Дом воронов

Когда ты думаешь, что хуже уже быть не может. Число жертв растет. А колокола свободы вспыхивают и затихают. Слышны только далеко-далеко.        Какаши с опаской оглядел улицу. Ночью все огни казались вдвое ярче и все они были насыщенных, пульсирующих оттенков красного и оранжевого, оставляя блуждающие тени, которые, казалось, создавали движение там, где его не было. За два года он привык обходиться только одним глазом, но даже сейчас он резко поворачивал голову, как только ему казалось, что слева от него что-то движется. В этом захудалом местечке его обострённые чувства были склонны реагировать слишком остро.        В седьмой раз, когда он резко дёрнулся, от открывшихся дверей клуба слева от них, Джирайя со вздохом посмотрел на него.        — Может, расслабишься? Ты ведешь себя как новичок, Какаши-кун.        — Я и есть новичок, Джирайя-сама, — ответил Какаши, остановившись рядом с саннином. Он проследил за взглядом мужчины по многолюдной улице до оживленного заведения, окна которого были освещены, словно маяк, а из широкого дверного проёма доносились звуки веселья. Снаружи околачивались ровно два типа людей: пьяные мужчины с кучей денег и перегруженные макияжем женщины в экзотических кимоно, которые свисали с их плеч.        — Возьми на заметку, Какаши-кун, — благоговейно сказал Джирайя. — Лучший бордель во всей Стране Огня.        Возможно, так оно и было, ведь проституция была запрещена в большинстве провинций, кроме этой. Только здесь можно было найти целую деревню, посвящённую эротике, а квартал удовольствий в этом месте был печально известен на всю страну. Какаши знал, что после большой получки многие его товарищи-шиноби приходили именно сюда, чтобы выпустить пар.        Какаши пока что не испытывал никакого желания приходить сюда. Он до сих пор не понимал, как вообще оказался в Отафуку Гай.        — Вы сказали, что мы будем тренироваться в священных местах, — заметил Какаши, наблюдая, как женщина наклоняется, чтобы поговорить с мужчиной, сидящим на скамейке у борделя. Её декольте было целой вселенной.        — Вот мы и здесь, разве нет? — весело заметил Джирайя. — И судя по твоему виду, тебе нужно много тренироваться. Идем!        Какаши остался стоять на месте.        — Я не могу туда пойти, — сказал он.        — Почему? — Джирайя моргнул, глядя на него.        Это декольте могло его съесть.        — Я недостаточно взрослый, — упрямо ответил он.        — Тебе пятнадцать, Какаши-кун, ты уже мужчина! — Джирайя положил руку ему на плечо, чтобы переправить его через улицу, нравится это ему или нет. — Или, по крайней мере, ты им станешь, как только одна из этих милых девушек сорвет твою вишенку.        — Я ничего не хочу, — настаивал Какаши, пытаясь упереться ногами.        — Ерунда. Думай об этом как о тренировке! Ты ведь хочешь, чтобы всё было идеально для твоей первой любви, верно? Ты же не хочешь её разочаровать?        Какаши задумался, о ком он говорит.        — Нет, — признал он.        — Поэтому, как и во всем, что ты хочешь освоить, тебе нужно сначала попрактиковаться.        Они стояли прямо перед борделем, и Джирайя взмахнул рукой, как бы показывая всех работающих там женщин. Те немногие, что стояли снаружи и завлекали клиентов, начали оглядываться с любопытными, нарисованными улыбками. Какаши заметил, что они уловили запах свежей крови.        — Пожалуй, я подожду здесь, — сказал Какаши, машинально ухватившись рукой за один из столбов, поддерживающих широкий навес. Таким образом, никто не мог сдвинуть его с места, если только они не хотели снести всё здание вместе с ним.        — Ты ведешь себя не очень спортивно, Какаши.        Немногие вещи способны вывести Какаши из себя. Обнаружение отца мертвым в гостиной, с вывалившимися на пол кишками, более или менее установило высокую планку в отношении того, какие вещи могут заставить его попотеть. Десять вооружённых до зубов мужчин, вдвое превосходящих его ростом, не заставили бы его сердце даже дрогнуть.        А вот десять пышногрудых женщин с голыми плечами...        Какаши не мог побороть глотательный рефлекс. Он не стеснялся, он просто боялся за свою жизнь. Так чувствовал себя кролик в окружении стаи волков. Одно неверное движение — и его разорвут на части.        — Я подожду здесь, — твердо повторил он, цепляясь за столб. — Развлекайтесь, Джирайя-сама.        — Ты пожалеешь об этом позже, — предупредил Джирайя, но всё равно пожал плечами. Он не хотел тратить слишком много времени на то, чтобы убеждать ханжу повеселиться, когда он сам мог бы заняться этим. — Возьми немного денег. Потрать их с умом и встретимся вон у того фонтана примерно через... три часа.        Какаши посмотрел на фонтан, обратив внимание на три обнажённые женские статуи, которые, казалось, синхронно выполняли какую-то стойку на руках, в то время как вода вытекала из их...        Какаши быстро отвел взгляд.        — Три часа. Понял, — он взял деньги, которые протягивал Джирайя — хотя это была всего лишь пара жалких монет — и остался стоять у колонны, пока старший мужчина не обнял одну из сильно накрашенных женщин и не оказался слишком далеко, чтобы тащить Какаши за собой.        Он пошёл по центральной улице, с мрачным интересом разглядывая все достопримечательности, мимо которых проходил. Несколько борделей, несколько тематических отелей, какой-то кинотеатр, в который он подумывал зайти, пока не понял, что все фильмы на афише называются что-то вроде «Кончаю сегодня вечером» или «Полдень по-собачьи». Какаши не очень-то хотелось сидеть целый час в тёмной комнате с людьми, которые ходят на такие фильмы.        Первым нейтральным местом, которое он нашёл, был ларек с фо-бо. Лапша была не очень, но он всё равно её поглощал за неимением лучшего. Он коротал время, праздно пиная ножки табурета и заказывая блюда, пока его желудок не наполнился, и пока у него не осталась всего одна монета. Он крепко сжал её в руке и наконец ушёл, в очередной раз ища в этом городе заведение, которое не лишило бы его девственности.        Именно тогда он нашёл салон пачинко. Конечно, большинство автоматов и игр были посвящены сексуальной тематике, но не все. Многие решили бы, что заходить в зал игровых автоматов с одной монетой бессмысленно, но Какаши всегда разумно оценивал ситуацию. Он мог потратить их на одну игру в «Ударь лягушку», а мог попытаться приумножить свой заработок на одном из игровых автоматов.        Какаши медленно обошёл зал, наблюдая за рядами мужчин, играющих в пачинко и игровые автоматы. Не только проституция была легальна в этой провинции, но и азартные игры, и этот зал был полностью заполнен громогласным шумом сотен автоматов, извергающих металлические шары и издающих пошлые звуки.        Он никогда раньше не бывал в таких местах, поскольку слишком многие в Конохе знали, сколько ему лет (печально известный Хатаке Какаши, самый молодой ниндзя, получивший звание джонина два года назад, в возрасте тринадцати лет), и половина населения Конохи, казалось, могла узнать его с первого взгляда. Вероятно, здесь тоже существовали возрастные ограничения, и хотя Какаши сомневался, что выглядит на восемнадцать — он был низкорослым для своего возраста, — в этом городе несовершеннолетний мальчик мог натворить множество других, куда более ужасных, дел. Поэтому персонал не обратил на него внимания.        Какаши вдумчиво выбирал свою цель. Все автоматы так или иначе были подтасованы, но они, похоже, допускали куда меньше физического контроля, чем игры в пачинко. Поэтому он выбрал последний и сел в самом конце одного из рядов, так как это было одно из немногих свободных мест, оставлявших промежуток между ним и следующим игроком в виде ещё одного пустого места. Он всегда немного опасался садиться к незнакомцам ближе, чем необходимо.        Механизмы казались достаточно простыми… даже если эвфемизмы были немного неприглядными. Как только он положил свою последнюю монету в щель, его яйца «упали», как выразилась машина, прежде чем попросить его «выпустить свой заряд» с помощью ручного дросселя. Не обращая внимания на многозначительные изображения женщин на заднем плане, Какаши сделал то, что ему сказали, и услышал скрежет маленьких металлических шариков, когда они каскадом пролетали через кегли и препятствия, чтобы исчезнуть через ворота внизу. Картинки на экране перед ним начали вращаться с головокружительной скоростью, затем постепенно замедлились и остановились, образовав изображение женщины, состоящей из трех частей, одетой в не сочетаемое бикини, после чего всё началось сначала. Какаши догадался, что цель была в том, чтобы заставить картинку соответствовать, но, как и в игровых автоматах, это было обманчиво случайным.        Ничего такого, с чем не справился бы шаринган.        Приподняв повязку, чтобы открыть заимствованный глаз, Какаши быстро оценил механику: размер и вес шаров, траекторию движения каждого отдельного кегля, скорость падения и то, насколько сильно нужно давить на педаль, чтобы большинство шаров попало в призовые ворота. Картинки на экране больше не мелькали в непонятном мельтешении. В ту самую миллисекунду, когда Какаши увидел, что рыжая в красном нижнем белье собирается выстроиться в линию, он постучал пальцем по металлическому корпусу консоли и пустил крошечный электрический заряд.        Экран замерцал, затем вспыхнул, и вдруг сотни маленьких серебристых шариков начали сыпаться в лоток над его коленями.        Выигрыша уже было достаточно, чтобы вернуть одолженные Джирайей деньги в двойном размере. Какаши устроился поудобнее, чтобы снова покрутить дроссель и внимательно посмотреть на экран в поисках подходящего варианта. Однако он не мог срывать куш слишком часто. У людей могли возникнуть подозрения.        Никто, казалось, не замечал его долгое время, или, по крайней мере, до тех пор, пока он не собрал около десяти лотков с шарами возле своего стула, которые он собирался обменять на один из тех сверкающих мечей на стене. Затылок начало покалывать, и он тут же понял, что за ним наблюдают.        Какаши не отреагировал, но, конечно, сбавил обороты, подозревая, что кто-то из обслуживающего персонала, возможно, решил обратить внимание на его возраст, раз уж он всё время выигрывает. Наверное, уже пора было идти на встречу с Джирайей... только... ему нужно было сделать ещё одну попытку!        Шары грохотали и звенели, и какое-то тело переместилось на свободное место рядом с ним. Первой его реакцией было раздражение, поскольку пузырь личного пространства Какаши простирался дальше соседнего кресла, но когда до него дошло, что человек заинтересованно рассматривает его, он понял, что пришло время уходить.        — Ты мухлюешь.        Какаши посмотрел этого человека рядом, и ему показалось, что он заглянул в зеркало. Лицо, смотревшее на него, было настолько похоже на его собственное, что на несколько секунд он остолбенел. Те же глаза, тот же нос, те же волосы. Судя по росту, он был примерно одного возраста с Какаши. На его губах даже застыло смутное подобие улыбки, которую Какаши видел у себя на старых фотографиях из семейного альбома отца, хотя это было до того, как он начал носить маску.        В конце концов ему удалось обрести дар речи.        — Я не мухлюю, — отрицал он, слишком удивленный появлением мальчика, чтобы изобразить честность в голосе.        — Я не понимал, как ты это делаешь, — продолжил мальчик, наклоняясь, чтобы посмотреть на руки Какаши, прежде чем посмотреть на его лицо. — Может быть, твой странный глаз что-то делает?        Странный глаз Какаши тут же закрылся.        — Не лезь не в своё дело, — проворчал он, натягивая повязку на шаринган, полностью скрывая его.        — Это моё дело, — сообщил ему мальчик. — Или когда-нибудь станет им, я полагаю. Мой отец практически владеет половиной развлекательных заведений в этом городе, да и в других городах многих стран тоже.        — Твой отец — бизнесмен? — недоверчиво спросил Какаши. Почему-то он сомневался, что это семейный бизнес, учитывая, что этот мальчик почти наверняка был ниндзя, причём довольно продвинутым. Два кинжала, пристегнутые к его спине, выдавали его, и Какаши почувствовал, что за этой расплывчатой улыбкой скрывается нечто гораздо более острое и смертоносное.        — Бизнесмен? Не совсем. — И это было всё, что мальчик сообщил, неожиданно поманив Какаши рукой. — Давай я покажу тебе, как правильно жульничать.        — Правильно?        — Чтобы никто не смог поймать тебя, — мальчик достал из сумки отмычку и вставил её в замок стоящей перед ним машины. После нескольких покачиваний он щёлкнул, и вся передняя часть распахнулась на несколько сантиметров. Какаши огляделся, но все были слишком увлечены своими играми, чтобы заметить это, и ни одного служащего не было видно. Мальчик просунул руку в щель и стал ощупывать её. — Видишь ли, все они запрограммированы с разными настройками, — сказал он Какаши, пока возился. — Десять — это очень жёстко, ничего не выиграешь. Настроив один, можно сорвать джекпот, словно он сам выпадает раз в несколько ходов.        — Ты можешь это запрограммировать?        — Это просто, — мальчик захлопнул машину. — Дай мне шарики, я тебе покажу.        Не спрашивая разрешения, он засунул руку в лоток у коленей Какаши, но тот не имел ничего против. Он был заинтригован, но не столько тем, что машину можно перепрограммировать, сколько тем, что этот мальчик знал, как это сделать, и охотно делился этим с Какаши.        — Видишь! — сказал мальчик, перекрывая внезапный шум. Его автомат мигал и клацал, сорвав джекпот с первой попытки. — Проще простого!        — Это здорово, — рассеянно сказал Какаши. — Но я всё равно не жульничал... и мне, наверное, пора идти. Я должен кое с кем встретиться.        Мальчик бросил на него озадаченный взгляд.        — Ты меня не узнаешь?        Какаши замер и посмотрел на мальчика. Трудно было не заметить их схожие черты лица, но он был готов списать это на совпадение.        — А должен? — осторожно спросил он.        — Ну, мы раньше не встречались, но я думал, что ты хотя бы догадаешься, Какаши.        Вероятно, это должно было произвести на него впечатление, но, будучи самым молодым джонином за столетие, с образцовым военным послужным списком за плечами, его репутация шла впереди него. В Ива о нём уже говорили как о Шарингане Какаши, и любой, кто видел его глаза и понимал, что он не Учиха, точно знал, кто он такой.        — Догадаюсь о чём? — спросил он сухо.        — Кто я такой.        — Я не знаю, кто ты, — пренебрежительно сказал он, собираясь отвернуться.        — Ты даже не подозреваешь, что можешь знать?        Какаши не смел надеяться.        Мальчик вздохнул и махнул на него рукой, словно Какаши был тугодумом.        — Я Хатаке Карасу. Хатаке Сакумо был братом моего отца… так что, думаю, мы двоюродные братья. Привет. Ты не такой высокий, как я думал.

***

       С той ночи девятнадцать лет назад Какаши понял, что он не так одинок, как думал раньше. Внезапно у него появилась семья, и не один кузен, а десятки кузенов, дядь и тёть, о которых он даже не мечтал. Он узнал о дедушке, о котором его собственный отец никогда не упоминал; узнал его имя и имя бабушки, узнал имена их родителей. Перед его глазами расцвело настоящее семейное древо. Семейная могила в Конохе с двумя именами казалась абсурдно маленькой и неискренней по сравнению с этим.        Но причина, по которой его отец никогда даже не упоминал о существовании остальных членов семьи Хатаке, быстро стала ясна Какаши, когда Карасу, обналичив их шарики, притащил его на встречу с отцом. Тот был так похож на Сакумо, что даже находиться с ним в одной комнате было больно, однако с самого начала было ясно, что Какаши не найдет в своём дяде отцовской фигуры. Глава кочевого клана Хатаке не любил его. Грехи отца, говорил он, переносятся на ребёнка. А Хатаке Сакумо был не только дезертиром и предателем, бросившим своё место во главе высшего дома ради того, чтобы поселиться с «чужаком» в глухой деревне, но и умер трусом, поэтому и сына его не жаловали.        Когда Какаши той же ночью вернулся к Джирайе, он держал это открытие при себе, не зная, как к нему относиться. Он также не знал, как Коноха отнесется к его принадлежности к клану-изгою, который рассматривал деревню как врага.        Однако если глава вновь обретенного клана отверг его, то Карасу не стал. Он часто писал ему, и Какаши отвечал, когда мог (неловко — он не привык вести переписку, но был полон решимости сохранить единственную связь с настоящей "семьей", которая у него осталась), даже если было трудно отправить письмо тому, кто никогда не задерживался на одном месте дольше месяца. Всякий раз, когда клан оказывался поблизости, его приглашали в гости. Начальство с радостью давало ему отпуск, поскольку советники с шести лет умоляли его делать перерывы между миссиями, и именно благодаря этим визитам Какаши познакомился со своим кланом.        Он старался избегать своего дяди — хотя тот и не прогонял его прочь, он всегда усаживал Какаши рядом с собой и долго рассказывал обо всех преступлениях и недостатках Конохи и других деревень. Но в основном только Конохи. Это была напряжённая тирада, которая могла продолжаться часами, и большинство из этого, вероятно, было правдой, что никак не утешало Какаши, и чем дольше он сидел и слушал, тем больше дядя считал его подлежащим исправлению.        Карасу принимал его таким, какой он есть, всегда готовый ответить на вопросы, на которые Какаши уже не надеялся найти ответов. Он показывал ему фирменные приемы и дзюцу клана, а Какаши, в свою очередь, обучал его некоторым интересным техникам, которые он копировал на протяжении многих лет. Его мастерство и международная репутация восхищали большинство высших и низших домов, вместе взятых, и Какаши стал настоящей сенсацией, когда присоединился к клану. Тётушки всегда хотели снять с него маску и накормить, кузины всегда хотели, чтобы он продемонстрировал свой глаз. Несколько двоюродных сестер бегали за ним, как это делали девушки в Конохе.        Рейка, одна из двоюродных сестер Карасу по материнской линии, была на пять лет моложе его и всегда была самой смелой. Именно она рассказала Какаши, почему дядя действительно ненавидит его, и кто был истинным наследником клана. Даже в юном возрасте у неё были планы повысить своё положение в клане, подлизываясь к кому–то вроде Какаши — тому, кто, как она верила, однажды вернет то, что принадлежало ему.        В то время он не знал, что у Карасу были собственные планы.        Во время одного из визитов, когда ему уже исполнилось восемнадцать, дядя наконец попытался убить его. Он был пьян и весь вечер неоднократно называл его «Сакумо» и был очень близок к тому, чтобы размозжить Какаши череп. В возникший хаос вмешались остальные члены верхушки, и, возможно, только поэтому Какаши выжил после такого внезапного и жестокого нападения, а когда всё улеглось, Карасу ушёл, чтобы поговорить с отцом наедине.        Когда он вернулся, на его лице была улыбка, а руки — в крови.        — Давай сыграем в пачинко, хорошо? — предложил он.        На следующее утро его отца нашли мертвым, и Карасу быстро назначили новым главой. Какаши подозревал, что знает, кто его убил...        И только с годами Карасу показал, насколько далеко зашли его безжалостные амбиции. Если его отец довольствовался тем, что пил саке и разглагольствовал о несправедливости существования оседлых деревень и связанных с ними кланов, то Карасу таким не был. Он привел в движение то, чего Какаши почти не замечал, пока не стало слишком поздно, и теперь достигло кульминации в этот самый момент, когда он оказался стоящим у карты вместе с Карасу и другими членами верхушки Хатаке, глядя на посла и его телохранителей из Ивы. Атмосферу нельзя было назвать расслабленной, отнюдь. Почти у всех присутствующих руки были прикованы к рукояткам оружия. Остальные неприязненно поглядывали друг на друга через стол.        — Ты уверен? — спросил его посол Ивы, сурово нахмурившись.        — Абсолютно, — ровным голосом ответил Какаши, водя пальцем по карте. — Проход от водопада заблокирован. Там вас ждет только засада. Коноха уже просчитала эту стратегию, поэтому граница до самой Суны находится под наблюдением.        — И сколько же у Конохи людей? — спросил посол. Он был недоверчив ко всему, что рассказывал ему Какаши, что было вполне естественно, учитывая его роль в последней войне.        — Почти шесть тысяч, — сказал Какаши. — И это не считая подкрепления из Суны.        Карасу подошёл к карте. Он был недоволен.        — Другие мои источники в Конохе никогда не сообщали о таком количестве людей.        — Большинство АНБУ находятся в подполье. Большинство джонинов даже не знают, сколько человек работает в этих отделах, и информация засекречена для всех, кроме Хокаге и её ближайших советников. Есть целое подразделение, набранное из одной из заморских территорий Страны Огня, которое накручивает цифры.        — Империализм во всей красе, — вздохнул Карасу. — Откуда ты это знаешь?        — Я следующий в очереди на пост Хокаге, — сказал Какаши, как будто это всё объясняло.        Так оно и было. Посол хмыкнул и указал на синее пространство на карте.        — Нам придется провести внезапную атаку с моря.        — Удачи с этим, — шутливо сказал Карасу. — Единственный путь в Страну Огня с побережья лежит через земли Звука, и они будут сражаться с вами на всем пути. Если ты приплывешь с восточного побережья прямо на побережье Страны Огня, ты проплывешь по территории Страны Воды, а они тебе не союзники. В море вы оказались бы в крайне невыгодном положении. Где Кьюби, Какаши?        Какаши пожал плечами. Наруто, вероятно, всё ещё находился на границе Страны Травы, но…        — В Конохе, скорее всего.        — В идеале, его нужно любой ценой увести подальше оттуда. У нас нет шансов атаковать Коноху, пока он дома. А пока… — Карасу вздохнул и покачал головой. — Где, на твой взгляд, лучше всего начать вторжение?        И снова Какаши был вынужден солгать.        — Люди Конохи слишком рассредоточены вдоль границы… если Ива сосредоточит своё вторжение в одной точке, идущей из Страны Травы, вы должны прорваться. Это единственный способ, который мне приходит в голову, — по правде говоря, большинство людей Конохи уже были вдоль границы с Травой. Из всех мест, откуда Ива могла бы атаковать, это было бы самым укрепленным, а с Наруто там каждый каменный ниндзя столкнулся бы с бойней. Какаши это не особо заботило.        — Что насчёт нас? — спросил Какаши. — Каков будет ход синдиката?        — Это зависит от того, подтвердится ли твоя информация, — уклончиво ответил Карасу. — У меня есть кое-что на примете, но на это может потребоваться время.        — Мы можем выиграть для тебя достаточно времени, — предупредил посол. — Используй нашу плату с умом.        Карасу закрыл глаза.        — Да, да.        Эта информация ничего не дала Какаши. У Карасу, очевидно, был какой-то план, о котором посол Ивы знал и, по-видимому, принял, и, вероятно, это было как-то связано с «платой», которую они получили, но это была тайна, которой так просто не поделишься. Какаши воздержался от того, чтобы настаивать на ответах. Он всё равно не был уверен, что хочет знать некоторые вещи. Ему было достаточно, что у Карасу нет планов начать конфронтацию между Синдикатом и Конохой.        Полученной информации должно хватить. Завтра он пошлет сообщение в Коноху с просьбой направить дополнительные силы на границу с Травой, надеясь, что посол примет его совет и будет действовать в соответствии с ним.        Когда его наконец отпустили с совещания, Какаши вернулся в свои покои, чувствуя почти облегчение, если бы не осознание того, что теперь ему предстоит столкнуться с ещё одним сложным противником: Сакурой. Было уже за полночь, а Сакура ждала его уже больше часа. Он знал, что она была там задолго до того, как он появился у своей двери: метка чакры говорила ему об этом, хотя это ничего не говорило ему о том, в каком она настроении.        Глубоко вздохнув, Какаши открыл дверь и вошёл. Почти сразу же его взгляд остановился на роскошном диване у противоположной стены, и на фигуре розоволосой девушки, распростёртой на нём. Её голова была прислонена к подлокотнику, а глаза закрыты. Судя по тому, как медленно и равномерно вздымалась и опускалась её грудь, можно было предположить, что она крепко спит.        Какаши знал лучше.        Если Сакура хоть на секунду подумала, что во время сна она выглядит настолько ангельски, то её ждало разочарование. Она даже не храпела.        Что ж. Если она собирается притвориться спящей, чтобы избежать разговора с ним, то он подыграет ей. Какаши пошёл в спальню, стащил с кровати легкое покрывало и, вернувшись, накрыл им Сакуру, тщательно подоткнув, чтобы она не чувствовала сквозняка. Она издала очень убедительное сонное бормотание, но глаза не открыла. Её готовность играть эту роль была достойна восхищения, и он задался вопросом, как долго она собирается продолжать...        Это было всё же проще, чем терпеть её обвиняющий взгляд и напряжённое, мрачное молчание, поэтому он оставил её наедине с её оскароносным выступлением и вернулся в спальню, чтобы сесть за рабочий стол под окном. В ящиках стола уже лежали бумага и ручки, свежие и неиспользованные, и он машинально вытащил пачку, чтобы начать писать.        — Что делаешь?        Очевидно, Сакура быстро сдавалась, когда у неё не было зрителей. Он взглянул на неё через плечо, заметив, что покрывало, которым он укрыл её, теперь накинуто на плечи, как саван.        — Прости, я тебя разбудил? — шутливо спросил он.        Сакура пожала плечами.        — Что пишешь? — снова спросила она.        Он вернулся к письму, которое едва начал писать.        — Письмо в Коноху.        — Зачем?        — Я предупреждаю их, что до меня дошли слухи из достаточно надежного источника, что Ива в ближайшее время планирует атаку у границы Страны Травы, — сказал он.        — Зачем?        — Это, вероятно, заслуживает предупреждения.        — Нет… зачем ты это делаешь? — спросила она, присаживаясь на край кровати позади него. — Не думаю, что Карасу будет доволен тобой, если узнает.        — Наверное, нет, — согласился он.        Глаза Сакуры встретились с его глазами, и он увидел, что там блеснуло что-то неопределенное.        — Знаешь, я могла бы сказать ему, — мягко сказала она. — Я могла бы сказать ему, что ты ведешь двойную игру, помогая Конохе. Он может посадить тебя под замок. Как тебе это понравится? Ты знаешь, я могу, потому что у тебя не хватит духу утянуть меня за собой...        Он слегка улыбнулся, откинув голову назад.        — Карасу не согласился бы на мирские наказания. Он убьёт меня, Сакура, — прямо сказал он ей. — И я не думаю, что у тебя тоже хватит духу.        Она бросила на него укоризненный взгляд.        — Он твой двоюродный брат. Он действительно убьёт тебя?        — Я бы не стал недооценивать человека, убившего собственного отца, — ответил он.        На лице Сакуры медленно проступило отвращение.        — И ты предал Коноху ради такой семьи?        — Полагаю, мы не выбираем семью, — признал он. — Но они не плохие люди. Не совсем. Они всегда были добры ко мне, и я не могу отплатить им предательством.        — Они добры к тебе только потому, что ты идеальный представитель их «верхнего дома», — насмешливо сказала она. — А как же Аки? Твой клан относится к ней как к чужаку, потому что она не светловолосая и не породистая. И ты не обязан их сдавать — но ты, по крайней мере, не должен им помогать!        — Я им не помогаю, — возразил он.        — Тогда почему ты здесь? — спросила она.        Какаши отбросил ручку.        — Я здесь ради тебя, неблагодарная женщина, — рявкнул он. — Я здесь только потому, что поймал твою безмозглую кошку, доставляющую сообщение Хокаге, и понял, в какую передрягу ты попала! Я пришёл, потому что беспокоился о тебе — о том, в какие неприятности втянет всех твой болтливый рот! И причина, по которой я до сих пор здесь, в том, что я хочу обеспечить твою безопасность. И поэтому мне приходится подыгрывать Карасу, иначе у него возникнут подозрения, а это не входит в мои планы, и мне не доставляет удовольствия обманывать кого бы то ни было, так что ты могла бы быть хотя бы немного более сочувствующей.        — Оу, — ровно сказала она. — Бедный ты.        — Это уже что-то, — вздохнул Какаши. Он потер шею и вернулся к письму. — В любом случае, мне приходится часто отчитываться о тебе перед Цунаде.        Сакура нахмурилась.        — Обо мне? — неуверенно повторила она. — Что насчет меня?        — Единственная причина, по которой я получил разрешение находиться здесь, это то, что я должен присматривать за тобой. Ты беременна.        — Цунаде знает?! — воскликнула Сакура, чуть не вскочив на ноги от ужаса.        Какаши оглянулся на неё, слегка удивленный её пылкой реакцией.        — Да. Она знает.        — Мы… а, что она сказала? — прошептала она.        Он пожал плечами.        — Она действительно ничего не говорила об этом…        — О боже… она, наверное, считает меня глупой и некомпетентной, — Сакура нервно провела руками по волосам. — Она показалась тебе разочарованной? Она хмурилась? Сказала ли она, что приостанавливает моё обучение?        Какаши задумался.        — Не думаю. В основном она беспокоилась о том, что ты здесь совершенно одна.        — Смысл моего пребывания здесь в одиночестве был в том, чтобы такие люди, как она, никогда не узнали об этом! — Сакура вздрогнула. — Пожалуйста, скажи мне, что только она знает.        Какаши снова задумался.        — Ну... Шизуне знает. Естественно. Она знает все, что знает Цунаде. И Ино знает, потому что…        — Ино?! — Сакура буквально закричала. Хорошо, что на этом этаже были только пустые комнаты. — Вот дерьмо — значит, все знают!        — Ино приказали держать рот на замке. Когда я уходил, она, казалось, повиновалась.        — Господи господи господи!.. Кто ещё знает? — хныкала она.        — Ну… — он подумал о Тензо, который выглядел почти таким же испуганным, как и Сакура, когда узнал. — Никто, — закончил он.        Сакура посмотрела на него влажными сузившимися глазами.        — Ты сказал им?        — Это была Ино, — объяснил он. — Она прилетела на разведку и подслушала наш разговор.        Эти несчастные глаза значительно расширились.        — Та… та птица. Которую ты убил. Это была она? — она сделала паузу. — Вот почему ты убил её.        — К счастью, она не слишком много подслушала, — сказал Какаши.        — К счастью для тебя. К сожалению для меня, она не услышала ту часть, где я назвала тебя вероломной свиньей!        — Ты всё ещё злишься из-за этого?        — Злюсь?! То, что ты сделал, просто из ряда вон выходящее! — задыхалась она. Но это уже не было похоже на гнев. Она держала руку под животом и слегка наклонилась вперед. Яростная гримаса гнева превратилась в гримасу боли.        Какаши развернулся на стуле.        — Ты в порядке? — осторожно спросил он.        Мышцы на её челюсти сжались.        — Я в порядке.        Она не была в порядке. Какаши вскочил на ноги и направился к ней, чтобы помочь, но она оттолкнула его руки, как только он приблизился. Её лицо разгладилось и она выпрямилась.        — Я же сказала тебе, я в порядке. Просто иногда у меня бывают странные боли.        — Это нормально? — спросил он, волнуясь.        — Думаю, да, — коротко сказала она.        — Может быть, это был способ ребёнка сказать тебе, чтобы ты перестала нервничать?        — Как я могу, когда ты всё ещё существуешь? — ворчала она. Она сидела, потирая живот, с недовольным выражением лица, которое было на полпути между раздражением и беспокойством. Эта беременность не могла быть легкой для неё. И она, конечно же, собиралась отказаться от его помощи, когда бы ей её ни предложили.        Сакура посмотрела на настенные часы. — Мне пора ложиться спать, — сказала она наконец, вставая. — Мне кажется, я пробыла здесь достаточно долго, не так ли?        Какаши подумал о том жестком, бугристом футоне, ожидающем её в конце долгого пути к крылу для прислуги.        — Останься со мной.        — Что? — она уставилась на него так, словно он говорил на другом языке.        — Твоя кровать ужасна. Ты должна спать на нормальной кровати, как эта, — сказал он, указывая на роскошное, императорских размеров, чудовище рядом с ними.        Сакура резко втянула воздух.        — Я не буду с тобой спать, — прошипела она.        — Я не прошу тебя об этом — я просто прошу тебя занять кровать. Я буду спать в другой комнате... и я уйду утром, прежде чем ты встанешь, так что тебе не придется видеть меня, если ты не хочешь. Это нормально, когда любовница остается на ночь, так что это не вызовет никаких вопросов.        Она посмотрела на кровать, и тоску невозможно было не заметить. Она проводила недели на этом футоне, от которого болела спина у любого человека, не говоря уже о беременных. Она закусила нижнюю губу, размышляя о чём-то. Какаши мимоходом заметил, что так она выглядит особенно мило.        — Ты будешь спать в другой комнате? — спросила она. — С закрытой дверью?        — Конечно, — кивнул он. Всё, что она пожелает.        Её плечи постепенно расслабились, и она нерешительно кивнула.        — Хорошо. Но только потому, что ты настаиваешь, — хотя уговорить её не составило слишком большого труда. Должно быть, она очень скучала по своей старой кровати, если при таких обстоятельствах согласилась разделить с ним покои. — Думаю, тебе понадобится одеяло.        Сказав это, она сняла покрывало с плеч и протянула ему. Он взял его, стараясь не касаться её пальцев. Ей бы это не понравилось. И, конечно же, в тот момент, когда одеяло оказалось в его руках, она быстро отвернулась и села на кровать.        — Вы можете идти, — сказала она ему официально.        Его выселяли. Какаши вздохнул, взял со стола наполовину написанное письмо и направился к дверям, ведущим в другую комнату. Он оглянулся, прежде чем закрыть их.        — С тобой всё будет в порядке?        Она пожала плечами и кивнула.        — Если тебе что-нибудь понадобится, просто попроси.        Он уже собирался снова отвернуться, когда она открыла рот, словно собираясь прервать его. Он остановился и стал ждать.        — Что такое? Тебе что-то нужно?        Она выглядела слегка смущённой, когда её руки сжались на коленях.        — Эм… у тебя случайно нет еды?

***

       С мышцами, всё ещё болевшими после тяжёлого дня в дороге, Ино забралась на свой любимый барный стул. Она предпочитала чайные, но ни одна из тех, что были открыты так поздно, не обладали репутацией приличного заведения, и она чувствовала, что ей нужно выпить чего-нибудь покрепче зеленого чая, если у неё будет шанс хоть немного поспать сегодня.        Она не знала, сколько ещё сможет выдержать — не миссий, а тягостной, бьющей в челюсть клятвы молчания.        Её лучшая подруга, которую она любила, ненавидела и которой завидовала большую часть жизни, ждала ребёнка. Ино помнила, как они обе были ещё совсем маленькими. Она помнила их начальные уроки куноичи, как они собирали цветы и учили их названия и значения. Она помнила, как они дрались и дёргали друг друга за волосы из-за самого симпатичного мальчика в классе. Сакура всего несколько месяцев назад отдала свою девственность какому-то пока-ещё безымянному-болвану. А теперь она собиралась стать матерью.        Из всех девочек в их классе Ино никогда бы не ожидала подобного от подруги. Сакура явно была карьеристкой — из тех, кто будет работать до изнеможения, пока ей вдруг не стукнет почти сорок и её биологические часы не закричат, требуя внимания. Сакура даже не знала, что делать с ребёнком. О чём она только думала?        Но тут не было её вины. Что-то случилось на той миссии, и Ино поняла, что это не входило в планы Сакуры. Какой-то ублюдок сделал это с ней. Была ли она изнасилована? Трудно было представить себе мужчину, способного овладеть этой чудовищно сильной сучкой, но миссии под прикрытием иногда требовали больших жертв...        Кто бы ни сделал это с ней, он заплатит. Ино была уверена в этом. Её успокаивало то, что Какаши сейчас рядом с ней и заботится о ней по-своему. Что было странно. Честно говоря, Ино не очень понимала, почему Сакура попросила именно его, а не, скажем... женщину, хоть немного знающую о беременности. Насколько она знала, Какаши был таким же невеждой, как и неисправимым холостяком. Должно быть, эти двое были ближе, чем предполагала Ино, раз она позвала именно его.        Кто-то опустился на соседний стул, заставив её перевести взгляд. Он выглядел почти таким же несчастным, как и она, хотя она сомневалась, что он несёт на своих плечах ужасную тайну, о которой ему категорически запрещено кому-либо рассказывать.        — Привет, Тензо-тайчо, — пробормотала она.        — Привет... ты…        — Ино.        — Точно, да.        Как будто они не сражались вместе. Ино закатила глаза. Ну, в последние несколько лет они не часто виделись, потому что их сферы деятельности совсем не пересекались. Она была следователем и по совместительству флористом. Он был бывшим капитаном АНБУ, который в последнее время больше занимался строительством домов, чем секретными операциями. Однако Ино помнила его отчётливо, поскольку никогда не забывала привлекательных мужчин. С другой стороны, она не произвела на него такого же впечатления, будучи пятнадцатилетней девочкой.        Впрочем, теперь это уже не так, — подумала она, заметив, как его взгляд скользит по её телу. Она улыбнулась. То, что её разглядывают, всегда поднимало ей настроение.        — Я когда-нибудь рассказывал тебе, как стал капитаном АНБУ? — начал он.        Зачем ей слушать что-то настолько скучное?        — Да, вообще-то, рассказывал.        — О, — он откинулся назад, выглядя озадаченным. Затем он посмотрел на пиво в своей руке. — Наверное, мне следует сократить количество алкоголя, раз у меня случаются провалы в памяти.        — Говори за себя, — Ино звонко щёлкнула пальцами в воздухе. — О, господин? Можно мне ещё сладкого мартини, пожалуйста?        Бармен протянул ей ещё один бокал, и она стала активно осушать его.        — Не думаю, что видел тебя здесь раньше, — с любопытством сказал Тензо. — Что привело сюда?        — Выпивка, очевидно, — ответила она. — Я пью, чтобы забыть.        — Что забыть?        — Мою подругу, Сакуру.        Ямато слегка кашлянул в свою бутылку, и ему пришлось вытереть нос рукавом, когда напиток вернулся к нему по другим дыхательным путям.        — С-Сакуру? — прохрипел он.        — Ты ведь знаешь её, да? — Ино проницательно взглянула на него. — Она была в твоей команде.        — Да, — с трудом произнес он. — Я помню её. Я… эм… слышал, что она на задании.        — Ага, — вздохнула она. — Бедная Сакура.        — Хм?        Она снова отпила мартини.        — Ничего такого.        — Тебе не стоит о ней беспокоиться. В конце концов, она с Какаши-семпаем.        — Ха, — насмешливо фыркнула она, заставив своего собутыльника удивленно взглянуть на неё.        — Что это было?        — Это было насмешливое фырканье, — сказала она.        — Потому что я упомянул Какаши-сэмпая?        — Повторяю. Ха.        — У тебя какие-то претензии к Какаши? — поинтересовался он.        — Не к нему лично, — ответила она с недовольным вздохом. — Я просто не понимаю, какое он имеет к этому отношение. Я не понимаю, почему он должен был пойти с Сакурой. Почему она не позвала меня? Я её подруга. Вроде как...        — Ну… — Тензо неловко почесал затылок, словно пытаясь придумать, как лучше сформулировать то, что он собирался сказать. — Они близки. Я не думаю, что это личное предпочтение, но, может быть, Какаши был единственным человеком, который мог ей помочь?        Ино покачала головой. Он не понимал. Речь шла не о навыках и способностях. Сакура была беременна. Ей не нужны были глупые мужчины, ей нужна была участливая женщина или даже несколько женщин. Но Тензо этого не понимал. Он ничего не знал о том, что сейчас происходит с Сакурой.        — Я не согласна, что он лучший выбор, — проворчала она. — Но, по крайней мере, он хороший человек. Довольно благородный, верно? Очень честный. Думаю, если это должен быть мужчина, Какаши именно тот, кому можно доверить заботу о ней.        Тензо поспешно начал пить, чтобы не отвечать на это. Он закончил с хриплым вздохом.        — Да, но не стоит слишком доверять его предполагаемой «чести», — пробормотал он.        — Что?        У него был виноватый вид человека, который слишком много знает.        — Ничего, — она узнала это выражение, потому выглядела также с того момента, как Цунаде выгнала её из кабинета, предупредив, что весть о положении Сакуры не должна покидать эту комнату. Как бы ей ни хотелось выложить кому-нибудь всё начистоту, она слишком дорожила своей жизнью, чтобы позволить себе это. Она хотела сказать Тензо, что Какаши — плохой выбор, потому что у него акушерский опыт трески, но тогда ей пришлось бы его убить.        Она и не подозревала, что Тензо тоже очень хотел сказать Ино, что Какаши — хороший выбор, потому что это была его чёртова вина, и ему нужно было взять на себя ответственность. Кроме того, он тоже дорожил своей жизнью. Если Какаши вернется и узнает, что он рассказал друзьям Сакуры о том, что должно было быть их личной проблемой, он получил бы такой удар по яйцам, что никогда не смог бы присоединиться к Какаши в восхитительной агонии, которой было отцовство.        Оба выпивохи вздохнули про себя, заказали ещё по стаканчику и погрузились в глубокое, тягучее молчание. Оба думали о своих друзьях, погрязших в дерьме, далеко в Стране Дождя. Почти одновременно их мысли естественным образом перетекли на кого-то другого.        — Наруто скоро вернется домой, — прокомментировал Тензо по той единственной причине, что из всех людей в Конохе именно этого человека ему, вероятно, следует избегать. Если Наруто каким-то ужасным образом узнает, что его лучшая подруга залетела (от их начальника), Коноха может превратиться в кратер. Снова.        — Правда? — тихо сказала Ино. Она поклялась себе, что справится с этим. Было очень трудно держать рот на замке в кругу друзей Сакуры, но как, чёрт возьми, она собиралась не проболтаться Наруто? Нечестно, что она родилась с этой навязчивой потребностью сплетничать. Это было серьёзное неврологическое расстройство! Она никак не могла сидеть в одной комнате с одним из самых близких друзей Сакуры и вести с ним светскую беседу, зная то, что она знала об их общем медике.        Просто сидя здесь с Тензо, ей хотелось беспокойно раскачиваться на стуле, как маленькой девочке, которая отчаянно нуждается в облегчении своей ноши.        — Ита-а-а-ак… — через некоторое время пробормотал Тензо. — Ты часто сюда приходишь?        Ино раздражённо вздохнула.        — Просто заплати за мою выпивку и пошли.        — А?        — К тебе или ко мне?        — Да!

***

       Когти Паккуна клацали по каменному полу подвала. Он шёл на запах мыши, хотя и не охотился на неё. Выслеживать мелких зверьков для пропитания было уделом кошек и волков. Паккун же был вполне цивилизованным существом и предпочитал колбасу и кусочки вареной курицы сырым животным. Поэтому, как это обычно бывало, выслеживание Паккуна было исключительно забавой.        След закончился у одной из дверей кладовки. Внутри мышь, вероятно, счастливо обгладывала уголок мешка с рисом, и на этом игра закончилась. Дверь заперта, и Паккун уселся на мохнатую попу, пыхтя и размышляя, чем бы ещё себя развлечь. Обычно Паккун ложился спать в ногах Какаши, но пока Сакура была рядом, мопс был практически изгнан. Не то чтобы он хотел быть рядом. Настроение между этими двумя могло разрушить дом.        Стук кастрюль дальше по коридору заставил его закрыть рот и склонить голову набок. Похоже, кто-то возился на кухне, но кто мог работать в такой час? Возможно, это был злоумышленник. Щёлкнув когтями, Паккун побрёл на разведку.        Услышав довольно знакомый голос, ругающийся на лестничном пролете, Паккун остановился. Ах, подумал он. Посмотрите, кого ещё изгнали.        Поднявшись по деревянным ступеням, Паккун оказался в длинной кухне, которая ночью казалась намного больше, чем днём, когда она была полна людей. Впрочем, она не была совсем безлюдной. Газовая плита горела, излучая почти удушливое тепло, по сравнению с подземными помещениями. Рядом с ней кто-то стоял, недоуменно глядя на кастрюлю.        — Что ты задумал? — прорычал Паккун, выходя вперед.        Какаши не удивился, услышав его голос. Он услышал эти когти за милю.        — На что это по твоему похоже?        — Думаю, ты готовишь, — заметил Паккун. — Что ты готовишь?        — Яйца. Я варю яйца. У тебя случайно нет еды? Я думал, она имеет в виду плитку шоколада или что-то в этом роде. Но нет. Она хочет вареные яйца. Три штуки. В час ночи. С солью.        — Можно мне одно? — спросил Паккун.        Какаши пристально посмотрел на него.        — Я делаю это только потому, что это моя вина, что она вообще хочет яиц. Ты просто избалован. Вари себе яйца сам.        Паккун проигнорировал его и вскочил на стол позади своего хозяина, чтобы понюхать коробку с яйцами, которую он там оставил. Он выбрал одно, отломил верхушку и начал лизать вкусное, слизистое содержимое.        — Этого следовало ожидать, — сказал он, поедая закуску. — Самки всегда ведут себя странно, когда ждут ребёнка. Моя первая подружка пристрастилась к улиткам ещё до того, как у неё появился наш помет.        — Улитки, да? Думаешь, стоит добавить их в меню?        — Лучше не надо. Они очень возмущаются, если ты не делаешь в точности то, что они говорят.        — Тогда вареные яйца с солью, — вздохнул Какаши и начал вытаскивать затвердевшие яйца по одному, чтобы бросить их в первую попавшуюся миску, которая на самом деле была ситом. Что касается соли… ну, он не мог насыпать её в миску (из-за дырок, очевидно), и он не был уверен, сколько именно она хочет. Поэтому он решил взять с собой весь пакет, хотя он был размером с кирпич.        Паккун вынул голову из коробки с яйцами, желток был у него на лице.        — Ты ведь никогда не делал этого раньше?        — Заткнись.        Паккун засунул голову обратно в коробку, чтобы продолжить хрустеть содержимым. Какаши оставил его наедине с собой, чувствуя, что пока собака оставляет липкие отпечатки лап на столешнице для завтрашних поваров, никто не сможет связать уничтожение целого запаса яиц с Какаши.        Когда он вернулся в свои покои, свет в спальне был погашен, кроме лампы у кровати. Сакура сидела, прислонившись к изголовью кровати, выглядя при этом слишком скромно: юката была по-прежнему надета, а одеяла натянуты до подмышек. Она настороженно наблюдала за ним, когда он вошёл, но он мог сказать, что она была слишком голодна, чтобы пренебрегать им прямо сейчас.        Подойдя к кровати, он молча протянул ей сито с яйцами.        Она скептически посмотрела на них.        — Ты не почистил их, — заметила она.        — Ты не уточнила, — напомнил он ей.        — Потому что это здравый смысл. Если ты готовишь еду для кого-то, не стоит ожидать, что он сам сделает половину работы, — она всё равно взяла яйца и выжидающе посмотрела на него. — Ты принес соль, да?        Он поставил увесистый пакет на тумбочку рядом с ней.        Она уставилась на него.        — Ты пытаешься меня убить, — сказала она.        — Я не говорю съесть всё это. Бери столько, сколько хочешь, — вздохнул он. — Тебе ещё что-нибудь нужно? — И он мастерски избежал добавления саркастичного «принцесса» в конце этого вопроса.        Сакура смяла одно яйцо в ладонях и стала катать его взад-вперед, чтобы избавиться от расколовшейся скорлупы. Она задумчиво посмотрела на него.        — Нет… ничего не нужно, — нерешительно сказала она. — Спасибо.        Как будто она не была уверена, что говорит это всерьёз, но это была первая приятная вещь, которую она сказала ему с тех пор, как он встретил её здесь. Лучше, чем ничего, подумал он и повернулся, чтобы уйти.        — Три яйца не исправят того, что ты сделал, Какаши, — предупредила она, словно прочитав его мысли. — Это ничего не меняет.        Он остановился в дверях, нахмурив брови.        — Не за что, Сакура, — хрипло сказал он, делая вид, что не услышал, и с грохотом захлопнул дверь.