***
Сакура вздохнула, вытянув ноги из тени веранды, чтобы пальцев коснулись солнечные лучи. Они светились мягким белым сиянием. В Конохе, наверное, уже выпал снег, но здесь был полдень, и солнце палило как никогда сильно. Воздух был немного прохладнее, чем когда она приехала, но был всё ещё влажным, поэтому Сакура могла сидеть на крыльце в летней юкате. Её единственной компанией была кошка по кличке Блэки — довольно причудливое имя для животного снежно-белого цвета. Она лежала на боку, жевала и теребила лапками нитки на рукаве Сакуры и громко мурлыкала, когда девушка чесала ей подбородок. Кошка не была неконином: она была местной. Но Сакура всё равно чувствовала с ней какое-то родство. В конце концов, они обе были беременны. — Я этого не понимаю, — признался Сакуре повар. — В поместье нет котов. Единственного кота кастрировали в прошлом году, так что Куро, должно быть, забрела довольно далеко, чтобы встретить красивого мальчика… Сакура почему-то сомневалась в этом, учитывая, что Докко был здесь примерно в то же время, когда Куро встречалась с загадочным котом. Очевидно, он занимался чем-то большим, чем просто слежкой за хозяйством и ловлей мышей в кладовке. — Ох, Куро, — вздохнула она, обращаясь к своей спутнице. — Мир полон непутёвых отцов. Но, в отличие от её кошек, Куро не ответила. Вряд ли она понимала звуки, доносившиеся из уст Сакуры, и девушка снова вздохнула, скучая по своему неконину, по друзьям... да и просто по разговорам. Доктор посоветовал ей сократить количество работы и Аки приняла этот совет близко к сердцу. Теперь Сакура часами просиживала в общежитии, стараясь не замечать, как одиноко ей в изоляции. Ей советовали расслабиться и успокоиться, но для куноичи, которая работала каждый день с момента полового созревания, не было ничего менее расслабляющего, чем сидеть и чувствовать себя бесполезной. Она предпочла бы сидеть с Каору, взбивая ковры и смеясь над облаками пыли, чем оставаться в одиночестве. Она изредка видела Какаши, несмотря на то, что каждую ночь проводила в его постели. После первых нескольких ночей ей удалось точно выработать график, чтобы не приходилось с ним общаться. Вечером он всегда приходил последним, а утром уходил первым... Сакуре достаточно было лечь в постель сразу после прихода, чтобы даже не видеть его лица. В тех случаях, когда она заставала его в комнате, девушка оправдывалась тем, что слишком устала и очень хочет спать. Какаши легко верил на слово, и ей пришло в голову, что она имеет огромную власть над ним. Она могла сказать, что беременные женщины нуждаются в сладком винограде, которым их кормят полуголые бронзовые мужчины, и он, вероятно, тут же отправился бы покупать лосьон для загара. По правде говоря, вероятно, он подозревал, что она избегает его. Но что бы он ни думал, это не было вызвано антипатией к нему. Да, один только вид его лица в маске заставлял её напрягаться и злиться, и ей было тяжело находиться рядом с ним после всего, что произошло. И да, она по-прежнему посвящала большую часть ночи снам, в которых с ним происходили загадочные и ужасные вещи, после которых она просыпалась с чувством полного удовлетворения. Однако, по большей части, она избегала его, потому что он её волновал. Она боялась, что стоит ему только улыбнуться, и она захочет улыбнуться в ответ. Если она позволит ему делать для неё такие терпеливые, заботливые вещи — будь то заживление крошечных порезов или полуночные перекусы — она может начать думать, что он тот самый хороший человек, в которого она влюбилась в июле прошлого года. Ради самосохранения она должна оставаться неподвластной своим гормонам. Она не хотела быть той девушкой, которая простит мужчине убийство её бабушки только потому, что у него милая улыбка. Он не убивал её бабушку, но подвергать риску всю деревню, было равносильно этому. И все же она не могла отрицать, что он сделал кое-что хорошее. Впервые она заметила это, когда спустя неделю после его встречи с Тошио, прошла мимо наследника в коридоре. Он посмотрел на неё, а после проигнорировал. Она не осмеливалась поверить, что это не затишье перед бурей, но со временем ей пришлось признать, что Тошио был обезврежен. Даже когда она столкнулась с ним в безлюдной библиотеке, когда вытирала пыль с полок, он просто прошёл мимо неё. Через некоторое время Каору тоже это заметила. — Тошио-сама в последнее время какой-то тихий. Мне кажется, он сам не свой, — шепнула она Сакуре как-то днём. Именно тогда Сакура поняла, что Какаши был верен своему слову. Она не знала, что именно он сделал с Тошио, чтобы заставить его отступить (она делала ставку на хирургическое удаление яичек), но это определённо сработало. Волна благодарности и облегчения, которую она испытала по отношению к нему, почти заставила её обнять его и поцеловать в щёку. Он заслуживал благодарности, если не за неё, то за Каору. Но потом, она вновь замечала фигуру собаки, следившей за каждым её движением, и вспоминала, что, какими бы ни были её чувства, она здесь всего лишь пленница. Сакура не оставляла попыток сбежать. Иногда она забредала в лес, чтобы посмотреть, как далеко сможет уйти, прежде чем кто-нибудь — кто угодно — остановит её. Предел был около ста метров, прежде чем Паккун или даже Булл появлялись из ниоткуда и спрашивали, куда она идет. — Просто гуляю, — всегда говорила она, а потом была вынуждена взять с собой любую появившуюся собаку, потому что нельзя было пойти на прогулку и не пригласить с собой собаку, даже если они в основном приглашали себя сами. В любом случае, бегство становилось всё более невозможным в её состоянии. В пять с небольшим месяцев то, что раньше было походкой, похожей на кошачью (по мнению Сакуры, больше его никто не разделял), превратилось в ковыляние. Так что идея проделать весь путь обратно в Коноху на данный момент была просто смехотворна. Поэтому вместо того, чтобы рыть туннели, она искала любой способ связаться с Конохой. Птиц в птичнике не было: никто из них не летал туда, куда их не учили летать, и ни одно из этих мест не находилось рядом с Конохой или любым другим аванпостом, которому Сакура доверяла настолько, чтобы передать секретное сообщение. Ещё одной формой связи на большие расстояния было радио, но несколько тщательно сформулированных вопросов, заданных сотрудникам, не дали ничего обнадёживающего. Радиопередача была слишком современной технологией для Зуру. Их пределом современной электроники была пара телевизоров в гостевых комнатах — на этом всё. Последний радиоприёмник в этом месте принадлежал Сакуре, и он был уничтожен Хатаке, который поймал её за этим занятием. А все шансы починить его были потеряны, когда Какаши конфисковал её рюкзак. Она искала его на случай, если он сохранил его, но после недели поисков по закоулкам его покоев ей пришлось признать, что его нет. Либо он закопал его где-то в лесу, либо просто сжёг дотла. Она не собиралась его возвращать. Её последним шансом оставалось добраться до Амегакуре. Несмотря на то, что это место было цензурным кошмаром, и ни один здравомыслящий человек не стал бы рассматривать эту деревню как базу для связи в привычном контексте. У Сакуры не было вариантов. Отправить сообщение оттуда было непросто, но, по крайней мере, можно было попытаться. Это была её единственная надежда. Но добраться туда было действительно проблематично, и хуже всего было осознавать, что каждый день, проведённый здесь в тишине и затворничестве, был ещё одним днём, стоившим Конохе жизни. Не имея связи с деревней, она оставалась в неведении о том, что происходит. Какаши посылал Хокаге еженедельные отчёты с помощью своего призыва, и она подозревала, что он часто подделывал её почерк, чтобы женщина была уверена, что Сакура в безопасности, но какие бы новости он ни получал в ответ, с ней он не делился. Она знала, что между силами Конохи и Ивы произошла пара крупных столкновений, но подробности были расплывчаты. Ей не было известно: участвовали ли в этом её друзья, и живы ли они вообще. Все, что она узнала, было подслушано во время обеденных разговоров Хатаке и Зуру, но они, казалось, становились всё более и более скрытными с течением времени. Уже одно это заставило её понять, что что-то происходит. Сакура легла на спину, положив руки на живот. Она не думала, что это будет легко — беременность и миссия, но изменившиеся приоритеты удивили её. Ещё несколько месяцев назад она не думала, что когда-нибудь наступит день, когда ей захочется ударить Какаши в спину, в прямом или переносном смысле. Она и подумать не могла, что её больше будет волновать её увеличивающаяся талия, чем война против её деревни. Как бы сильно она ни была полна решимости донести весть до Конохи, чтобы спасти их от Синдиката, она также начинала подозревать, что если до этого дойдёт... безопасность этого нерождённого ребёнка превалирует над её долгом перед деревней. В конце концов, за Конохой присматривали сотни высококвалифицированных специалистов. У ребёнка была только Сакура. Даже если его существование пугало её, и она намеревалась передать его будущее в более умелые руки, сейчас это была её ответственность, и она скорее умрет, чем позволит ему пострадать. Именно поэтому она должна была увезти его подальше отсюда. Подальше от Зуру, от клана Хатаке... подальше от Какаши. Крошечный импульс глубоко внутри неё заставил её затаить дыхание. Оно двигалось? За последние пару недель она все чаще замечала это странное чувство, но не была уверена, ребёнок ли это или просто её воображение. Она начинала думать, что это первое, и от этого становилось ещё труднее сохранять отстранённое, беспристрастное отношение к ребёнку, когда она чувствовала, что он шевелится, как настоящее, живое существо. Она протянула руку, чтобы снова погладить пушистую шёрстку Куро. — Тебе повезло, — вздохнув, сказала она кошке. — К тому времени, когда родится мой, твои уже будут охотиться самостоятельно. О, как хорошо быть кошкой. Куро не беспокоилась ни о войне, ни о шпионаже, ни о том, от кого её котята. Её волновали только объятия, тёплое место для сна и регулярное питание. В конце концов, кошка встала и поплелась прочь, предположительно удовлетворив первые две потребности, она теперь собиралась удовлетворить третью. Перерыв Сакуры подходил к концу, поэтому она поднялась на ноги и отправилась помогать в приготовлении ужина. По крайней мере, это заняло бы её на некоторое время, даже если бы она просто чистила морковь. К остальным девушкам она вернулась только когда пришло время подавать на стол. Каору была в прекрасном настроении, как, похоже, случалось всё чаще в эти дни, с тех пор как издевательства Тошио подошли к таинственному концу. Юи, напротив, была мрачной и хмурой. Она даже не смотрела на Сакуру. Иногда она могла пройти мимо, но её новой тактикой было притворяться, что девушки не существует. По мнению Сакуры, это было значительным улучшением. — Аки занята, — сказала ей Каору. — Сегодня нас только трое. Так началась рутина, к которой Сакура уже привыкла. Они принесли еду в прихожую обеденного зала с помощью нескольких горничных, а затем грациозно принялись обслуживать утренних завсегдатаев. Какаши сидел там, потирая глаз, а вокруг него сидело большинство его кузенов. Семья Зуру расположилась в другом конце комнаты и выглядела такой же усталой и раздражённой, как всегда, за исключением близнецов. Сакура догадалась, что присутствие всех этих гостей постоянно раздражало господина и госпожу, поскольку они были не столько гостями, сколько нарушителями порядка. И всё же их нельзя было выселить. Сакура не могла представить, как кто-то может встать перед таким человеком, как Карасу, и вежливо или как-то иначе попросить его покинуть помещение. Но если говорить о Карасу... Сакура оглядела комнату. Его там не было. Обычно он занимал место рядом с Какаши, но сегодня оно пустовало. Что-то случилось. Сакура поставила поднос с едой для Зуру, а затем для его жены. Когда она ставила два детских подноса для близняшек, внезапный взрыв заставил её подпрыгнуть. — Это действительно необходимо? Это говорил господин Зуру. Сакура повернулась, чтобы посмотреть на него, и побледнела, когда поняла, что он обращается к ней. — Это непристойно — имейте достоинство и немедленно удалитесь. Никто не хочет видеть это, — резко сказал он, отвернувшись и грубо жестикулируя рукой, как будто она была слишком неприглядной, чтобы на неё смотреть. Было совершенно ясно, что он имел в виду не что-нибудь, а её раздутый живот. Последовавшая за этим тишина звенела у неё в ушах. Она чувствовала, что каждая пара глаз в комнате устремлена на неё, как сотня раскалённых добела прожекторов, особенно когда она была единственной, кто двигался... осторожно поднимаясь на ноги, вцепившись пальцами в фартук. Скованная и неуклюжая, Сакура поклонилась. — Простите, Зуру-сама, — сумела пробормотать она онемевшими губами. Она повернулась и вышла, её грудь болела слишком сильно, чтобы соблюдать надлежащий этикет при открытии и закрытии двери. Ей нужно было выйти. Ей отчаянно нужно было уйти от всех этих жалких, насмешливых и отвратительных взглядов. Её ещё никогда так не унижали… Ей следовало рассердиться. Это была не её проблема — это была проблема Зуру — ей нечего было стыдиться. Но страх постоянно преследовал её с того самого момента, когда она впервые заметила изменения в своем теле… неужели теперь она выглядела отталкивающе? Сакура всегда была уверена в своей внешности. Она знала, что не является непривлекательной, и даже в свои худшие дни была вполне хороша. А сейчас? Неужели она настолько плоха, что теперь вызывает отвращение у людей? Она вытерла глаза тыльной стороной ладони, ненавидя себя за слёзы. Гормоны. Это должны быть гормоны. Но она не могла заглушить боль, и, пройдя половину коридора от столовой, остановилась и прислонилась к стене. Она была здесь одна, и, наконец, потеряв контроль над своими всхлипами и хрипами, уронила голову на руки. — Сакура. Чёрт. Он последовал за ней. Сакура отскочила от стены и попыталась небрежно вытереть влажные руки об одежду. Держась спиной к Какаши, она продолжила идти по коридору. — Сакура, — он ускорил шаг, чтобы догнать её. — Что? — ответила она необычайно нормальным голосом. Он схватил её за плечо, заставляя остановиться и повернуться к нему. Она пыталась отвернуться, но блестящие дорожки слёз на её щеках было невозможно скрыть. Ей это было не нужно. То, что Какаши прямо сейчас видел её покрасневшей и заплаканной, ещё больше затрудняло сдерживание эмоций. На мгновение потеряв дар речи, Какаши отпустил её плечо. — Он ошибается, — сказал он. — Он просто злится на миллион других вещей, поэтому вымещает это на тебе. Это был тот мягкий, сочувствующий тон, которого она так боялась. Тот, который заставлял её верить всему, что он говорил. Тихий всхлип попытался вырваться из её груди. — Он злится, потому что нанял меня, чтобы я хорошо выглядела, — поправила она его. — А теперь я не выгляжу. — По-моему, ты выглядишь хорошо, — сказал он ей. — Ты... — Я не хочу, чтобы ты жалел меня! — рявкнула она, отступая и пытаясь снова уйти. — Это просто химические вещества в моей крови делают моё лицо таким! Ничего больше! Меня не волнует, если он считает, что я выгляжу непристойно — мне всё равно, что кто-то думает обо мне! Какаши снова схватил её за плечи. Она попыталась стряхнуть его руки, но он лишь притянул её к себе. Столкнувшись с его широкой, твёрдой грудью, Сакура запаниковала и попыталась оттолкнуть его. Но она проигрывала: не Какаши, а самой себе и тому, как сильно она хотела быть соблазнённой комфортом его рук и теплом его тела. Рыдания душили её, Какаши прижал её ближе, а затем она уткнулась лицом в его воротник, плачущая, пристыженная и совершенно неспособная остановиться. — Он ошибается, — повторил он, положив руку ей на затылок. — Ты прекрасна. Все это видят. — Прекрати, — выдохнула она. Это была просто бессмысленная чепуха, попытка заставить её чувствовать себя лучше. Она не хотела, чтобы он говорил ей, что она красива, в то время, когда он, наверняка лгал, чтобы остановить её слезы. — Я толстая! — Ты нормальная, и такая, какой тебе и положено быть, — сказал он. — Не смей даже думать, что ты отвратительна. — Я… я не сказала отвратительная! Я сказала толстая! — она начала рыдать ещё сильнее. — Ты думаешь, я отвратительна?! — Нет. Я просто предположил, что ты сейчас чувствуешь, — быстро исправился он. — Да, ты набрала вес, и твоя старая одежда тебе не подходит, и у тебя, вероятно, всё ноет и болит, и всегда найдутся люди, которым будет не по себе рядом с дамами в положении, но ты прекрасна, Сакура. И я говорю это с абсолютно беспристрастной и объективной точки зрения, а не только потому... ну, знаешь... Не только потому, что он сделал это с ней? — Почему я должна в это верить? — фыркнула она. — Ты когда-нибудь думала, что Куренай плохо выглядела, когда была беременна? — спросил он. Сакура задумалась. Она помнила, как быстро располнела Куренай в те годы, но Сакура ни разу не подумала, что она выглядит толстой, или отвратительной, или нелепой. Но Куренай была птицей другого полёта. Она всегда была мягкой и заботливой, и никогда не выглядела более естественно, чем когда вынашивала свою дочь. Сакура совершенно не думала, что она хоть отдаленно похожа на неё. Она всегда была угловатой там, где Куренай была более округлой. Она беспокоилась, что выглядит как аист, проглотивший баскетбольный мяч. Она икнула и снова прижалась лицом к чёрному жилету Какаши. Он был бесполезен. Он не мог заставить её почувствовать себя лучше своими неловкими словами, но у нее не было желания вырываться из его объятий. Ещё несколько секунд. Как только она сможет взять себя в руки, она ослабит хватку и снова начнёт возводить прочную стену между ними. Шаги по коридору заставили её вздрогнуть. Она оглянулась. Карасу шёл навстречу им, без маски, усталый и с мрачным взглядом. Как по щелчку аварийного выключателя, рыдания Сакуры стихли, и она инстинктивно попыталась отстраниться от Какаши. Он не отпускал её. Не в силах вырваться и не зная, куда ещё смотреть, она снова спрятала лицо в его жилетке. — Что с ней? — грубо спросил Карасу, проходя мимо. — Зуру сказал, что она толстая, — ответил Какаши. — Тогда сядь на диету, ради бога, — безразлично пробормотал он, врываясь в столовую. У Сакуры открылся рот, и широкие, полные боли глаза отыскали глаза Какаши, когда он отчаянно замотал головой. — Нет, даже не слушай его, — торопливо прошептал он. — Нельзя ожидать чуткости там, где нет чувств… С этим она могла смириться. Мужчина, который размахивал головой одного из своих кузенов, был человеком, которому, по её мнению, не хватало ума и такта. Скорее, её больше беспокоил его хмурый и усталый вид, а также тот факт, что он прибыл позже всех. Она не думала, что когда-либо видела его в более негативном настроении. — Что происходит? — спросила она Какаши. — Что вы, народ, замышляете? — А… — у Какаши было выражение лица человека, который знает, что его поймали. — Какаши, — рявкнула она, наконец, достаточно придя в себя, чтобы высвободиться из его объятий. Её глаза высохли, дыхание выровнялось, и она поблагодарила чудесные перепады настроения за то, что теперь чувствовала себя относительно спокойно. — Что ты задумал? Прежде чем он успел ответить, мужчины начали выходить из столовой. Она сомневалась, что они закончили трапезу, но их уже выпроваживали — подгоняемые главой клана. Когда Карасу вернулся в коридор, он нетерпеливо поманил Какаши пальцем, как если бы он был нерадивым ребёнком или собакой. — Идём. Нам нужно подготовиться. Какаши начал отходить. Не раздумывая, Сакура схватила его за рукав. — Что происходит? — тихо спросила она. Он вздохнул, выглядя застенчивым и виноватым и даже более уставшим, чем Карасу. — У нас миссия, — бесстрастно ответил он. Сакура знала, что это значит. — Миссия наёмников? — предположила она. — Против Конохи? Какаши неловко поёрзал. — Ты собираешься напасть на Коноху! — выдохнула она. — Какаши, не смей, клянусь, я сама тебя убью! — Не напрямую, — пообещал он. — Это неизбежно, и только так я могу убедить Карасу не предпринимать никаких действий. В долгосрочной перспективе это пойдёт на пользу всем. Она покачала головой. — Что ты собираешься делать? — спросила она. Он рассеянно посмотрел через плечо на уходящих людей. — Я не могу об этом говорить. Но мы вернёмся ночью… так что можешь прийти в мою комнату, как обычно. — Какаши, — умоляла она. — Это безумие… — Ничего не поделаешь. И я обещаю, что, по крайней мере, пока я с ними, я смогу проконтролировать нанесённый ущерб, — его взгляд блуждал по её жалобному лицу, и он издал ещё один болезненный вздох. — Не жди меня, хорошо? И прежде чем она успела возразить, он шагнул вперёд и поцеловал её в лоб. Сакура потрясённо моргнула. Какаши и сам немного удивился своему поступку и медленно отстранился от неё, собираясь догнать остальных. Либо он сделал это, чтобы шокировать её и заставить замолчать, либо подыграть идее, что они были любовниками при свидетелях... или просто потому, что он этого хотел. Смутившись, Сакура сделала вид, что убирает чёлку в сторону, чтобы дотронуться до места, которое он поцеловал, пытаясь выяснить, было ли оно таким же горячим, каким она его ощущала. Удивительно, как мало потребовалось, чтобы заставить её пульс подскочить, и как глупо, что она чуть не упала в обморок после поцелуя в лоб, когда они уже занимались сексом много месяцев назад. Примечательно, что это заняло её мысли на весь оставшийся день, почти так же сильно, как страх перед его миссией.***
В сгущающихся сумерках Какаши поправил пластины брони на своих предплечьях. К его спине был пристегнут ниндзято, а в подсумках и кобурах на поясе, бедре и правой руке находилось остальное оружие и всё необходимое снаряжение, а также несколько взрывных печатей. Вокруг него восемь других членов клана прихорашивались и проверяли своё снаряжение. Они были одними из сильнейших в клане: пятеро из верхушки и трое из ближайших побочных семей. Его кузены, близкие и дальние, и те, кого он любил. — Сэйто, Такаши, — тихо сказал он двум темноволосым юношам. — Нас нечётное количество, поэтому я пойду с вами. — Да, Какаши-сама, — хором ответили они, довольные. Чувствуя себя менее восторженным, Какаши повернулся к беловолосому мужчине, медитирующему у основания одного из самых старых деревьев в саду. — Мы готовы, — тяжело сказал он Карасу. Лидер клана сидел неподвижно с закрытыми глазами и прижатыми к груди руками в виде печати птицы. — Боишься? — поинтересовался он у Какаши. — Я не боюсь делать то, что должно быть сделано, — спокойно ответил Какаши. — Хорошо, — Карасу сделал долгий, глубокий вдох. — Займите свои позиции. Девять человек выстроились в ряд перед своим лидером и надели последнюю часть униформы — чёрную фарфоровую маску, закрывающую верхнюю половину лица и слегка выступающим изогнутым клювом. Какаши сформировал печать птицы, как и остальные члены отряда. Тёплый, приятный ветерок пронесся по саду, покачивая листья на старом дереве над Карасу. Медитирующий мужчина наконец открыл глаза, осмотрел стоящих перед ним людей, а затем закончил серию печатей. — Вперёд. Затем Какаши начал падать, проваливаясь сквозь ветки в кучу снега. Воздух, вторгшийся в его лёгкие, был резким и холодным, что разительно отличалось от того, что было всего один вдох назад. Присев на корточки, он осмотрел окружающий его зимний пейзаж в поисках каких-либо признаков активности, но всё, что он слышал, это мягкие удары его товарищей, приземляющихся в снег рядом с ним. Широкая, глубокая река протекала под мостом в нескольких сотен метров от них, но её поверхность замёрзла, и вода, текущая под ней, была спокойной. Резкое карканье заставило его поднять глаза. Одинокая белая ворона хлопала крыльями на дереве, сквозь которое они провалились. Карасу говорил им, что пора идти. Девять мужчин в масках выпрямились и разбились на пары. — Через эту реку ведут пять больших мостов, — сказал Какаши, выдёргивая ветку из волос. — Включая этот. Уничтожив их все, мы уничтожим крупнейшие торговые пути Конохи. План состоит в том, чтобы изолировать их. Они уже на пайке после уничтожения продовольственных складов нашими оперативниками. Дальнейшая изоляция почти наверняка доведёт их до предела. Вы, две команды, возьмёте два моста на юге, а мы, две команды, пройдём по реке на восток. Возвращайтесь сюда, как только выполните свою задачу, и мы уничтожим последний мост перед уходом. Всё понятно? Отряд кивнул. — Тогда вперёд. Они быстро двинулись в путь, легко приземлившись на ледяную реку, чтобы пройти по её руслу. Четверо мужчин отправились на юг, остальные четверо направились на восток вместе с Какаши, используя чакру, чтобы не провалиться под лёд, который в некоторых местах стал хрупким, как стекло. Пока они бежали, небо быстро тускнело, но отблески луны на снегу и льду отражали обилие света. Через несколько километров они добрались до первого из восточных мостов. Группа разделилась на две части, и Какаши продолжил путь с Сэйто и Такаши. Последний восточный мост был, пожалуй, самым дальним, и они бежали без остановки, чтобы вовремя добраться до точки. Все мосты должны были обрушиться одновременно в полночь... и Какаши не хотел опоздать, потому что, когда рухнет первый мост, Коноха будет оповещена уже через пару часов. Какаши не собирался оставаться здесь, когда появятся люди, рядом с которыми он сражался всю свою жизнь. Показался мост — тёмная полоса камня и древесины, уходящая тенью в реку. — Приготовьте печати, — сказал Какаши двум другим, чувствуя, что у них почти не осталось времени. И не успел он об этом подумать, как почувствовал дрожь льда под ногами, а через несколько секунд раздался отдалённый, отдающийся эхом гром. Звук всегда распространяется дальше, когда земля покрыта снегом. Без сомнений, этот звук уже достиг Конохи. Какаши посмотрел на часы. Одна минута первого. Снова опоздал. — Поторопимся, — проворчал он, вытаскивая собственную пачку взрывных печатей. Работая синхронно с Сэйто и Такаши, они закрепили их на деревянных опорах, поддерживающих мост. Как только они исчезнут, исчезнет и мост, а вместе с ним и один из основных торговых путей Конохи. Это был стандартный способ ведения войны — разрушить пути импорта и экспорта противника. Коноха сделала то же самое с Ивой в прошлой войне, и теперь они использовали наёмников, чтобы отплатить им той же монетой. Ирония не ускользнула от Какаши. Он сам был одним из тех, кто установил бомбы, взорвавшие мосты Ивы. Теперь он здесь, закладывает бомбы под собственные мосты. — Всё готово! — позвал Сэйто с другой стороны моста. — Готово! — согласился Такаши. Они отошли на безопасное расстояние и оглянулись. Какаши закрыл глаза. Затем, резко вдохнув, сложил печать огня и взорвал все бомбы сразу. Тепло вырвалось наружу, осыпая их обломками и горящим пеплом. Он услышал, как древесина застонала, поддаваясь огню, и треск и всплеск, когда тяжёлые камни врезались в тающий под ними лед. Не открывая глаз, чтобы не видеть повреждений, Какаши повернулся. — Пошли, — только и сказал он. Они мчались назад на всех парах, скользя по битому льду и камышам, сходя с реки только для того, чтобы обогнуть мост, который они разрушили ранее. Какаши мог видеть дым, поднимающийся в небо над горящим оранжевым заревом. Без сомнений, это уже привлекло внимание, и он не хотел подходить близко, рискуя быть замеченным. Когда они вернулись к месту встречи у первого моста, остальная часть отряда уже собралась там в ожидании. — Установили печати? — спросил Какаши, глядя на центральный мост, который был намного шире и тяжелее всех остальных, и уж точно самым старым. По этому мосту проходило больше всего людей в Коноху. Какаши пересекал его так много раз... так много, что сбился со счёта. — У нас закончились, — сказал один из его младших кузенов. Какаши вытащил из сумки запасные и протянул ему. — Быстрее. Ниндзя Конохи могут появиться в любой момент. Они бросились выполнять его приказ, прикалывая и наклеивая печати на опоры и на нижнюю сторону свода. Какаши не взорвал их. Кто-то опередил его, не оставив ему времени, чтобы подготовиться и отвернуться. На его глазах мост подпрыгнул, затрещал и начал разрушаться, поднимая клубы пыли, пара и дыма, когда всё это рухнуло в реку… не более чем кучка сыпучих камешков. — Зачёт! — крикнул Сэйто, кашляя. — Это был мощный удар. Отряд стоял, восхищаясь своей работой, а Какаши чувствовал только вину. Конохе будет больно от этого вида. Очень. А у него не было выбора. — Нам лучше вернуться, — хрипло сказал он, оглядываясь в поисках признаков посторонних. — Нет смысла оставаться здесь, пока Коноха… Подул холодный ветер, на краткий миг развеяв дым и оставив другой берег реки почти чистым... и Какаши замер. Заметив его внезапную остановку, мужчины переглянулись. На другом берегу кто-то был. Он был маленьким, но за ним светила луна, отбрасывая несомненно человеческую тень на струящиеся клубы дыма и пепла... но что-то в нём было не так. Правая рука казалась слишком длинной, слишком слабой, хотя левой энергично размахивали. Это был крик? Какаши не слышал ничего, кроме треска льда и дерева. — В чём дело? — спросил его Такаши. Какаши растерянно посмотрел на него. Неужели они не видят стоящего там человека? Он показал пальцем, но они только ещё больше растерялись. Ещё один ветерок разогнал дым… и фигура стала чёткой. Это был молодой мужчина, темноволосый. Его правая рука была окровавлена и раздроблена, как и большая часть правой стороны тела, включая половину черепа. Тем не менее, он улыбался и махал рукой, глядя прямо на Какаши сквозь красные дыры на лице вместо глаз. — Обито… Какаши резко отпрянул назад, прямо в одного из своих беловолосых кузенов. Не прошло и полсекунды, как тяжелый кунай врезался в землю там, где он только что стоял. — Они здесь! — закричал Такаши, и внезапно все потянулись к своим мечам. Какаши колебался. Его взгляд отчаянно метался по другому берегу реки, но Обито исчез. Теперь он видел только бледно-белые маски животных, появляющиеся из теней вокруг. АНБУ настигли их. — Что это? Маленькая банда поджигателей мостов? — промурлыкала женщина в кошачьей маске. Судя по голосу, это была Анко. — Сдавайтесь! — крикнул другой АНБУ, и по тому, как замерцали тени вокруг него, Какаши понял, что это Шикамару. — Вы окружены. Всего их было тринадцать. Он и его клан были в меньшинстве, но он сомневался, что их превосходят. — Я надеялся, что мы встретим каких-нибудь отбросов из Конохи, — пробормотал один из его кузенов. — Это немного оживит ситуацию. Какаши огляделся. Вокруг него были лица его семьи, жаждущие крови и умирающие от желания подраться, а напротив него — лица его друзей, разъярённые и готовые к возмездию. Непреодолимое столкновение. Какаши никогда не хотел оказаться в центре этого... и он не мог смотреть, как его друзья и семья разрывают друг друга на части. Где Обито? Он действительно видел его? Что думает его старый друг о том, кем он стал теперь? Какаши сжал челюсти. — Мы уходим, — тихо сказал он остальным. — Что? — некоторые из них зашипели в ответ. — Мы выполнили нашу миссию. Вступление в бой с Конохой не является нашей целью, и мы в меньшинстве… — Они никто! Мы можем уничтожить их… — Они АНБУ, и я не хочу рисковать вашими жизнями ради чего-то настолько ненужного. Мы уходим немедленно. У Анко всегда был острый слух. — Задержать их! Они собираются сбежать! Маски АНБУ расплылись, когда они двинулись выполнять приказ. Белая ворона каркнула и пронеслась над их головами, и следующее, что увидели ниндзя Конохи, было девять человек, сбегающие в образе девяти чёрных воронов. Они могли лишь растерянно наблюдать, как стая бесследно растворялась в ночи. Какаши внезапно обнаружил, что дышит тёплым воздухом, и от усталости опустился на землю. Перенос тела на такое расстояние отнимал много сил, и прошло некоторое время, прежде чем в ушах перестало звенеть, и он смог открыть глаза, чтобы разглядеть окружающий сад поместья Зуру. Карасу по-прежнему сидел под тем же деревом, выглядя ещё более седым и измученным, чем раньше, но, поднявшись на ноги, ему всё же удалось метнуть в Какаши укоризненный взгляд. — Какого чёрта ты отступил? — прошипел он, наклоняясь вперёд, чтобы ударить Какаши в челюсть. Боль вспыхнула в щеке, но Какаши оставался спокоен. — Ты не знаешь их так, как я, — тихо сказал он. — Некоторые из нас не вернулись бы, если бы вступили в бой. — Само собой! — холодно отрезал Карасу. — Здесь нет человека, который не готов отдать жизнь за дело, и с каких это пор ты стал пацифистом?! — Жизни моих товарищей по команде превыше всего, — процедил Какаши. — Всегда. — Да, я уже слышал эту фразу раньше, — хмыкнул Карасу, выпрямляясь с более спокойным видом. — По крайней мере, миссия прошла успешно. Даже такой сукин сын, как ты, не смог бы всё испортить. Какаши слишком устал, чтобы спорить или защищаться. Он с трудом держался на ногах, и у него не было никакого желания объясняться с Карасу. Вместо этого он пробормотал извинение и направился обратно в дом, идя по тихим пустынным коридорам и поднимаясь по скрипучим лестницам, пока не оказался около своей комнаты. Он чувствовал Сакуру. Он знал, что она в безопасности. Напряжение внутри него расслабилось, и он тихо вошёл в дверь, чтобы не разбудить её. Его одеяло было аккуратно разложено на диване, а рядом горела тусклая лампа. Какаши облегчённо выдохнул, сел и начал снимать с себя маску и снаряжение. Вероятно, он не сможет проснуться завтра утром и убраться с глаз долой до того, как встанет Сакура. И ладно. Одно утро ей придется потерпеть его храпящее тело на диване. Это не убьет её. Не так, как его образ жизни пытается убить его. Бросив пояс и набедренную кобуру на пол, Какаши задумчиво коснулся своей воспалённой щеки. Ему следовало быть осторожным с Карасу. Нельзя давать этому человеку никаких оснований полагать, что он защищает интересы Конохи, иначе его место здесь окажется под угрозой. Месяцы ласковых слов и мягких внушений, направленных на предотвращение агрессивных действий, будут работать только до поры до времени. В конце концов, Карасу перестанет его слушать. В конце концов, от Ивы поступит задание, против которого даже Какаши не сможет возразить по каким-либо разумным причинам. Он уронил голову на руки и снова вздохнул. Иногда он пожалел, что вообще познакомился со своей семьёй. Удар. Какаши затаил дыхание и прислушался. Это Сакура так по ночам ходит в туалет? Удар. Он доносился не из спальни: похоже, кто-то был в коридоре снаружи. Тихие, медленные удары становились всё громче, словно приближающиеся шаги. И по мере того, как они становились громче, уши Какаши улавливали, что каждый удар сопровождался грубым скребущим звуком, как будто что-то тащили по полу. Шаги остановились за его дверью. Какаши не пошевелил ни единым мускулом. Медленно, очень медленно, дверь приоткрылась, как если бы её потянул в сторону слабый ребёнок. Какаши инстинктивно схватил ниндзято, лежавшее у его ног, и встал. Сердце болезненно колотилось, а в широко раскрытых глазах плескалось недоверие и паника. Через дверь шагнул Обито, волоча за собой изуродованную правую ногу. Он был в жутком состоянии. Глаз нет, половина тела раздроблена. Вместе с ним в комнату ворвался едкий запах смерти — удушливый запах грязи и разложения, который никогда по-настоящему не покидал нос Какаши с тех пор, как он впервые почувствовал его. От этого запаха ему захотелось блевать. Куски грязи и обломки камней падали с тела Обито, пока он медленно, шаг за шагом, продвигался вперёд, а по его следу тянулась полоса крови. — Что происходит, Какаши? — спросил он, его голос был точно таким, каким он его помнил. Но он был всего лишь ребёнком... намного моложе и меньше, чем он ожидал, но в нём ничего не изменилось с того дня, когда Какаши оставил его погребённым заживо. Он только и смог, что грубо прошептать. — Обито… это не реально. Ты мёртв. — Да, — сказал он. — Я знаю. А ты? — Я... — Мосты, Какаши. Ты помнишь? Я умер, чтобы разрушить мосты Ивы, а теперь ты делаешь то же самое с Конохой. Почему ты переметнулся? — Это не так. — Я умер, чтобы спасти Коноху. Я дал тебе свой глаз, чтобы ты мог присматривать за ними. Присматривай за Конохой, Рин и Сенсеем, — он продолжал наступать, заставляя Какаши отступать к стене между сёдзи и диваном. — По твоей вине погибли Рин и Сенсей. Теперь ты собираешься уничтожить и Коноху? — Обито, ты не настоящий. — Ты не заслуживал того, чтобы выжить в тот день. Ты не заслужил моего глаза, — Обито протянул руку, уставившись на него невидящим взглядом. — Думаю, теперь я заберу его обратно. Прежде чем холодная, липкая рука успела коснуться его, Какаши бросился к сёдзи и сразу же захлопнул её за собой. С кровати раздалось сердитое фырканье, когда он поспешно попятился через тёмную комнату, не останавливаясь, пока его ноги не упёрлись в тумбочку. — Чт… Какаши? — прохрипела Сакура с матраса рядом с ним. — Какого чёрта ты делаешь? Какаши почти не замечал её. Его взгляд был прикован к двери... к тёмному силуэту за ней, который тянулся к ручке. Хватит. Хватит. Он издал отчаянный звук и сполз на пол, закрыв глаза руками. Это не могло быть правдой. Он не верил в призраков, значит, это была галлюцинация. Галлюцинации были лишь порождением разума... они не могли причинить ему вреда. Если он не мог видеть Обито, то его призрак не мог его коснуться. Над его головой зажглась ночная лампа. — Что ты делаешь? — спросила Сакура, неуверенно глядя на него сверху вниз. — Я схожу с ума, — сказал он гораздо спокойнее, чем чувствовал. — Вот и всё. — Ясно, — сухо сказала она. — Он все ещё у двери? — спросил Какаши. — Он следит за мной? — Кто? — она казалась сбитой с толку. — Просто скажи мне: сейчас ко мне идёт труп мальчика, пытающегося вырвать мне глаз? Она посмотрела. — Я так не думаю. Он быстро опустил руки, поверив ей и, конечно, всё, что он видел сейчас, была пустая дверь, освещённая оранжевой лампой с другой стороны. В другой комнате явно никого не было. — Хм, — хмыкнул он. — Ты права. — Ты пьян? — предположила она. — На этот раз нет. — Если ты видишь злобных призраков, это, вероятно, признак нечистой совести, — многозначительно сказала она. — Чем ты занимался этой ночью, что могло вызвать гнев нежити? Он снова прикрыл глаза трясущейся рукой. — Я взорвал мосты вокруг Конохи. Торговые пути перерезаны, а их запасы уже на исходе, — сказал он. — Может быть, именно поэтому Обито преследует меня. Я помог нанести ужасный удар по Конохе. Тишина была гробовой, и он чувствовал, как гнев переполняет её. Она была готова взорваться и, возможно, избить его, и он, вероятно, заслуживал этого. Он помог атаковать Коноху. — А может, это потому, что я обманул Карасу. Её самообладание продержалось ещё секунду. — Что ты имеешь в виду? — спросила она сквозь стиснутые зубы. — Я сказал ему, что удар по мостам будет более эффективным, чем любая лобовая атака, но не имеет значения, сколько мостов мы разрушим, — объяснил он, начиная смеяться. — Потому что к завтрашнему дню Тензо восстановит их все. Выражение её лица изменилось. Сакура потеряла дар речи. Она смотрела на него с минуту, потом её глаза заметались по комнате, словно она пыталась заново осознать ситуацию. Затем она поникла и вздохнула, её гнев вышел, как горячий воздух из воздушного шара, а рука опустилась на его макушку. — Ты не можешь продолжать играть в эту игру, Какаши, — тихо сказала она. — Если бы меня сегодня там не было, некоторые из моих друзей могли погибнуть. Возможно, убили бы кого-то из моей семьи, — он вздрогнул. — Кто-то должен присматривать за этими идиотами. — Ты только сведёшь себя с ума… — Я не схожу с ума, я просто... устал, — он убрал руку со лба и моргнул, глядя на дверь, ожидая очередное видение. — Может, тебе лучше лечь спать? — предложила она. — Хорошая идея, — сказал он, но с места не сдвинулся. — Сакура… — Да? — медленно спросила она. — Я не имею в виду ничего такого, — начал он. — Но можно я посплю здесь? Она нахмурилась. — Ты хочешь, чтобы я вернулась в общежитие? — недоверчиво спросила она. Признаться, выгнать беременную женщину из её постели действительно звучало ужасно. — Нет, — только и сказал он. Сакуре потребовалось мгновение, чтобы понять, на что он намекает — и, надо ли говорить, что всё, что не было прикручено, едва не отскочило от кровати. — Иди к чёрту! — прошипела она. — Я не буду спать с тобой — я усвоила урок пять месяцев назад! Хочешь эту кровать? Забирай. Я ухожу! Девушка откинула одеяло и спустила ноги на пол. Какаши не пошевелился и не сказал ничего, чтобы остановить её, и это заставило её притормозить. Обычно к этому моменту он должен был протестовать, говорить, что она неправильно поняла, или как-то иначе реагировать. Она замешкалась, почувствовав неладное. — В чём дело? — раздраженно спросила она. — Ни в чём, — вздохнул он. — Я просто не хочу сегодня спать один, но я не собираюсь принуждать тебя остаться. Она закатила глаза, но не встала. Возможно, это было потому, что ей нужно было набраться сил, прежде чем подняться на ноги, а возможно, потому, что ей было жаль его. Он не хотел навязываться ей, и ему не доставляло никакого удовольствия причинять ей неудобства, но сейчас ему нужен был кто-то здравомыслящий рядом. Призраки вроде Обито беспокоили его только в одиночестве, а не в присутствии другого человека, который напоминал бы ему, что призраков не существует. — Думаю, кровать большая, — неохотно сказала она. — Если ты будешь на своей стороне, то всё будет в порядке. — Спасибо, — выдохнул он. — Если ты выкинешь что-нибудь нелепое, я ударю тебя по почкам так сильно, что ты неделями будешь мочиться кровью, — яростно предупредила она. Он верил ей безоговорочно. — Понимаю. — Не храпи и не ёрзай — у меня и так достаточно проблем со сном, — продолжала она предупреждать, снова устраиваясь под одеялом, ближе к краю кровати. — И не воруй одеяло. — Понял, — он обошёл кровать и сел на противоположную сторону. На тумбочке стоял кувшин с водой и пустой стакан. Он наполнил его, чтобы унять сухость во рту, прежде чем опуститься на матрас. Сакура раздраженно фыркнула, а затем словно защищаясь, натянула на себя одеяло. Какаши предпочел спать поверх одеяла, что ощущалось менее интимно, чем лечь под него рядом с ней. Лампа погасла, и комната снова погрузилась в темноту. Какаши бросил ещё один настороженный взгляд на сёдзи, а затем перевёл глаза на потолок. Если не считать тихого шелеста ветра и насекомых в саду, всё вокруг стихло. Вдалеке, на берегу озера, пронзительно завизжало жуткое животное, но оно было слишком далеко, чтобы беспокоить их. Сакура явно пыталась заснуть, и он не сомневался, что она болезненно ощущает его присутствие также, как и он её. Он слышал её тихое, размеренное дыхание и даже трепет ресниц о подушку. — До того, как ты узнала о моих отношениях с Карасу и остальными, — сказал он в потолок. — Хотела ли ты, чтобы я стал отцом? Последовало долгое, мучительное молчание, прежде чем она ответила. — Это уже не имеет значения. Он вздохнул. — Понимаю, — сказал он и закрыл глаза.