежным, на самом деле. Было ощущение, что с её плеч сняли ещё одну ношу, ведь именно это она пыталась сказать ему уже почти два месяца, с того самого дня, как узнала о беременности, даже если сейчас её чувства по этому поводу были очень смешанными.        — Как ты узнал? — спросила она тихим голосом.        Его рукава зашуршали, когда он сложил руки. Впервые она заметила, что на нем не было формы Конохи; на нем была одежда, как и на остальных членах его клана — унылые серо-черные цвета и коричневые кожаные ремни. Она не могла вспомнить, когда в последний раз видела его без формы.        — Похоже, здесь все знают, — сказал он. — Я слышал, что служанка залетела от Тошио, но должен признать, что тебе я бы подумал в последнюю очередь. Ты забыла взять с собой противозачаточные? Это довольно легкомысленно, даже для тебя.        В его тоне было что-то неприятное и осуждающее. Сакура вздрогнула. Намёк на его разочарование в ней лежал между ними на столе, и ей было трудно поднять на него глаза. По крайней мере, стук дождя снаружи разбавил тишину, которая в противном случае грозила раздавить её своей тяжестью. Она услышала хлопанье крыльев, когда что-то с тихим вскриком приземлилось на дерево за окном, и краем глаза заметила, как Какаши напрягся и инстинктивно поднёс руку к кобуре с сюрикенами. Вероятно, в этом поместье, он был таким же параноиком, как и она. Многое могло пойти не так, если бы их застали вместе. Но постепенно он расслабился и отвернулся от окна.        Затем он, наконец, снова заговорил.        — Почему ты до сих пор не избавилась от него? — спросил он, ущипнув себя за переносицу.        — Мне казалось, что у меня есть выбор в этом вопросе, — презрительно заметила она.        Он ударил ладонью по столу, достаточно сильно, чтобы она слегка подпрыгнула, но не настолько, чтобы у неё остались сомнения в том, что он контролирует себя.        — Это не шутка, Сакура, — сурово прошептал он. — Ты заслуживаешь лучшего, чем просто смириться с этим. Я понятия не имею, что, чёрт возьми, с тобой произошло, но я не собираюсь даже думать о том, что он сделал с тобой что-то против твоей воли. Это невозможно. Но я знаю этого парня, Сакура, и то, что он делал с другими девушками…        — Я точно знаю, что он сделал, — перебила Сакура. — Он один из ваших, в конце концов. И ты прав, я контролировала ситуацию. Но не принимай это за согласие.        — И несмотря на то, что ты знаешь, кто он такой, ты всё равно родишь его ребёнка? — резко спросил он. — Так просто?        Сакура слегка откинулась назад и отвела взгляд. Её желание перечить ему зашло слишком далеко. Лгать, что она хотела бы иметь ребёнка от Тошио только для того, чтобы насолить Какаши, она не могла, не испытывая физической боли.        Похоже Какаши воспринял её молчание как подтверждение чего-то и вздохнул.        — Завтра. Завтра я отведу тебя в Амегакуре и положу конец этому…        — Ты ошибаешься, если думаешь, что у нас всё ещё такие отношения, — сказала Сакура, почти смеясь, не веря его наглости. Но в то время как её голос был сильным, влага собиралась на её ресницах. — Мы не друзья! Ты не мой учитель! Я бы не пошла с тобой никуда, как не пошла бы с Орочимару.        — Не превращай это в то, что касается меня и тебя, — сказал он, оставаясь неумолимо строгим. — Это твоя жизнь — не разбрасывайся ею! Ты не в состоянии быть матерью, и ты это знаешь. Ты даже не можешь сохранить крышу над головой. Так что не смей бросать свой последний шанс мне в лицо только потому, что хочешь наказать меня.        Её сердце болезненно сжалось. Он говорил всё то, что она говорила себе, но услышать, как Какаши произносит эти слова, было подобно удару по голове. Она не могла быть матерью. Она была слишком молода, слишком эгоистична и слишком неподготовлена.        И было уже слишком поздно.        Она открыла рот, чтобы заговорить, но внезапная трель за окном заставила её остановиться. Опять эта птица. Она сидела на ближайшей ветке дерева, покачивая головой и хлопая крыльями, смотря прямо на них. Сакура почувствовала странное ощущение от её сосредоточенного, умного взгляда.        Через секунду Какаши был уже на ногах, и его рука двигалась быстрее, чем мог уследить глаз. Шум птицы стих, голова соскользнула с шеи и скрылась из виду, за ней медленно последовали остальные части тела. Сакура могла только смотреть в немом шоке, не в силах поверить в то, что он сделал. Излишняя жестокость этого поступка показалась ей более стремительной и беспощадной, чем всё, что она видела раньше в этом человеке. Это было настолько не похоже на Какаши, которого она знала, что она впервые почувствовала, что стала свидетелем истинного характера этого человека. И это пугало её.        — Зачем ты это сделал? — почти закричала она. — Это была всего лишь птица!        Он ничего не ответил, и только когда убедился, что там больше ничего не таится, снова сел. Он выглядел совсем не так, как раньше. В его взгляде теперь было что-то тревожное.        — Завтра я отведу тебя в Амегакуре, — повторил он. — По крайней мере, подумай об этом.        Сакура покачала головой, глаза расширились и заблестели от слёз.        — Я не могу, — прошептала она.        — Подумай, — настаивал он.        Её голова продолжала трястись.        — Ты бы попросил меня об этом, если бы это был твой ребёнок?        Он нетерпеливо взглянул на неё.        — Это не имеет значения.        — Нет, имеет, — парировала она, её голос стал выше. — Я спрашиваю тебя… ты бы сказал мне сделать это, если бы он был твой?        — Сакура… — сказал он гораздо тише. — Он не мой.        Она посмотрела в ответ, фиксируя его взгляд и замечая в нём что-то очень близкое к отчаянию.        — Он не мой, — сказал он снова, громче, как будто пытался убедить скорей её, чем себя.        — Почему ты так уверен? — спросила она. — Ты действительно думаешь, что я позволила бы Тошио прикоснуться к себе? Со всеми гендзюцу, которые у меня есть, неужели ты думаешь, что мне вообще нужно было делать что-то с этим гадом, чего я не хотела?        Сквозь маску было видно как его челюсть сжалась, и ему потребовалось много времени, чтобы выдавить из себя слова.        — Если ты не спала с Тошио…        — Я ни с кем не была после тебя, — тихо сказала она.        Он потерял дар речи. Хотя она сомневалась, что поступила правильно, было слишком поздно брать свои слова обратно. Выражение его лица не изменилось, и она запоздало поняла, что не видела момента, когда в его тёмных глазах забрезжило мрачное понимание, и задалась вопросом, знал ли он уже… подозревал ли он правду с того момента, как сел рядом с ней.        Он хотел, чтобы она всё отрицала. Вместо этого она уничтожила его.        Очень медленно он сел обратно, исчезая в тени.        — Ты сказала, что предохраняешься, — услышала она его слабый голос. — Ты обещала мне, что это безопасно. Я доверял тебе.        И она подвела его.        — Я думала, что я… — прошептала она, сильно прижимая ладони к глазам.        — Я заметил, что в Конохе ты была… но ты сказала мне, что это потому, что ты была больна, — вздохнул он, его голос был измученным и совсем не похожим на то, что она чувствовала, когда впервые узнала. — Я действительно поверил тебе. Почему… почему ты не сказала мне правду?        Странно, что человек, всю жизнь лгавший окружающим, ни на секунду не задумался о том, что Сакура была с ним нечестна. Он был слишком доверчив.        — Я едва могла признаться в этом самой себе, с чего ты взял, что мне будет легко признаться в этом тебе? — прохрипела она. — Мне было страшно, а когда я набралась смелости рассказать, ты просто исчез. Поэтому я пришла сюда. Я оставила сообщение в твоей квартире, потому что не знала, на что решиться без тебя. Так что, по-твоему, я должна была сделать? Ты всё ещё думаешь, что я должна была избавиться от него?        Какаши смотрел на неё с немым укором, как пассивный наблюдатель, не имеющий никакого отношения к происходящему. Она уже видела такое в своей медицинской карьере. Они назвали это «острой реакцией на стресс». Или шок.        Если он испытывал страх и панику, которые испытывала она, он заслуживал этого и даже больше. Она встала, не обращая внимания на слёзы и боль, которая ощущалась как зияющая дыра в груди. Она положила руку на живот, подчеркивая слабый изгиб, который теперь был виден сквозь одежду, и посмотрела на него без сочувствия.        — Хочешь потрогать своего ребёнка? — холодно спросила она.

***

       Сдавленный крик разнесся по больничной палате.        Шикамару фыркнул и резко сел; книга, лежавшая у него на лице, шлёпнулась на колени.        — Что? — пробормотал он, оглядываясь с бешено колотящимся сердцем в поисках источника неприятностей. В нескольких метрах от себя он увидел Ино, корчившуюся на полу рядом с каталкой и отчаянно хватавшуюся за горло.        — «Ах», — подумал он. Всего лишь Ино.        Он подошёл к двери и рывком распахнул её, увидев снаружи сестринский пост.        — Приведите Хокаге, — сказал он единственной медсестре, сидевшей за столом, прежде чем броситься обратно, чтобы поднять упавшую девушку.        — Шикамару! — задыхалась она, цепляясь за его руки и жилет. — Шикамару, моя голова всё ещё на месте?!        Он добросовестно проверил.        — Да, — осторожно ответил он.        Лицо Ино скривилось, и всё её тело забилось в конвульсиях.        — «Ургх»! Моя голова — она была оторвана — я падала, но часть меня осталась на ветке и — «Ох» — я убью этого Какаши-сенсея, когда увижу его в следующий раз!        — Что? — слабо сказал Шикамару, помогая ей вернуться на каталку, с которой она упала. — Почему?        — Он отрезал мне голову! Вот почему!        Ино была слишком безумна от ярости и шока, чтобы говорить в течение следующих нескольких минут. Она просто сидела, дрожала и пила чай, который дал ей Шикамару, маленькими глотками с интервалом ровно в три секунды. Не было смысла добиваться от неё ответов, пока она немного не успокоится и не перестанет трястись, как сильно напуганный хомяк.        Она всё ещё потягивала свою полностью опустевшую чашку чая, когда Цунаде вплыла в больничную палату, следом за ней Шизуне.        — Ну вот ты и вернулась, — сказала Хокаге Ино, оценивая её внешний вид совершенно без сочувствия. — Как прошло?        — Всё было так, как вы сказали, — дрожащим голосом сказала Ино. — Я переправила ястреба через границу в поместье и несколько раз заблудилась — с высоты всё выглядит совсем по-другому, понимаете? Я всё равно добралась до поместья, но было очень темно, я плохо видела, и подумала, что придется ждать утра, потому что все уже легли спать, и все, кого я смогла найти, это несколько патрулировавших шиноби. Потом я увидела её. Её волосы действительно выделяются, верно? Она была в какой-то комнате наверху с открытым окном.        — Значит, с ней всё в порядке? — спросила Шизуне, заметно расслабившись от облегчения.        Глаза Ино метнулись в сторону.        — Я не знаю… — мрачно сказала она.        — Что ты имеешь в виду? — спросила Цунаде, сузив глаза.        — Она была с Какаши-сенсеем, — объяснила дрожащая девушка.        Цунаде и Шизуне посмотрели друг на друга с недоумением, а Цунаде даже всплеснула руками.        — Вот где он был, — прошипела она сквозь стиснутые зубы. — Клянусь, он всё время допытывался у меня, где она. Какого чёрта он там делает? Он должен был быть на границе, сдерживать Иву!        — Может, он услышал об экстренной передаче, которую она послала, и отправился на помощь? — слабо предположила Шизуне.        — Ещё до того, как она пришла? Он быстр, но не настолько, — Цунаде бросила на неё кислый взгляд. — Что-то происходит…        Шизуне не знала, как ещё защитить своего друга.        — Ну, я…        — Ино, — перебила Цунаде, — ты хорошо рассмотрела?        — Более того, я врезалась в дерево за их окном и слышала каждое слово. Я пыталась сообщить им, что это была я, но Какаши-сенсей лишил меня головы, — пискнула Ино, снова потирая шею. — Я была уверена, что он поймет, что это я, но, видимо, нет… и, наверное, он был на взводе. Это был вроде как частный разговор.        Цунаде нахмурилась и скрестила руки на груди.        — Какой разговор?        Ино, и без того бледная, стала ещё бледнее и посмотрела на Шикамару.        — Иди, постой снаружи, — сказала она ему.        — Какого чёрта? — Шикамару посмотрел на неё. — Я рангом выше тебя. Как я могу не быть причастным к этому?        — Шикамару, это личное! Уходи! — огрызнулась она.        Шикамару выглядел таким же растерянным, как и две другие женщины, он вздохнул и, пожав плечами, выскользнул из комнаты. Оставшись наедине, Цунаде снова посмотрела на Ино, совершенно неподвижную и размышляющую.        — Я предполагаю, что для этого была причина, — сказала она. — Поскольку ты выгнала единственного мужчину в комнате, я подозреваю, что это женские проблемы…        — В каком-то смысле, — тихо сказала Ино. — Я не совсем уверена, как это сказать.        — В чём дело? — мягко спросила Шизуне.        — Выкладывай! — приказала Цунаде.        Ино прикусила губу.        — Я думаю, Сакура беременна.