Дом воронов

Останавливался ли ты на пути, сомневался ли когда-либо? И был ли ты спокоен, или ошеломлён, или просто счастлив, что всё кончено? Я жила без сожалений до сегодняшнего дня.        Они много раз возвращались в это кафе. Напитки были отвратительными, еда несвежей, и единственной причиной, по которой они туда ходили, заключалась в том, что каждое второе утро агентство оставляло сообщение на ресепшене отеля об очередной назначенной встрече с очередной потенциальной парой.        Сакура каждый раз соглашалась, испытывая трепет и стремление оправдать и превзойти ожидания этих людей, которые считали себя готовыми стать родителями, но каждая встреча оставляла её ещё более неуверенной по целому ряду параметров. Например, когда они встретили пару, зарабатывавшую на жизнь дайвингом и рыбалкой в озере, на котором была построена Аме, Сакура пришла в полное замешательство.        — Вы со... второго уровня? — спросил Какаши у пары.        — Да.        — И ты рыбак?        — Да. Мы ныряем в озеро за моллюсками. Это семейный бизнес.        Сакура всегда обращала очень пристальное внимание на людей, сидящих напротив неё, и в этот раз она не могла не заметить, что у мужчины отсутствовала одна рука.        — Разве в нём не водятся... гигантские щуки-людоеды?        — Да, — ответил мужчина. — Я потерял трех своих братьев, отца и деда из-за этих проклятых рыб.        — Проклятая рыба, — согласно проворчала его жена.        — И это семейный бизнес, говоришь? — голос Какаши звучал нерешительно, возможно, удивлённый тем, что наконец-то наткнулся на профессию более опасную, чем его собственная.        — О, да.        Они были приятными людьми, с безусловно сильной трудовой этикой, и Сакура полагала, что они стали бы идеальными родителями... если бы не тот факт, что она подозревала, что шансы любого ребёнка этих благонамеренных людей быть загрызенным гигантской щукой в юности, были примерно на пять тысяч процентов больше, чем у детей любой другой пары. Они с Какаши издали несколько вежливых уклончивых звуков, сказав, что хотят уйти и подумать, прежде чем что-то решать. После этого они оба молча согласились продолжать поиски. Когда дело дошло до того, чтобы ребёнок дожил до десяти лет, сохранив все свои конечности, она почувствовала, что даже она могла бы справиться с этим лучше.        Теперь это была пугающая мысль.        Пара, пришедшая после них, вызвала у неё ещё меньше энтузиазма. Большую часть встречи она сидела и анализировала высоких мужчину и женщину, сидящих напротив, которые сидели и анализировали её в ответ с удвоенной надменностью. Она думала, что «смотреть свысока» — это просто фигура речи, пока не увидела этих двоих, которые буквально пялились на неё сверху вниз, запрокинув головы, как будто она была источником какого-то нечестивого запаха.        Когда женщина спросила: «‎Могу ли я быть уверена, что вы не принимали никаких препаратов во время беременности?» Сакура поняла, что любой ребёнок, воспитанный этими двумя, станет невыносимым сопляком.        Поэтому вместо этого она сморщила нос перед Какаши, согласно их секретному коду «ни единого грёбаного шанса», и они ушли, не испытывая особого сочувствия к тому, что их поиски детей продолжатся без них.        Какой бы высокомерной и эгоистичной ни была Сакура, она не считала себя настолько плохой. В очередной раз она удивилась своему подозрению, что сама по сравнению с ним стала бы лучшей матерью.        Четвертая пара была на удивление молода, а жена всего на пару лет старше самой Сакуры.        — Мы всегда знали, что хотим детей, я и мой муж, поэтому уже два года стоим в очереди. Я знала, что не могу иметь детей с раннего возраста, поэтому мы решили, что если мы собираемся усыновить ребёнка, то нет смысла ждать, — молодая жена блаженно улыбнулась Сакуре. — Ты такая хорошенькая, я надеюсь, она пойдёт в тебя.        Польщённая, но сбитая с толку, Сакура могла произнести в ответ только слабое: — Ах…        Какаши, по крайней мере, был невосприимчив к лести.        — Она — это он. Разве агент не сказал вам?        — О нет, — разочарование на лицах пары было настолько ощутимым, что даже у Сакуры ёкнуло сердце. Они приехали, ожидая ребёнка женского пола, а вместо него оказался мальчик, и когда они посмотрели друг на друга, Сакура могла поклясться, что увидела, как молодая женщина неодобрительно сморщила нос, глядя на своего мужа.        Впервые они с Какаши были теми, кому была адресована речь «спасибо, но не надо». Сакура не могла проигнорировать вздох облегчения, когда она смотрела, как они уходят, потому что, кроме их возражений по поводу пола ребёнка, Сакура не могла придумать что-то ещё, что было бы предосудительным в самой паре, что дало бы ей вескую причину отвергнуть их.        Какаши предположил, что единственная причина, по которой она нашла их идеальными, заключалась в том, что женщина сказала ей, что она хорошенькая.        — Признак очень умной женщины, — парировала она.        — Жаль, что слепой, — ответил он, за что получил удар кулаком по рёбрам, на который жаловался всю оставшуюся ночь.        Но если Сакура считала, что молодую пару с надеждой и добротой, сияющих в их глазах, было трудно превзойти, то пухлая парочка с веселыми улыбками была ещё более многообещающей. Они были олицетворением родителей, которые только и ждали, чтобы с кем-то случиться. Сакуре нравилось, как женщина легко смеялась, словно хорошая подруга, а муж приятно улыбался — тихо, но проявляя определенный интерес к Сакуре, чего нельзя было сказать о некоторых других мужьях. Ничто в них сразу не показалось ей странным или жутким: на самом деле, в ходе разговора было трудно выделить что-то неподходящее в этой паре.        — Твои волосы… такие необычные, — сказала ей жена без тени притворства. — Но мне они нравятся. Правда, дорогой?        — Да. Это очень экзотично, — согласился её муж с теплой улыбкой.        На протяжении всех интервью Какаши редко обращал внимание на сидящую напротив пару, но именно в этот раз он резко перевел взгляд на мужа и сказал:        — От всех этих комплиментов у тебя голова кругом пойдёт, Сакура, любимая.        Он выдернул образный коврик у неё из-под ног.        — Я... что?        Супруги удивленно посмотрели на него, и внезапно они задали вопрос, который, очевидно, не давал им покоя с момента их приезда. Был ли Какаши отцом?        Какаши всегда был последователен в отрицании каких-либо родительских прав на этого ребёнка в каждом интервью, так что у Сакуры не было причин думать, что он признается сейчас. С другой стороны, он никогда не называл её «‎любимой» в присутствии посторонних... вообще-то он никогда не называл её чем-то столь интимным, даже когда они действительно были близки.        Поэтому она не слишком удивилась, когда он решил улыбнуться и сказать:        — Да, я отец.        Пара посмотрела на него новыми глазами: жена — с любопытством, муж — с неодобрением. Оба выражения только усилились, когда рука Какаши легла на её плечо, как будто ей там и место. Возможно, если бы пара смотрела на выражение лица Сакуры, они бы поняли, что это не совсем естественное расположение их конечностей, но вместо этого они смотрели на Какаши и его внезапное проявление собственнической привязанности.        Рука оставалась на плече Сакуры до тех пор, пока пухленькая парочка не ушла, и как только они скрылись из виду, Сакура сильно ударила его по рёбрам. Снова.        — Для чего это было? — запротестовал он.        — Для чего это было? — огрызнулась она.        — Он на тебя пялился, — вот и всё, что он проворчал в ответ.        Сакура уставилась на него, ошарашенная и ничего не понимающая.        — Кто?        — Муж. Кстати, они однозначно нет. Я не позволю, чтобы этого ребёнка растил отец, которого привлекала его мать.        В этом не было почти никакого смысла, но Сакура была рада, что по крайней мере одному из них удалось придумать предлог, чтобы отказать им. В конце концов, у неё бы закончилась возможность для маневра. Шли недели и это был только вопрос времени, когда появится пара, которая была бы настолько совершенна во всех отношениях, что Сакуре пришлось бы упасть на колени, умоляя этих ангелов забрать этого ребёнка у его недостойной матери.        Дни проходили с неприятной смесью тревоги и благодушия. Трудно было расслабиться, когда через день ей приходилось встречаться с незнакомыми людьми, чтобы наконец принять самое сложное и важное решение в своей жизни. Ей всегда становилось легче после неудачного интервью, даже если передышка была короткой, когда она могла расслабиться в их гостиничном номере и попытаться вычислить, сколько раз она должна была плести жемчуг по отношению к количеству раз, которое она вязала. Из её стараний начал вырисовываться очень симпатичный и лишь слегка потрёпанный красный шарф.        Но она не всё время сидела взаперти в отеле. Часто она уговаривала Какаши отправиться с ней в какую-нибудь новую часть деревни, чтобы посмотреть новые достопримечательности, посетить новые места, где можно поесть, или новые развлечения. Он никогда не отпускал её одну, а в тех редких случаях, когда оставлял её одну в гостинице, обязательно оставлял Паккуна. Иногда ей казалось, что он всё ещё воображает себя её тюремщиком. Иногда она задавалась вопросом, действительно ли он беспокоится только о её безопасности, особенно когда он всегда спрашивал перед уходом:        — У тебя ведь остался мой свиток?        На что Сакура всегда раздраженно отвечала:        — Да-а-а-а, мама, — и хлопала себя по карманам, демонстрируя многочисленные выпуклости вещей, которые могли быть, а могли и не быть важными свитками, спасающими жизнь.        Каждый раз, когда он уходил от неё, она задумывалась, не следует ли ей просто запихнуть Паккуна в шкаф и отправиться в Аме Телеграмм. Ей хотелось хотя бы связаться с Хокаге и друзьями и сообщить им, что с ней всё в порядке, а также узнать, всё ли у них в порядке теперь, когда военные действия между Ива и Конохой закончились. Но... тогда бы ей пришлось рассказать правду. Объяснить, почему она не связалась с ними раньше. Объяснить, почему Какаши намеренно отрезал её от Конохи. Объяснить его связь с кланом Хатаке, и их связь с Синдикатом, который так тщательно старался поставить Коноху на колени.        Один чертёнок на её плече говорил, что он это заслужил. Другой чертёнок, ибо у Сакуры не было ангела, недоумевал, зачем ей раскачивать лодку, когда ей, несмотря ни на что... нравилось здесь. Их план сработал. Они поставили Синдикат в тупик, положили конец войне и теперь коротали дни в спокойствии.        Даже если последовательные интервью выматывали её, ей нравилось время, проведённое с Какаши. Иногда он раздражал до такой степени, что ей хотелось швырнуть в него чем-нибудь, но так же часто его общество было приятным. Ей нравилось таскать его в музеи военной истории и картинные галереи и наблюдать, как он безучастно смотрит на выставки, словно его знакомят с историей тостов. Ей нравилось, что он держал для неё зонтик, когда шёл дождь, и приносил всё, что ей было нужно по первому требованию: будь то еда, одеяла или грелки для её бедной спины. Ей нравилось, что он делал всё, о чём она просила, не подавая никаких признаков того, что считает её помехой. И ей нравилось, что он чаще улыбается ей, той мягкой и сдержанной улыбкой, которую он дарил ей раньше, до того, как безобразие в поместье Зуру лишило их всякой радости. Вдали от этого места казалось, что их раны затягиваются. Эти раны всё ещё были свежими и легко открывались, но Сакура обнаружила, что может так же часто улыбаться в ответ.        Однако она ненавидела, когда он брал в руки её вязание и справлялся гораздо лучше и в два раза быстрее. В пятый раз, когда он это сделал, она дождалась, пока он уйдёт по одному из её поручений за яблоками, и беззаботно выбросила одну из его книг «‎Ича-ича» в окно и смотрела, как она, порхая, пролетела все восемьдесят этажей до земли.        Какаши появился полчаса спустя с пакетом яблок и той же книгой в руках, ехидно комментируя, что идёт дождь Ича-Ича. Таково было разнообразие знаменитого дождя в Стране Дождя.        После этого трудно было на него сердиться.               Так что Сакура чувствовала себя на удивление довольной, сидя у окна, терпеливо вяжущей свой быстро растущий шарф, который был почти такой же длинный, как она сама... из-за того простого и понятного факта, что она не могла вспомнить, как остановиться.        — Мне нужно купить книгу по вязанию, — сказала она Паккуну, своему единственному компаньону в гостиничном номере, поскольку Какаши полчаса назад отправился в агентство по усыновлению, во что она больше не хотела вмешиваться, если могла.       — Скажи Какаши, когда он вернётся, — пробурчал Паккун. Он растянулся на спине рядом с ней, в прекрасном гнездышке из того же красного шарфа, над которым она работала. — Он принесёт её тебе.        — Зачем? Я и сама могу купить, — возразила Сакура.        — Тебе всё равно придётся дождаться возвращения Какаши, — напомнил он.        — Нет, не придётся. У меня есть деньги. Я могу пойти и купить её прямо сейчас.        Паккун выпрямился.        — Какаши это не понравится.        — Какаши может идти нахер, — весело сказала она. — Он не мой хозяин. Если я захочу выйти, я это сделаю. Его здесь нет, чтобы остановить меня. — Она уже отложила вязание и начала искать свой зонтик.        — Я могу остановить тебя, — сказал Паккун, хотя даже по его голосу было понятно, что он не верит в это. Она фыркнула на него.        — Ты не остановишь меня. Ты пойдёшь со мной.        Он склонил голову набок. Он был довольно милым, когда так делал, но не таким милым, как любой из её котов.        — Э?        — Послушай, — сказала она, натягивая туфли. — Я знаю, что он мне не доверяет…        — Он просто заботится о твоей безопасности…        — Возможно и так, но это не единственная причина, по которой он хочет, чтобы я всё время была под его контролем. Он думает, что я сбегу, чтобы связаться с Конохой, если пойду одна, но как я могу доказать, что мне можно доверять, если он никогда не дает мне шанса. Итак, мы с тобой уходим, Паккун, а когда мы вернёмся, ты можешь рассказать Какаши обо всем, что мы делали и с кем разговаривали. Тогда, может быть, он наконец вытащит эту палку из своей задницы.        Маленький мопс всё ещё не выглядел уверенным.        — Он не обрадуется. Он будет винить меня.        — Я защищу тебя.        — Сакура…        — Паккун, — она направила на него зонт. — Я угощу тебя печеньем.        — Я бы предпочёл сосиски.        — Хорошо. Я куплю тебе сосисок, — она перекинула сумку через плечо и оглянулась на него. — Ты идёшь?        Он притворно вздохнул, чему, несомненно, научился у своего человека, и спрыгнул с сиденья, следуя за ней к двери.        — У тебя есть свиток Какаши?        — Д-а-а-а. — Как будто ей когда-нибудь дадут возможность забыть.        Это было более освобождающим, чем она ожидала: выйти из отеля без кого-то дышащего ей в затылок. Вероятно, это был первый раз за несколько месяцев, когда у неё было что-то похожее на свободу, если бы не маленькая собачка, которая практически наступала ей на пятки. Он явно чувствовал себя обязанным держаться очень близко или он так же, как и Какаши, боялся пересекать очень высокие мосты. По крайней мере, у Паккуна было оправдание в том, что он был особенно маленькой собачкой, которую вполне мог подхватить любой сильный порыв ветра и унести с моста, как осенний лист, так что Сакура не слишком над ним смеялась.        Она посетила тот же многоэтажный торговый центр, который Какаши показал ей в их первый день в Аме. Её первой остановкой был небольшой супермаркет, где она купила упаковку сосисок, чтобы успокоить своего встревоженного собачьего компаньона, и она оставила его наслаждаться едой у дверей книжного магазина, а сама вошла внутрь, чтобы полистать книги. Через несколько минут она нашла раздел «Хобби и рукоделие» и выбрала прилично выглядящую книгу по вязанию, но у неё не было намерения спешить к кассе или возвращаться в отель. Это был её первый успешный побег, по крайней мере, она могла извлечь из него максимум пользы.        Просматривая ряды книг, вскоре её взгляд остановился на разделе под названием «Беременность и воспитание детей». Она замерла. Было ли это слишком похоже на искушение судьбы? Но если и было что-то более актуальное для интересов Сакуры в эти дни, то она не знала, что именно.        Её неуверенная рука блуждала по заголовкам на корешках, прежде чем она произвольно остановилась на одном, у которого, казалось, было хорошее общее название. «Беременность и ты: чего ожидать», — пробормотала она, открывая книгу примерно на три четверти, полагая, что почти на восьмом месяце ожидать уже особо нечего.        Она прочитала советы по позам для сна и физическим упражнениям, а также рекомендации отдыхать и проводить «время единения» с ребёнком. Больше всего её поразили страницы, на которых красивые женщины выглядели счастливыми и довольными и тепло смотрели на свои беременные животы или держали на руках красивых младенцев. Никто из них не выглядел взволнованным и озабоченным тем, как, чёрт возьми, они собираются ухаживать за ребёнком. Никто из них не выглядел так, будто когда-либо страдал от болей в спине или животе или любого количества других ноющих маленьких страданий, с которыми Сакуре пришлось жить последние несколько месяцев — за исключением той блондинки на странице семьдесят четыре, которая притворно нахмурилась рядом с разделом, посвящённому запорам.        Сакура пролистала ещё несколько страниц, водя взглядом больше по картинкам, чем по тексту, пока не наткнулась на один двойной разворот, от которого у неё чуть глаза не вылезли из орбит.        Позы для секса…        Она чуть не захлопнула книгу от стыда. Любопытство и быстрый, осторожный взгляд через плечо, чтобы убедиться, что она одна, удержали её. Она чувствовала себя девственницей с первым грязным романом. Позы для секса? Ну серьёзно. Было ли что-нибудь более непристойное, чем?..        По крайней мере, фотографии были заменены на схемы, но всё равно, по мнению Сакуры, слишком откровенные. «Для некоторых женщин беременность может стать периодом повышенного сексуального возбуждения», — говорилось в статье, — «И вы, возможно, захотите извлечь из этого максимум пользы. Ваша обычная поза может становиться всё более неудобной в дальнейшем во время беременности, поэтому вот некоторые из более удобных поз, которые вы можете попробовать».        Обычная поза? Занимаясь сексом всего один раз, Сакура не могла утверждать, что у неё есть особые предпочтения. Единственным её опытом была обычная миссионерская поза — хотя она не знала, предпочитает ли её Какаши, или это просто то, к чему они пришли. Схемы показывали всякие возможности, которые она даже не рассматривала. Некоторых она узнала сразу — женщина сверху и собачий стиль (она должна быть благодарна, что Какаши не попробовал это в первый раз). Затем была одна, которая выглядела как невинное объятие, и другая, где женщина лежала на боку, а мужчина оседлал одну из её ног, чтобы войти с...        — Сакура?        — Да?! — Сакура перевернула страницу так быстро, что услышала, как она порвалась. Она поискала источник голоса, внезапно поверив, что это Какаши подкрался к ней, но потом вспомнила, что даже он не звучал так грубо и ворчливо. Стоя у её ног, Паккун посмотрел на неё, на его подбородке размазалось немного фарша, который он пропустил. — Что? — спросила она, виновато огрызаясь.        — Меня призывает моя стая, — сказал он ей. — Мне нужно идти… ты сможешь вернуться самостоятельно?        Сакура сказала ему то, что она всё это время пыталась сказать Какаши.        — Я не инвалид.        — Да, ну, по крайней мере, у тебя есть свиток, — вздохнул он и растворился в воздухе. Он не смог бы призвать себя обратно к ней. Только человек, заключивший контракт, и члены его собственной стаи могли вызвать его, а это означало, что Паккун явится прямо к Какаши, как только закончит свои дела с другими собаками... и тогда Какаши узнает, что она ушла, и тогда он перевернёт Аме в своей охоте за ней.        Закатив глаза, она знала, что будет лучше, если она отправится обратно…        Она посмотрела на книгу в своей руке, её большой палец всё ещё был зажат на странице со всеми неприличными позами, и она не могла не представить себя и Какаши в той, которая называлась «Наездница». Это было глупо, потому что, если бы он когда-нибудь попробовал такое, она бы ударила его так сильно, что это был бы первый и последний ребёнок в его жизни. И всё же она солгала бы себе, если бы сказала, что хотя бы иногда не думала о Какаши в таком ключе. После того, как вы переспали с мужчиной, невозможно было питать к нему чисто платонические мысли или чувства… даже если он оказался одним из плохих парней.        Тайком она добавила книгу о беременности к книге по вязанию и провела ещё несколько минут, собирая другие руководства и справочники, которые могут пригодиться в дождливый день.        Женщина на кассе смотрела на неё с восторгом.        — Когда ожидаете? — проворковала она, принимая заказ.        — Слишком скоро, — только и ответила Сакура, не желая поддерживать разговор. Она знала по опыту, что все, кому она рассказывала, всегда удивлялись тому, что она уже такая большая всего в X месяцев.        Она всё больше и больше убеждалась, что это будет чертовски толстый ребёнок, когда он родится, и, вероятно, совсем не милый, как и предсказывал Какаши. Что было довольно обескураживающе. Было бы ужасно, если бы усыновляющая пара взглянула на него и вежливо отказалась забрать.        Пока она возвращалась в отель, начал падать град — маленькие белые камешки забрасывали её зонтик всю дорогу через мост, и они всё ещё были у неё в волосах, когда она вошла в свой номер. Всю дорогу она чувствовала себя странно, как будто кто-то наблюдал за ней, из-за чего волосы на затылке встали дыбом — ощущение, вызванное чувством вины, как она считала. Она подумала, не преследует ли её Какаши, разозлённый её исчезновением, но нет — вместо этого она обнаружила Какаши, сидящего на краю кровати с самым грозным выражением лица, которое она когда-либо видела.        — Где ты была? — спросил он низким тоном.        — Ходила по магазинам, — честно ответила она. — Спроси Паккуна.        — По магазинам, — повторил он, и она увидела, что он изо всех сил пытается решить, верить ей или нет. Возможно, он считал, что она только что была в Аме Телеграмм и отправила сообщение Конохе, в котором говорилось: «Какаши — отец, он шпион Синдиката, и все они прячутся в поместье Зуру. Убейте их всех! Остановите».        У Сакуры не хватило терпения плясать вокруг этой проблемы. У неё болели ноги и спина, и она просто хотела отдохнуть.        — Я ни с кем не разговаривала и не отправляла никаких сообщений, — сказала она, садясь у окна, чтобы бросить свои покупки к ногам. — Правда. Спроси Паккуна. Его вызвала стая несколько минут назад в книжном магазине, и я вернулась прямо оттуда. Если ты мне не веришь, ты можешь заставить его пойти по моему следу с того места, где он меня оставил. Он может доказать тебе, что я больше никуда не ходила.        Хмурый взгляд Какаши немного смягчился, и он провёл рукой по волосам.        — Мне не нравится, что ты гуляешь одна, вот и всё. Дело не в том, что я тебе не доверяю…        — За исключением того, что ты этого не делаешь, верно? — она вздохнула. — Я понимаю. Если бы я захотела, я могла бы доставить тебе кучу неприятностей. Но я не хочу этого делать, если в этом нет необходимости, а её нет, так как Ива и Синдикат отступили. Так что ты можешь мне поверить, когда я говорю, что я всего лишь ходила в книжный магазин. Мне нужна была книга по вязанию.        — Дело не только в этом, — терпеливо продолжал он. — Я беспокоюсь о тебе. Здесь небезопасно. То, что мы далеко от Зуру и моего клана — не означает, что неприятности не выследят нас каким-то образом.        Она скривила рот и ничего не сказала. Нигде не было абсолютно безопасно, это правда, но она хорошо чувствовала опасность. То, что её чакра была нейтрализована — не означало, что она потеряла свои инстинкты, хотя, да, это неприятное чувство возникало и раньше, когда она шла по мосту.        — Мне жаль, что ты считаешь меня занудой, но, возможно, однажды ты поблагодаришь меня за бдительность.       Маловероятно.        — Что ты всё-таки купила? — спросил он, потянувшись к сумке у её ног.        — Ах — нет! — Но она опоздала, чтобы помешать ему сунуть руку внутрь и схватить самую большую книгу. Его бровь удивлённо приподнялась.        — «Беременность и ты»? — прочитал он, бросив на неё удивлённый взгляд. Лицо Сакуры вспыхнуло, и она надула губы.        — И что с того? — с вызовом спросила она.        — Ничего… просто, спустя почти восемь месяцев, не слишком ли поздно ты интересуешься? — спросил он, листая книгу. Она видела, как он остановился на определённой странице... и она точно знала, на какой именно, судя по разрыву на бумаге, но в отличие от неё он не отреагировал скандалом. С другой стороны, он был известным поклонником эротики. И зная это, она не хотела подкидывать ему идеи.        — Там есть несколько очень полезных советов, — добродетельно сказала она ему.        — Ты так думаешь? — он слегка повернул голову набок, чтобы рассмотреть страницу.        — Отдай, — фыркнула она, вставая, чтобы забрать книгу обратно. Какаши быстро убрал её за пределы её досягаемости. — Это не для тебя, это для меня. Ты не беременный, не так ли?        — Это не значит, что мне это не интересно, — парировал он, с благодарностью переворачивая непристойные страницы. — Смотрите, здесь есть совет для будущих отцов.        — О? — она не могла скрыть своего любопытства. — Что там написано?        — Здесь сказано, что я должен быть твоим рабом: взбивать тебе подушки, кормить с рук, растирать ноги — это женщина написала, да?        — Боже упаси тебя сделать что-нибудь заботливое для меня, — поддразнила она, хотя знала, что была несправедлива. После всей его беготни туда-сюда за едой и подушками и принятия сообщений от агентства, она не могла назвать его полным бездельником.        Какаши тоже это знал.        — Я делаю для тебя много заботливых вещей, — упрекнул он, отвечая с притворным негодованием. — Например, я иногда не прячу от тебя пульт.        Она улыбнулась.        — Ты такой милый.        — Я знаю, — беспечно вздохнул он. Но он сделал паузу и на мгновение задумчиво посмотрел на книгу. — Может быть, мне следует быть немного более внимательным?        — Хм? — она не могла придумать, что бы она хотела, чтобы он сделал для неё прямо сейчас.        Он подвинулся на кровати, похлопывая по покрывалу.        — Давай. Я разотру тебе ноги.        На её лице, должно быть, отразился ужас, потому что он только склонил голову набок и спросил:        — В чём дело?        — Я не хочу, чтобы ты это делал, — запротестовала она.        — Они же не пахнут?        — Нет! — воскликнула она.        — Тогда в чём проблема? — невинно спросил он, снова похлопывая по кровати. — Серьёзно, запрыгивай. Держу пари, у тебя болят ноги от долгой ходьбы.        Они болели, но она могла справиться, и на самом деле ей не нужен был массаж ног.        — Ты не обязан, — сказала она, пытаясь отвертеться от него.        — Я настаиваю, — сказал он, что обычно говорят кому-то, кто втайне хочет получить массаж ног, но слишком вежлив, чтобы согласиться, но то, как Какаши это сказал, дало ей понять, что отказаться было невозможно.        Медленно и осторожно, как будто она решилась не на массаж, а на китайский ожог, Сакура села на кровать и закинула ноги вверх. Какаши поймал их и положил себе на колени, игнорируя её удивлённый писк.

— Ты когда-нибудь делал это раньше? — неуверенно спросила она. Она знала обо всех нервах в ногах и о том, как нажатие на определённые точки может вызвать сильные судороги, и если Какаши случайно нажмет на какую-нибудь...        — Я делал это раньше, — заверил он её, и его большие теплые руки обхватили её прохладные пальцы ног.        Но Сакуре было трудно представить, какие ещё ноги Какаши изволил растереть.        — Кому? — спросила она.        Он не ответил, когда мягко, но твёрдо провел большим пальцем по внешнему краю каждой ступни. Он определённо знал, что делает.        — Некоторым людям, — надменно ответил он.        Сакура сомневалась, что он когда-либо делал это для мужчины, оставались только женщины и учитывая его нежелание уточнять, она предположила, что эти женщины были бывшими любовницами. Массаж ног, в конце концов, был довольно интимным занятием.        Она не знала ни одной из бывших любовниц Какаши. Лет пять назад ходили слухи, что он был неравнодушен к дочери повара, готовившего рамен и это правда, что какое-то время он проводил ужасно много времени в Ичираку, несмотря на то, что заявлял, что не слишком любит рамен, и когда Аяме уехала на месяц к родственникам, Какаши провел этот месяц, слоняясь по Конохе, как будто потерял одну из своих собак. Он когда-нибудь делал дочери повара такой массаж ног?        Что ещё более важно, был ли он тогда помолвлен с Рейкой? А своей невесте он тоже массировал ноги?        Она велела своему мозгу заткнуться. Возможно, у них и будет ребёнок, но на самом деле это не означало, что его личная жизнь была её делом, и если он был изменяющим мудаком, который держал любящую невесту в одной деревне и гонялся за девушками в другой, что ей было до этого? Они не были в отношениях. У неё не было причин раздражаться и ревновать, и – святая мать Джашина, это было приятно!        Сакура прикусила губу и попыталась не застонать, но её предательские колени всё равно задрожали. То, как его большие пальцы надавливали прямо вдоль свода каждой ступни, и чувствительной точки в центре, творило странные вещи с её телом. Теплые чувства исходили от его прикосновений, поднимаясь по её ногам к рукам и пальцам и обратно к самым кончикам пальцев ног. Это был не массаж! Ей раньше делали массаж, и она сама делала массажи, но никогда ничего подобного не испытывала! Все говорили, что ступни — эрогенная зона, но только сейчас Сакура поняла, что, чёрт возьми, это значило. Почему ещё акт растирания её ног вызывал бы такой знакомый, чувственный трепет в её крови?        Она не чувствовала ничего подобного с той ночи, когда он...        — Ладно, хватит, — внезапно взвизгнула Сакура, отдёргивая ноги от источника восхитительных ощущений. Это можно было списать на непристойные иллюстрации в её книге или на повышенную чувствительность, вызванную беременностью или на множество других причин, включая непрекращающееся влечение, которое она всегда питала к этому мужчине, — но если она не положит этому конец сейчас, она поставит себя в неловкое положение.        — В чём дело? — спросил Какаши, совершенно не обращая внимания на её панику.        — Я... ничего. — она попыталась отодвинуться подальше, чтобы опереться спиной на подушки, и в процессе сбила коленом тяжелую книгу «Беременность и ты». Она смотрела, как она соскользнула с кровати, не в силах протянуть руку достаточно быстро, чтобы спасти её, и услышала, как она с оглушительным стуком упала на пол.        Ребёнок внутри неё вздрогнул.        — Ой, — она ахнула и замерла, её рука автоматически прижалась к животу.        Теперь Какаши был действительно обеспокоен.        — Что не так? — спросил он, такой же неподвижный, как и она, и, вероятно, опасаясь сделать что-нибудь ещё хуже.        — Ничего такого, — быстро успокоила она его, одарив неуверенной улыбкой, в которой было лёгкое изумление. — Я думаю, что громкий шум заставил его подпрыгнуть, вот и всё. Странно…        Глаза Какаши расширились от удивления.        — Он... подпрыгнул?..        Конечно, он даже не знал, что ребёнок шевелится. Сакура никогда не просвещала его и ей было интересно, почему она решила поделиться с ним этим фактом именно сейчас.        — Клянусь, иногда он кувыркается, — засмеялась она. — Когда не бьёт меня по рёбрам и не пинает мочевой пузырь.        — Правда? — он выглядел так, как будто почти не верил ей.        Сакура посмотрела на него и закусила губу. Внезапно она стала застенчивой и нерешительной, и всё потому, что знала, что собиралась предложить.        — Ты… хочешь почувствовать?        В последний раз он прикасался к ней несколько месяцев назад и сделал это только для того, чтобы заманить в ловушку её и других служанок, что до сих пор причиняло боль и она никогда этого не забудет. Но на этот раз Сакура была той, кто предлагал, и она могла видеть по его лицу, что ему было любопытно. В четыре месяца не было ничего, что можно было бы почувствовать, кроме шишки, и с тех пор многое изменилось, о чём Какаши понятия не имел.        — Ты не возражаешь? — тихо спросил он.        Она покачала головой и потянулась к его руке, чтобы притянуть его ближе, пока он не сел рядом с её бедром, затем она прижала руку к своему животу.        — Возможно, тебе придётся дать ему минутку, — прошептала она в комнату, которая стала очень тихой. Сакура едва дышала, пока они ждали в полной тишине, оба они были полностью сосредоточены на таинственном бугорке под её платьем, который в течение последних шести месяцев был источником большого несчастья для них.        Любопытное постукивание. Какаши выжидающе посмотрел на неё.        — Это...        — У меня урчит в животе. Я голодная, — решительно оборвала его Сакура. — Ты поймёшь, когда почувствуешь это, потому что…        И прямо тогда крошечный, раздражённый кулачок ударил по ладони Какаши. Глаза Сакуры метнулись к его лицу, желая узнать его реакцию, и увидела там весёлое недоумение.        — Оу, — засмеялся он. — У него твои кулаки. Он всегда так сильно бьёт?        — Обычно только когда пытаюсь заснуть, — вздохнула она, невольно улыбаясь. Она ничего не могла с этим поделать. Веселье и любопытство Какаши были заразительны и она задалась вопросом, могла бы она увидеть это в нём раньше, если бы пригласила его пощупать ребёнка раньше.        Но постепенно его улыбка угасла, и через несколько секунд он убрал руку, положил её на матрас и задумчиво посмотрел на неё.        — Агентство хочет, чтобы мы встретились с другой парой завтра, — сказал он тихо. — В то же время, в том же месте.        И в одном предложении всё тёплое удовольствие и весёлость покинули Сакуру. Она пыталась сохранить самообладание, но оно безвозвратно ускользало у неё из рук, пока она не обнаружила, что изо всех сил пытается сохранить болезненную улыбку.        — Хорошо, — натянуто сказала она, пытаясь отвернуть голову, чтобы он не заметил.        Обычно ей не составляло труда сохранять холодную маску безразличия, когда он заговаривал с ней об усыновлении — одной из тем, которая всегда гарантированно вызывала у неё чувство стеснения в груди. Но переход от ослабления бдительности к необходимости вернуть её обратно в течение предложения заставил её искать маску, которую она на мгновение потеряла. Может быть, он сделал это намеренно? Он так привык к маскам, что точно знал, как срывать их с других, и прятаться больше было некуда. Он знал.        Какаши взял её за подбородок и заставил повернуться к нему лицом, его взгляд внезапно стал острым и любопытным. Она была прижата. Когда он опустил руку обратно на матрас, она оказалась зажатой между его руками по обе стороны от её рёбер, и он внезапно оказался так близко, что Сакуре больше некуда было смотреть, кроме как вниз, чтобы избежать его.        — Ты ненавидишь это, не так ли? — вздохнул он.        Она поморщилась и закатила глаза.        — Мне это не нравится, нет.        — Каждый раз, когда я упоминаю о встрече, ты дуешься. Каждый раз, когда мы уходим с неудавшейся встречи, ты практически светишься, — он вздохнул и склонил голову. — Ты привязалась, да?        Она беспокойно забарабанила пальцами по животу, пытаясь придумать наименее компрометирующий ответ.        — И что? — было лучшим, что она могла придумать. — Ты привязался к семейству мышей, живущих под твоей раковиной, несмотря на то, что они гадили в твоих хлопьях и прогрызали во всем дырки. Ты очень расстроился, когда Докко поймал их, но ты знал, что это к лучшему.        — Это совсем не то же самое… — тихо сказал он.        — Это точно так же! — упрямо ответила она.        — Хорошо, это то же самое, — это было не так, но Какаши знал, что проще согласиться. Он уже достаточно раз спорил с ней в прошлом, чтобы понять, когда она пытается сорвать разговор. — Я привязался к своим мышам, а ты привязалась к своему малышу. Это вполне естественно. Даже у тебя могут возникнуть проблемы с борьбой с чертовски древним материнским инстинктом. Нет ничего плохого в том, чтобы заботиться о маленьком брыкающемся монстре внутри тебя.        Сакура стиснула зубы. Какой смысл в этом?        — Ну и что, что мне не всё равно? — угрюмо спросила она. — Это ничего не меняет.        — Сакура, ты не должна отказываться от ребёнка, — прошептал он.        Её глаза поднялись, чтобы встретиться с его глазами, её рот открылся от шока. Не было слов, которые могли бы точно передать, насколько... О, подождите, да, были.        — Ты сумасшедший! — воскликнула она. — Я не могу оставить ребёнка!        — А если ты отдашь, ты собираешься жить с сожалением всю оставшуюся жизнь? — указал он.        — Всю оставшуюся жизнь?.. — она горячо покачала головой. — Нет, нет, за кого ты меня принимаешь? Я почувствую облегчение, когда они заберут эту штуку, это было не что иное, как боль. Что, чёрт возьми, я буду делать с ребёнком, Какаши? Мне нужно работать, чтобы зарабатывать на жизнь — я не могу бросаться в бой с ребёнком, привязанным к моей спине! Я не могу оставить это дома, пока работаю по шестнадцать часов в больнице! Может быть, если бы моя мать была жива, она смогла бы помочь... но я сама по себе, у меня нет ни дома, ни денег, и если я заберу эту штуку обратно в Коноху, единственный способ, которым я могла бы выжить, — это обирать своих друзей в течение следующих восемнадцати лет. Я не могу… Я не могу так жить. Не проси меня об этом.        — Я ни о чём тебя не прошу, — сказал он с усталым терпением. — Всё, что ты считаешь лучшим, мы так и сделаем. Но этот ребёнок — и моё бремя, и я никогда не хотел быть тем, кто заставит тебя принять решение, которое сделает тебя несчастной. Отказ от ребёнка делает тебя несчастной — не спорь, я только наполовину слепой. Любой дурак увидит, что ты несчастна. Но если ты сохранишь это, я понимаю, на какие жертвы ты пойдешь, и это тоже несправедливо.        — Так почему мы вообще говорим об этом? — спросила она, нахмурившись. — Похоже, мы прошли по большому кругу и вернулись к тому, с чего начали. Усыновление — единственный выбор.        — Нет, это не так, — пробормотал Какаши, глядя на её руку, лежащую на животе.        На его лице было странное выражение. Сакура поймала его и нахмурилась. Она действительно не видела, что ещё они могли сделать. Она не могла оставить ребёнка, и поэтому единственным вариантом было отдать его в настоящий, любящий дом здесь, в Аме. Да, это расстроит её, когда придёт время, и да, это, вероятно, не то, с чем можно было справиться очень быстро, если только он не предлагал применить к ней чудесное дзюцу удаления памяти, она мало что ещё могла сделать.        Конечно, если бы у него действительно было дзюцу удаления памяти, он бы давным-давно использовал его на ней, чтобы стереть из её сознания любые воспоминания о Синдикате.        — Я не могу оставить его, — тихо сказала ему Сакура, надеясь, что он поймёт. — Это было бы несправедливо по отношению к нему. Он заслуживает иметь настоящую семью, надежную крышу и стабильный доход, чтобы покупать ему много игрушек. Я не могу… оставить его только потому, что я эгоистка.        Он кивнул.        — Ты права. Он заслуживает того, чтобы у него была настоящая семья.        Она надеялась, что его согласие успокоит её, вместо этого чувство стеснения вернулось, завладев её лёгкими. Правильным решением не будет то, которое заставит её чувствовать себя хорошо.        Какаши переплел свои пальцы с её. Они были теплыми и мозолистыми, но всегда такими сильными и уверенными.        — Ты можешь отказаться от ребёнка, если хочешь, — сказал он ей, глядя ей в глаза с непоколебимой решимостью. — Но если ты хочешь оставить его, у тебя тоже должно быть право на этот выбор.        — Я не могу растить ребёнка одна, Какаши, — умоляюще прошептала она. Сколько раз он заставит её сказать это?        Он улыбнулся своей старой застенчивой улыбкой.        — Ты не будешь одна, если выйдешь за меня замуж.