Дом воронов

Я не знала, куда иду, пока ты не встал у меня на пути, Благодарю Бога за эти ошибки.        Что-то в Амегакуре не давало Сакуре покоя.        Возможно, дело было в том, как их встретили, когда они подошли к главным воротам. Пятнадцать человек в масках, которые были аналогом АНБУ Конохи в Аме, стояли вокруг и задерживали людей. Сакуру и Какаши остановили и задали ряд наводящих утомительных вопросов, начиная от цели их визита и заканчивая именами их родителей. Оба изобразили лучший акцент Страны Дождя, на который были способны и солгали, говоря более или менее правду... что они живут в поместье немного южнее и приехали в Аме рожать.        Довольно очевидный животик Сакуры подтвердил их историю, и их, наконец, пропустили примерно через два часа после первой остановки. Но Сакура по-прежнему чувствовала себя неспокойно.        А возможно, дело было в том, что вся деревня, казалось, была построена на вершине гигантского озера. Подобно нефтяной вышке, она наблюдала, как огромные металлические стволы исчезают в глубине воды, удерживая бесконечную платформу, которая была соединена с сушей только узким металлическим мостом. Пересекая его, Сакура старалась не думать о том, что мост скрипит под ногами, готовый вот-вот сорваться, разлететься на куски и утащить в озеро всех и вся. Аме простояла уже пятьдесят лет. Это должно было что-то говорить о качестве конструкции.        Но, может быть, Сакуру беспокоили огромные нависающие небоскребы, которые, казалось, простирались до самого горизонта. Здесь все было из металла и бетона. Улицы представляли собой не что иное, как полоски металлической решетки, сквозь которую можно было увидеть, как вода плещется в ржавеющих опорах внизу.        И, возможно, это было ещё одно обстоятельство, которое не давало Сакуре покоя. Аме была разделена на три части. Нижний уровень находился ближе всего к воде, где здания были обветшалыми и практически заброшенными. Также было довольно тихо, были слышны лишь плеск озера и глубокий гул и скрежет невидимых механизмов, разносившихся по связкам труб, раскинувшихся повсюду, словно внутренности деревни. Преобладающим запахом была почти непреодолимая вонь аммиака, на которую жаловался даже Какаши.        Средний ярус был самым оживлённым, он был построен прямо над железным потолком нижнего яруса. Здесь обитали самые бедные жители и их было очень много. В отличие от Конохи, где бедность была неслыханной, этот уровень был заполнен людьми, которые, казалось, жили на улицах, похожих на пешеходные дорожки. На каждом углу можно было встретить нищего, и каждый раз, когда кто-то просил у Сакуры мелочь, она в свою очередь приставала к Какаши, пока тот не доставал что-нибудь из кармана.        Она подумала, не на этом ли ярусе они остановятся, но Какаши провел её к следующему ряду огромных лифтов, заплатил за проезд и они поднялись на другой уровень.        По крайней мере, на верхнем ярусе она снова могла видеть небо, даже если оно было всего лишь крошечным белым пятном высоко над её головой. Они находились на уровне небоскрёбов. Люди здесь выглядели не намного лучше, чем внизу, но, по крайней мере, здесь не было бездомных попрошаек, которые заставляли бы её чувствовать себя виноватой.        Там, наверху, всё было почти как в Конохе с её извилистыми улочками магазинов и деловых центров. Однако здесь у людей не было маленьких домиков и садов, как у них дома; вместо этого они жили в высотных многоквартирных домах. Это был не тот город, который мог бы развиваться вширь, скорее, он мог строиться только вверх.        Сакуре было всё равно, лишь бы поскорее найти кровать — это всё, что ей было нужно для счастья.        — Куда мы идём? — спросила она Какаши. Они пробирались по оживлённой улице, похожей на все остальные, по которым они шли до этого. — Должна предупредить тебя, что я скоро рухну…        — Ещё немного. Вон там есть отель.        — Он приличный? — спросила она с трепетом.        — Он настолько хорош, насколько мы можем себе позволить.        — Сойдёт. Веди.        Она не стала спрашивать, как он так хорошо ориентируется в этой деревне или как он нашёл именно тот отель, который оптимально подходит под их бюджет. Она доверяла ему. В основном потому, что сейчас она была настолько уставшей и разбитой, что едва могла держать глаза открытыми, пока шла. Только хватка за его рукав позволяла ей не отставать от него.        Если вестибюль отеля и был приятным или чистым, она этого не заметила. Всё, что она помнила, это как Какаши торговался с женщиной за стойкой, а потом они оказались в другом лифте, который, казалось, бесконечно поднимался всё выше и выше. Уши Сакуры закладывало по меньшей мере дважды. Когда двери наконец открылись на их этаже, Сакура едва могла двигаться, и Какаши пришлось подхватить её на руки и нести остаток пути. Должно быть, она заснула ещё до того, как он успел её уложить, поскольку не помнила, как оказалась в кровати, в которой сейчас проснулась.        По большей части это была хорошая кровать. Не такая удобная, как та, на которой она спала в поместье — кровать Какаши, если точнее, — но она пахла чистотой и свежестью, и она впервые по достоинству оценила прохладу белья на своей коже. В номере был кондиционер.        С сонным вздохом Сакура приподнялась и оглядела незнакомое помещение. Комната была примерно такого же размера, как и её спальня в общежитии, только с более современным дизайном и удобствами. На стене висел телевизор, вдоль стены слева от неё тянулся ряд зеркальных шкафов, а справа — длинное окно, дополненное сиденьем с мягкой обивкой. На этом сиденье храпел маленький мопс.        Больше всего Сакуру заинтересовал вид за окном. Её глаза расширились, и она соскользнула с кровати, чтобы рассмотреть поближе, но как только она поняла, насколько высоко находятся эти апартаменты, у неё едва не закружилась голова. Земля была слишком далеко, чтобы что-то разглядеть сквозь узкие промежутки между зданиями. Она различала людей в других зданиях, на мостах и дорожках, соединяющих что-то с чем-то и Сакура задумалась, живут ли в этой деревне люди, когда-либо ступавшие на землю.        — Ни одно существо без крыльев не должно находиться на такой высоте, — устало проворчал Паккун. — На твоём месте я бы не смотрел.        Она опустилась на сиденье рядом с ним, положив руку на живот.        — Где Какаши? — спросила она.        — Вышел, — ответил он.        — Вышел куда?        — По каким-то делам, — Паккун зевнул, встряхнулся и сел. — Он сказал, чтобы ты никуда не уходила, пока он не вернётся.        — Ага, — как будто Сакура была обязана его слушаться. Теперь она точно должна высунуться отсюда, просто чтобы насолить и преподать ему урок.        — Куда ты идёшь? — укоризненно спросил Паккун, когда она встала и направилась к двери, которая казалась наиболее вероятным выходом.        — Я просто иду на разведку, — ага. Исследовать и зафиксировать все пути отхода и точки, откуда можно связаться с внешним миром — то есть, с Конохой. Паккун спрыгнул вниз и помчался за ней.        — Какаши будет недоволен.        — Жаль, ведь я живу только для того, чтобы Какаши был доволен, — рассеянно сказала Сакура, потянувшись к ручке...        Ручка повернулась прежде, чем Сакура успела её коснуться, заставив резко отступить назад, чтобы не получить по носу открывающейся дверью. Какаши бесстрастно посмотрел на неё, держа под мышкой белый бумажный пакет. Она задалась вопросом, понимает ли он, что поймал её на попытке улизнуть.        Он протянул ей пакет.        — Я принёс тебе поесть.        — Так вот где ты был? — спросила она, открывая пакет и с любопытством заглядывая внутрь. Там были все её любимые лакомства: апельсины, бобовый хлеб с пряностями и разнообразные сладости — всё то, что Какаши терпеть не мог.        — Да, — сказал он, обходя её, чтобы сбросить плащ на кровать. — И я проверил агентства по усыновлению.        Мужчина не терял времени даром.        — Уже? — спросила она, не зная, должна ли она быть довольна его быстрым действиями или просто разозлиться. Её тон подсказывал, что она может пойти по любому пути.        — Есть только одно, очевидно, они заправляют всем в деревне, — сказал он, устраиваясь поудобнее на кровати, которую она только что освободила. — Они имеют дело только с гражданами Аме, так что я сказал, что вернусь к ним с удостоверением личности. На обратном пути мне пришлось украсть чужое, но я смогу сделать несколько хороших подделок на завтра. Если кто-нибудь спросит, ты родилась здесь.        — Я родилась здесь, — повторила Сакура.        — Именно. Она сказала, что в утвержденном списке ожидания есть около пятнадцати пар, которые хотят усыновить ребёнка. Некоторые из них готовы заплатить деньги…        — Мне не нужны деньги, — быстро сказала она, похолодев от этой мысли.        Он откровенно посмотрел на неё.        — Тебе бы не помешали деньги, — заметил он. Потрясённая, она стрельнула в него взглядом.        — Мало того, что мой дом выставили на аукцион, так ещё и моего ребёнка?        Он пожал плечами.        — Мне самому не нравится эта идея, но если ты всё равно отдаёшь его, то почему бы не извлечь максимальную выгоду из ситуации.        — Это слишком жестоко. Даже для тебя, — тихо сказала она.        — Расслабься, — пожал он плечами. — Я уже сказал им, что это не важно.        Сакура снова нахмурилась. Вот опять. Он уже опередил её, договорившись о встрече, не спросив её — конечно, он делал только то, что сделала бы она, но это был принцип.        — Мне это не нравится, — сказала она вслух, навязчиво потянувшись вниз, чтобы поднять брошенный им плащ. — Мне не нравится, что ты делаешь всё за меня.        — Я всего лишь пытаюсь тебе помочь. — Я знаю — и я не против, но если ты здесь, чтобы помочь мне, тогда помогай. Перестань пытаться меня контролировать, — она взмахнула плащом и пошла к шкафу.        Он сел на кровати, странно смотря на неё.        — Пока ты пытаешься исправить мои раздражающие привычки, как насчёт того, чтобы исправить некоторые из своих?        — Что? — она повернулась, чтобы пригвоздить его ещё одним взглядом.        — Ты. Ты вечно наводишь порядок, — пожаловался он. — Ты здесь не горничная, так что прекрати. Если я швырнул этот чёртов плащ на кровать, оставь его. Ты мне не жена.        — А ты не указывай мне, куда мне можно идти, а куда нельзя! — огрызнулась она. — Даже если бы ты был моим мужем, ты не имел бы на это права!        Он нахмурился и лёг на спину.        — Ну, я рад, что мы выяснили, что на самом деле мы не женаты.        Сакура намеренно набросила на него плащ.        — Как насчет того, чтобы вернуться в свою комнату и дать мне отдохнуть от тебя? — спросила она многозначительно.        — Это моя комната, — ответил он.        — Тогда где моя комната?        — Это также и твоя комната.        Челюсть Сакуры дёрнулась в сторону.        — Знаешь, я могу заставить тебя съесть собственные яички.        — Что в этом такого? — он выглядел искренне озадаченным. — Мы уже спали вместе раньше.        Конечно же, они спали вместе раньше. — Потому что ты боялся темноты, и мне было жаль тебя, — сказала она, мужественно игнорируя то, как горячо ей вдруг стало. — И мы оба знаем, чем это обернулось!        — Я не боялся темноты — меня преследовали.        — Ты это заслужил! Но я не вижу здесь призраков, так что можешь сию же минуту спуститься вниз и забронировать себе отдельную комнату.        Он покачал головой с видом человека, который уже давно всё решил.        — Нет, — сказал он. — Я не оставлю тебя одну.        — Ты мне не доверяешь? — спросила она, стараясь казаться обиженной и оскорблённой.        — Дело не в доверии, а в твоей безопасности, — бойко сказал он. — Ты глубоко беременна, ты не можешь защитить себя, и я буду спать в одной комнате с тобой, хочешь ты этого или нет. Не волнуйся, я займу диван. Опять.        Сакура посмотрела на место у окна, на которое он указывал, но по её мнению, оно было слишком узким для мужчины его комплекции. Тем не менее, если он хотел, чтобы у него болела спина и затекла шея, Сакура была только рада. Сам виноват, что не заказал отдельную комнату.        Она чинно уселась на это сиденье и принялась усердно поглощать булочки с фасолью, которые он купил для неё. Паккун прильнул к ней, безмолвно умоляя взглядом поделиться с ним, что, пожалуй, только Какаши с его предвзятым мнением счёл милым. Тем не менее, она поделилась с ним несколькими кусочками хлеба, и они оба молча согласились, что он не сравнится с печеньем со вкусом кошки.        — Из-за тебя он растолстеет, — предупредил Какаши из-за книги «Ича-Ича».        — Будет толстым и счастливым, — возразила она, поглаживая свой круглый живот. Ребёнок брыкнулся в ответ.        Вечно проницательный Какаши, сразу заметил её странное выражение лица.        — В чём дело?        Но с ним Сакура не хотела делиться. Ребёнок был её личным делом, и он ясно дал понять, что не особенно заинтересован в нём, помимо его финансовой ценности. Все крошечные пинки и толчки ребёнка, которые обычно приводили в восторг и мать, и отца, были значимы только для неё самой.        — Ни в чём, — сказала она, пожимая плечами и возвращаясь к еде.        В одноквартирных апартаментах было нечем заняться. Телевизор показывал около двадцати пяти каналов неразбавленных экскрементов, а единственные настольные игры в шкафах были лишены всех важных деталей.        — Здесь нечего делать! — раздражённо воскликнула она, отбрасывая колоду карт, в которой не хватало всех четырёх тузов. — Давай выйдем.        Какаши посмотрел на неё поверх своей книги.        — Куда хочешь пойти? — спросил он, оказывая на удивление мало сопротивления. Сакура на мгновение задумалась.        — Пойдём по магазинам.        Теперь она увидела намёк на о, чёрт в выражении его лица        — По магазинам? — уныло повторил он.        — А потом мы можем пойти поесть.        — Ты уже поела.        — А ты? — указала она. — После шопинга ты проголодаешься.        — Звучит крайне зловеще, — вздохнул он, но уже стоял. — Хорошо. Но не переусердствуй.        — Я не инвалид, — резко напомнила она ему, натягивая туфли.        Паккун судорожно вздохнул.        — Я останусь здесь, если не возражаете. Не люблю высоту.        — Что это значит? — спросила Сакура.        Пёс поднял морщинистую бровь.        — Увидишь.        И она увидела. Спустившись на лифте примерно на десять этажей, Какаши показал ей на выход, который вёл на крытый мост между их домом и соседним. Сакура посмотрела вниз через решетку и увидела землю далеко внизу, тихо ахнув от того, как высоко они поднялись, но когда она снова посмотрела на Какаши, то заметила, что он смотрит на небо.        — Боишься высоты? — догадалась она, схватившись за перила, чтобы проверить, не шатается ли мост.        Он шатался.        — Не делай этого, — процедил Какаши, шагая немного быстрее, чтобы добраться до другой стороны. — И я не боюсь, просто обеспокоен.        — Какой же ты беспомощный ублюдок, бросил бедную беременную девушку на шатком мосту, — едко сказала она, покачиваясь и ковыляя к нему.        — Я уверен, что ты даже мост сможешь заставить починить самого себя, если он сломается под тобой, — ответил он.        — Это может случиться? — спросила она, внезапно забеспокоившись. — Подожди, ты хочешь сказать, что я достаточно толстая, чтобы сломать мост?        Он уклонился от ответа, указав на двери впереди них.        — Магазины в этой стороне.        Это был крытый многоэтажный торговый центр. Идеально. После всего, через что ей пришлось пройти, ей просто необходимо было пройтись по магазинам одежды с таким же энтузиазмом, какого не хватало Какаши. Ей до смерти надоели юкаты и оби, которые она вынуждена была носить изо дня в день в поместье. Здесь были и легкие платья, и рубашки, и юбки, и даже брюки с эластичным поясом. Сакура покупала всё, на что хватало денег, заработанных за четыре месяца работы на Зуру. При всех их недостатках, они, по крайней мере, хорошо платили.        Какаши ждал снаружи у каждого магазина, и каждый раз, когда она возвращалась с очередной сумкой, он смотрел на неё в отчаянии.        — Мы уже закончили? — спрашивал он, как будто она подвергала его какой-то скучной пытке. Сакура проигнорировала его.        — Я хочу пойти в магазин товаров для хобби. Мне нужно найти какое-нибудь занятие, чтобы не скучать в этом месте.        — Разве я недостаточно хорошая компания?        Сам напросился.        — Нет, — прямо ответила она, прежде чем скрыться в глубине магазина декоративно-прикладного искусства. Она не спеша выбирала что-то, что могло бы её развлечь, главным образом, чтобы досадить мужчине, ожидающему её снаружи. Когда она наконец приняла решение, ей пришлось расстаться с последними деньгами, но она была довольна своей покупкой.        Когда она снова подошла к дверям, то заметила Какаши, стоящего у стены снаружи с сигаретой во рту. Ей было неприятно, что он до сих пор не бросил эту привычку, но как всегда, когда она подошла к нему, он послушно затушил сигарету о землю.        — Что купила? — любезно спросил он, снова натягивая маску.        Она достала из сумки две десятисантиметровые иглы. Какаши застыл, не изменившись в лице.        — О, господи боже.        При правильном применении их можно вонзить человеку в глаз и пробить его мозг. При ином использовании ими можно было бы сделать несколько весьма симпатичных шерстяных свитеров.        — Это вязальные спицы, — объяснила она, радостно, если не сказать угрожающе, пощёлкивая ими. — Я собираюсь вязать.        — Как по-матерински, — сухо сказал он.        — Это не имеет ничего общего с материнством. Я всегда вязала.        — Я думал, ты перестала. Разве поэзия не стала твоим новым Увлечением? — спросил он. — А теперь вернулась к старому Увлечению?        Сакура никогда не призналась бы, что меняет хобби так же быстро, как нижнее бельё.        — Я не знаю, о чём ты говоришь, — невозмутимо ответила она. — Может, пойдём поедим? Умираю с голоду.        Поход в ресторан с Какаши оказался более странным, чем она предполагала. Она почувствовала себя неловко, когда официантка проводила их к маленькому двухместному столику в кабинке и обратилась к ним «господин» и «госпожа» со знающим видом. Ещё хуже было, когда та же официантка поздравила их обоих с пополнением (как будто забеременеть — это какой-то сложный подвиг, для совершения которого нужен огромный талант, что Сакура должна была решительно опротестовать), а затем спросила, когда она должна родить. Сакура открыла рот, но ничего не вышло. Она чувствовала себя загнанной в угол.        И ситуация не улучшилась, когда Какаши, не настроенный изображать из себя гордого отца, лаконично велел девушке заткнуться и принести меню.        — Что? — спросил он, заметив холодный взгляд Сакуры. Когда официантка вернулась, она отнеслась к ним гораздо прохладнее.        — Готовы сделать заказ? — чопорно спросила она.        — Мне, пожалуйста, темпуру, — тихо сказала Сакура.        — Мисо, — добавил Какаши. Официантка сделала пометку.        — Что-нибудь выпить? — спросила она. — Карта вин находится на обороте.        — Пиво, — буркнул Какаши, упираясь подбородком в ладонь. Сакура вздохнула.        — Мне нельзя пить… пожалуй, возьму лимонад.        Какаши опустил руку.        — Пусть будет два лимонада. Никакого пива.        Когда официантка хмыкнула и снова ушла, Сакура склонилась над столиком.        — Не обязательно быть таким грубым.        — Она слишком любопытная, — возразил он.        — Она нормальная. Предполагается, что большинство людей должны быть счастливы, когда ждут ребёнка. И ты не обязан пить то же, что и я. Мы не оба беременны.        — Это нечестно по отношению к тебе, — сказал он, пожав плечами. — Достаточно того, что ты одна страдаешь от всех этих болей, но если тебе нельзя пить, то и я не буду. Это пустяк, но я не хочу, чтобы ты думала, что ты в этом одна.        — Проглоти баскетбольный мяч, тогда и поговорим о равных страданиях, — сказала она пренебрежительно, в основном, чтобы скрыть, как сильно он её удивил. Возможно, он хотел подняться в её глазах, воздерживаясь от того, чем она не могла наслаждаться, но Сакура не хотела доставлять ему такого удовольствия. Он может быть трезвенником, если хочет, но она ни за что на свете не показала бы ему, что ей на это не плевать.        Неловкое чувство вынужденной близости исчезло, когда принесли еду. Сакура была слишком занята набиванием своего рта, чтобы беспокоиться о том, где она находится и с кем. Когда она подняла глаза на Какаши, то заметила, что он смотрит на неё с каким-то ужасающим восхищением. Теперь была её очередь защищаться.        — Что?        Он указал на свою щёку. Сакура подняла руку и торжественно вытерла хлебные крошки с лица, не особенно заботясь о том, что он думает о её манерах за столом. Он знал, что они плохие задолго до того, как переспал с ней.        — По крайней мере, здесь вкусно кормят, — сказала она. — Любое место с хорошей едой не может быть плохим местом для воспитания ребёнка.        Он пожал плечами.        — Полагаю, можно и так на это посмотреть.        — Но там было много бездомных, — вздохнула она. — На нижних уровнях.        — Это большой город. Он граничит с тремя крупными державами, которые постоянно воюют друг с другом, поэтому сюда приезжает много беженцев, — сказал ей Какаши. — Но ребёнок попадёт в семью с домом, так что это не проблема.        Сакура снова набила рот едой и продолжила жевать, размышляя. В этой деревне должны были проживать сотни тысяч человек, большинство из которых были мирными жителями. Вполне возможно, что пара, усыновившая ребёнка, окажется гражданскими. Сакура эгоистично надеялась, что так и будет. Приёмный ребёнок гражданских с меньшей вероятностью вырастет и приобщится к опасной профессии ниндзя, и тогда он сможет прожить долгую спокойную жизнь, будучи одним из многих в этой большой, разросшейся деревне.        Но что, если он присоединится к силам шиноби? В конце концов, это у него в крови. Что, если он станет ниндзя Аме? Что, если через двадцать лет Сакура будет сражаться против собственного сына?        От этой мысли у неё возникло неприятное ощущение в груди. И всё же это казалось неизбежным. В мире, где страны постоянно воюют друг с другом, где бы она ни оставила своего ребёнка, всегда существовала вероятность конфликта в будущем. Единственным способом избежать этого было усыновление в самой Конохе… и Сакура не думала, что сможет жить там, зная, что любой маленький мальчик, которого она встретит на улице, может оказаться её собственным.        — В чём дело? — спросил Какаши.        Она поняла, что перестала есть, и моргнула, глядя на него.        — Мне страшно, — шёпотом призналась она. — Что, если у него не будет хорошей жизни здесь?        Глаза Какаши слегка сузились, как будто он оценивал её.        — Мы позаботимся о том, чтобы найти правильных людей, — уверенно сказал он. — Нам подойдут только лучшие.        Она кивнула, но не чувствовала себя успокоенной. Как и в случае со всеми другими тревогами, ей пришлось отодвинуть их на задний план, заставить себя улыбнуться, а затем снова набить рот едой. Однако улыбка Какаши привлекла её внимание. Её любимая: слабая, осторожная, как будто он улыбался больше для себя. Подумав, что дело опять в её манерах, Сакура попыталась есть более изящно. Его улыбка только расширилась.        — «О, чёрт», — подумала она, борясь с трепетом под рёбрами. Это было последнее, что ей нужно.

***

       Закончив работу, Какаши подавил зевок тыльной стороной ладони. Под светом лампы у него теперь лежали две идеальные копии стандартного удостоверения личности Страны Дождя: одно с его изображением, а другое с Сакурой. Оба вырезаны из последней фотографии Команды Какаши сделанной несколько лет назад, которую он всегда носил с собой. Кто-то может назвать чрезмерно сентиментальным — носить с собой фотографию своей команды, куда бы он ни пошёл, но Какаши знал, что однажды его может убить более молодой и быстрый противник, и когда это случится, он хотел иметь возможность залезть в карман и убедиться, что последнее, что он увидит — будут лица его команды. Его семьи. Процесс вырезания уничтожил лицо Наруто, и теперь от фотографии остался только Сай. Какаши осознал, что ему лучше не умирать в ближайшее время. Он не отправится в могилу, провожаемый только этим бледнолицым социопатом.        Он выключил лампу и повернулся в кресле у письменного стола, чтобы осмотреть кровать позади себя. Под комковатым покрывалом лежала Сакура, окружённая подушками. Но, судя по её беспокойным движениям, она всё ещё пыталась устроиться поудобнее.        В темноте он пересёк комнату, сел на подоконник и посмотрел в окно. Несмотря на то, что была ночь, вид был освещён множеством огней: разноцветных, ярких и грубых. Он вздохнул. Они были так далеко от дома, несмотря на то, что значилось в их новых удостоверениях личности.        — Можешь закрыть жалюзи? — прохрипела Сакура. — Слишком ярко.        Он выполнил её просьбу и повернулся к ней лицом.        — Не можешь уснуть? — спросил он.        — Твоя кровать была удобнее, — вздохнула она.        — Я могу достать тебе другую подушку, если хочешь, — предложил он. Он вломится в другой номер, если понадобится.        — Нет… — сказала она нерешительно, как будто не была уверена, что ей нужно. — Дело не в этом, просто… — она положила руку на живот.        — Просто что?        — Эта штука неудобная, вот и всё. Я буду рада, когда оно родится.        Значит, она снова называет ребёнка «штукой» и «оно»? Какаши слегка улыбнулся сквозь темноту, зная, что в последнее время её бравада поутихла. Заметила ли она, что ещё в ресторане, говоря о ребёнке, перешла на мужское местоимение? Она никогда раньше не делала этого в его присутствии и как бы она ни пыталась притвориться, что ей всё равно, он знал, что ей не всё равно. Он просто хотел, чтобы она не чувствовала необходимости скрывать это от него.        — Не беспокойся об усыновлении, Сакура, — сказал он ей. — Всё будет хорошо. Вот увидишь.        Она отвернулась от него.        — Не пытайся быть милым. Тебе это не идет.        Справедливо. Он пожал плечами и лёг вдоль узкого сиденья. Хорошо, что он не шевелится во сне, иначе утром проснулся бы на полу. Впрочем, ему доводилось спать и на худших поверхностях, так что он не жаловался. Вместо этого он закрыл глаза и заставил тело расслабиться, готовый, наконец, уснуть после долгого, трудного дня.        Громкое и чрезвычайно раздражённое рычание Сакуры заставило его открыть глаза через несколько минут.        — Что такое? — прохрипел он. Сакура лежала, скрученная в коконе собственного изготовления.        — Мне нужна ещё одна подушка, — угрюмо сказала она. Он улыбнулся и потянулся вниз, чтобы вытащить из сумки набор для взлома замков.        — Я скоро вернусь.

***

       Сакура испытала некоторое облегчение от того, что Какаши решил дождаться её, прежде чем отправиться в агентство по усыновлению на следующее утро. Вероятно, без неё он мог бы пройти этот путь быстрее, но возможно теперь он осознал, что для неё это важно.        — Там не будет ничего важного, — сказал он ей, пока они продвигались через сеть мостов и подвесных дорожек. — Они просто назовут нам несколько имён, и всё.        — И я хочу быть там, — твёрдо сказала она.        — Как пожелаешь, — надменно вздохнул он.        Агентство по усыновлению оказалось менее впечатляющим, чем она себе представляла. Это был просто офис в квартале других офисов, которым управляли три женщины.        — Снова вы, — сказала женщина в приёмной, когда Какаши вошёл следом за Сакурой. — А, это Сакура?        — Здравствуйте, — ответила Сакура.        — Ваш друг рассказал нам о вас всё, моя дорогая. Пожалуйста, проходите.        Сакура мельком взглянула на Какаши, приподняв бровь. Друг? Неужели он забыл упомянуть, что это и его ребёнок тоже? Ну, если ему так хочется… Сакура пожала плечами и последовала за женщиной в другую комнату офиса, где ждала женщина постарше.        — Ах, да, — сказала она, поправляя очки, когда приветствовала их. — На этот раз вы принесли удостоверение?        Какаши передал свою идеальную копию, а Сакура сверкнула своей. Агент кивнула и пробормотала что-то вроде «всё в порядке», прежде чем повернуться к стопке папок на своём столе.        — Теперь, прежде чем мы продолжим, я должна убедиться, что вы понимаете, на что подписываетесь. Если вы отдаёте своего ребёнка, вы не имеете права вступать в дальнейшие контакты с ним или его приёмными родителями, пока ребёнку не исполнится по крайней мере шестнадцать, и он не инициирует контакт первым.        Шестнадцать лет? Даже если бы мальчику-подростку действительно захотелось встретиться со своей настоящей матерью, она сомневалась, что это вообще было бы возможно. Удостоверения были поддельными, и агентство никогда не сможет отследить их, как только они покинут Аме.        Она столкнулась с реальностью, что никогда больше не увидит этого ребёнка, как только отдаст его. Взгляд на Какаши мало чем помог. Он уставился на угол стола с тщательно скрываемым выражением лица. Тяжело сглотнув, Сакура повернулась к агенту.        — Понимаю, — сказала она, отрывисто кивнув. — Я его больше не увижу.        Краем глаза она заметила, как Какаши взглянул на неё.        — Ах, это мальчик? — обрадовалась женщина. — О, хорошо, мальчиков очень быстро усыновляют. Большинство людей, которые приходят сюда, специально просят мальчиков.        — Брачные традиции Аме, — сказал Какаши Сакуре, заметив её оскорблённый взгляд. — Мальчики наследуют фамилию и продолжают дело своих родителей, девочки уходят из дома и становятся частью чужой семьи, когда выходят замуж.        — Чушь какая-то, — сказала она, нахмурившись.        — Так и есть, — ответил Какаши.        Агент кашлянула и продолжила.        — На данный момент у нас есть четырнадцать пар, желающих усыновить ребёнка, и одна незамужняя женщина, — сказала она. — Мы можем организовать встречи между вами и потенциальными родителями уже завтра, и если вы найдете подходящую пару, мы перейдём к следующему этапу.        Завтра? Сакура посмотрела на свои руки. Это очень скоро. Как только она встретится с будущими родителями этого ребёнка, станет ли он меньше её и больше их, ещё до рождения?        — Вам подходит? — спросила её женщина. Когда Сакура не ответила, Какаши наклонился вперёд.        — Завтра подойдёт, — сказал он. — В любое время после полудня. Вот адрес отеля, в котором мы остановились, и номер комнаты, чтобы вы могли связаться с нами…        Сакура не обращала внимания на то, что ещё было сказано во время встречи. Она лишь осознавала, что Какаши снова делает это — берёт всё на себя и организует за неё, когда ей следовало бы самой разобраться с ситуацией. Впрочем, в данном случае она была отчасти рада. Она чувствовала, что не может говорить с женщиной чем-то большим, чем краткими, односложными ответами.        Когда они попрощались и прошли обратно через зал ожидания, там сидела ещё одна девушка с журналом на коленях. Ей было не больше семнадцати, но она уже была глубоко беременна, и выглядела такой же неуверенной и измученной, какой чувствовала себя Сакура. Рука Какаши на её локте была единственным, что помогало ей идти по прямой.        Оказавшись на улице, он наклонил голову, чтобы взглянуть на неё.        — Ты в порядке?        — Я хочу домой, — ответила она. Конечно же, она имела в виду Коноху. Она хотела вернуться в свой старый дом, в свою постель, снова пройтись по родным улицам, где жили её старые друзья.        Какаши решил, что она имеет в виду их арендованный номер в отеле.        — Хорошо, — мягко сказал он, обнимая её за плечи. — Пойдём.        Тяжесть его руки на её шее была постоянным жгучим ощущением всю дорогу, но она почти не возражала. Его тёплая рука и тёплое тело напомнили ей, что она здесь не одна, и, несмотря на все его многочисленные... многочисленные недостатки, он был способен заставить её чувствовать себя немного лучше.        Остаток дня она потратила впустую, провозившись со спицами и мотком шерсти. Каждый раз, когда она жаловалась, что проголодалась, она выводила Какаши из себя, когда ей не удавалось точно сформулировать, что она хочет съесть. В конце концов, он привёл её в тот же ресторан, что и в прошлый вечер, и ей снова пришлось терпеть неловкий ужин, сидя напротив него и гадая, кем, чёрт возьми, он ей приходится. Другом? Любовником? Тюремщиком?        Как он мог так спокойно относиться ко всему? Как он мог просто сидеть, периодически цокая языком, и уставившись в пространство, как будто единственное, о чём ему нужно было беспокоиться, это гигиена полости рта.        Ответ был очевиден. Этот ребёнок значил для него не так много, как для Сакуры. Не он носил его и медленно осознавал, что это не просто бугорок на её животе, а живое существо, частью которого она останется навсегда, даже после того, как какая-то другая женщина заявит на это права. А он что сделал, пожертвовал одну крошечную клеточку шесть месяцев назад? Именно она вынашивала его и будет вынашивать до самого рождения, и Сакуре никогда не было так очевидно, что как бы Какаши ни воздерживался от пива, пытаясь разделить её бремя — на него это никогда не повлияет так, как на неё.        Ей не стоило удивляться. Какаши никогда не любил детей, и она не думала, что когда-либо видела в нём какие-либо отцовские качества.        Поэтому впервые за долгое время она плохо поела, и во второй раз за две ночи плохо спала, даже с четырьмя подушками, наваленными вокруг неё. Она то и дело поглядывала на сиденье у окна, где Какаши тихонько похрапывал в очень неудобной позе. Почему у неё постоянно возникало желание протянуть руку, встряхнуть его и спросить, беспокоит ли его хоть немного завтрашняя встреча с приёмными родителями? Она уже знала, как он ответит. В истинном стиле Какаши — он просто пожмёт плечами, помычит, зевнёт и снова заснёт, хотя не обязательно в таком порядке.        Сакура натянула на голову одну из подушек и попыталась отправиться в то же место, что и он.

***

       На следующее утро её разбудил восхитительный запах завтрака. Рука Сакуры вынырнула из постели быстрее, чем её глаза открылись, в поисках источника этого чудесного, свежеиспечённого запаха, обещавшего такую вкусную сладость.        Какаши шлёпнул её по руке.        — Ты должна сесть как следует.        Она ругнулась на него, но поднялась, издав удручённый стон, чувствуя себя толстой и неопрятной и не такой бодрой, каким выглядел Какаши. На прикроватной тумбочке стоял поднос с выпечкой, доставленной из кухни отеля. Сакура тут же запихнула одну в рот, сердито глядя на мужчину, стоящего у окна, за то, что он был лучшим жаворонком, чем она.        — Что это? — спросила она, заметив листок бумаги в его руке. Он передал его ей.        — Сообщение от агентства. Есть пара, которая хочет встретиться с нами сегодня днём ​​в кафе.        Эта мысль не принесла Сакуре никакой радости. Она бросила записку на кровать и слизала крошки с пальцев.        — Тогда я пойду приму душ, — уныло сказала она, не обращая внимания на то, как Какаши наблюдал за ней, пока она ковыляла к ванной, стаскивая за собой простыни и подушки.        Под струями воды ребёнок, казалось, шевелился гораздо чаще. Слышал ли он звук льющейся воды? Чувствовал ли он это через её кожу? Нравится ли ему это или пугает?        Сакура судорожно вздохнула и быстро смыла шампунь с волос, прежде чем выключить воду. Она вслепую нащупала самое большое полотенце на вешалке, планируя обернуться им, прежде чем вернуться в комнату за новой одеждой… только, как она ни старалась, полотенце не могло полностью обернуться вокруг неё.        — Какаши! — крикнула она. — Ты использовал большое полотенце!        — Я больше тебя, — крикнул он в ответ.        Это он так думал. Сакура зашлёпала по мокрой плитке к двери, приоткрывая её на пару сантиметров.        — Можешь принести мне платье? Новое, с жёлтыми цветами? — лаконично спросила она, прячась за дверью, чтобы он не мог её увидеть.        Она услышала, как он роется в ящиках, после чего в щель в двери просунулся бело-жёлтый сверток ткани. Сакура взяла его и быстро закрыла дверь. Когда она вспомнила, что этого недостаточно, она снова приоткрыла её.        — Не мог бы ты… — начала она, её лицо пылало. — Не мог бы ты также принести мне трусики?        — Какие? — спросил он. — Белые с красной каймой, чёрные в горошек, жёлто-зелёные или бабушкины…        — Любые, — отрезала она. Как будто он думал, что ей нужно согласовать свой наряд с нижним бельём. Но ей совсем не хотелось, чтобы он рылся в её бельевом ящике, и не только потому, что она стеснялась своего нижнего белья. Там были и другие вещи, которые она не хотела, чтобы он видел...        Рука, держащая её довольно удобную пару в бабушкином стиле, появилась в щели, покачивая ими провокационным движением. Он просто напрашивался на то, чтобы она хлопнула дверью по его руке. Выхватив их, она глубоко вздохнула и сказала: — И можешь…        Не менее удобный на вид лифчик появился ещё до того, как она успела закончить вопрос.        — Спасибо, — пробормотала она, пытаясь закрыть дверь. Его рука поймала край, остановив её.        — Тебе помочь одеться? Теперь она действительно захлопнула дверь, и только рефлексы шиноби спасли его пальцы от падения на мокрый кафель. Он пытался подбодрить её или что? Ему пойдёт на пользу, если она попросит его помочь ей одеться. Если он увидит её обнажённой, то просто шлёпнется в обморок от ужаса, когда поймёт, что её тело совсем не похоже на то, которое так легко соблазнило его все эти месяцы назад.        Уложив волосы и нанеся простой макияж, Сакура наконец вышла из ванной. Какаши сидел на кровати, играя с Паккуном в какую-то игру, и когда он посмотрел вверх, его бровь чуть приподнялась. Только это и выдало его удивление. Она не могла понять, понравилось ли ему то, что он увидел, или он решил, что ей стоит вернуться в ванную и попытаться снова. Всё, что он сказал:        — Ты не торопилась. Я думал, что мне придётся спасать тебя через несколько минут.        — Ха-ха, — проворчала Сакура, что, возможно, было наименее остроумным ответом, который она могла придумать. Она попросту не хотела тратить силы на ответные реплики, когда её пальцы уже дрожали — Ты так пойдёшь?        Он посмотрел на себя сверху вниз.        — Что не так с тем, что на мне надето? — спросил он в замешательстве.        Облачённый в защитные наручи, кобуру для сюрикенов и с пристёгнутым к спине ниндзято, напрашивался только один ответ.        — Ты выглядишь как элитный ниндзя.        — Ну, я и есть…        — Это то впечатление, которое ты хочешь произвести? — перебила она. — По крайней мере, сними маску. Они собираются досконально изучить меня, так что ты не можешь прятаться за маской.        — Я не пойду без оружия, — сказал он.        — Само собой, но ты не должен выглядеть таким… очевидным.        Он вздохнул и поднялся на ноги, начав снимать снаряжение. Он снял наручи, опустил маску, словно это была всего лишь водолазка, и единственное оружие, которое он оставил, было спрятано под одеждой. Наконец он снял с головы безымянную повязку, отправив её в кучу к остальным выброшенным на кровать вещам.        — Лучше? — спросил он.        На самом деле, намного. Теперь он выглядел как вполне нормальный человек, даже если его шрам и закрытый глаз намекали на то, что его жизнь была не такой обычной, как у большинства.        — Постарайся больше улыбаться, — посоветовала она.        Выражение его лица оставалось таким же лишенным радости, как и её.        — Какая разница?        Единственная разница заключалась в том, что, когда он улыбался, его привлекательной внешности было достаточно, чтобы заставить большинство женщин карабкаться друг через друга, чтобы заиметь от него детей, а это именно то, чего она добивалась.        — Послушай, мы оба должны сделать всё возможное, чтобы хорошо выглядеть, — сказала она. — Эти люди наверняка хотят верить, что мы милые, счастливые люди, и что ребёнок тоже будет милым и счастливым.        — А если это не будет милым? — спросил он. — Или счастливым? Насколько нам известно, это может быть несчастный, уродливый ребёнок.        Сакура резко вдохнула, прижав руку к животу.        — Возьми свои слова обратно! Ни один мой ребёнок никогда не будет уродливым, — она повела челюстью. — Ну, я имею в виду, до тех пор, пока он будет похож на меня.        — Очаровательно, — сказал он, и его рот растянулся в обворожительной улыбке.        Но для этого было слишком поздно. Сакура уже носила его ребёнка.        Назначенное место встречи находилось на другом конце деревни, достаточно далеко, чтобы к тому времени, когда Сакура добралась туда, у неё болели ноги и спина. Она всерьёз задумалась, не проще ли было выпрыгнуть из окна отеля и долететь до места назначения на параплане, чем ходить пешком. А когда она села на один из мягких диванов кафе, то с ужасом обнаружила, что заказанный ею кофе на вкус оказался таким же мерзким, как и вино для её новых вкусовых рецепторов. Какаши сочувственно погладил её по голове и пошёл за апельсиновым соком.        Вернувшись, он плюхнулся на диван рядом с ней, почти полностью заполнив его, пока она нервно отхлебывала сок. Она продолжала тревожно озираться по сторонам и вскакивала каждый раз, когда кто-то входил в кафе, особенно если это была пара.        — Как ты думаешь, как они будут выглядеть? — спросила она Какаши.        Он пожал плечами, опустив глаза на стол. Стороннему наблюдателю он, возможно, и не показался бы нервным, но она заметила, что его нога слишком быстро покачивается в воздухе, что, как ей казалось, он делал только в приёмной ветеринарного кабинета.        Сакура нахмурилась.        — Ты?..        — Я что? — спросил он, встречаясь с ней взглядом.        Она размышляла, как лучше это сформулировать, когда колокольчик на двери кафе снова звякнул, и её глаза автоматически метнулись туда. Вошла женщина с мужчиной, и они оба оглядывались по сторонам так, что можно было предположить, что они пришли не за кофе.        Внутри Сакуры сразу же всё сжалось. И действительно, когда женщина случайно посмотрела на Сакуру, она похлопала мужа по руке и направилась к ним. Какаши проследил за её взглядом и, вставая, пробормотал ей едва слышно:        — Улыбнись, — но, похоже, он был не в состоянии последовать собственному совету.        — Ты Сакура? — спросила женщина. Когда Сакура беззвучно кивнула, она жестом указала на себя. — Я Битико, а это мой муж. Ты… не такая, как я ожидала…        С другой стороны, госпожа Битико была именно такой, как ожидала Сакура — женщина лет на десять старше её самой, с тёмными вьющимися волосами, обрамляющими лицо, консервативной одеждой и слегка лысеющим мужем. Если бы Сакура не знала наверняка, она бы подумала, что она уже стала матерью.        — А чего вы ожидали? — вежливо поинтересовалась Сакура, когда пара заняла места за столом.        — Ну, мы уже встречались с другими молодыми мамами, но из этого ничего не вышло. Обычно они все такие юные и отчаявшиеся, — сказала Битико, тревожно сцепив руки. — Прости меня, но твои волосы… это наследственное?        Сакура коснулась одной из прядей.        — Да, — осторожно ответила она.        — Хм… — Битико поджала губы и выглядела задумчивой, как мать, которая не одобряет.        — Может быть, вы расскажете нам о себе? — вклинился Какаши. — Какой у вас уровень?        — Третий, конечно же, — ответила женщина, и Сакуре потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что они говорили об уровнях города. Сакура надеялась, что «третий уровень» — это самый верхний, а не самый нижний, где зависали все неприятные запахи и банды. — Эм, у моего мужа очень стабильная работа. Он ведёт счета бухгалтеров наших лидеров.        Мужчина слабо улыбнулся при этом кратком упоминании. Сакура заметила, что он ещё ни разу не открыл рот.        — Я владею кондитерской в городе, но у меня много свободного времени. У нас бы уже давно были дети, только… — она позволила инсинуации повиснуть в воздухе, но Сакура не совсем понимала, зачем это нужно. Какова бы ни была причина, эта пара не могла иметь детей, и теперь их единственной надеждой было усыновление.        Сакура тяжело сглотнула.        — Вы владеете кондитерской? — если бы она отдала этой женщине своего ребёнка, к десяти годам он был бы круглым как бочка, особенно если бы он унаследовал пристрастие к сладкому от Сакуры.        — Ты... работаешь? — нерешительно спросила Битико, возможно, не ожидая положительного ответа. — Или учишься в школе?        — Я работаю, — быстро сказала Сакура. — Эм… не прямо сейчас, но я занималась разными вещами. В основном я работала по заказу, но много времени провела в больнице. Торговала наркотиками.        — Наркотики? — ошарашенно спросила женщина.        — О да, — кивнула Сакура. — Я люблю наркотики.        Какаши закашлялся, его рука ударилась о спинку дивана за головой Сакуры.        — Лекарственные препараты, — проворчал он. — Сакура — эксперт в области медицины.        Обеспокоенное выражение лица Битико плавно перешло в благоговение.        — Медик? — спросила она, моргая на Сакуру. — Ты доктор?        — Типа того, — Сакура самодовольно кивнула.        — Но это, вроде, очень стабильная работа, — заметила женщина. — Почему ты отдаёшь его на усыновление?        — Причин больше, чем просто деньги, — тихо сказала Сакура, украдкой взглянув на Какаши, который в точности повторял скучающий, незаинтересованный взгляд мужа Битико. — Хотите узнать историю семьи?        — Пожалуйста.        — Ну, к счастью, все в моей семье дожили до старости, — сказала ей Сакура, довольная тем, что ушла от обсуждения своих причин. — Кроме моей матери. Она умерла от болезни крови несколько лет назад, но это не наследственное. Мой отец умер до моего рождения, но он был ниндзя, что также было основной причиной смерти большинства его соплеменников. О, и у меня есть несколько кузенов с тяжёлой параноидальной шизофренией, но я не думаю, что это по моей семейной линии.        — Хотя это кое-что объясняет, — пробормотал Какаши. Сакура незаметно ткнула локтем в самую чувствительную точку его бедра.        — А что насчёт отца? — спросила Битико, нерешительно глядя на Какаши. — Это ты отец, верно?        — Нет, госпожа, не я.        Сакура пристально посмотрела на него, но он оставался невозмутимым. В четырех словах он отказался от всякой ответственности на этой встрече, и теперь личность отца этого ребёнка зависела от Сакуры. Она не могла вступить с ним в спор по этому поводу — не здесь, не перед этими людьми. Единственным выходом было повернуться к Битико и её мужу и, заикаясь, поспешно объясниться.        — О-отец? Ну... он просто парень, которого я когда-то знала. Я мало что могу вам о нём рассказать. Я не уверена, что знаю его очень хорошо.        — Значит, ты не знаешь историю его семьи? — спросила Битико.        — Не считая нескольких расстройств личности, — мрачно ответила она. — Нет.        — А что насчёт ребёнка? — продолжила Битико. — Вы уже знаете пол?        После недолгого колебания Какаши сказал ей:        — Мы думаем, что это мальчик.        — Ой! — Женщина выглядела довольной. — Я придумала несколько имён для мальчиков.        — Придумали? — Сакура неуверенно замялась.        — Я очень люблю старомодные имена. Может быть, что-то вроде Кентаро или Шинпачи?        — Ясно, — странное чувство, охватившее её в агентстве, вернулось, тяжело оседая в груди. Ей хотелось оказаться за миллион километров от этого места, подальше от двух людей, сидящих напротив нее, которые могли забрать ребёнка, растущего внутри неё и подальше от третьего, сидящего рядом с ней, который, казалось, никогда не проявлял достаточного внимания к самым важным для неё вещам.        Внезапно в комнате стало немного тише, и Сакура поняла, что все трое смотрят на неё.        — Простите? — рассеянно спросила она.        — Я спросила местная ли ты, Сакура? — любезно повторила Битико.        — Нет, — сказала Сакура, думая о своём далёком доме. — То есть… да. Я, ах… Ещё раз, что она должна была сказать?        Какаши наклонился, чтобы спасти её.        — Боюсь, моя подруга немного устала. У неё был тяжёлый день и несколько тяжёлых месяцев. Я должен отвести её домой, но, возможно, мы могли бы встретиться снова в другой раз?        Он уже заканчивал встречу? Сакура не могла сказать, что испытала что-либо, кроме облегчения, но разочарование на лице Битико говорило само за себя.        — Простите, — прошептала она, не в силах сформулировать даже для себя, что было не так. — Было приятно познакомиться с вами и… вашим мужем.        Какаши протянул руку, помогая ей подняться, и после нескольких формальных прощаний они выскользнули из кафе. Как только они скрылись из виду, на лице Сакуры появилось угрюмое выражение.        — Ты, — прошипела она. — Что с тобой? С каких пор ты решил, что ты не отец? С каких пор мы решили сказать им об этом?        — Прости, — сказал он, немного раскаиваясь. — Но я видел, что она считала меня каким-то ничтожеством.        — Оу! — скривилась Сакура. — Интересно, откуда у неё такое впечатление!        — Я подумал, что будет лучше, если ты просто расскажешь им об отце всё, что захочешь, — вздохнул он. — И ей легче думать, что она усыновляет ребёнка от матери-одиночки, а не от пары.        — Мы не пара, — яростно возразила Сакура. — Даже не близко.        — Мы всё равно вместе, — отметил он. — Почти тоже самое. Лучше пусть она думает, что я просто друг, помогающий подруге, если ты не хочешь вдаваться в подробности о реальной природе наших отношений, которые иногда слишком сложны, чтобы понять их даже для меня.        — Это потому, что ты эмоционально отсталый.        — Это твоё медицинское заключение?        — Абсолютно, — выдохнула она.        — А что насчёт тебя? — спросил он, пока они пробирались сквозь толпу. — Вот уже дважды ты застываешь, когда кто-то задаёт тебе вопрос. Либо тебе нездоровится, либо ты не настолько уверена в том, что делаешь, как тебе хотелось бы, чтобы я поверил.        Сакура остановилась на тротуаре.        — Что? — резко спросила она.        Он остановился и оглянулся на неё.        — Я видел, как ты посмотрела на женщину, когда она предлагала имена, — сказал он. — Словно ты подумала, что она ведет себя невероятно грубо.        — Мне показалось, что она слишком забегает вперёд, — проворчала она.        — И что? Это твой ребёнок на ближайшие три месяца, но он будет её до конца жизни. Биологические матери не имеют права голоса, Сакура, — он снова вздохнул и скрестил руки. — В любом случае, это не имеет значения, поскольку я думаю, что ты уже решила, что она не подходит.        Сакура вызывающе вскинула подбородок.        — Вообще-то, это ты так решил,— заметила она. — Ты вытащил меня оттуда так быстро, что я ещё не успела ничего решить.        — Ты видела её мужа, да?        Она едва могла вспомнить, как он выглядел.        — Немного застенчивый, — сказала она.        — Возможно, но он не выглядел таким уж заинтересованным, — сказал ей Какаши. — Скажи мне, что ты хотя бы это заметила.        — У него было такое же выражение лица, как у тебя, — выдавила Сакура. — Я так привыкла быть рядом с мужчинами, которые выглядят скучающими и незаинтересованными во мне, что даже уже не обращаю внимания.        Какаши закатил глаза на её легкомысленный ответ.        — Это ты хотела этого, Сакура, — вздохнул он. — Это ты должна сказать мне, что ты о них думаешь.        — Я не знаю, что о них думать, — сказала она, становясь всё более раздражённой и возмущённой его словами. — Мы встретились с ними всего на пару минут — как кто-то может составить всестороннее мнение о людях, которые могут стать родителями их ребёнка, всего за пару минут? Ты не должен был так торопить меня...        — Ты облажалась, — прервал он. — Ты снова застыла и не оставила мне выбора. Ты должна держать себя в руках, если это то, чего ты хочешь.        — Но это не то, чего я хочу! — как только эти слова слетели с её губ, она поняла, что вышла из невидимой коробки, где она и её чувства были в безопасности от этого мужчины. Она увидела, как брови Какаши взлетели вверх — обе брови — и захотела прикусить собственный язык. Не говоря ни слова, она протиснулась мимо него и продолжила идти по тротуару в том направлении, где, по её предположению, располагался их отель.        — Ты не хочешь этого делать? — крикнул Какаши, следуя за ней. — Если это правда, то что ты здесь делаешь? Если ты пришла в Аме не для того, чтобы разобраться с этим усыновлением, то зачем тогда?        Вполне естественно, что он подозревал её в том, что она использует его. В конце концов, он был умным человеком, даже если и был склонен недооценивать её.        — То, что я недовольна своим положением, не означает, что у меня есть выбор получше, — бросила она через плечо. — Я никогда в жизни не думала, что было бы приятно отдать ребёнка незнакомым людям, и, видимо, была права. Я не хочу отказываться от него, но ещё меньше я хочу становиться матерью, поэтому не жди, что я смогу всё время держать себя в руках, потому что кажется, что какой бы выбор я ни сделала, я проиграю. И тебя это не заботит, так что какое тебе дело до этого?        Его рука поймала её запястье, не только заставив остановиться, но и притянув к себе. Сакура не успела среагировать, как его руки обвились вокруг её спины, и она почти ничего не могла видеть из-за его плеча.        Именно тогда Сакура узнала кое-что очень интересное. Учитывая склонность Какаши оберегать своё личное пространство любой ценой, вплоть до того, что он закрывал лицо, когда находился за пределами собственного дома, Сакура представляла, что он будет из тех людей, которые очень плохо относятся к публичным проявлениям привязанности. И хотя её никогда особенно не беспокоило, что некоторые парочки целуются и обнимаются посреди улицы, она поняла, что единственная, кто чувствует себя здесь неловко — это она.        — Что ты делаешь? — пробурчала она, пытаясь прижаться к нему локтями, чтобы освободить немного пространства между ними. Люди смотрели. Лицо Сакуры вспыхнуло не только от смущения, но и от гнева. — Кем ты себя возомнил — ты не имеешь права…        — Меня заботишь ты, — оборвал её Какаши, совершенно не желая её отпускать. — Разве это ничего для тебя не значит?        — Ты заботишься о себе больше, чем о ком-либо другом, не говоря уже обо мне, и уж точно не об этом ребёнке! — рявкнула она, толкая его.        — Меня это заботит, — сказал он снова. — Мне жаль, что я не всегда знаю, как показать это, но если бы меня это не заботило, я бы не был так уверен, что эти люди не достаточно хорошие родители для любого нашего ребёнка.        Она высмеяла его, чувствуя, что он очень легкомысленно относится к отсутствию у него элементарного человеческого сочувствия, но её сопротивление начало ослабевать. В некоторые моменты на протяжении последних нескольких месяцев ей так хотелось, чтобы любимые руки обняли её так сильно, что это причиняло физическую боль. Даже когда она знала, что он был последним человеком, от которого она должна была получать утешение, какая-то её часть успокаивалась от объятий, жадно впитывая его тепло и силу и его признание, что это их ребёнок, а не только её.        — Мы попробуем ещё раз в другой день, — сказал он, слегка касаясь пальцами её затылка. — Мы не согласимся на кого-то, кто несовершенен.        — Ага… — вздохнула она, её подбородок покоился на его плече, когда она разглядывала улицу. В нескольких сотнях метров от них виднелась заметная вывеска, указывающая, как добраться до сервисов Аме Телеграмм... место, где за небольшую плату можно было передать короткое сообщение в любую точку мира, даже в Коноху, если имеется необходимое удостоверение личности.        Какаши отстранился и одарил её легкой, грустной улыбкой, проводя рукой по её волосам.        — Пойдём поедим, хорошо?        Она кивнула и отвела глаза от вывески, чтобы неуверенно улыбнуться ему в ответ.        — Хорошо.