***
— …опять нарываешься на неприятности… Что-то мокрое и холодное прикоснулось к её ноге. — …не могу никуда тебя отвезти… Один ботинок соскользнул, с мокрым шлепком ударяясь об пол, и по глухому стуку она поняла, что находится в маленькой комнате с деревянным полом. Другой ботинок вскоре последовал за первым, и Сакура вздохнула с облегчением, когда тепло коснулось её обледеневших пальцев ног. Но тут человек поднялся, начав расстёгивать молнию на её жилете. — …глупости в прошлом… это действительно требует усилий… — Нет, — пробормотала Сакура, пытаясь оттолкнуть его руки. Она понятия не имела, где находится и что произошло, но у неё всё ещё оставалось чувство скромности, и она не хотела, чтобы он снимал с неё жилет. Он что-то сказал, но она не смогла разобрать: он говорил так, словно обращался к ней с другого конца длинной трубки. Что бы он ни сказал, это, вероятно, означало «заткнись», поскольку он отмахнулся от её рук, словно они были всего лишь сорняками, и начал стягивать мокрый жилет. — …ты думаешь… не будешь сообщать об этом… можешь подумать ещё раз. Дёрганье за бедро предупредило её о том, что юбка задирается, и мгновение спустя она почувствовала, как её мокрые нейлоновые шорты стаскивают на колени. Она была уверена, что вместе с ними спускается и нижнее бельё. Начиная злиться, она ударила вслепую и была удовлетворена, когда её холодные пальцы соприкоснулись с чьим-то лицом и, вероятно, с ноздрями. — …успокойся! — сказал он, укладывая её обратно вниз, и начал стягивать мокрые бретельки её лифчика. — Как будто у тебя есть что-то, что стоит скрывать. Её лифчик присоединился к куче мокрой одежды на полу, и Сакура запоздало попыталась броситься за ним. Прежде чем она успела сообразить, в каком направлении делать выпад, теплая рука снова прижала её плечо, и вдруг она оказалась завернутой в самое теплое и самое толстое одеяло, в какое она когда-либо закутывалась. Она лежала неподвижно и дрожала, не столько осознавая свою наготу, сколько оттого, как ей было отчаянно холодно и как сильно болела голова. — Ты знаешь, где ты, Сакура? — спросил тот, кто обездвижил её одеялом. Она слабо покачала головой. Если бы ей было немного теплее, возможно, у неё хватило бы энергии, чтобы оскалить зубы. — Мы в гостинице. Ты ударилась головой, помнишь? Тебе нужно вылечиться… и ты должна оставаться в сознании ради меня. — Я в порядке, — пролепетала она, потянувшись, чтобы потрогать голову. — Это просто шишка. — Ты была без сознания целый час. Саске ушёл. Возможно, дело было в целительной чакре в её пальцах, которая устраняла кровоподтеки вокруг основания её черепа, а возможно, просто в упоминании его имени, но внезапно глаза Сакуры распахнулись, и воспоминания о случившемся нахлынули на неё. Её кольцо, кровь Саске на её пальцах… то, как его рука обхватила её жилет, прежде чем он отправил её в полет. Всё произошло так быстро, и она рисковала напрасно. Он сбежал. По её вискам потекли непрошеные слезы. — Сенсей, — прохрипела она. — Кажется, я сделала что-то очень глупое. Его лицо было размытым, но бледным. На нём не было маски, когда он навис над ней, и его невероятно теплая рука откинула волосы с её лба. — Конечно, ты это сделала, — сказал он. — Какая миссия была бы завершена без того, чтобы Харуно Сакура не сделала что-то действительно глупое? Казалось, он пытался подбодрить её, но даже в головокружительном состоянии она могла сказать, что его голос был напряжённым. В нём был гнев, вибрирующий на поверхности. Она чувствовала это по прикосновению его горячей ладони к её холодному лбу. — Его лицо… — прошептала она. — Это было ужасно. — Забудь об этом, Сакура, просто сосредоточься на исцелении, — приказал он. — Я предала его. — Лечись, — повторил он. — Это приказ. Было трудно сосредоточиться, когда казалось, что твой мозг разлетается на сотни кусочков. Боль и смятение мешали ей сосредоточиться, но с каждым разом, когда она возвращала на место очередной кусочек, думать становилось всё легче. Видеть тоже стало легче. Комната, которую она считала тёмной, на самом деле была залита мягким оранжевым светом, источником которого был старый галогенный обогреватель в углу. Она чувствовала его тепло на одной стороне лица, и чем больше она лечилась, тем больше осознавала звук, который он издавал… мягкий, прерывистый скрип пластика при каждом изменении направления его медленного вращения. У стены стояла кровать, но простыни и покрывала были полностью сняты, предположительно для того, чтобы она могла лечь на пол, где она находилась ближе к обогревателю. Теперь, когда она могла видеть, она поняла, как мало места в этой комнате. Если бы она протянула руку, то могла бы коснуться каркаса кровати, а локтём удариться о стену, а Какаши, сидевший спиной к кровати, был так близко, что она могла положить руку ему на колено. Она слышала шипение и шелест бумаги и знала, что он читает. Это успокаивало её. Если бы мир рухнул, верх стал низом, а океаны превратились в пустыни. Но до тех пор, пока Какаши читает порнографию, всё было не так уж плохо. Тепло постепенно стало возвращаться в её тело, и боль в голове утихла. Сама того не желая, она погрузилась в сон, убаюканная уютной обстановкой и тихими повторяющимися звуками попискивающего обогревателя и перелистывания страниц журнала Какаши. Когда она проснулась, несколько вещей изменились. Над её головой была установлена импровизированная бельевая линия, состоящая из проволоки, натянутой между двумя кунаями, вбитыми в противоположные стены. Там висели её жилет, шорты, лифчик и… трусики. Теперь Сакура, по крайней мере, обладала достаточной силой духа, чтобы почувствовать острую неловкость, особенно когда заметила, что сама она уже не голая. По запаху (ужасный горьковатый привкус табака) и по длине рукавов она поняла, что на ней черный свитер Какаши. Сам мужчина сидел там же, хотя теперь на нём был только чёрный жилет, а голова откинута назад на кровать. Журнал — мерзкий, с фотографиями распутных девиц в непристойных позах — лежал раскрытым на его коленях. Пепел с кончика его потухшей сигареты упал аккуратной кучкой на одну из страниц, что означало, что он уже давно не смотрел вниз. Вместе с полупустой банкой сётю, продающейся в автоматах, это создавало ужасную картину. Сигареты, порно и алкоголь — Хатаке Какаши был развратным человеком. Одеяло на её маленькой кровати в сочетании с теплом, исходящим от обогревателя, начинало её раздражать. Не желая больше лежать спокойно, Сакура отодвинула одеяло и села, убедившись, что свитер всё ещё прикрывает все важные места и не задрался вверх. Это радовало, так как слабый звук её движения мгновенно разбудил Какаши. Его голова поднялась со слабым вздохом, и моргнув сонным глазом, он посмотрел на неё. Он затушил сигарету о журнал и отбросил их в сторону, а затем спросил её: — Как ты себя чувствуешь? Она вертела головой из стороны в сторону, разминая мышцы. — Болит… — призналась она. — Но думаю, что я в порядке. — По крайней мере, физически. Взгляд её упал на колени, а мысли неудержимо возвращались к драке, которой ей чудом удалось избежать. Успокоительное, которое она дала Саске, должно было подействовать мгновенно, но он всё же успел напасть на неё. Эта ошибка едва не стоила ей жизни… и одного этого факта было достаточно, чтобы неприятное чувство зародилось в животе, не давая поверить, что она всё ещё жива. Она почти схватила Саске, но он снова ускользнул от неё… Её вырвало из тисков мрачных мыслей, когда рука Какаши коснулась её макушки. Она посмотрела на него, ожидая увидеть одну из его особенных, ободряющих улыбок, которые она видела лишь изредка, когда он снимал маску, но сейчас его лицо было странно пустым. Хитай-ате по-прежнему прикрывал левый глаз, правый был опущен, почти закрыт и гораздо темнее обычного. И, если подумать, рука на её макушке не чувствовалась как обычное ласковое прикосновение. Это больше походило на руку, которую кладут непосредственно перед тем, как сунуть голову человека под воду. Сакура выжидающе смотрела на Какаши широко раскрытыми глазами. Она знала, что это произойдет. Так же уверенно, как завтра взойдет солнце, оно приближалось, и этого было не избежать. — …глупая девчонка. Он сказал это нежно, и, возможно, по сравнению с некоторыми вещами, которые он говорил ей в прошлом, это было довольно мягко. И всё же, эти два слова глубоко вонзились ей в грудь и обвились вокруг её сердца, мешая дышать. Сакура снова опустила глаза на одеяло, болезненно ощущая тишину крошечного гостиничного номера и жар обогревателя за спиной. — Ты думаешь, это шутки? Ты использовала себя как приманку и чуть не погибла. Возможно, это пошло бы тебе на пользу, — его рука скользнула по её голове, чтобы схватить с пола банку сётю. — Орочимару был экспертом по ядам. Ты не хуже меня знаешь, что он выработал у Саске устойчивость к токсинам. Ты должна была знать, что обычное снотворное не подействует. Сакура проглотила твердый комок в горле. — Что мне оставалось делать? — с горечью спросила она. — Позволить ему уйти? — Да. Ты должна была позволить ему уйти. Если Наруто хочет его вернуть, пусть сам разбирается с Саске. Но я больше не хочу видеть, как ты бессмысленно рискуешь жизнью, — сурово сказал Какаши, опрокидывая банку вверх дном, чтобы отпить из горлышка. Она увидела, как напряглись мышцы его горла, и вынуждена была отвернуться. — Если ты ещё раз выкинешь что-то подобное, я сам тебя убью. — Это несправедливо, — прошептала она, склонив голову к груди. — Я переживаю за Саске так же сильно, как и Наруто. Почему бы мне не сделать всё возможное, чтобы вернуть его домой? — Честно? — спросил Какаши. — Ты не так сильна, как Наруто. Ты точно не так сильна, как Саске. Я не так силён, как Саске. Сражаться с ним в одиночку — всё равно что выбросить жизнь на ветер. Хотя я должен признать то, что ты женщина, дало тебе небольшое преимущество. Не думаю, что он позволил бы Наруто себя поцеловать. Щёки Сакуры запылали от смущения. — Как вы узнали?.. — спросила она. — Ты бы никогда не сказала мне, что покупаешь «женские штучки», если бы не хотела меня отпугнуть, — сказал он. — Поэтому я взломал рацию. Это было очень… познавательно. О Боже. Сакура зажмурила глаза. — Как много вы услышали? — Достаточно, чтобы понять, что ты задумала задолго до него, — вздохнул он. — Хотя я обижен на обвинение в том, что я принимал наркотики, когда преподавал. — Простите… — Я завязал с этим задолго до того, как стал вашим учителем. Она не знала, шутка это или нет, но когда подняла голову, лицо Какаши по-прежнему оставалось серьёзным. Даже если он разыгрывал её, ни у кого из них не было настроения улыбаться и смеяться, как прошлой ночью. — Ты идиотка, — сказал он мягко, не так резко, как раньше. — Что бы я делал, если бы потерял тебя? Его тон заставил её почувствовать себя ещё более виноватой. Она не только предала то небольшое доверие что было у Саске, но и заставила Какаши понервничать. — Простите, — снова прошептала она. Он сделал ещё один глоток. — Каково это? — спросил он. — Когда кто-то, кого ты любишь, выбивает из тебя всё дерьмо? Становилось всё труднее видеть сквозь слезы, застилающие её глаза. — Не очень, — прохрипела она. — Я знаю, — прошептал он в ответ. — Ты должна отпустить его, Сакура, иначе всегда будет больно. Она отчаянно пыталась сдержать слезы, но ничего не получалось. Всё её тело дрожало, пытаясь выровнять дыхание, и хотя ей удалось беспечно утереть первую слезу, на смену ей пришло множество других. — Не плачь, — мягко сказал он. Этого было достаточно, чтобы подтолкнуть её к краю. Плотину прорвало, и Сакура зарылась лицом в ладони, беззвучные рыдания начали сотрясать её маленькую фигуру. Она бы предпочла, чтобы он наорал на неё и назвал идиоткой, тогда она смогла бы накричать в ответ, скрывая за праведным гневом то, какой жалкой и несчастной она себя ощущала. Она хотела сделать всё возможное. Ей хотелось увидеть лица всех, особенно Какаши, когда она покажет им, что она, Харуно Сакура, наконец-то сделала то, что не удавалось никому другому: вернула Саске домой. Это был грязный трюк — отвлечь его поцелуем, чтобы он не заметил шипованное кольцо с ядом, которое она надела, потянувшись к его шее. Но она была ниндзя. Грязные трюки были в порядке вещей. И какое бы предательство она ни совершила по отношению к Саске, она чувствовала, что сможет искупить свою вину, если покажет ему, как сильно его любят друзья. Но её предательство было напрасным, и поскольку она нанесла первый удар, это развязало ему руки. Он чуть не убил её. Почему он не убил её? Он намеренно оставил её в живых, или же он оставил её умирать? Пальцы снова коснулись её макушки в слабой попытке утешить. Несмотря на то, что прикосновение было лёгким и давало очень мало, она почувствовала, как её сердце сжалось от тоски. Какаши был здесь. Он был здесь единственным человеком, и Сакура так отчаянно нуждалась в другой душе, к которой можно прильнуть прямо сейчас, что её тело бездумно рвануло к нему. Если бы она была ближе и, возможно, немного смелее, она бы зарылась лицом в его грудь. Вместо этого она упала рядом с его коленом и начала всерьёз плакать, вцепившись пальцами в ткань его брюк. Он колебался, прежде чем снова положить руку ей на голову, и пока она икала и дрожала, прижавшись к его ноге, она почувствовала, как его пальцы медленно, но уверено начали перебирать её локоны. Это было так странно. То, как он почти игриво проводит кончиками пальцев за её ухом и по кончикам волос, очень отвлекало. Затем его рука сомкнулась на её шее, охладив кожу, и это было самое интимное прикосновение, которое он когда-либо дарил ей. По мере успокоения её дыхание становилось всё тише, и она могла думать только о том, как приятно, когда его большой палец нежно касается её затылка. Она почти забыла о том, что ей не удалось поймать Саске, когда её голова лежала на коленях Какаши, а его рука перебирала её волосы. Возможно, именно поэтому Докко так часто требовал, чтобы его гладили? Нежные, повторяющиеся поглаживания, пусть и едва осязаемые, казалось, согревали всё её тело так, как не мог согреть обогреватель. От его прикосновений до кончиков пальцев на ногах исходили приятные покалывания, отчего ей хотелось свернуться калачиком и заснуть, греясь в ласке, которую могли подарить только его пальцы. Даже если он не мог прямо сказать, что привязался к ней так же сильно, как она к нему, ему и не нужно было — ведь она могла почувствовать это в простом прикосновении его руки, гладящей её по затылку. Лишь это заставило её осознать, насколько она изголодалась по ласке. После смерти её матери никто по-настоящему не держал её, не обнимал и не запускал пальцы в её волосы, как если бы она была драгоценной. Как получилось, что именно Какаши стал её спасательным кругом? Его рука переместилась на её плечо? — Лучше? — спросил он, когда её дыхание наконец выровнялось и она больше не дрожала. Она кивнула, но не решалась поднять голову. Слезы, может, и прекратились, но лицо всё ещё было мокрым, а на его колене остался довольно заметный сопливый след, так что ей не очень хотелось вставать. — Салфетки? — спросил он. Боже, да. Она снова кивнула, и на этот раз была вынуждена сесть, когда он встал и направился к рюкзаку, который оставил под окном. Пока он стоял спиной, Сакура воспользовалась возможностью подойти к кровати и облокотиться на неё, чтобы убедиться, что кофта не задирается вверх, а вырез не слишком сильно зияет вниз. Она полагала, что это уже не важно. Он уже видел её обнажённой сегодня вечером, и, учитывая, как крепко она спала, когда он надевал на неё эту кофту, вполне возможно, что он провел очень тщательное и подробное исследование её обнажённого тела без её ведома. Вот только она знала, что он этого не делал. Он был извращенцем, но только для вымышленных женщин. И она полагала, что в какой-то степени это была кармическая справедливость. Ведь она видела его голым несколько лет назад, и не просто мельком — о нет! В тот день она стояла с ним в холодной комнате с ярко-красным лицом и с планшетом в руках, когда Шизуне приказала ему открыть рот, откашляться и убрать руки от промежности, чтобы обе молодые женщины могли хорошенько рассмотреть его достоинства. Однако значение того, что она увидела пенис своего учителя в тот день, было несколько принижено тем фактом, что в той же комнате находилось ещё сорок девять обнажённых мужчин, и ей пришлось рассматривать их всех с одинаковым вниманием. После этого она решила, что никогда в жизни не захочет видеть больше ни одного члена, но ей пришлось признать, что, хотя Какаши не был самым большим… присутствующим в этой комнате, он, безусловно, был хорошо сложен. Она могла только надеяться, что он думал о ней что-то столь же благоприятное, когда стягивал с неё лифчик. Какаши вернулся с коробкой салфеток в руках и сел рядом с ней. Сакура взяла не меньше пяти и прижала бумажную массу к носу, от души высморкавшись и вытерев глаза, воздержавшись от упоминания, что уже вытерла большую часть соплей о его штанину. Ей стало немного лучше, но она не могла избавиться от угрызений совести. Каждый раз, закрывая глаза, она видела отражение своего предательства на лице Саске, с того момента, как вонзила отравленные шипы ему в шею. — Как вы думаете, где он сейчас? — спросила она вслух, прижимая колени к груди под его просторной кофтой. — Далеко отсюда, если у него есть мозги, — ответил он, отхлебнув из банки. — Радуйся. Так будет лучше. У Хокаге и без того хватает забот, чтобы беспокоиться о пропавших ниндзя-отступниках. Сакура угрюмо уставилась на противоположную стену. — Возможно, будет лучше, если мы не будем сообщать о случившемся, — лениво предложил он. Она была не против. Она не то чтобы умирала от желания рассказать Цунаде, что в одиночку вступила в бой с сильным противником и бездарно проиграла. Какаши уже отчитал её… ей не нужно было, чтобы шишо добавляла свои вопли по этому поводу. — Мы останемся здесь на ночь, а утром отправимся в обратный путь, — сказал он, хотя Сакура уже догадалась об этом. — Ты ведь будешь в форме, правда? — Я и сейчас в хорошей форме, — сказала она, но это было правдой лишь отчасти. Сакура слишком устала, чтобы двигаться, и ей требовались практически все силы, чтобы держать голову поднятой, а глаза открытыми. Возможно, поэтому, по мере того как шли минуты, её голова опускалась на плечо Какаши. Он, казалось, не возражал. Он никогда не возражал. Наруто и Саске могли приходить и уходить, но Какаши всегда был рядом, когда был нужен. В детстве он всегда дарил ей добрые, ободряющие слова, а с возрастом она постепенно нашла путь мимо этой далекой фигуры своего наставника к человеку, стоящему за ним, к тому, кто забавлялся её шутками и поддразниваниями и был готов говорить с ней на равных. И всегда было что-то большее… что-то ещё, что поджидало их. Она почувствовала это вчера вечером, когда он случайно коснулся её, посмотрел на неё долгим взглядом, и сейчас, когда он гладил её волосы. Это было то, что добавляло дополнительный уровень дискомфорта к тому, что только что произошло между ней и Саске. Она поцеловала его и чуть не потеряла ради него свою жизнь, потому что знала, что так поступают люди, когда любят кого-то… и всё же единственный человек, который поднял её и собрал обратно, был тот, кто сейчас тихо сидел рядом с ней, не требуя от неё ничего взамен. Сакура прижалась щекой к его теплому плечу и вдохнула. От него воняло дымом. Она ненавидела этот запах, но он никогда не смог бы перекрыть его настоящий запах: мускусное тепло мужественности, которое она полюбила за эти годы. Она снова глубоко вдохнула и почувствовала, как Какаши слегка повернул голову в её сторону. Он знал, о чём она думала. — Я не так уж плохо пахну. — Как компостная куча, — ответила она, потирая нос пальцами, словно его запах оскорблял её тонкие чувства. — Если тебя это так сильно беспокоит, можешь снять свитер, если хочешь, — нахально сказал он, поскольку они оба знали, что под ним она совершенно голая. Сакура улыбнулась и положила подбородок на его плечо, так близко, что могла видеть крошечные следы на его челюсти от порезов и синяков, полученных в миллионе битв за эти годы… а также двухдневную щетину, которая росла под его маской. — Я справлюсь, — ласково сказала она. Из любопытства она потянулась, чтобы провести пальцем по старой белой линии, пересекавшей его горло. Она никогда не видела её раньше, но судя по тому, как аккуратно она пересекала сонную артерию, похоже, что в прошлом его чуть не казнили. Удивительно, что он ещё жив. Она заметила ещё кое-что, что заставило её нахмуриться. — У вас учащённый пульс, — вздохнула она, прижав пальцы к старому шраму, чтобы почувствовать, как он быстро бьётся под кожей. — Правда? — он звучал безразлично, делая очередной глоток своего сётю. Она отдёрнула руку, гадая, не является ли его учащённый пульс признаком того, что он всё ещё сердится на неё, несмотря на спокойный, пассивный вид. — Мне жаль, что я всё испортила… — Не стоит слишком сожалеть, — вздохнул он, заставив её улыбнуться. — Это опасная работа. Не существует такой вещи, как безопасная схватка с врагом, и я думаю, что с моей стороны довольно глупо читать тебе лекцию об этом. Наша жизнь всегда будет полна промахов. — Нет… Я знаю, что вы беспокоились обо мне, — сказала она. — Я слышала, как вы звали меня по имени. Вы были напуганы. — Не надо выдумывать, — сказал он, улыбаясь. — У меня есть репутация, которую нужно поддерживать. Сакура тоже улыбнулась и наклонилась чуть ближе, чтобы прижаться губами к его обнажённой щеке. Это был всего лишь небольшой поцелуй, вызванный импульсивным желанием как-то отблагодарить его за то, что он её надёжный друг, и извиниться за то, что побеспокоила его хоть на мгновение. Он слегка повернул голову в её сторону, любопытно нахмурившись, как бы спрашивая, зачем она это сделала. И просто потому, что это казалось правильным, и отчасти потому, что ей не хотелось объясняться, она снова наклонилась и прижалась ртом к его губам. Что-то с грохотом упало на пол — скорее всего, его банка сётю. Но это был единственный признак того, что она застала его врасплох, так как его рот оказался гораздо быстрее. Это не было похоже на поцелуй с Саске. Она сразу же почувствовала сильный вкус сливы и алкоголя, а за ним — знакомый табачный привкус его сигарет. Этот привкус не был приятным, но это был Какаши, и хотя она уже давно поняла, что не всё в этом человеке идеально, она не хотела бы, чтобы он был другим. Он тоже не колебался. Закрыв глаза и наслаждаясь движением их губ, ей вдруг пришло в голову, что она не должна была этого ожидать. Она должна была ожидать, что он вежливо отстранится и даст ей какое-нибудь деликатное оправдание, чтобы избавить их обоих от смущения. Что-то о том, что она была немного не в себе из-за травмы головы, или слишком вымотана, или он был слишком пьян, чтобы согласиться… что угодно, лишь бы объяснить эту маленькую ошибку с её стороны. Может быть, она была контужена или слишком уставшей, чтобы думать, а может быть, тот напиток действительно был крепче, чем казалось, но никто из них не колебался. Это было слишком правильно. Это было слишком приятно. Её губы приоткрылись, и она почувствовала горячее скольжение его языка по своему, и что-то в её животе потеплело в ответ, особенно когда его рука обвилась вокруг её затылка. Она была инициатором, но она ощущала шок от происходящего. Она целовала Какаши. Он целовал её. Не так давно она целовалась с Саске. Знал ли он об этом? Сакура прервала поцелуй, чтобы посмотреть на него. Поза была не слишком удобной: обе руки лежали на его плечах, а тело неловко склонилось над его коленями, но она не осмеливалась ни отстраниться, ни устроиться поудобнее. Это был решающий момент — подумала она, глядя на него снизу вверх. От того, что он сделает дальше, зависит будущее их отношений, и этот поцелуй может стать началом чего-то большего или моментом, когда они повернут назад, чтобы спасти то, что могли. На его губах заиграла улыбка; та самая застенчивая, которую она так любила. — Для чего это было? — спросил он наконец. Её улыбка дрогнула в ответ. — А ты как думаешь? — спросила она. — Я не уверен, что могу составить мнение без дальнейшего расследования, — ответил он. В его взгляде снова появилось тепло, которое она заметила вчера вечером. Она была рада, что не ошиблась, и теперь начинала чувствовать истинное удовлетворение — такое, какое бывает только тогда, когда всё встает на свои места. Сакура снова улыбнулась, когда её пальцы прошлись по мощным мышцам его плеч, которые так ясно ощущались сквозь плотную ткань жилета, — мышцы, которыми она всегда восхищалась, но только сейчас почувствовала право исследовать их. — Ты хотел бы сделать это снова? — застенчиво спросила она. Губы Какаши прильнули к её, и она почувствовала вкус сливы, сигарет и его самого, и всё, о чём она могла думать, — это открытие, которое она только что сделала. Если бы она знала, что ей будет так приятно целоваться с Какаши, она бы сделала это много лет назад. Но её позвоночник болел от неуклюжей позы, и без предупреждения она забралась к нему на колени. По крайней мере, ей это показалось разумным. Какаши удивлённо посмотрел вниз, на её обнажённые ноги, но его замешательство длилось всего мгновение, прежде чем он осторожно положил руку на её бедро и вновь сосредоточился на поцелуе. Она приятно мурлыкала, наслаждаясь мягкостью и игривостью его губ. От каждого движения его языка и прикосновения зубов к её губам она всё больше распалялась. Это было прекрасно, но она жаждала чего-то большего, хотя немного опасалась собственной реакции. Инстинкт подталкивал её, заставляя запускать пальцы в его короткие жесткие волосы, прижиматься грудью к его груди и поощрительно стонать, когда его руки становились всё более уверенными и настойчивыми в своих исследованиях. Это был её первый подобный поцелуй, но Сакура всегда быстро училась. Будь то хождение по деревьям или тренировки с мишенями, некоторые вещи её тело уже точно знало, как делать, и она с головой окунулась в это, без стеснений исследуя его рот и интуитивно подстраиваясь под каждое его движение. Он издал низкий, первобытный звук, который легко пропустить, когда его рот снова накрыл её, но этот звук творил странные вещи с её животом. — Ты такая вкусная, Сакура, — пробормотал он ей в губы. — А ты на вкус как пепельница, — честно ответила она, пока его пальцы скользили по её бедру. Когда его губы нашли её шею, это был совершенно новый уровень наслаждения. Она закрыла глаза и откинула голову назад, наслаждаясь удивительным сочетанием его горячих губ и щетины. Хотелось остановить время и просто наслаждаться сегодняшним открытием. Он продвинулся ниже, пока Сакура провела пальцами по его волосам. Вырез его свитера был довольно узкий, даже на ней, и она решила, что его губы не пойдут дальше. Он сделал паузу, чтобы поцеловать яремную впадину и провести языком по ключице, но потом не осталось ничего, кроме ткани. Она ожидала, что он вернется к её рту… Но он продолжал. Когда его рот сомкнулся на её груди, она ахнула от удивления. Тепло и влага просочились сквозь ткань, а его зубы впились достаточно сильно, чтобы ущипнуть возбужденный сосок. Её спина выгнулась дугой, а изо рта вырвался ещё один судорожный вздох. Это было гораздо больше, чем она ожидала. Но всё, что он делал, было так приятно! Дрожь пробежала по её телу, горячая и холодная, вызывая некое беспокойство, которое она не могла обуздать. Её голова запрокинулась, а глаза крепко зажмурились; ноги подогнулись, когда ступни оттолкнулись от покрытого циновками пола. Затем рука, так невинно покоившаяся на её бедре, шевельнулась, и, прежде чем она поняла, что он задумал, он скользнул пальцами между её бёдер. — П-подожди! — воскликнула она, пошатываясь и пытаясь схватить его за запястье. Но его пальцы уже ласкали её, ритмичными движениями надавливая на влажную глубину. Ей стало стыдно. Кроме того, это было самое неожиданное и неконтролируемое удовольствие, которое Сакура когда-либо испытывала, и её голова упала ему на плечо, а её тело содрогалось, двигаясь в унисон с его пальцами. Она уже достаточно раз прикасалась к себе, чтобы понять, что её тело нуждается в осторожном стимулировании. Какаши достаточно было прикоснуться одним пальцем к её клитору, и она уже тряслась от необузданного желания. С её губ сорвался тихий, дрожащий стон, к которому, вероятно, примешалось и его имя. Она не ожидала, что всё зайдет так далеко и так быстро, но теперь, когда это произошло, она не хотела, чтобы он останавливался. Она не хотела, чтобы эти мощные пульсации чистого физического удовольствия когда-либо прекращалась. Но Какаши остановился, и очень внезапно. Его рука зарылась в её волосы, а другая целенаправленно блуждала по её спине, притягивая к себе, словно он мог поглотить её. Как это возможно — быть так близко? Прижавшись лицом к его плечу, ощущая его дыхание на своём ухе и его руки, крепко обнимающие её, Сакура почувствовала головокружение. Но она не думала, что ей это не нравится. Даже отдалённо. Не тогда, когда больше всего её ошеломляла её собственная реакция на Какаши. — В чём дело? — прошептала она, почти теряя сознание от тысячи видов удовольствия, охвативших её тело. Он только обнимал её, хотя и крепко, но вздымание его груди и туман в её голове делали это общение довольно интенсивным. — Я извинюсь завтра, — сказал он, покусывая и целуя её ниже уха. — Просто позволь мне это сейчас, пока это имеет смысл. — Есть ли в этом смысл? — слабо пошутила она. Минуту назад они были несчастными и злыми, застигнутыми врасплох после тяжёлой встречи с Саске. Сейчас он делал с её телом то, от чего у неё подкашивались колени, и, несомненно, сделает ужасные вещи с её сердцем позже, но сила и обещание такого немедленного удовольствия были слишком велики, чтобы посмотреть на это сквозь пальцы. — Только в этот раз, — умолял он. — Пожалуйста. — Хорошо, — неуверенно вздохнула она, когда его губы снова коротко скользнули по её губам. — Но… — Но что такое только в этот раз? Она уже начала догадываться, когда он снова притянул её к себе, чтобы запечатлеть жесткие, настойчивые поцелуи на её губах и подбородке. Его мозолистые пальцы скользили по её голым бёдрам, пока не обхватили её обнажённый зад, сжав достаточно сильно, чтобы заставить её ахнуть. Половина её всё ещё не понимала, что происходит, но другая точно осознавала ситуацию и едва могла сдержать своё возбуждение. Никто никогда не прикасался к ней так, и не целовал её так. Никто и никогда не вызывал у неё такого желания. Тот факт, что это был Какаши, только усиливал ошеломляющий трепет. Но затем мгновенная вспышка вины почти отвлекла её, когда она вспомнила, что должна была безоговорочно любить Саске и желать подобного только с ним. Когда рука Какаши скользнула под свитер, чтобы коснуться её незащищённой груди, она поняла, что чувствует вину за то, что ей было всё равно. На самом деле её не заботили никакие другие мужчины с тех пор, как Какаши признал её взрослой и начал относиться к ней как к таковой. Что если это было естественным развитием событий, только благодаря небольшому количеству сётю с его стороны и небольшой эмоциональной нестабильности с её? Это было неизбежно. Это придало ей смелости потянуть за ремень и прижаться к нему бёдрами, чтобы ощутить тяжёлый, незнакомый вес его возбуждения, который одновременно шокировал и будоражил её. Какаши снова приник к её груди, а она стремительно теряла свою застенчивость. Сакура хотела, чтобы он смотрел на её грудь, и трогал её, и целовал её ноющие вершины. Она поглаживала его жесткие бледные волосы, когда он ласкал её, вздыхала и шипела, когда его зубы безжалостно терзали её чувствительные соски. — Не так сильно, — пожаловалась она. Он проигнорировал её и снова укусил, сильнее, так что между её ног пробежал странный жар. Это то, что называют безумием, подумала она, когда он не сдержался и потянул её на импровизированную кровать рядом с обогревателем, пока она не оказалась под ним. Это должно было быть безумием, потому что ни один из них не останавливался. Яркое, прекрасное, приятное безумие. По сравнению с ним здравомыслие было таким бледным и жалким. Такой и должна быть жизнь — меньше забот и больше раскованных прикосновений. Какаши прервал свои ласки, чтобы посмотреть на неё сверху вниз. С губ обоих сорвался мягкий чмокающий звук, и она почувствовала твёрдое давление его эрекции на своём бедре. Она беспокойно двигала тазом, наслаждаясь его силой, которая принадлежала только ей. Как бы быстро всё ни происходило, внезапно всё замедлилось до почти полной остановки. — Сакура, — начал он. — Если бы ты узнала, что я совершил что-то ужасное, ты бы простила меня, да? Сбитая с толку вопросом, Сакура нахмурилась. Она подняла руку и коснулась его лица, ощутив горячую, влажную кожу. — Да, всегда, — прошептала она, потому что не могла представить, что Какаши может сделать что-то настолько ужасное, что его нельзя было бы простить. Но почему он спросил именно сейчас? Неужели он думал, что это неправильно? Что именно это было ужасной вещью, которую он делал? — Я хочу этого, — сказала она. — Пожалуйста… — Я должен сказать тебе… Если ему и нужно было что-то ей сказать, то он слишком долго тянул. Сакура не хотела ждать, пока он будет мешкать и тянуть время, а волнение, бегущее по её венам, угаснет вместе с пренебрежением. — Это может подождать, — пообещала она. — Я всегда буду прощать тебя. Наверное, это были правильные слова, потому что тут же его рот завладел её губами. Его язык постукивал и щёлкал по её губам, отвлекая её, в то время как его пальцы скользили вниз по её рукам — шее, бокам, бёдрам — везде, где он мог дотронуться. Он полностью окружил её. Стоило лишь сдвинуть бёдра, чтобы его вес удобнее лёг между её ног, и внезапно эта твёрдость оказалась именно там, где она хотела. Сакура прервала поцелуй со вздохом и выгнула спину дугой, отчаянно желая ощутить каждый его контур на своём. Она чувствовала себя сексуальной, красивой и желанной, особенно когда он смотрел на неё с застывшим выражением лица, поглаживая шершавыми подушечками пальцев её щёку. Она начала слегка покачивать бёдрами, страстно желая ощутить его толстую длину, не стеснённую одеждой. Его глаза закрылись, и на лице появилась гримаса, когда он наслаждался её медленными движениями. Осмелев, Сакура прижала лодыжки к его спине и начала сильнее вжиматься в него, пока он не застонал и не задвигался вместе с ней. Это было восхитительно. Она чувствовала дрожь удовлетворения от примитивного трения. Но этого было недостаточно, и это скорее сводило их обоих с ума, чем насыщало. Сакура выгнула бёдра и вздрогнула, когда внезапная пьянящая волна удовольствия всколыхнула её так глубоко, что ритм сбился. Какаши навалился на неё, тяжело дыша, прикасаясь, целуя и покусывая, пока из её горла не вырвались неконтролируемые звуки под натиском такой внезапной, безжалостной близости. Одно прикосновение быстро сменялось другим, становясь всё слаще и интимнее, пока всё не превратилось в сплошное пятно поцелуев, вздохов, пота и скользкой плоти. Единственным предупреждением о том, когда это произойдет, был звук расстёгиваемой молнии. Затем горячий кончик его члена скользнул по её влажным складкам, и толкнулся внутрь — и продолжал толкался. Сакура подавилась вздохом и крепко прижалась к нему. Она не знала, что его будет так много. Он даже не был в ней по-настоящему, а это уже причиняло боль, как… — Ах! Ублюдок… Другие девы пролили бы благородные слезы невинности. Сакура шлепнула его по голове и жалобно выругалась. Какаши глубоко вздохнул, словно пытаясь совладать с собой. — Ты не говорила мне, что ты девственница, — выдавил он. — Я думала, это очевидно! — огрызнулась она. Он слегка переместил свой вес, вызвав новую волну боли. Её руки схватили его за плечи. — Нет, не двигайся! Это больно. Он вздохнул. — Ты хочешь остановиться? Сакура замолчала и отвела взгляд. Она почти хотела согласиться, но цинично понимала, что когда-то с этим нужно будет покончить, а ночь никак не могла закончиться подобным образом. Она не хотела останавливаться. Но она также не хотела, чтобы было больно. — Тогда я продолжу, — предупредил он через мгновение, приняв её молчание за разрешение. — Просто дай мне минутку, — быстро сказала она, скривившись, когда даже малейший толчок его бёдер задевал её нежную плоть. — Когда я говорю не двигаться, не двигаться. Ты не очень хорош в этом, да? — Эй, — прошептал он в ответ. — Ты моя первая девственница. — Тогда это должно быть особенным для тебя, — язвительно ответила она, но тут же захотела прикусить язык. Она срывала злость на нём, хотя на самом деле злилась не на него. Боль тоже не так уж сильно беспокоила её. Дело было в том, что её идеальный первый раз… не оправдал ожиданий, и проблема заключалась в её собственном теле. Но Какаши всегда знал, когда её гнев не был направлен на что-то личное. Прижавшись лицом к её шее, он не шевелился, и его дыхание легло веером на её плечо. — Просто расслабься, — сказал он ей. — Не думай о боли. Она сделала сознательное усилие, чтобы последовать его совету, пытаясь расслабиться под неловким вторжением его тела. Пока он оставался неподвижным, боль начала уходить, и осталось лишь полное, растянутое ощущение, которое не было ни болезненным, ни приятным. — Хорошо, — сказала она наконец, заметив лёгкую дрожь в его руках, которая усиливалась, чем дольше он сдерживал себя. — Хорошо, я думаю… теперь ты можешь двигаться. Он издал слабый звук, похожий на стон, но не двинулся с места. — Не думаю, что смогу снова остановиться, — предупредил он. — Ты предохраняешься? — Предохраняюсь?.. А, да, — прошептала она, слишком отвлечённая более насущными проблемами, чтобы действительно заботиться об этом вопросе. Она крепче сжала руки на его шее и сделала последнее усилие, чтобы расслабиться. — Я готова. Всё было далеко не гладко. Было ужасно больно, когда он вошёл в неё до упора, и она была слишком тугой и напряжённой, что в первые несколько раз, когда он отстранялся, он сразу же выскальзывал, и приходилось снова бороться, чтобы проникнуть в неё. И она не знала, как двигаться вместе с ним, когда он так плотно прижимал её к простыне, и как угнаться за его быстрым, почти эгоистичным темпом. Она принимала его толчки, но это было так странно. Тупая боль немного развеяла прежнюю туманную дымку, и ей стало не по себе от осознания того, что происходит здесь, в этой комнате, и что будет потом, когда они вернутся в деревню, и что могут подумать люди вроде Наруто, если узнают, что она и Какаши находятся в тесных плотских объятиях на полу пыльного номера старого мотеля. Но даже мысли о далеких друзьях не могли остановить невероятное удовольствие, поднимающееся с каждым движением его плоти в её. Это было совсем не так, как она представляла себе секс. Это было неловко, больно, неуклюже и потно: только примитивное наслаждение делало всё это стоящим, потому что иначе Сакуре вряд ли захотелось бы когда-нибудь повторить это снова. Она немного жалела, что они не остановились на поцелуях. А толчки Какаши становились всё короче и короче, и более жёсткие стоны заглушались подушкой возле её уха. Он собирался кончить. Она чувствовала, как его сдержанность ослабевает, как его бёдра бьются о её бёдра… и это возбуждало её. Когда его хватка ослабла, и он прижался к ней всем телом, она почувствовала его горячую, выплёскивающуюся струю внутри неё, что привело её к кульминации. По привычке она прикусила губу, проглатывая собственные стоны, когда их тела содрогались и напрягались вместе; пальцы сжимали друг друга так отчаянно, что останутся синяки и царапины. Всё закончилось. Они оба дрожали в недоумении, всё ещё связанные, даже когда он начал смягчаться. Неистовое безумие, охватившее их, улетучилось после оргазма, и теперь не было ничего, кроме звука двух бьющихся друг о друга сердец. Какаши попытался встать. — Куда ты идешь? — спросила она, крепче прижимая его к себе. — Мне нужна сигарета. — Ты шутишь, — сказала она невозмутимо, совсем не радуясь тому, что его первая мысль была о его тонкой, раковой любви. У него даже хватило наглости посмотреть на неё и вздохнуть, как будто она ведет себя неразумно. — Ладно, — пробурчал он и сдался, чтобы улечься рядом. Сакура приняла его обратно, обняв за шею, но она не могла избавиться от тревожного чувства. Разве это не тот момент, когда влюблённые должны были чувствовать себя довольными и уставшими, но глубоко связанными на всех физических и эмоциональных уровнях? Ну… она, по крайней мере, устала. Но теперь Какаши грозила опасность заснуть. Его дыхание начало выравниваться напротив её горла, что раздражало, так как эта поза была не слишком удобной. Он был не совсем раздет, и край его ремня врезался ей в бедро. Секс действительно был таким? Даже если бы это не было слишком болезненно, нельзя было бы не заметить, насколько короткой и молниеносной была эта близость. Вот ведь шутка… Вчера они говорили о сожалениях, и вот она добавляет к списку ещё одно. Возможно, ей не следовало позволять ему… возможно, при других обстоятельствах это не было бы так разочаровывающе? Крохотный вздох вырвался из её лёгких прежде, чем она успела его остановить. Какаши прижался к ней, словно почувствовав это. — Что-то не так? — сонно пробормотал он. — Ничего, — сказала она. Она скорее умрет, чем расскажет ему. Она могла поддразнивать его самолюбие, но никогда не могла всерьёз сказать ему, что из-за него ей хочется плакать. — Саске? — предположил он. Она начисто забыла о нём. — Вроде того, — туманно ответила она. — Но ты очень хорош в том, чтобы заставить девушку забыть, что она упустила ниндзя-отступника S-класса. Дыхание Какаши сбилось, затем изменилось. — Это была не твоя вина, — тихо сказал он, приподнявшись на локте, чтобы посмотреть на неё в растерянности. — Ты не позволила ему уйти. — Ну, я не вижу его здесь, а ты? — сбивчиво пошутила она. — Если только ты не прячешь его где-нибудь. Какаши отвернулся. Срань господня, — Сакура обвела взглядом комнату и заглянула под кровать, на всякий случай, вдруг там где-то валяется сверток в форме Саске, который она ещё не заметила. Но это было абсурдно. И всё же, почему Какаши вдруг стал выглядеть таким виноватым? — Что такое? — спросила она, нахмурившись. — Ты всё-таки поймала его, — тяжело произнес он. — Когда я пришёл, ты была без сознания в реке… а он был без сознания на берегу. Сакура уставилась на него. Правильно ли она расслышала? — Но ты сказал, что он ушёл… — Да, — согласился он. — После того, как я разбудил его и заставил уйти. — Ты заставил его уйти, — повторила она. — После того, как я рискнула своей жизнью, чтобы нейтрализовать его. Он ничего не сказал, и она поняла, что правильно подытожила ход событий. Ей оставалось только спросить: — Почему? — когда он по-прежнему ничего не ответил, она начала толкать его в плечи. — Слезь с меня, немедленно слезь с меня, мать твою, и скажи мне! Его было удивительно трудно сдвинуть с места. — Мне пришлось выбирать между спасением тебя и захватом его, — ответил он. — Я предпочел выбрать… — Избавь меня от этого, — прервала она. — Это не были взаимоисключающие варианты. Ты отпустил его — почему ты его отпустил? — Он сумасшедший. Конохе лучше без него, — сказал он, защищаясь. — Сай отлично вписался. Зачем всё рушить, притаскивая маньяка, который только возненавидит тебя за это? — А как же он? — возразила Сакура. — А как же то, что лучше для него? Он совсем один, а теперь ещё и слепой. Как ты можешь с чистой совестью отослать его? Он же твой ученик! Он окинул её тусклым взглядом. — Ты действительно переживаешь о нём, не так ли? — Конечно, переживаю, — сказала она, как будто это было очевидно. Вопрос был в том, почему ему было всё равно? Какаши вздохнул и перекатился на спину, чтобы застегнуть ширинку и ремень. — Конечно, переживаешь, — пробормотал он, его голос был непривычно резким. Сакура села, инстинктивно потянувшись за одеялом, чтобы натянуть его на себя. Если подумать, глупо было скромничать после того, что было, но резкий уход Какаши и застёгивание его одежды оставили у неё впечатление, что всё закончилось. Пока она пыталась справиться с ощущением неловкости, она также пыталась понять, что он сделал. — Ты мой партнер, — сказала она. — Я рисковала жизнью, чтобы схватить Саске, и меньшее, чего я могла ожидать от тебя, — это поддержки! Не сводить на нет мою работу! — Я же сказал тебе. Вернуть Саске сейчас — это больше проблем, чем пользы, — категорично заявил он. — Почему ты такой неопределённый? — спросила она. — Ты отпустил его, потому что не захотел утруждаться? Это действительно так? Его единственным ответом было потянуться к чехлу, висевшему на поясе, и достать сигарету. Она с нарастающим разочарованием наблюдала, как он прикурил, сделал глубокую затяжку, а затем опустил руку на бок. Никто не проявлял пассивную агрессию так, как Хатаке Какаши. Это был первый раз, когда она видела, как он подносит сигарету ко рту. Она видела окурки на земле и чувствовала вонь от его одежды, но никогда не видела, чтобы он затягивался. От одного взгляда на него ей становилось не по себе. Она чувствовала себя так же странно, как и в первый раз, когда увидела его лицо, узнавая что-то новое в своём сенсее, с чем, как она знала, ей придется научиться справляться. — Ты сделал это из-за ревности? Потому что я его поцеловала? — тихо спросила она. Он искоса посмотрел на неё. — Ты определённо высокого мнения о себе. Ладно, она действительно не думала, что он сделал бы что-то настолько мелкое из ревности, но его упрек причинил ей боль. Он сказал это так, будто она не имела для него никакого значения. Неужели она опять всё неправильно поняла? Неужели она обманывала себя, думая, что она ему хоть вполовину так же дорога, как и он ей? Это был мужчина намного старше её… и слишком поздно она задумалась, не ожидает ли он от отношений чего-то совершенно иного, нежели она сама. Её взгляд упал на коробку с салфетками, стоявшую у кровати, и она вяло потянулась к ней, чтобы взять горсть и начать осторожно вытирать смесь липких жидкостей между бёдер. Пот, сперма, её собственные выделения и немного крови. На простынях было больше пятен крови, но с этим придется разбираться персоналу отеля. Вместо этого Сакура была слишком занята попытками обернуть одеяло вокруг своего тела, чтобы встать и дотянуться до одежды. — Они ещё не высохли, — указал Какаши. Сакуре было всё равно. — Я не могу выйти голой, — коротко заметила она. Он сел и нахмурился. — Выйти куда? — Куда угодно! — рявкнула она, стягивая с веревки влажные трусики, чтобы начать в них влезать, одновременно придерживая одеяло. — Если ты думаешь, что я буду спать здесь, когда ты воняешь здесь этой дурацкой сигаретой… — Я открою окно, — быстро сказал он. — Дело не в дурацкой сигарете! — закричала она, набросившись на него и используя свой лифчик как хлыст для его руки. — Как ты мог это сделать?! Как ты мог… как ты мог за моей спиной сделать что-то подобное, а потом сказать мне об этом сейчас? Его рот всегда имел более сильный естественный изгиб вниз, чем у других, но сейчас он был более выражен, чем когда-либо. — Я не хотел тебе лгать, — сказал он. — Но, может быть, ты бы предпочла, чтобы я это сделал?.. Конечно, ей хотелось, чтобы он солгал, хотя бы ещё немного, но такие интеллектуально честные люди, как Сакура, не любят признаваться в этом. Её мать всегда учила её никогда не прятать глаза от неприятной правды, но было время и место для того, чтобы показать, что ты мудак, и это было до секса. И уж точно не после. — Нам больше не разрешено его искать, — начала она низким, сердитым голосом. — Так каковы шансы, что мы когда-нибудь снова встретимся с ним, как сегодня? Как можно поверить, что ты упустил, возможно, последнюю возможность, которая у нас когда-либо будет! Какаши перевернулся на спину, сигарета свисала с его губ. — Ты будешь удивлена. Если он и дальше будет намеренно общаться с врагами Конохи, возможности целоваться с ним могут появляться с завидной частотой. Сакура уставилась на него, её тело дрожало от гнева и обиды. — Знаешь, — тихо сказала она. — Иногда ты можешь быть настоящим козлом. Он закрыл глаза и опустил голову, как бы сожалея о своём выборе слов. — Я не хочу ссориться с тобой, Сакура, — вздохнул он. — Я просто хочу, чтобы ты поняла, что в нынешних условиях мы получили приказ отказаться от поисков Саске. Наши усилия сейчас должны быть направлены только на то, чтобы предотвратить войну и остановить синдикат. — Саске знал о Синдикате, — заметила Сакура. — Одного этого было достаточно, чтобы привести его сюда. — Все знают о Синдикате, Сакура. Но обычно то, что они знают, ограничено или просто неверно. — Только не Саске, — твердо ответила она. — Если ты действительно слышал наш разговор, то знаешь не хуже меня, что он знал о нашей миссии. Он знает о Синдикате больше, чем Коноха, и мы могли бы использовать эту информацию. Но ты всё равно отпустил его! Взгляд Какаши, устремлённый на неё, был не иначе как неприятным. Сакура почувствовала, как по позвоночнику пробежала колючая дрожь… знакомое чувство, возникающее только тогда, когда она сталкивается с умным, неординарным врагом. — Думаю, Сакура, нам лучше оставить это, пока мы не рассорились, — холодно сказал он. Было уже поздновато, но Сакура тяжело сглотнула и отвернулась от него. Что-то похожее на холодный пот выступило на её коже, внезапно и необъяснимо, и всё это в ответ на его пристальный взгляд. Инстинкт самосохранения подсказывал ей, что сейчас же нужно прекратить давить на него, иначе что-нибудь случится. Она не знала, что, почему или как, но её рука всё ещё дрожала, когда она потянулась к шортам. Какаши внезапно оказался рядом с ней. — Не уходи, — мягко сказал он, кладя руку ей на плечо. — Оставайся здесь. Его мягкий тон вернулся, но Сакура не могла забыть, как он только что смотрел на неё. Она застыла на месте, разрываясь между приказом подчиниться и желанием оторвать ему руку. — Я не хочу ссориться, Сакура, — повторил он, наклоняясь, чтобы приблизить к ней своё лицо. Она поняла, что он пытается укротить её поцелуем. Сакура дёрнула головой в сторону, не в силах вынести мысль о его губах напротив её. Она всё ещё не могла понять, что именно произошло между ними минуту назад, но это напугало её до смерти. Нельзя было так смотреть на кого-то… не после занятия любовью. Так смотрят на человека, когда он находится на противоположной стороне поля боя. Какаши сделал шаг назад, и его рука опустилась. Но дело было не только в том, что он отступил физически. То тепло и ласка, которые он позволил ей увидеть сегодня вечером, снова стали закрытыми, и Сакура поняла, что всё кончено. Он больше никогда не будет тянуться к ней так, как прежде. — Если ты не хочешь спать в одной комнате, я уйду, — тяжело сказал он. Она попыталась согласиться и сказать: «Думаю, так будет лучше», но в горле запершило. Всё, что она могла сделать, это в бессильной ярости уставиться в стену, когда Какаши вздохнул ещё раз и поднял с пола свой рюкзак. Он не оглянулся, когда выходил за дверь, и только когда дверь закрылась и она услышала его шаги, удаляющиеся по коридору, она, наконец, опустилась обратно на свою подстилку и повернулась лицом к обогревателю. Что же ей теперь делать? Единственное, что она могла сделать — это забиться под одеяло и слушать, как ветер завывает за окном, а между ног пульсирует тупая боль. Она могла бы облегчить её с помощью чакры, если бы захотела, но она этого не сделала. Иногда боль была благословением, напоминая об ошибках, о которых нельзя забывать. На следующее утро она устало умылась и оделась, передёрнула плечами в слабой попытке обрести мужество и самообладание, после чего собрала вещи и вышла из комнаты. Какаши ждал её на улице, стоя под тенью хрупкого на вид дерева. Когда она подошла, он кивнул. — Пойдём, — хрипло сказал он. Как будто между ними вообще ничего не было. Они молча покинули город, идя в одном строю по тесным переулкам, но даже когда они вышли на более широкую дорогу, где можно было идти бок о бок, они держали дистанцию. В обычный день они бы уже болтали. Она бы указала на странное скальное образование, мимо которого они проходили и которое очень напоминало кролика, а он бы ответил, что есть такое слово для людей, которые видят закономерности в случайности. «Парейдолики?», предложила бы она, а он ответил бы что-то вроде: «придурки». Но сейчас у Сакуры не хватало смелости вести светскую беседу. Сейчас между ними были более серьезные проблемы, чем камни забавной формы. Страх охватил её сердце. Неужели так будет продолжаться и впредь? — Какаши-сенсей… — внезапно начала она. — Не называй меня так, — прервал он, довольно грубо. — Теперь это не совсем уместно, тебе не кажется? — Но насчёт прошлой ночи… Он резко остановился рядом с ней и засунул руки в карманы. — Сакура, мы оба взрослые люди, — с опаской сказал он. — Ты знаешь, как это бывает. Сакура окинула его пустым взглядом. Его похмелье было очевидным. Прошлой ночью, после своего ухода, он выпил больше, чем тот сётю, и теперь стоял сгорбившись, как человек, которого нервировало все вокруг. Было совершенно очевидно, что он вовсе не хотел говорить на эту тему. Он, скорее всего, предпочел бы обсуждать красоту романтики Наки, чем тот факт, что вчера вечером они сделали огромный шаг в своих отношениях — в неправильном направлении. Она вздохнула. — Забудьте об этом, — сказала она ему. — Это не имеет значения. Они продолжили свой путь в молчании. Два человека, которые могли бесконечно говорить ни о чём, не могли придумать ни одного слова, чтобы сказать друг другу.***
Время притупило её воспоминания о той ночи, но она так и не смогла забыть гнев и обиду, которые остались в её памяти. С течением недель и месяцев картина расплывалась. Она не помнила, какими были ощущения от его поцелуя. И уж точно не помнила, что предшествовало потасовке с Саске, которая привела к столь бурному выплеску эмоций между ней и Какаши… и не только в одном смысле. Если бы она не столкнулась с ним в тот день, она никогда бы не попала в объятия Какаши той ночью, и она не была бы так потрясена его признанием, что он отпустил Саске. Только когда Саске появился снова и заставил её вспомнить ту ночь, она поняла, что упустила. Причастность Какаши к Синдикату не только саботировала их миссию, но и разрушила их отношения. Он позволил Саске уйти — не из-за ревности, не из-за беспокойства за Сая или даже за ресурсы Конохи, а потому что не мог позволить себе задержать того, кто знал о клане Хатаке. Она избегала Какаши неделями, так и не поняв, почему. Но даже если она не осознавала его предательства на сознательном уровне, холодный взгляд, который он бросил на неё после их близости, опустошил её настолько, что она поняла это на каком-то уровне. Как сказал Саске… их учитель был более эгоистичным и безжалостным человеком, чем они могли себе представить. — Ах… вот и он, — тоскливо вздохнула Аки. Сакура перевела взгляд на внутренний двор. Из поместья вышли две фигуры — монах и наемник. У подножия лестницы они оба остановились, обмениваясь последними словами, прежде чем помахать рукой на прощание. Когда монах повернулся, Сакура могла поклясться, что его лицо изменилось, а его пустые, невидящие глаза блуждали по балкону, где стояла она с Аки и Каору. — Скатертью дорога, — прошептала Каору. — Он жуткий. — Но красивый, — сказала Аки, как будто только это имело значение. Сакура не высказала своего мнения. Она смотрела, как Саске уходит, испытывая противоречивые чувства, в основном горечь от того, что единственный человек, который мог помочь, отказался это делать. В то же время она беспокойно перебирала пальцами два свитка, спрятанные в складках рукавов. Когда Саске окончательно скрылся из виду, она машинально перевела взгляд на вход в особняк, ожидая, что Карасу вернётся в дом. Но он не вернулся. Карасу всё ещё стоял на ступеньках и смотрел на неё, а она смотрела на него, и на мгновение, когда их взгляды встретились, он улыбнулся.