***
Возможно, на этот раз он разговаривал не сам с собой — подумала Сакура, прижав ухо к двери. Послышался голос Паккуна, но вскоре за ним последовал тихий хлопок отмены вызова, и вдруг стало очень тихо. Сакура не двигалась. Она ничего не слышала... но означало ли это, что Какаши тоже ушёл? — Сакура, — его голос снова доносился с другой стороны двери, но тон был мягче и менее раздражённым, чем раньше. — Пожалуйста, открой дверь. Ты ведёшь себя глупо. На самом деле Сакура вовсе не вела себя глупо. Ей надоело, что Какаши видит её слёзы и здесь она могла делать это свободно, пока её голос был ровным и сильным, не выдавая того факта, что её глаза красные, а щёки влажные и солёные. — Разве девушка не может пописать без того, чтобы кто-нибудь не пытался выбить дверь? — тупо ответила она. — Уходи, Какаши. — Послушай, я могу принять «нет» за ответ. Ты не хочешь выходить за меня. Я понял, — вздохнул он, прислонившись к дверной панели. — Теперь открой дверь. Я больше не буду ничего говорить об этом. И уж точно не собираюсь нокаутировать тебя дубинкой и тащить за волосы к алтарю. — Ты не понял! — упрекнула Сакура. — Ты вообще ничего не понимаешь! Тебе не следовало этого говорить! — Неужели мысль о том, чтобы выйти за меня замуж, так сильно тебя оскорбляет? — в его голосе звучала обида, но если он собирался играть на чувстве вины, он заслужил то, что получил. — Да, — решительно сказала она. — Как это может быть иначе? Во-первых, ты уже женишься на другой! Во-вторых, тебе и в голову не пришло бы просить меня выйти за тебя замуж, если бы я не была беременна! В-третьих, какого чёрта мне выходить замуж за парня, который фактически лишил меня свободы против моей воли? Ты знаешь этот синдром, когда жертвы отождествляют себя со своими похитителями и начинают сопереживать им? — Да?.. — У меня его нет! По ту сторону двери повисло долгое молчание, и Сакура задумалась, не задела ли она его чувства, и волнует ли её это или нет. — С чего ты взяла, что я уже женюсь? — тихо спросил он. — У тебя есть невеста! — сказала она в раздражении. — Я шпионка, знаешь ли. Как ты мог подумать, что я не узнаю об этом? — Это несерьёзно, — ответил он, как будто говорил о какой-то травме. — Тогда ты единственный, кто, похоже, не воспринимает это всерьёз! — запротестовала она. — Ты спал с ней? Какаши потребовалось некоторое время, чтобы обрести голос. — При чём тут это? — спросил он. — Если ты занимался с ней сексом, значит, ты заключил помолвку, — сердито заметила Сакура. — Если нет, тогда я могу поверить тебе, когда ты говоришь, что это несерьёзно. Так что? — Возможно. Несколько раз. Но не в последнее время и уж точно не с тех пор, как я пошёл с тобой. — Не надо меня успокаивать, — пробормотала она. — Я не ревную. На самом деле, я больше беспокоюсь о ней, ведь это ей здесь изменяют. — И ты думаешь, что она никогда не изменяла мне? Боже, да она, вероятно, спала с большим количеством женщин, чем я когда-либо буду спать. Сакура подняла голову. — Подожди, что? — Рейка, может, и была неплохим развлечением, когда мне было двадцать три, но я никогда не собирался жениться на девушке, которая никогда не скрывала, что хотела меня только из-за моего положения в клане. Я сказал ей об этом несколько недель назад. Довольна? На самом деле, она была вполне довольна. Хотя она никогда не думала, что между ними была большая любовь, видя их скудное общение, ей было неприятно думать о том, что есть и другие женщины, которых Какаши водит за нос. — Теперь ты собираешься выйти и встретиться со мной лицом к лицу? — спросил он её. Сакура посмотрела в зеркало и увидела, что её лицо практически высохло. Она улучила момент, чтобы стереть последние остатки влаги, и спокойно встала и отперла защёлку на замке ванной. — Это была только причина номер один, — сказала она ему, открывая дверь. — Я совершила ошибку несколько месяцев назад, которая привела к нежелательному ребёнку, и я не позволю этому заманить меня в ловушку брака без любви с тобой. — Я должен был предложить, — сказал он, пожав плечами. — Да, и то, как ты это сделал, звучало так, будто ты меня испортил или что-то в этом роде, — сухо сказала она ему. — Ну, это не то, что я имел в виду. Всё, что у тебя есть сейчас: это выбор усыновления или борьбы в качестве бездомной матери-одиночки. Я просто хотел, чтобы ты знала, что я поддержу тебя, если ты выберешь последнее, — попытался рассуждать он. — Но тебе не обязательно выходить за меня замуж, чтобы заручиться моей поддержкой. Сакура присела на край кровати и спокойно посмотрела на него. — Ты действительно это сделаешь? — осторожно спросила она. — Конечно, — он удивился, что она сомневается в этом. — Я знаю, что не богат, но я бы постарался соответствовать твоим требованиям, насколько это возможно. Это ведь справедливо, правда? — Тогда люди узнают, что это твоё, — с сомнением заметила она. — Одно дело быть матерью-одиночкой, половина куноичи в Конохе — вдовы. Другое дело, иметь ребёнка от самого известного джонина деревни и не быть его женой. — Тогда никто не должен знать, что я отец. Это зависит от тебя. Мы можем просто сказать людям, что я поддерживаю тебя как друга. — Что, если это будет очевидно? Что, если он будет похож на тебя? — Тогда… покрасить ему волосы? Я не знаю, — он вздохнул. — Что ты хочешь, чтобы я сделал? — Почему ты не можешь сказать мне, что ты хочешь сделать? — она выстрелила в ответ. — Почему всё должно решаться мной? Я не знаю, хочешь ли ты, чтобы я оставила ребёнка, отдала на усыновление или что! Просто будь честен со мной и скажи, чего ты хочешь. Он колебался, стоя перед ней со скрещенными руками и поднятой маской. Он не был экспрессивным человеком, но это не означало, что он не испытывал тех же тревог и неуверенности, что и она. — Я хочу того, что сделает тебя счастливой, — просто ответил он. Сакура стукнула кулаками по кровати. — Это не ответ! Усыновление или не усыновление: что именно? Что сделает тебя счастливее? Он рассеянно огляделся, словно ища ответ в стенах их комнаты. — Не знаю, — сказал он. — Я просто знаю, что не буду счастлив, если ты будешь несчастна... и я думаю, что усыновление сделает тебя несчастной. Это сделает тебя несчастной на долгое время. Сакура опустила глаза на колени. Он ответил на её вопрос в самых расплывчатых выражениях, говоря о её счастье, а не о своих собственных желаниях. Неужели он действительно не позаботился взвесить решение отправить своего собственного ребёнка жить в чужую страну, чтобы никогда больше его не увидеть? Если его это так мало заботило, то как она может быть счастлива, если они вернутся домой и попытаются создать некое подобие семьи? Она закрыла глаза и усилием воли сдержала подступившие слёзы. — Если мы вернёмся, ты поддержишь меня? Будешь сидеть с ребёнком и оказывать финансовую помощь? — Да, — просто сказал он. — Ты будешь кормить его? Менять ему подгузники? Научил бы его ходить и держать кунай? — Всё, что нужно. — «А любил бы ты его?» — хотела спросить она, но боялась, что он даст такой же отстранённый ответ. — «Если ты этого хочешь», — сказал бы он холодно, как машина. Затем она открыла глаза. — Полагаю, это будет означать молчание о твоих связях с Синдикатом, да? — мягко сказала она. — Невозможно получить алименты от человека, который мёртв или сидит в тюрьме. — Да, это так, — неловко сказал он. Чёрт... неужели всё это было просто эффектной манипуляцией, чтобы гарантировать её молчание? Было ли его обещание поддержки ничем иным, как шантажом? — Я подумаю об этом, — устало сказала она, удивляясь, почему все её «варианты» выглядели так, словно её просили выбрать, в какую яму она хотела бы упасть: в ту, что наполнена тиграми, в ту, что с шипами или в ту, что с множеством ядовитых змей. Какаши, вероятно, не собирался быть таким чёрствым. Когда она посмотрела на него, ей показалось, что в его лице читается искренняя забота о ней, и она сказала себе, что не должно быть ничего удивительного в том, что он не проявлял особых отцовских чувств. Когда он был их учителем-опекуном восемь лет назад, он никогда не был для них отцовским авторитетом, как, по мнению Сакуры, были другие учителя для своих учеников. Хината всегда говорила о Куренай как о любимой тёте, и Куренай всегда заботилась о ней, когда этого не делала её настоящая семья. Ино и её команда души не чаяли в Асуме, как во втором отце, часто проводя больше времени за «семейными» занятиями с ним, чем с настоящими отцами. Между тем, она и Наруто всегда немного настороженно относились к Какаши — словно он был каким-то дальним родственником, которого притащили к ним на каникулы, но он предпочёл бы быть в другом месте. Как бы они все ни любили друг друга, Какаши не хватало теплоты и ласки в общении с детьми. Она задавалась вопросом, не потому ли это, что у него самого не было детства. Как мог тот, кто с шести лет занимался рассылкой сообщений по линии фронта, быть по-настоящему ребёнком? — «Возможно, ты слишком параноидальна», — предупредила она себя. Возможно, у Какаши не было никаких скрытых мотивов предлагать ей свою поддержку. Может быть, он действительно предложил помощь только из желания помочь ей. Сакура громко вздохнула. — В чём дело? — спросил Какаши, внимательный, как всегда. — Ты хочешь, чтобы я закончил растирать твои ноги? Сакура удивлённо посмотрела на него, но потом слабая улыбка скользнула по её губам. Нет. В его доброте действительно не было ничего неискреннего. — Спасибо… — пробормотала она. — Это не проблема. Твои ноги приятно растирать, — он присел и положил одну из них себе на колено, чтобы снова начать массировать свод её стопы. Она слегка покраснела и опустила голову. — Нет... я имела в виду, спасибо, что предложил выйти за тебя. Это было глупо, но я знаю, что ты хотел как лучше, и я не... ну, знаешь... неблагодарная... Его руки замерли, и он с любопытством посмотрел на неё. Она увидела ответную улыбку неопределенного удовольствия, и в этот момент ей показалось, что его руки согревают не только её ногу.***
— И? — И… и всё, — закончил Паккун. — Если ты не вернёшься в течение недели, она пошлёт за тобой людей. — Ты объяснил, что я не оставлю Сакуру одну? — раздражённо спросил Какаши. — Да, и она объяснила, что тебя затащат обратно силой, и кто-то заменит тебя. Похоже, с Ивой что-то происходит, и она хочет, чтобы ты вернулся, как и обещал. У меня было странное предчувствие в том кабинете. — Она не была бы такой непреклонной, если бы это было действительно мирное время, — согласился Какаши. — Если Ива снова наводит шороху, то Карасу, предположительно, так же хорошо поладил с новым Цучикаге, как и со старым. Чёрт. Она не может ожидать, что я вот так оставлю Сакуру… Паккун остановился, чтобы старательно понюхать основание фонарного столба. — Может быть, тебе стоило сказал ей, что ты отец? Тогда она могла бы понять, что ты хочешь остаться с ней. — Да, она бы поняла, — вздохнул Какаши. — Но это не помешало бы ей убить меня и вывесить мои кости сушиться над воротами деревни в качестве предупреждения для других мужчин, которые могут оплодотворить её воспитанников. — Хм. Какаши оглянулся через плечо. Сакура всё ещё стояла у киоска на фруктовом рынке, торгуясь о цене за пакет звездных фруктов. Судя по всему, у неё отлично получалось, так как мужчина за прилавком нашел её настолько очаровательной, что надавал ей много бесплатных товаров. — Беременным женщинам нужны витамины, — услышал он слова мужчины. — Вы так любезны, — сказала ему Сакура, продавец фруктов выглядел откровенно застенчивым. С тех пор как он отменил встречу со следующей потенциальной парой, она была ужасно жизнерадостной. Некоторые вещи в этом мире были очевидны, и Харуно Сакура была одной из них. Когда она заплатила за фрукты и повернулась, чтобы найти Какаши, её улыбка стала шире, когда она остановилась на нём. — Смотри, что у меня есть, — сказала она нараспев, подходя к нему. — Драконий фрукт! — Совсем не похоже на дракона, — прокомментировал он. — Я тоже так подумала, но он уверяет меня, что он вкусный. Но он дал мне так много, что тебе придётся помочь мне съесть всё это. — А сосиски есть? — поинтересовался Паккун. — Какаши, купи сосисок для своей собаки, — сказала ему Сакура. — Ты видела его в последнее время? Он сам практически сосиска. Они оба посмотрели на Паккуна сверху вниз, и маленький мопс незаметно втянул живот. — У меня щитовидка пошаливает, — пояснил он. Какаши сердито посмотрел на Сакуру. — Прекрати учить его медицинским терминам и не покупай ему больше нездоровую пищу. — О, ты обвиняешь меня в его проблемах с весом? — кулак встретился с бедром, и, несмотря на круглый живот — а может быть, благодаря ему — она выглядела довольно внушительно. — Я видел твоего кота, — заметил он. — Это твоя собака, — сказала она, не обращая внимания на его ответ. — Если ты хочешь снизить его вес, перестань заставлять его охранять меня. Я никуда не уйду, с ним или без него, так зачем беспокоиться? Я буду кормить его, пока он не лопнет, если ты будешь постоянно приковывать бедняжку к моему каблуку. — Эй… — заскулил Паккун. — Не вини меня, вини своего человека и его невротические проблемы с контролем, — сказала она беззаботно. Её подбородок был вздернут, а глаза вызывающе встретились с его глазами, побуждая его просто отмахнуться от неё. — Это для твоей же безопасности, — попытался он сказать ей. — У меня всё ещё есть твой свиток, помнишь? — сказала она. — Если тебя не будет здесь и что-то случится, я воспользуюсь им. Не похоже, что у него есть срок годности, верно? По крайней мере, ему не нужно следить за мной, когда ты здесь. — Трое — это толпа, Какаши, — шутливо вставил Паккун. Сакура с раскаянием посмотрела на него. — Мне нравится твоя компания, Паккун, но пока Какаши держит тебя рядом, я всё ещё чувствую себя пленницей. Я имею в виду, что ты всё ещё используешь на мне эту чакра-метку, не так ли? Ты когда-нибудь планируешь её снять? Какаши потёр щёку. — Ну, я мог бы снять её сейчас, но это означало бы задрать твоё платье перед всеми этими прекрасными людьми. Уверен, им бы понравился вид. Сакура вцепилась пальцами в юбку, как будто внезапный порыв ветра мог сделать именно это, но её глаза расширились не от раздражения, а от чего-то другого. — Ты хочешь сказать, что снимешь её? — Не здесь, — повторил он. — Но позже, конечно. Когда мы вернёмся в номер отеля, я сниму её. Сакура, казалось, потеряла дар речи. Её глаза метались по его лицу, скрытому маской, словно выискивая трещину нечестности, которая могла бы проступить сквозь ткань, но постепенно её лицо расплылось в неуверенной улыбке. Она была такой же невинной и непринуждённой, как и та, что она подарила ему перед миссией в Джонане. — Спасибо, — сказала она, имея в виду именно это.— Паккун, иди пока поиграй со стаей. Я вызову тебя, если ты мне понадобишься, — сказал он ему. — Конечно. — Пёс унёсся с ветерком, оставляя их одних. Какаши предложил Сакуре руку, и после короткой паузы, вызванной колебаниями и удивлением, она обхватила его локоть. Как будто они были настоящей парой, подумал он, пока они неторопливо шли по оживлённым рыночным улицам. Любой, глядя на них, подумал бы, что они влюблены, а может быть, даже женаты и счастливо ожидают появления на свет своего первенца. Он обнаружил, что не особо возражал против этого образа. — О, — внезапно сказала она, заставляя их обоих остановиться возле газетного киоска. — Я хочу купить новую книгу — я почти дочитала последнюю. — Ты слишком быстро читаешь, — вздохнул он. — Говорит мужчина, который последние пять лет читает одну и ту же книгу, — возразила она. — Я сейчас вернусь, никуда не уходи. — И она проскользнула в магазин, оставив его на улице. Какаши прислонился к стене, подальше от толпы, и стал смотреть по сторонам. Воздух был полон базарного торга и болтовни. Вдалеке виднелся продавец фруктов, который после Сакуры предлагал покупателям гораздо более выгодные условия, а неподалеку группа детей отбивала ногами пляжный мяч. Как-то раз мяч случайно перекатился к Какаши, и дети замерли, не решаясь подойти к нему, и он подумал, не похож ли он на одного из тех сварливых людей, которые конфискуют детские игрушки и ломают их. Они, казалось, почувствовали облегчение, когда он просто отбил его обратно. Он оглянулся на газетные киоски, но Сакура всё ещё была внутри. У неё была привычка терять счёт времени, когда она была рядом с книгами, поэтому он решил дать ей ещё десять минут, прежде чем пробиться внутрь и спасти её. На противоположной стороне улицы разгорелся спор. Поначалу Какаши не обратил на это никакого внимания, но ссора постепенно становилась всё громче, пока все в округе не были проинформированы о том, что господин А купил и заплатил за рыбу сегодня утром, чтобы забрать её позже, а господин Б уже продал её кому-то другому. Господин А толкнул господина Б. Дети с пляжным мячом прекратили свою игру, чтобы поглазеть, а все остальные вдруг стали обходить двух мужчин стороной. Господин Б толкнул в ответ господина А, и тот внезапно покраснел от ярости — пока Какаши не встал между ними. — Верни ему деньги, — сказал он торговцу рыбой. — Я сказал ему, что рыба закончится, если он не вернётся к двум, разве это моя проблема? — запротестовал мужчина. — Верни ему деньги, пока он тебя не ударил, — терпеливо сказал Какаши. — Это не такая уж большая проблема. Он не должен платить за рыбу, которую не получил, и это не стоит сломанного носа, верно? Возможно, торговец рыбой подумал, что Какаши угрожает сломать ему нос. В любом случае, он полез в свой комбинезон и неохотно отсчитал мелочь. Он передал её Какаши, который, в свою очередь, передал её обиженному покупателю, а затем похлопал обоих угрюмых мужчин по плечу. — Видите? Все здесь друзья. Теперь мы можем вернуться к нашей жизни... Оба мужчины удалились, ничуть не оценив того факта, что Какаши избавил их обоих от множества ненужных хлопот, поэтому он вздохнул и оглянулся на газетные киоски. Сакура стояла возле выхода, глядя на него с любопытным выражением лица. Он лишь покачал головой и уже собирался вернуться к ней через дорогу, когда его взгляд остановился на высоком газетном киоске рядом с ней. Он замер. Жирные чёрные слова выскочили перед ним. «Войска Ивы возвращаются к границе. Коноха в нескольких днях от капитуляции?» И тогда он точно понял... для чего бы Карасу ни отправился в Иву, он преуспел. Сакура подошла к нему со странным выражением лица. — Ты в порядке? — спросила она, не подозревая о холодной панике, охватившей его. — Ты выглядишь так, будто увидел привидение. Опять. — Ничего такого, — сказал он. — Уверен? — она пожала плечами. — О, эй, может, нам взять газету? У тебя есть какие-нибудь предпочтения… Она повернулась в сторону газетного киоска — рука Какаши вытянулась и поймала её запястье. — Нет, — быстро выпалил он. — Я… я думаю, у нас уже есть одна в отеле. — Да? — Сакура растерянно нахмурилась, пытаясь вспомнить. — Ну, если ты так говоришь. Казалось, её это не особо волновало, но обратно они шли молча. Возможно, его тон напугал её. Если она не видела заголовков, его резкий ответ показался бы совершенно неразумным, но он не мог позволить ей увидеть их. Если бы она догадалась, что их план провалился и Карасу снова с Ивой, это означало бы возвращение к недоверию, горечи и страху. Какаши не хотел возвращаться к этому. Не сейчас. Не тогда, когда Сакура верила в него, улыбалась ему и даже подумывала о возвращении в Коноху с ним и их ребёнком. Но какое это всё имело значение? Он не мог вечно держать её в неведении, даже если ему хотелось спрятать её подальше от всех мыслей о войне и предательстве и убрать эти тревожные морщинки с её прекрасного лица. Она была куноичи, а не его собственностью. Он не мог держать её при себе вечно. Он не мог заставить её полюбить его. С болезненным вздохом он прислонился к стене лифта. Это было немного, учитывая, что ему хотелось упасть на колени и рвать на себе волосы, но этого было достаточно, чтобы Сакура посмотрела на него с беспокойством. Она коснулась его локтя. — Ты действительно в порядке? — спросила она. Он покачал головой, но не смог ничего объяснить. Он не мог сказать ей, что они потерпели неудачу. Он не мог смириться с тем, что это может дать ей повод предать его. В гостиничном номере она усадила его на кровать и вгляделась в его лицо. — Ты неважно выглядишь, — заметила она. — Ты же не съел что-нибудь с улицы, не так ли? — После того, как ты купила все эти чудесные фрукты? — слабо пошутил он. — Действительно. Давай я нарежу тебе немного драконьего фрукта? Когда я чувствую себя на грани, мягкие фрукты всегда поднимают мне настроение. Отлично. Он кивнул, мрачно глядя в окно, пока она несла пакет с фруктами к буфету. Мягкий стук ножа о столешницу наполнил тишину комнаты, и он задумался, откуда у неё этот нож, и был ли он у неё с собой с тех пор, как они покинули поместье. Если он был у неё всегда, то он должен быть благодарен за то, что ни разу не проснулся с ножом в спине. Он услышал, как она открыла ящик стола, а затем она села рядом с ним, протягивая ему тарелку с нарезанным драконьим фруктом. Он посмотрел на белую мякоть в крапинку и понял, что не особенно голоден. — Не смотри на него так, — упрекнула она. — Это вкусно. Он снял маску и взял кусочек. Когда он откусил, во рту появилась ужасная горечь, и он боролся с желанием выплюнуть его обратно на тарелку. Только обеспокоенное выражение лица Сакуры заставило его подавить это фальшивой улыбкой. — Мм, — сказал он, как будто ему понравилось. — Очень вкусно. — Хорошо, — весело сказала она. — Если тебе так нравится, я позволю тебе съесть остальное. Он сам напросился и был вынужден подчиниться. Машинально пережевывая, он удивлялся вкусу. Он никогда раньше не ел этот «драконий фрукт», но вкус был странно знакомым. Текстура киви... намёк на арбуз... забавно, но ему нравились эти фрукты. Сакура выглядела довольной, когда ему удалось прикончить всю тарелку, и тут же предложила сделать ещё. — Нет, спасибо, — быстро сказал он. — Я сыт. Она улыбнулась и села на подоконник напротив него, и именно тогда он заметил, с каким ожиданием она наблюдает за ним. — Что? — спросил он. — Эм, — уклончиво сказала она, переплетая пальцы на коленях. — Когда мы гуляли, ты сказал... ты обещал, что снимешь метку чакры. Ах. Он обещал, не так ли? Проблема была в том, что он больше не хотел этого делать. — Я подумал, что моё имя очень хорошо смотрится на твоей заднице, — высокопарно ответил он. Улыбка исчезла с её лица. Она явно думала, что это было лишь пустым обещанием, чтобы заставить её замолчать, и он осознал, что не может так с ней поступить. — Я шучу, — пробормотал он. — Иди сюда, я сниму её. Почувствовав облегчение, она села на кровать рядом с ним. — Эм... но я не шутил насчёт того, что тебе нужно задрать платье, — неловко сказал он. — Прости. Она напряглась. — Не смотри. — Я должен посмотреть. Сакура раздражённо прищелкнула языком, и слабый румянец залил её щёки. — Ладно, — проворчала она, натягивая материал своего летнего платья на бедро, слегка наклоняясь вправо, чтобы показать ему свою попку. Пока она стоически смотрела на стену, он осторожно протянул руку и задрал край её нижнего белья ровно настолько, чтобы обнажить чёрные буквы его имени, которые всё ещё были напечатаны именно там, где он их оставил. Это действительно выглядело довольно мило. — Я всегда могу вытатуировать твоё имя на своей заднице. Всё по-честному, — предложил он, стараясь не любоваться мягкими, манящими изгибами её бёдер и ляжек. Было проще, когда она была без сознания, потому что тогда у него не было слишком большого соблазна исследовать её, из-за того, что он чувствовал себя подлым растлителем, которым он, вероятно, и был в любом случае. Но сейчас она бодрствовала и всё осознавала, и именно она задрала юбку, чтобы показать ему свою задницу, а при других обстоятельствах это было бы прямым приглашением насладиться собой. — Просто продолжай и перестань пялиться! — прошипела она. — Я не знаю, почему ты смущаешься, — сказал он. — У тебя очень хорошая… — Какаши! — взмолилась она. Он вздохнул, накрыл ладонью её теплую плоть и сделал соответствующую ручную печать. Через мгновение Сакура ахнула и дёрнулась, словно её ущипнули — причём сделала это самым непреднамеренно эротичным способом, который он когда-либо видел — и когда Какаши убрал руку, имя, которое было на её ладони, теперь было на его руке, перевернутое, как чернильный отпечаток. Он встряхнул её, и через мгновение символы исчезли, пока не осталось ничего. Он так привык чувствовать её и знать каждое её движение, что внезапно обнаружил, что сидит рядом, но не чувствует связи с ней... это было всё равно, что потерять одно из своих чувств. — Она исчезла? — спросила Сакура, пытаясь посмотреть вниз на своё обнажённое бедро, только она не была такой гибкой, как раньше. — Исчезла. Ей пришлось пойти посмотреть в зеркало, прежде чем поверить ему. Она опустила платье и посмотрела на него с улыбкой. — Спасибо, Какаши, серьёзно, — сказала она. — Такое чувство, что ты действительно мне доверяешь. Он попытался улыбнуться в ответ, но его лицевые мышцы не работали. Желудок скрутило от беспокойства, и даже его мозг чувствовал себя так, словно его засунули в стиральную машину, и он крутился снова и снова, и... и у него действительно кружилась голова. Какаши приложил к ней руку. — Знаешь, Какаши, я думала о том, что ты сказал, — сказала Сакура. Она снова сидела рядом с ним. — Насчёт того, чтобы просто вернуться домой? Без усыновления? — Мм, — прохрипел он. — Тебе действительно не волнует, останется ли ребёнок здесь или поедет с нами? — Конечно, меня это волнует, — ответил он, пытаясь сделать глубокий вдох, чтобы прогнать тошноту. — Ты сказал, что тебе небезразличны я и мои чувства. Ты никогда не говорил, что тебя волнует, что будет с ребёнком. Ты бы предпочел, чтобы мы отдали его на усыновление? Тогда тебе не придется платить за него. И тебе не придется заботиться о нём. Он нахмурился и ущипнул себя за переносицу. — Наверное... мне не очень нравится мысль о том, что я никогда его не увижу. Я никогда не хотел детей. Я не хочу детей. Но я не хочу, чтобы ты думала, что я из тех парней, которые просто отбрасывают свои обязанности и не хотят иметь с ними ничего общего. — Ты такой парень? — тихо спросила она. — Я не знаю. У меня никогда не было детей, так что откуда мне знать, каким отцом я буду? В основном, когда я думаю об этом ребёнке, я просто чувствую себя... потерянным, — признался он. — Напуганным. Она вздохнула и коснулась его плеча. — Добро пожаловать в клуб. — Я просто хочу, чтобы ты была счастлива. Улыбка Сакуры, казалось, всегда наполняла комнату светом. — Я знаю, — сказала она. — Ты стараешься изо всех сил. Я это понимаю. Но если мы вернёмся, разве в Конохе не будет агентов Синдиката? Если беременная горничная из поместья Зуру пропадёт вместе с тобой, а ты вернёшься домой с явно беременной подругой по команде, они могут сложить два и два. Карасу может узнать, что ты прикрывал меня всё время, пока был там. — Я сомневаюсь в этом. — Ну… ты же не знаешь, сколько у него там агентов, верно? Ты не знаешь, кто они такие. Он усмехнулся. Тошнота проходила, но на смену ей приходило легкое головокружение. У него действительно была паническая атака или он просто умирал? — Конечно, я знаю, — сказал он. — Их шесть. Или пять, поскольку я убил Соболь, когда она пыталась предать меня, а она была единственной, у кого было хоть немного мозгов. Остальные даже не связаны с кланом, они просто старые знакомые, и их можно подкупить. Или пригрозить. Обычно угрозы срабатывают лучше, поскольку я не купаюсь в деньгах, как Карасу. Двое из них в АНБУ... кажется, один работает в пекарне. И есть ещё двое, которые раньше работали с Соболь в административном офисе. — Я знаю людей в АНБУ и административном офисе… Надеюсь, я с ними не знакома? — Ну, ты знаешь Хироэ, Абэ? А как насчёт Дазая Наоя, Шусуи или Исодзаки? Знаешь ли ты этих людей? Рассказывала ли ты им сверхсекретную информацию? Она покачала головой. — Не думаю, что встречалась с ними, — медленно произнесла она. — Тогда ты, вероятно, никогда их не встретишь. Коноха — большое место, и там полно беременных женщин... никто не станет докладывать о тебе Карасу. — Понятно. Сакура молча встала и пошла в ванную. Она вернулась со стаканом воды. — Тебе нужно попить, — сказала она тихо. — Почему? — он не чувствовал жажды. — Я медик, я знаю такие вещи, — сказала она, улыбаясь ему. Он выпил, и хотя ему действительно стало немного лучше, головокружение только усиливалось. — Я не думаю, что эти фрукты были со мной согласны, — вздохнул он. — Они были в пределах срока годности, — сказала ему Сакура. — Может быть, ты всё время набиваешь себя всякой гадостью, что когда ты ешь настоящую пищу, твоё тело не знает, что с ней делать? — Моя диета лучше твоей, — возразил он. — Это не я предпочитаю заказывать темпуру посреди ночи. Эта дрянь отвратительна. — Я сделала это только один раз. — Да, каждую вторую ночь ты просто хотела торт. Она рассмеялась и ткнула его в рёбра. — Не зли меня, а то я могу решить, что мне хочется свежевыловленной щуки-людоеда. В этот час тебе придется ловить их самому. Печально было то, что если она действительно попросит свежепойманную щуку-людоеда — он ей её достанет, даже если для этого придётся прыгнуть голышом в озеро. Делать всё возможное, чтобы она была счастлива и чувствовала себя комфортно, — это всё, что он мог сделать. И всё же это никогда не искупит вину за ложь и обман. — Мне так жаль, — прохрипел он. — Что? — воскликнула Сакура, услышав лишь половину его разговора с самим собой. Он вздохнул. — Ты хоть представляешь, насколько ты заслуживаешь лучшего, чем я? — мягко спросил он. — Немного, — ответила она, поддразнивая его серьёзным тоном. Какаши искоса взглянул на неё, и угасающий оранжевый свет из окна осветил её профиль, когда она снова посмотрела на него и уже не в первый раз он поразился, насколько она красива. — Я никогда не делал ничего, чтобы заслужить тебя. — Я уверена, что ты сделал что-то достаточно плохое, — пошутила она, немного неуверенно улыбаясь ему. — Почему ты вообще так говоришь? — Я не знаю. Я больше ничего не знаю, кроме того, что ты права. Я не могу остановить эту войну, и я не могу в ней сражаться. К концу года я, вероятно, буду в мешке для трупов, но я всё ещё не решил, кто меня убьёт. Не уверен, что раньше меня это волновало, но теперь у меня есть люди, которых нужно защищать. Я не смогу помочь тебе, если умру, не так ли? — Какаши… — Сакура провела прохладными пальцами по его тёплой, почти лихорадочной щеке. — Пожалуйста, не говори так. Война почти закончилась, верно? С тех пор, как Ива отступила? Он покачал головой, не в силах произнести это. Не в силах объяснить. Другой рукой Сакура схватила его за щёку, разворачивая лицом к себе. — В чём дело? Её мягкие глаза встретились с его, и Какаши почувствовал, что все запутанные барьеры, окутавшие его разум, исчезли. Это несправедливо, что у них никогда не было и не могло быть нормальных отношений. Тоска резко нахлынула на него. Он сжал её руку и всмотрелся в её лицо. — Давай останемся здесь. Вместе. Ни Коноха, ни Синдикат, только мы. Она безучастно посмотрела на него, а потом её глаза прищурились от смеха. — Это просто глупо. О чём ты говоришь? — Я не хочу возвращаться в Коноху, — сказал он, проводя рукой по её персиковым волосам. — Я не хочу потерять тебя. Улыбка медленно сползла с её лица в замешательстве. — Ты не потеряешь меня, — тихо сказала она. Но в её голосе не было такой уверенности. — Ты столько раз ускользала от меня из-за этой войны. Почему мы не можем просто быть счастливы друг с другом? Её глаза опустились вместе с руками. — Мы облажались, Какаши. Я забеременела, а ты защищаешь врага. Это не то, что мы можем просто проигнорировать и отбросить… — Если бы всё было иначе, думаешь, у нас был бы шанс? — спросил он, глядя на её слегка приоткрытые губы, которые должны были дать ответ. — Я-я не знаю, — неуверенно заикалась она. — Ничего не изменить. Он тяжело вздохнул, всё его тело словно налилось тяжестью. — Я бы хотел, чтобы было по-другому. — Я бы тоже этого хотела, — она посмотрела на него, и они так сблизились настолько, что их носы почти соприкасались. Ни один из них не хотел отстраняться. — И я бы хотела... чтобы мы могли остаться здесь вместе. Только мы. Но это нереально, Кака… Он прервал её поцелуем. Сакура замерла, поначалу пытаясь оттолкнуть его, но это сопротивление исчезло так быстро, что едва ли было замечено кем-либо из них. Он ощутил сладость, тепло и влажность, и это было бесконечно лучше, чем тот ужасный драконий фрукт. Это был тот же вкус, который он попробовал много месяцев назад в маленькой гостинице, где всё это началось, и он забыл, как потрясающе ощущать её мягкие губы, скользящие по его губам, и чувствовать как их дыхание смешивается. Её ответ был робким, но он ценил то, что он вообще был. Сакура внезапно откинулась назад, смущенно улыбаясь. — Подожди, — прошептала она. — Именно из-за таких вещей мы и попали в эту переделку. — Вред уже нанесён, тебе не кажется? Она казалась неуверенной, но не отстранилась, когда он наклонился, чтобы прижаться губами к её щекам и лбу. Он покрывал её лицо мелкими, слабыми поцелуями, упиваясь её красотой, которой иногда не хватало остальному миру. Каждый её сантиметр был достоин любви, пока, наконец, она не поймала его голову и не притянула его рот к своему, целуя с большей жадностью и голодом, чем он когда-либо помнил. Тихие, почти отчаянные звуки срывались с её губ в промежутках между тягучими поцелуями. Они медленно опустились на кровать. Он хотел лечь на неё сверху, прижать к мягкому матрасу и снова потеряться в её нежном теле, но новая динамика этого нежного тела немного мешала ему. Когда его рука остановилась на её животе, Сакура посмотрела вниз. — Тебя это отталкивает? — обеспокоенно спросила она. — Я не такая, как раньше… Он очень сомневался, что что-то может оттолкнуть его от Сакуры. Прямо сейчас он был опьянён ею, чувствуя себя с каждым мгновением всё тяжелее, а голова кружилась от желания поцеловать её. — Нет. Ты сексуальнее. Каждую ночь в поместье, когда все остальные думали, что я трахаю тебя, мне хотелось, чтобы это было правдой. Я бы провёл каждую минуту в постели с тобой, если бы ты хотела меня. Она нервно облизала губы. — Я хочу тебя, но… — Но? — Он сонно уткнулся носом в чувствительную кожу под её ухом. — Но мы не должны, — умоляла она. Протесты было гораздо проще прогнать поцелуями. В промежутках между ними она, возможно, говорила что-то разумное, но когда его рот прижимался к её, всё, это с жадностью вцепиться пальцами в его рукава и встретить его язык своим. Когда он целовал и посасывал её шею, она только дрожала, стонала и прижималась ближе. Это влечение и привязанность никак не могли быть односторонними, хотя слишком долго это ощущалось именно так. Он никогда не переставал заботиться о ней. Никогда не переставал хотеть. Возможно, то же самое было и с ней? Он потянулся к подолу её платья, чтобы задрать его, желая почувствовать больше её кожи и прикоснуться к ней везде, где только можно — к ногам, или бёдрам, или спине, или между ног — где угодно, чтобы прогнать ноющее напряжение и усталость, которые грозили поглотить его. Он боялся, что в любой момент она может опомниться и остановить его, и ни на секунду не хотел давать ей такого шанса. Но в тот момент, когда его рука обхватила её трусики, она резко среагировала и отвернула от него голову. — Нет, мы не можем этого сделать, — сказала она, согнув колени и пытаясь убрать его руку. — Нельзя... — Мы уже это сделали, — хрипло сказал он. — Мы напортачили, так что давай на этот раз всё исправим. Я хочу показать тебе, как всё может быть между нами. Он подождал, но когда она никак не отреагировала, начал осторожно массировать её, вдавливая сильные пальцы в её мягкость в медленном, уверенном ритме. Она оставалась напряжённой несколько секунд, пока поглаживания не успокоили её, как дикую кошку, и её ноги не расслабились. В её несговорчивом теле всё ещё была неуверенность, но она нерешительно принимала удовольствие, словно околдованная им. Вздох сорвался с её губ, глаза закрылись, и быстрее, чем ей хотелось бы признать, её бёдра задвигались в такт его руке. — Я чувствую, какая ты влажная, — выдохнул он ей в ухо, вдыхая её успокаивающий аромат. — Ты хочешь, чтобы я оказался внутри тебя. Её глаза открылись, чтобы посмотреть на него с непроницаемым выражением. Там было желание, да, но было и что-то ещё. — Это нехорошо, Какаши, мы не можем… — Да, мы можем, — уговаривал он. — Нет, — ответила она. — Мы не можем. Ты не можешь. Какаши, ты не… Не в силах точно сформулировать, что она имела в виду, она протянула руку и обхватила его. Обычно такая прямота была бы ужасно извращённой, но не сейчас, когда она ясно показала им обоим, что он такой же твёрдый, как переваренная лапша. — Ты должна дать ему время, — проворчал Какаши, но даже он знал, что это бесполезно. Он хотел её, как всегда, но впервые его тело было безразлично. Такого с ним ещё не случалось... по крайней мере, когда он не был пьян в стельку. Он несколько раз разочарованно дёрнулся. Был ли он слишком уставшим или слишком напряжённым, но там, внизу, не было никакой жизни. — Прости, — вздохнул он Сакуре, устало опускаясь на кровать. Она попыталась улыбнуться, но улыбка получилась вымученной. Он не сомневался, что она была на грани слёз. Неужели она думала, что недостаточно возбуждает его? Почему его тело должно было подвести его именно сейчас? — Дело не в тебе, — сказал он. — Это я. Такое иногда случается с парнями… — Дело не в этом, — фыркнула она, и когда она моргнула, из уголка её глаза скатилась слеза. На её лице отразился стыд. — Сакура? — он нахмурился в замешательстве, вытирая большим пальцем её мокрые щёки. — Что не так? — Я должна быть осторожной. Слишком легко позволить людям, которых ты любишь, вытирать об тебя ноги и спустить всё с рук, потому что… — она провела рукой по глазам. — Прости, Какаши. — Почему? — Он до сих пор не понимал, почему она плачет. Она медленно села. — Я знаю, что ты думаешь, что поступаешь наилучшим образом, — прошептала она. — Но я видела заголовки газет. Я знаю, что мы потерпели неудачу, и я знаю, что ты собирался скрыть это от меня. Я понимаю, правда понимаю... что тебя тянет в две разные стороны из-за твоей разделённой верности, и ты не можешь — не хочешь — отвернуться ни от одного из них. Поэтому я избавлю тебя от необходимости выбирать. У нас с тобой разные приоритеты, и я не могу позволить тебе снова так со мной поступить. Ни со мной, ни с Конохой. Я не могу позволить тебе навредить моей семье ради твоей. — Сакура, подожди, — тяжело сказал он, потянувшись к ней. Она легко выскользнула из его рук, и его ладонь упала на кровать, как свинец. — Я не понимаю… — Я объяснила тебе, — тихо сказала она, наклоняясь, чтобы поднять сумку из угла комнаты. — Я избавляю тебя от необходимости выбирать. Ты рассказал мне всё, что нужно знать, чтобы сломать сеть Синдиката в Конохе. Сыворотка выветрится через несколько часов, и ты не вспомнишь об этом, как и в случае с Карасу. Он с трудом перевел дыхание. Видеть её стало ещё труднее, а когда он попытался сесть, ему показалось, что он плывет сквозь цемент. — Сакура, не надо… — прошептал он. — Пожалуйста, не надо… Он попытался встать. Ноги мгновенно подвели его, и он упал, запутавшись в постельном белье, но слишком онемевший, чтобы почувствовать удар. Потом Сакура оказалась рядом с ним, коснувшись его лба рукой, которую он едва мог чувствовать. — Я не хотел, чтобы это случилось, — подумал он, услышав её слова, которые, казалось, ливнем обрушились на его лицо. — Это твоя вина. Ты не оставил мне выбора. Какаши услышал, как захлопнулась дверь, но не связал это с её уходом. Он прошептал её имя, пытаясь сказать ей, что он не возражает и ему всё равно, лишь бы она вернулась. Пожалуйста, вернись. Он погрузился во тьму в одиночестве.
***
— Почему тётя плачет? — Ш-ш-ш, милая. Пялиться невежливо. Сакуру больше не волновало, что думают окружающие о плачущей, сильно беременной девушке, ехавшей с ними в лифте. Казалось, сколько бы раз она ни вытирала глаза, слёзы не прекращались, неуклонно стекая по щекам и на платье, и она уже почти не обращала на них внимания. Гормоны, сказала она себе. Вот только... не совсем. Огромный лифт скрипел и щёлкал, пока наконец не замедлился и не остановился на самом нижнем уровне трехъярусной деревни. Она шла по грязным внутренностям Аме, отделяясь от остальной немногочисленной толпы, чтобы проскользнуть по зияющим дорожкам, где не было ничего, кроме механизмов. Она пришла сюда только по одной причине — из-за сильного запаха аммиака в воздухе. Для носа это было то же самое, что дымовая завеса для глаз. Какаши мог попытаться выследить её, но даже с собаками ему пришлось бы пробиваться сквозь этот неприятный химический смог. Её плоские каблуки мягко цокали по металлической решётке, и каждый раз, когда она шмыгала носом и вздыхала, эхо разносилось вокруг неё, как в соборе. Это действительно было адское место. Она была бы рада уехать отсюда, как только найдёт лодку, которая перевезёт её через озеро. Если они и высадятся где-нибудь, то только здесь. Но пока она шла, ей стало не по себе от знакомого неприятного ощущения на шее. Она знала это чувство. Она уже чувствовала его, когда несколько дней назад вернулась в гостиничный номер одна. Теперь оно было сильнее. Сильнее ещё и потому, что она слышала шаги, отдававшиеся эхом позади неё. Сакура остановилась и обернулась. На пустынной дорожке стояла Рейка, вертя ниндзято между пальцами, как дирижерскую палочку. — Боже, как здесь воняет. Держу пари, ты чувствуешь себя как дома, да? Что ж, раз уж я наконец-то увела тебя от Какаши, давай сделаем это быстро и чисто, хорошо? Кимоно новое, так что никаких брызг крови, сучка.